Текст книги "Туман в хрустальном лабиринте"

– Гурманы! Твою ж мать! – бесилась Настя. – Что ж вам дома-то не поесть?! – Анастасия с ненавистью уставилась на парней. – Здесь заправочная станция, а не ресторан быстрого питания! Обязательно людей задерживать надо?!

Бензин, наконец, был оплачен, но на выходе ее ждал еще один неприятный сюрприз.

Безуспешно нажимала она кнопку брелка сигнализации: тот пиликал, машина моргала фарами, но двери держала взаперти. Очередь на бензоколонке теперь скопилась за Настей.

– Не открыть? – из стоящего рядом Мерседеса вышел ухоженный молодой человек.

– Меня, видимо, прокляли сегодня, – чуть не плакала Анастасия. Опаздывала уже минут на пятьдесят.

Ряд чудодейственных манипуляций в умелых руках владельца дорогого авто и Настин «Пассат» сдался, блокировка оказалась снята.

– Единственный приятный момент за все утро! – признательно улыбнулась она.

Свободных мест у бизнес-центра не оказалось, припарковаться пришлось от входа метров за пятьсот. Вьюга трепала прическу, швыряла в накрашенное лицо хлопьями мокрого снега. В офис Настя зашла злая и взвинченная.

Кофе выпить она тоже не успела, внеся тем самым разлад в кармическую связь с космосом, – рабочий процесс тут же пошел кувырком. Одни за другими навалились неотложные дела, руководство требовало незамедлительных изменений в отчете, беспрерывно трезвонил телефон на столе, сотрудники, словно науськиваемые Люцифером, отрывали от финансовых документов.

Сосчитать до ста не получалось, и Настя все больше начинала злиться на окружающих.

Анастасия была «хранителем печатей» разных подконтрольных «Технострою» юридических лиц, с полдюжины лежало их в

Настином сейфе. Еще она расписывалась за руководителей упомянутых выше организаций, поскольку числились директорами они только номинально. Это не являлось ее обязанностью, но за подписью коллеги почему-то обращались именно к ней. Настя даже завела себе специальную карточку, на которой «коллекционировала» образцы необходимых ей автографов.

– Распишись мне за Парамонова, – Максим появился в дверях с какой-то бумажкой.

– За него не могу, – недовольно поморщилась Настя. «Союз» зарегистрировали недавно, оригинала подписи Парамонова в ее «картотеке» еще не появилось.

– Настя, подписывай, давай, – когда Максиму было что-то нужно, дискутировать с ним не представлялось возможным. Подавлял окружающих своей колоссальной энергетикой. Ей с трудом удавалось противостоять его непоколебимому упорству.

Настя не собиралась полемизировать, любила, когда ее понимают с первого раза. Выдохнула медленно, стараясь казаться спокойной, произнесла:

– Еще раз, для особо одаренных: я не могу за него расписаться. Поищи кого-нибудь, кто подпись его видел хоть раз, – опять принялась разгребать заваленный документами стол.

В спорных вопросах Максим всегда занимал уверенную доминирующую позицию, его сильный властный характер требовал беспрекословного повиновения, не терпел возражений. Настя тоже любила командовать, уступки в разногласиях давались ей с трудом. Необходимость покоряться вызывала волну дикого неконтролируемого протеста.

«Не позволяй ему манипулировать тобой! – предательски нашептывал внутренний голос. – Ты же не будешь ему подчиняться? Да, кто он вообще такой? Тоже мне, ухажер выискался! И получше видали. Катись-ка, давай, по холодку!»

Максим смотрел на нее в упор. Молчал, но не уходил. Через минуту она раздраженно подняла голову.

– А ты попроси меня, – предложила Настя. Порывисто откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. Глаза сузились, губы сложились в презрительную гримасу. Заведенную с утра Анастасию Максим начинал выводить ее из себя неимоверно.

– Настя, подпиши, пожалуйста, – произнес он нейтральным тоном безо всяких эмоций.

