Текст книги "О науке и искусстве"

О движении крыльев

* * *

Простое движение, присущее крыльям птиц, легче при их поднимании, нежели при их опускании, и эта легкость движения порождается двумя причинами. Первая из них заключается в том, что тяжесть, опускаясь, заставляет несколько приподниматься крылья сами собою. Вторая обусловлена тем, что крыло – выпуклое сверху и вогнутое снизу, а потому воздуху проще убегать от удара крыльев при их подъеме, нежели при их опускании, когда он, будучи заключен в вогнутости этого крыла, скорее уплотняется, чем убегает.

* * *

Полет птиц всегда бывает при подъеме их крыльев более медленным, нежели при их опускании; это обусловлено необходимым отдыхом, который требуется после непосредственно предшествующей усталости утомленных членов; а кроме того, быстрота при подъеме крыльев не нужна столь же, как при их опускании, поскольку при долго продолжающемся движении в птице порождается импульс, перемещающий ее. Птице достаточно лишь вновь поднять крылья на ту высоту, откуда они опустились, поднять в тот момент, когда указанный импульс начинает склоняться вниз (что становится заметным по склонению птицы). Но когда птица хочет приобрести еще бо́льшую скорость, она вновь набирает импульс ближе к его источнику, ударяя крыльями более часто, с наиболее глубокими и быстрыми движениями, какие для нее в этом случае возможны.

* * *

Скорость птиц замедляется развертыванием и распусканием их хвоста.

* * *

Птица становится тяжелой и легкой в воздухе по своему усмотрению, и этого она достигает, простирая крылья и развертывая хвост, когда хочет замедлить свой быстрый спуск, или, наоборот, сокращая крылья вместе с хвостом, когда хочет ускорить свой замедлившийся спуск.

* * *

Когда птица захочет повернуться вправо или влево при помощи взмахов своих крыльев, она ударит более низко крылом с той стороны, куда хочет повернуть, и таким образом изогнет свое прямое движение сообразно импульсу того крыла, которое двигалось больше.

* * *

Рули, созданные на плечах у крыльев птиц, придуманы изобретательной природой для удобного искривления прямолинейного импульса, что часто представляется необходимым при стремительном полете птиц. Ведь природа нашла гораздо более удобным при устремлении по прямой поворачивать самую малую часть крыла, нежели все крыло. Ради этого были распределены мелкие и очень крепкие перья, которые, прикрывая друг друга, своей удивительной силой армируют и укрепляют одно другое. И эти перья держатся на маленькой и очень крепкой кости, которая приводится в движение сухожилиями, сгибающими ее в ее суставе и являющимися самыми крупными в этих крыльях. Движение такой кости и положение ее на плече крыла подчинено тем же законам, что и движение большого пальца на человеческой руке: находясь посреди четырех сухожилий, окружающих его основание с равными друг от друга промежутками, он, посредством этих сухожилий, порождает бесконечные движения как криволинейные, так и прямолинейные. То же мы скажем о руле, который помещается позади движущегося корабля и которому подражают хвосты птиц. Опыт нас учит, насколько легче поворачивать этот маленький руль при быстрых движениях большого корабля, нежели ворочать весь корабль.

* * *

Когда ветра в воздухе нет, коршун взмахивает несколько раз крыльями при своем полете, поднимаясь ввысь и приобретая импульс, и с этим импульсом потом, опустившись немного, он движется на большом пространстве без взмахов крыл. А когда опустится, опять делает то же, и так продолжает вновь и вновь. И это опускание без взмахов крыльев позволяет ему отдыхать в воздухе, когда он устанет от указанных взмахов крыльями.

* * *

Прежде чем птицы соберутся в свой долгий перелет, они выискивают ветры, благоприятные для их движений. Эти благоприятные условия имеют различную природу у различных видов птиц, ибо птицам, летающим толчками или бросками, необходимо летать против ветра; другие принимают ветер с одного из своих боков под разными наклонами; третьи принимают его по любому направлению.

* * *

Птицы, летающие толчками, каковы, например, дрозды и тому подобные, летающие стаями, имеют перья в крыльях слабые и плохо защищенные перьями более мелкими, образующими прикрытие для перьев более крупных. По этой причине необходимо, чтобы их полет совершался против течения ветра, ибо этот ветер прижимает и заставляет прилегать одно перо к другому, благодаря чему поверхность их становится гладкой и скользящей, когда она проникает в воздух.

Дрозды и другие мелкие птицы совершают свои перелеты против течения ветров, так как летают подскоками, то есть совершают большой перелет под ветром, опускаясь наклонным движением к земле, с крыльями, наполовину свернутыми, а затем раскрывают их и принимают ими ветер при отраженном движении, и так поднимаются ввысь, а затем опускаются подобным же образом.