– Кто так просит? – желчно ответила Настя. Ей хотелось сделать что-нибудь неадекватное, просто так, назло ему, интуитивно поддаваясь импульсу испорченного настроения. – Ты меня хорошо попроси.

Настины сотрудницы, отложив дела, с интересом наблюдали за происходящим.

Максим передвинул к ней вплотную свободный стул, расположился рядом. Он сидел так близко, что она касалась плечом его плеча, от него исходило приятное тепло.

– Подписывай, Настя! – Максим повелительно положил перед ней распечатанный на принтере листок.

Анастасия посмотрела на лежащую, на столе доверенность. Взяла ручку, поставила крестик на месте подписи. На месте для печати нарисовала большое солнышко со злобной рожицей внутри.

– Всё для Вас, Максим Александрович! – растянула она губы в насмешливой улыбке.

– Настя??? – тут растерялся даже внутренний голос. Озадаченный неадекватным поведением Максим, некоторое

время в задумчивости смотрел на ее художество, размышляя, видимо, как правильно поступить.

– А теперь дуй к юристам за новой доверенностью, – говорил он спокойно, старался держать себя в руках.

– Тебе надо, ты и дуй, – Настя попыталась заняться своими бумагами, стремилась казаться невозмутимой, даже равнодушной, но руки у нее нервно тряслись.

В кабинете повисло напряженное молчание, Настины «девочки», опустив глаза, молча перебирали документы на столе. Противостояние сторон грозило перерасти в полноценную войну за лидерство. Максим еще несколько секунд оставался сидеть, потом резко поднялся со стула, не говоря ни слова, вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Минут через пятнадцать к ней зашел генеральный директор:

– Настюша, у нас есть печать «Союза»? – дружелюбно осведомился Юрий Михайлович.

С руководителем Настя легко находила общий язык, он чем-то напоминал ей отца.

– Есть, – любезно ответила она. – Но у меня до сих пор нет автографа Парамонова.

– Поставь Игнашевичу печать, – попросил директор, – образец подписи я тебе потом занесу.

– Конечно, Юрий Михайлович, – она попыталась изобразить на лице улыбку.

Проигрывать Настя не любила, а необходимость подчиняться чужим желаниям и вовсе доводила ее до бешенства.

Максим смотрел в компьютерный экран, когда Анастасия положила доверенность ему на стол, направилась сначала к выходу, но потом, передумав, вернулась, со всей силы треснула Максима по голове. Работавшие по соседству коллеги ошарашено уставились на Настю. Мгновенно наступила тишина.

– Пожалуйся еще на меня! – злобно прошипела она.

– И пожалуюсь, – Максим продолжал усердно гипнотизировать монитор.

– Еще раз получишь! – пообещала Настя.

В подтверждение своих слов повторно ударила его по затылку.

– Сука, – выдохнул Максим.

Сидящие вокруг коллеги молчали, непонимающе переглядывались между собой.

Настя вернулась в родной кабинет, ее трясло как в лихорадке, ладонь нестерпимо горела, рабочий процесс разладился окончательно. Злости уже не осталось, только внутреннее опустошение, затопившее рассудок, вакуум в мозгу, холод в душе.

Вечером, перед самым уходом домой, Максим затащил ее на кухню.

– Нам поговорить надо, – безапелляционно заявил он.

– Я не хочу, – безуспешно отбивалась Анастасия, – стало страшно: бить своих коллег ей до сих пор не доводилось.

Долго и нудно распространялся Максим о недопустимости ее поведения, о рабочих отношениях, что-то еще. Настя смотрела сквозь него отрешенно, без всяких эмоций, скрестив руки и ноги. Не думала ни о чем конкретном.

«Бла, бла, бла», – проносилось в ее голове.

Второе «я» забилось в дальний угол сознания.

– …не буду с тобой больше разговаривать, – закончил, наконец, Максим свой раздраженный монолог.

– Не разговаривай, мне безразлично! – пожала плечами Анастасия. Уступать она не собиралась. Не в этот раз. Ей просто хотелось уйти. Выйти из комнаты, выбраться с работы, оказаться подальше от новых, собою же созданных проблем. Отмотать назад время, вырезать кусок из жизни, пропустить этот день.

Такой реакции Максим явно не ожидал. Растерянно, с недоумением смотрел на нее и не мог подобрать слова.

– Очень жаль, что ты так считаешь, – произнес он, наконец, с какой-то горечью.

Самоуверенный и властный, в эту минуту казался Насте беспомощным, потерянным, смущенным. На долю секунды ей даже стало его жалко.

– Почему? – машинально спросила она.

– Потому что. ты нравишься мне.

Настало время встревожиться Насте: в душе соглашалась с его претензиями, и даже признавала неадекватность собственной реакции, но слушать про чувства не желала категорически. Ее всегда страшили подобные разговоры, как будто накладывали ответственность за переживания другого человека, возлагали непосильные обязательства. Ей только хотелось веселья, отвечать за настроения Максима сейчас была она не готова.

Сжавшись внутри, смотрела на него Анастасия и не знала, что ответить, хотела закрыть руками уши, никогда не слышать этих фраз.

– Подумай о том, что я тебе сказал, – закончил их тягостное свидание Максим. Открыл дверь, пропуская ее вперед.

И Настя подумала.

«Так всем будет лучше, тебе в первую очередь, – уверяла себя Анастасия, создавая новое письмо в электронной почте. – Все равно это было ошибкой!»

Выяснять отношения она ненавидела, предпочитала считать, будто никаких отношений между ними не существует.

«Я удалила твой адрес и твой телефон», – написала Максиму короткое сообщение, затем стерла номер и письма – его и свои.

***

– Я тебе в субботу вечерочком деньги завезу, – раздался звонок от Владимира. – Или хочешь, вместе съездим?

– Давай, я свободна, – Костя с детьми навещал свекровь, Настя под предлогом накопившихся домашних дел осталась дома.

– Хочешь, на мероприятие одно по дороге заедем? Интересное, – предложил Володя. Голос его привычно веселый звенел в телефоне, энергия, как и прежде, била ключом.

Ссора с Максимом лежала на сердце тяжелым грузом, терзала Настю угрызениями совести, изводила бессонницей. Сомнительное развлечение обернулось неразрешимым препятствием, преградой стояло на пути желаемого увеселения, дальнейшей легкости бытия. Чтобы забыться, стереть его из своей памяти, отправиться была согласна куда угодно, даже попутчик значения особого не имел.

Володя прибыл через полчаса, привез ей кофе в красивом картонном стаканчике.

– Куда мы едем? – спросила Настя больше из вежливости, нежели от любопытства. В мозгу царили хаос и бардак, мысли о Максиме упорно отказывались покидать ее голову. В ушах бесконечно звучало: «жаль, что ты так считаешь… потому, что ты мне нравишься».

– Сейчас увидишь, – загадочно пообещал Владимир, до последнего стремясь сохранить интригу. Ему нравилось удивлять

Анастасию, привозить ее в необычные места, обогащая тем самым, – и она была ему за это благодарна, – и без того значительный ее жизненный опыт.

Чтобы не обижать приятеля Настя изобразила заинтересованное лицо.

Излюбленным местом сбора Питерских стритрейсеров была Биржа.

Пока роженицы из института акушерства им. Отта писали жалобы на оглушительный рев спортивных каров, а прокуратура и ГИБДД перебирали формальные поводы положить на асфальте преграды, очередной черный Мерседес залетал на площадку у входа в здание по левому спуску через анфиладу. Покорители лестниц, если их удавалось поймать, получали в награду букет протоколов, что, впрочем, не останавливало любителей экстрима в устроительстве скоростных шоу. Чаще же установить владельца возможным не представлялось, – камеры на соседних зданиях оказывались бесполезны.

– Их что, здесь не останавливают? – спросила Настя, с некоторым любопытством разглядывая развернувшуюся перед глазами картину.

– Неа, – ответил Володя, с интересом наблюдая за происходящим.

– Даже если они на месте крутятся и резину жгут? – продолжала она расспросы.