О летании насекомых и летучих мышей

* * *

Стрекоза летает на четырех крыльях, и когда передние поднимаются, задние опускаются. Однако нужно, чтобы та и другая пара в отдельности была способна поддерживать всю тяжесть.

* * *

Бабочка и многие другие насекомые летают на четырех крыльях, причем задние крылья меньше передних и передние частично прикрывают задние. Все подобные существа могут подниматься вверх вертикальным движением, ибо, когда такие крылья поднимаются, они пропускают воздух, поскольку передние крылья поднимаются гораздо выше, чем задние, и так продолжается почти до полного исчерпания импульса, гонящего насекомое ввысь.

* * *

Муха, держась в воздухе на своих крыльях, ударяет этими крыльями с большой скоростью и шумом, выводя их из горизонтального положения и поднимая их вверх на длину этого крыла; и, поднимая, ставит крыло вперед, под наклоном так, что оно ударяется о воздух почти ребром; а при опускании крыла ударяет воздух плашмя.

* * *

Полет летучих мышей требует по необходимости перепончатых крыльев, со сплошными перепонками, ибо ночные животные обладают, чтобы спасаться от преследований, движениями очень запутанными, состоящими из разнообразных изворотов и гибких извивов, а потому летучей мыши нужно хватать добычу иногда переворачиваясь, иногда по наклону и другими разнообразными способами, что она не могла бы сделать, не разбившись, на крыльях со сквозными перьями.

О летательных аппаратах

* * *

Птица – действующий по математическому закону инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми его движениями, но не со столькими же возможностями; но имеет она преимущество только в отношении возможности поддерживать равновесие. Поэтому мы скажем, что построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая в данном случае должна быть заменена душою человека.

* * *

Ты скажешь, что сухожилия и мускулы птицы несравненно большей силы, чем сухожилия и мускулы человека, ссылаясь на то, что все мясо стольких мускулов и мякоть груди созданы, чтобы служить на пользу крыльев и увеличивать их движения, что цельная кость в груди сообщает величайшую силу птице, а крылья целиком сотканы из толстых сухожилий и других крепчайших связок, хрящей и крепчайшей кожи с разными мускулами. Ответ на это гласит, что такая сила должна давать возможность не только поддерживать крылья, но удваивать и утраивать движение по произволу, убегая от своего преследователя или преследуя свою добычу. Ведь в таких случаях птице приходится удваивать и утраивать свою силу и, кроме того, нести в своих лапах по воздуху груз, равный ее собственному весу. Это видно на примере сокола, несущего утку, и орла, несущего зайца. Он прекрасно показывает, для чего такой избыток силы нужен. Но, чтобы держаться самому и балансировать на своих крыльях, подставлять их течению ветров и поворачивать руль соответственно их пути, птице нужна небольшая сила, – достаточно малого движения крыльев, и движения тем более медленного, чем птица больше.

У человека тоже запас силы в ногах больший, чем нужно по его весу. И чтобы убедиться в этом, поставь человека на ноги на берег, а потом замечай, на сколько отпечаток его ног уходит вглубь. Затем поставь ему другого человека на спину, и увидишь, на сколько глубже уйдет он. Затем сними человека со спины и заставь подпрыгнуть вверх насколько можно, ты найдешь, что отпечаток его ног более углубился при прыжке, нежели с человеком на спине. Следовательно, здесь в два приема доказано, что у человека силы вдвое больше, чем требуется для поддержания его самого.

* * *

Произведешь анатомирование крыльев птицы, вместе с мускулами груди, движущими эти крылья.

И равным образом произведешь анатомирование человека, чтобы показать имеющуюся у него возможность держаться по желанию в воздухе при помощи взмахов крыльями.

* * *

Анатомируй летучую мышь, и этого держись, и на основании этого построй [летательный] прибор.

* * *

Помни, что твоя птица должна подражать не иному чему, как летучей мыши, на том основании, что ее перепонки образуют арматуру или, вернее, связь между арматурами, то есть главными частями крыльев.

* * *

Человек в летательном приборе должен сохранять свободу движений от пояса и выше, дабы иметь возможность балансировать наподобие того, как он делает это в лодке, так, чтобы центр тяжести его и машины мог балансировать и перемещаться там, где это нужно, при изменении центра его сопротивления.

О горении и пламени

* * *

Там, где не живет пламя, не живет ни одно животное, которое дышит.

* * *

О жаре и цвете огня не существует науки, ни о его природе, ни о цвете стекол и других вещей, которые в нем зарождаются, а только о его движениях и других акциденциях – о том, как прибавлять и убавлять его силу и менять цвета его пламени столькими различными способами, сколько существует разнообразных материй, его питающих и в нем распускающихся. И огонь сам по себе непосредственно способен умножаться до бесконечности, если бы только возможно было до бесконечности увеличивать количество пороха в бомбарде.