– Не останавливают, – Володя переключил внимание на Настю, – если линию разметки не пересекают.

– А за скорость? – ей становилось уже занятно.

– Там же расстояние небольшое, – пояснил Володя, – на пятидесяти метрах, ну, до шестидесяти они разгонятся, еще же затормозить надо, и повернуть… Обычно не штрафуют, менты толпу разгоняют, и гонки прекращаются.

Фанатов собралось много, но движения как такового не происходило, – патрульная машина стояла неподалеку. Любители двигателей внутреннего сгорания неторопливо фланировали от одного автокара к другому.

– Давай до Шушар доедем? – предложил, наконец, Володя, не дождавшись активного действия, – там заезды организованные и места для гонок побольше.

– Поехали, – согласилась Анастасия. Настроение постепенно начинало улучшаться.

– Мода на гонки пришла к нам с Запада, – рассказывал по дороге Владимир. – У них дрэгрейсинг² – явление официальное и чрезвычайно популярное. Проводится только, в отличие от России, на закрытых трассах. У нас гонять стали после выхода «Форсажа», в конце девяностых.

– В России, хочешь сказать, нет официальных соревнований? – удивилась Настя.

– Есть. Даже открытые чемпионаты проводятся, но обычные уличные гонки еще никто не отменял. И у нас, заметь, участвовать в любительских состязаниях может любой, на любой тачке, в любом техническом состоянии. Это тебе не Америка, детка! – Володя довольно улыбнулся.

– Пффф! – закатила глаза Анастасия. – Куча денег выброшенных в выхлопную трубу!

– Не скажи! – возразил ей Владимир. – Во-первых, плата за участие чисто символическая. У нас любители редко за деньги гоняются, больше – на интерес. Во-вторых, это же не только противоборство, – это жизнь и страсть, опасность, азарт, приключение!

Настя с Володей добрались до места, когда гонки были уже в разгаре. Широкий четырехполосный проезд, тротуар, заполненный зрителями, предусмотрительно отгорожен полосатой полиэтиленовой лентой. Такой, обычно, обозначают места аварий и прорыва канализации.

На улице было тепло, но сыро. Местами лежал еще снег, твердыми краями темных мрачных сугробов. Слышался рев моторов и визг покрышек, в воздухе стоял отчетливый запах горелой резины и адреналина.

Они расталкивали строй любопытных зрителей. Владимир периодически жал кому-то руки, – у него повсюду были знакомые.

Вдали виднелась длинная очередь из машин, – желающих посоревноваться было хоть отбавляй.

– Привет! – Володя остановился рядом с худым, невысоким, но симпатичным парнишкой в модных потертых джинсах и черной спортивной куртке. – Игорь, – Владимир представил его Насте. – Интересное что-нибудь есть? – обратился уже к приятелю.

– Здорово! – Игорь кивнул Анастасии. – Ну, как тебе сказать? Стандартный субботний Питерский заезд. Встречаются машины клёвые, и не очень. В основном, – не очень.

– Кто ездит? – спросила Настя у нового знакомого. Гонки начинали ее развлекать.

– Кто угодно против кого угодно, – охотно принялся объяснять тот. – Сейчас «Фокус» против «Фьюжена», – Стартерша уверенно взмахнула руками. – Смотри, смотри, смотри. Красный первый приехал! До этого был «Сузуки» против «Хонды», до этого – «Супра» против «Тойоты FT-HS», – два турбо-таза.

Настя внимательно наблюдала за происходящим. Конфликт с Максимом отошел на второй план.

– Расстояние – 402 метра, – продолжал свои пояснения Игорь, – четверть мили. Раскачка долго идет, – он с досадой кивнул в сторону старта. – Вон, смотри, сейчас «Лансер» стоковый против «Ауди» стокового поедет.

– Что значит стоковый? – поинтересовалась Настя, она не понимала автомобильного сленга. – Это значит – отстойный?

– Нет, – засмеялся Игорь. – Значит стандартной, заводской комплектации, без тюнинга.

Володин приятель оказался хорошим собеседником, разъяснял Насте тонкости уличных гонок, объяснял правила, рассказывал о машинах.

– Иногда здесь на «Газелях» гоняют, – убойное зрелище! -заверил Игорь. – Жду когда «Нексия» против «Гранты» поедет.

Победило чудо российского автопрома.

– А сам ты участвуешь? – Анастасию все больше захватывала соревновательная атмосфера.

– Бывает, – ответил тот. – А ты здесь, так понимаю, в первый раз?

– Да. Как-то не случалось раньше, – призналась ему Настя.

– Компанию хочешь составить в заезде? – предложил неожиданно Игорь.

– Так можно? – слегка растерялась она.

– Можно, если за руль хвататься не будешь.

У Игоря оказался белый, слегка поцарапанный в боях за превосходство «Субару»; найти подходящего партнера труда не составило, заведомых конкурентов не останавливала даже превосходящая мощность двигателя предполагаемого их противника.

Соперник, наконец-то, был выбран, им оказалась хорошо тонированная «Хонда», со всеми атрибутами и «половыми признаками» стритрейсинга.

Настя пристегнулась и замерла в ожидании, уставившись на красивую, длинноволосую стартершу на высоченных каблуках, в расстегнутой кожаной куртке. Взмах рук. Машины рванулись с места. Насте показалось, ее вжало в кресло на долю секунды, кровь мгновенно ударила в мозг, зрачки расширились, сердце бешено заколотилось. Она успевала смотреть только вперед, не реагируя практически на мелькающие с боков силуэты. Ей было страшно и радостно одномоментно. Предвосхищение успеха. Бешеное исступление. Сумасшедший азарт.

Взвизгнули тормоза, «Субару» Игоря первой пересекла финальную черту.

– Мы победили! Ааааааа!!! – заорала Анастасия, в страстном неистовстве обнимая почти незнакомого ей человека. Переполнявшие от восторга эмоции затмевали рассудок.

Володя был прав! Не просто спортивный интерес – опасная авантюра, безумное возбуждение рассудка.

– Я не особо и старался, – здоровый бородач пожал Игорю руку. Тот улыбнулся в ответ, вернулся в авто.

– Теперь тебя можно считать приобщившейся к гонкам, – довольный успехом Игорь развернул машину в обратную сторону.

Шел второй час ночи, Настя, однако, не чувствовала усталости, адреналин, плескавшийся в крови, неутомимо призывал к новой активности, наполнял организм очередной партией свежих сил. Ей хотелось кофе и следующих приключений. Конфликт, терзающий совесть, на время удалось позабыть.

Всё последующее воскресенье провела Анастасия в радостном возбуждении, энергия захлестывала ее существо, требовала выхода, толкала к неведомым свершениям. Лишь невозможность рассказать Константину об участии и победе в соревнованиях, – он не одобрял ее склонности к безрассудному риску, – омрачала, наладившееся слегка, настроение.

– Костя, я в пробеге роллеров хочу поучаствовать, – безапелляционно завила Анастасия.

– Сейчас прямо? – саркастически уточнил супруг.

– Нет, – пропустила насмешку Настя, – в мае, кажется, мероприятие это проводится. Надо в инете посмотреть. Ты поедешь со мной? – поинтересовалась жена, не ожидая, однако, услышать положительного ответа.

– Ага, – язвительно хмыкнул Константин. – Шнурки только отпарю!

***

Минула неделя с момента Настиной ссоры с Максимом, находиться вдвоем в одном офисе становилось все более тягостно. О веселье и речи не шло, с трудом дожидалась теперь окончания рабочего дня. И хотя ему успешно удавалось ее избегать, в коридор без особой необходимости старалась не выходить, а если крайняя нужда и выгоняла из надежного укрытия, то сначала внимательно прислушивалась к доносящимся из-за двери голосам.

«Я не виновата! – говорила сама себе Настя. – Это он ко мне привязался. Я же честно сказала, что замужем и с детьми… Я же его не обманывала, почему теперь ЭТО становится моей головной болью?»

Внутренний голос молчал, притворялся хорошим слушателем.

«Почему они сами ко мне привыкают, – продолжала Анастасия возмущенный монолог, – а потом их чувства становятся моей проблемой? Я же держу себя в руках! Я же ничего никому не обещаю! Где справедливость?»

Она страстно желала, чтобы Максим куда-нибудь сгинул: провалился под землю, попал под машину, растворился в тумане, чтобы его больше не было в Настиной жизни. Не было больше никогда! Но дни проходили за днями, а он так и не исчезал, упрямо продолжал приезжать в офис «Техностроя».

«Кто-то из нас должен уйти», – говорила себе сама в минуты запредельной невыносимости.

Уходить Насте не хотелось, у нее была хорошая работа: зарплата соответствовала установленным требованиям, добираться до дома удобно, – она даже успевала забирать из детского сада наследников, – и, конечно же, коллектив: Анастасию он вполне устраивал, хотя к людям была требовательна. Окружение для Насти всегда играло значимую роль. Не смотря на то, что зарплата являлась ключевым фактором в ее трудоустройстве, поболтать по-женски тоже любила, интуитивно подыскивая себе подходящую компанию.

На работе Настя чувствовала себя, как рыба в воде: она быстро нашла разумный компромисс между завышенными требованиями руководства и неизбежным разгильдяйством собственным подчиненных, называла которых – «мои девочки», хотя были они старше Анастасии. Сотрудниц Настя подбирала под себя: трудолюбивых, образованных, но непритязательных, успешно избавившись от их предшественников – амбициозных молодых людей – с большими претензиями, но без перспектив. «Девочек своих» она не распускала, но от нападок других сотрудников защищала регулярно, и в кабинете у них сложился со временем собственный уютный мирок со своими негласными законами и порядками, диктовать которые пыталась даже руководству компании.

Подчиненных своих Настя любила, но всегда сохраняла дистанцию, чувства значили меньше, чем выполнение поставленных перед нею задач. Она ловко расставляла ограничения и четко следила за их соблюдениями. Настя была мастером безличных отношений; непреодолимая ее отчужденность от окружающих позволяла легко оставаться требовательной, но объективной.

С руководством, полностью состоящим из мужчин, отношения у Насти сложились теплые, почти доверительные. Директора-мужчины всегда нравились ей больше. И хотя конфликты порой случались, воспринимала критику спокойно, как рабочий момент. Она обладала трезвым расчетливым умом, проникая вглубь ситуации, не позволяла себе привязываться к ней эмоционально. «Обижаться – прерогатива горничных», – говорила Настина мама, и Анастасия не обижалась, делала выводы.

Всего же в офисе «Техностроя» работало порядка 40 человек, большей частью мужчины; рабочих с участков она не считала, да, впрочем, почти и не видела. Встречались, конечно, сотрудники странные, бывали и грубоватые, но среди всех своих коллег не могла назвать Анастасия ни одного, кто раздражал бы ее откровенно. В людях она разочаровывалась редко, видела их чересчур ясно, чтобы в принципе очаровываться ими.

Менять свою работу ей не хотелось совершенно.

– Да, ладно тебе, попроси прощения, – советовал порой внутренний голос.

– Не буду! – упиралась Настя. – Он сам виноват!

– В том, что ты по голове его ударила? – уточнило второе

«я».

– Вот именно в этом! Не надо было меня бесить!

– О, как? Ну, извините…

Поступиться принципами было бы, действительно, лучшим из вариантов, но мириться она не умела. Настя часто ругалась с родителями в детстве, и те тут же переставали с ней разговаривать, а спустя пару дней продолжали свой диалог, словно ничего не произошло. Анастасия быстро переняла порочную технику общения, и с тех пор поведению своему почти не изменяла.

Она могла молчать месяцами, воспринимать людей как предметы, даже смотреть сквозь них, но мириться Настя не умела. Если случалось ей в молодости поссориться с кем-то из поклонников, и тот не приходил извиняться первым, – забывала о нем навсегда.

Таким же образом, скорее всего, поступила бы и сейчас. В другой ситуации. Рабочий процесс, однако, вносил свои коррективы: разговаривать через посредников незаметно для окружающих становилось с каждым днем все сложнее, сохранять хорошую мину при плохой игре давалось с трудом. Хотя лишних вопросов никто не задавал, неизбежные сплетни мерещились ей повсеместно, пересуды же и толки виделись Насте, куда худшим злом, чем ущемление собственной гордости.

Ей было жалко его. И страшно одновременно.

– Ну, хоть сообщение отправь, – подсказывал внутренний голос.

Она отправила, набрав по памяти хорошо знакомый электронный адрес, но Максим не ответил, письменные извинения, видимо, не удовлетворяли его оскорбленное самолюбие. Не ответил и на второе письмо, и на третье, хотя Настя была уверена, что он их читает.

– Обиделся! – вздохнуло второе «я». – Что поделаешь… Мужчины!.. Может, все-таки извинишься?

– Не буду, – упорствовала Настя.

Необходимость предстоящего разговора, мерещилась ей неизбежным кошмаром.

Вынужденная потребность приносить в жертву собственные принципы, приходить с повинной, переступать через себя, приводила в смятение, доводила до паники, лишала сна.

Анастасия мечтала забаррикадироваться в непроницаемом коконе, спрятаться за высокой стеной, отгородиться забором от всего мира, и в первую очередь от мужчин, чье невольное или осознанное внимание, вызывало у нее теперь лишь стойкую неприязнь.

Прошла еще одна неделя тяжелых раздумий.

Она уже не понимала, в чем виновата больше: в том, что ударила его по голове, или в том, что не ответила взаимностью на его симпатию.

Настя сидела в машине около входа в бизнес-центр, десять минут убеждая себя выйти и подняться, наконец-то, в кабинет. После ссоры с Максимом хождение на работу напоминало ей каторгу.

– Как же я тебя ненавижу! – мысленно обращалась к нему, бесконечно сожалея о содеянном поступке. Импульсивная выходка лишила радости ставшего уже привычным веселья.

Солнечные лучи, проникая через стекло, щекотали ей руки и нос. В салоне собственного авто было тепло и уютно, как «в домике». Память напомнила внезапно, как Максим подвозил ее в марте, в этой же самой машине. От воспоминаний Анастасия невольно поежилась.

Генеральный директор строго следил за дисциплиной, но Настя всегда знала дни, по которым уезжал с утра на встречи и переговоры. Марина, секретарь, снабжала ее полезной информацией и покрывала Настино разгильдяйство, проставляя в журнале прихода неизменное «9:00».

Марина была худощавой брюнеткой среднего роста, немного за сорок. Активная и энергичная, всегда стремилась казаться любезной, но слегка прищуренные ее карие глаза смотрели на окружающих с какой-то затаенной злостью. Сотрудники откровенно недолюбливали Марину за стервозный характер, но Настя испытывала к ней необъяснимую симпатию, и та отвечала взаимностью.

Встала Анастасия рано, плохо спалось накануне; долго перебирала наряды в шкафу, хорошо продуманный образ не раз помогал ей в серьезных переговорах, безупречная внешность придавала уверенности.

– Тебе не надоедает вертеться перед зеркалом? – не раз интересовался супруг.

Одежду на работу Настя всегда выбирала особенно тщательно, с вечера продумывая свой образ до мелочей.

Дресс-код «Техностроя» позволял носить джинсы, но Настя их не любила, считала повседневной одеждой домохозяек. Как женщина-руководитель позволить себе кружева и декольте не могла, классический «белый верх, черный низ» считала откровенно скучным. Иногда подолгу составляла из разрозненных вещей то одни, то другой комплект. Безупречный деловой костюм требовал времени, вкуса, сноровки.

– Красивый внутренний мир, – отвечала Анастасия, – безусловная составляющая гармоничной личности, красивая же одежда – ее оболочка. Костюм человека, эта его вторая кожа, своим цветом, материалом, фактурой способен рассказать о хозяине куда больше, чем он сам того желает. Он словно бы сигнализирует окружающим о твоем отношении к себе, транслирует твою внутреннюю «стоимость», как бы вульгарно это ни звучало. Сравни, к примеру, новую, белую Ладу Калину и новый, белый Мерседес. Что, на твой взгляд, выглядит более респектабельно при одинаковом цвете и годе выпуска? Выбор, по-моему, очевиден!

– Нет, Настя, это только вопрос цены, – недовольно морщился Константин.

– Неправильно! Внешний вид! – поправляла Анастасия. – Идеальный гардероб, – обязательная составляющая любой уважающей себя женщины; не безразмерные траты, любовь к себе, стремление видеть в обыденности новизну. Хорошая должность, высокая зарплата, – продолжала она, не давая мужу права на возражение, – не предполагают «очередного сотрудника», – их более чем достаточно в любом коллективе, – судьба благоволит к тем, кто стоит впереди, уверен в себе, выделяется на общем безликом фоне. Твой фирменный стиль, серьезный и женственный одновременно – твоя визитная карточка, уникальная подпись, отражающая внутреннюю глубину, – способен обратить на себя внимание руководства, повысить авторитет среди коллег, добиться уважения партнеров.

– Хорошо, если тебе так больше нравится, – соглашался, наконец, Константин.

– Знаешь, как говорила Коко Шанель? – Анастасия подводила финальную черту в их споре. – «Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, может быть, встреча с судьбой? На всякий случай лучше быть одетой великолепно!»

Перемерив несколько нарядов, она остановилась на узком, средней длины черном платье с рукавами до локтя и разрезом до середины бедра с правой стороны. Платья нравились Максиму больше всего. Заколола волосы, тщательно обвела губы красной помадой, – внешним своим видом осталась довольна, но внутри ее терзал непреодолимый страх.

– Дыши глубже, – подбадривал Анастасию внутренний голос.

Четыре часа до обеда провела Настя в судорожном, нервном исступлении: в сотый раз перекладывала документы, вздрагивала от звука голоса Максима в коридоре, бессмысленно смотрела в окно. Искала, но не находила повода поговорить, не могла подгадать подходящего момента, бесконечно подбирала правильные фразы, но все слова казались ей искусственными, звучали фальшиво.

К обеду измучилась окончательно, хотелось только одного: что бы всё это поскорее закончилось. Собрав последние остатки воли в кулак, зашла в его кабинет, сотрудники по одному выходили, но Максим продолжал работать.

– Привет. – неуверенно поздоровалась Настя. Интуитивно стремясь занять более высокое положение, села не на стул, на край его стола.

– Привет. – безразлично ответил Максим, продолжая смотреть в монитор.

Анастасия молчала, дожидаясь, пока выйдет последний человек. Крепко зажала ладони между коленями, чтобы дрожащие руки не выдавали волнения.

– Извини, я была не права, – зажмурившись, выдохнула она из себя.

– Признание ошибок – есть цивилизованный способ решения конфликтов, – холодно ответил Максим, глядя вдаль, мимо нее.

Скованная робостью, Настя тоже избегала смотреть ему в лицо.

– … и мне не все равно, будешь ли ты со мной разговаривать… – последняя фраза далась Анастасии с особым трудом.

– Это не то, что ты думаешь! – сразу заткнула она рот внутреннему голосу.

– Конечно! – усмехнулся тот.

– Я просто хочу, чтобы Максим успокоился, – продолжала оправдывать саму себя Настя. – И мне не нужны сейчас враги на работе.

– Безусловно!

– Ты же знаешь, какой он психованный. Чуть что, сразу дверями хлопает. Мало ли что ему в голову придет… Мужчины иногда такие злопамятные бывают.

– О чем речь!

– Мы сейчас все остынем, а там видно будет.

От волнения пересохло в горле, и она с трудом сдержалась, чтобы не облизнуть губы, побоялась стереть красную помаду.

Внутреннее смятение требовало выхода, ей хотелось пройтись по кабинету, чтобы хоть как-то успокоиться, но встать не решалась, ноги отяжелели, словно свинцом налились.