О свете и зрении

* * *

Глаз, называемый окном души, есть главный путь, благодаря которому общее чувство может в наибольшем богатстве и великолепии созерцать бесконечные произведения природы. А ухо – второй путь; оно становится благородным посредством повествования о вещах, видимых глазом.

* * *

О природе зрения. Я утверждаю, что зрение осуществляется у всех животных посредством света. И если кто-нибудь против этого возразит, сославшись на зрение ночных животных, я скажу, что и оно точно так же подчинено тем же естественным законам. Ведь нетрудно понять, что органы чувств, получая подобия вещей, не посылают вовне никаких сил, а, наоборот, посредством воздуха, находящегося между предметом и органом чувств, воспринимают в себя образы вещей, и благодаря соприкосновению с органом чувств воздух передает их этому органу.

О перспективе

* * *

Перспектива есть доказательное рассуждение, посредством которого опыт подтверждает, что все вещи посылают свои подобия глазу по пирамидальным линиям.

Под пирамидальными линиями я понимаю такие, которые начинаются от краев поверхности тел и, сходясь с известного расстояния, встречаются в одной-единственной точке. Эта точка, как я покажу, находится в данном случае в глазу, универсальном судье всех тел. Точкой я называю то, что не может быть разделено ни на какую часть. Следовательно, если эта находящаяся в глазу точка неделима, то глазу будет видимо только такое тело, которое больше этой точки.

* * *

Перспектива есть не что иное, как ви́дение места чрез плоское и вполне прозрачное стекло, на поверхности которого должны быть изображены все вещи, находящиеся за этим стеклом.

* * *

Простая перспектива – это та, которая строится при помощи искусства на поверхности, одинаково отстоящей от глаза во всех своих частях. Перспектива сложная – та, которая строится на поверхности, ни одна часть которой не отстоит на одинаковое расстояние от глаза.

* * *

О перспективе естественной в сочетании с перспективой случайной. Это доказательство проводит различие между перспективой естественной и случайной. Но прежде чем пойти дальше, я определю, что такое перспектива естественная и что такое перспектива случайная. Перспектива естественная утверждает: из предметов равной величины более удаленный кажется меньшим, и наоборот, более близкий кажется бо́льшим, причем пропорция уменьшений такова же, какова и пропорция расстояний. Наоборот, перспектива случайная полагает предметы неравными на разных расстояниях, помещая меньший ближе к глазу, нежели больший, – на таком расстоянии, что этот больший кажется меньшим, чем все прочие. Причиной тому является стена, на которой такое изображение помещено, ибо расстояние этой стены от глаза не одинаково в каждой части ее длины.

* * *

Маленькая вещь вблизи и большая издали, будучи видимы под одинаковыми углами, покажутся одинаковой величины.

* * *

Вещи, близко расположенные к глазу, будут казаться крупнее, чем отдаленные.

Вещи, видимые двумя глазами, будут казаться более округлыми, нежели те, которые видимы одним глазом.

Вещи, видимые между светом и тенью, будут казаться более рельефными.

О свете и тенях

* * *

Тень есть отсутствие света. Я полагаю, что необходимость теней для перспективы – величайшая, ибо без них непрозрачные и плотные тела плохо постигаются; плохо постигается и то, что заключено в их границах, и самые их очертания, если они не кончаются на фоне, имеющем цвет, отличный от цвета самого тела. Вот почему я предполагаю в первом положении о тенях сказать, каким образом всякое непрозрачное тело окружено тенями и покрыто ими на своей поверхности, а также о свете – и на этом я строю первую книгу. Кроме того, эти тени сами по себе имеют разнообразные качества темноты, ибо в них отсутствует разное количество светлых лучей; такие тени я называю первичными, ибо это первые тени, которые облекают тела и с ними соединены; об этом я построю вторую книгу. От первичных теней образуются теневые лучи, распространяющиеся в воздухе; качество этих лучей так же разнообразно, как и разнообразие первичных теней, от которых они происходят; поэтому я называю эти тени производными, ибо они рождаются от других теней; и об этом я напишу третью книгу. Кроме того, эти производные тени при своем падении производят столько же разных эффектов, сколько существует различных мест, на которые они падают; это я напишу в четвертой книге. И так как падение производной тени всегда сопровождается падением световых лучей, то посредством отражения назад к своей причине свет попадает на первичную тень, смешиваясь с нею и превращаясь в нее и до некоторой степени изменяя ее природу; и на этом я построю пятую книгу. Кроме того, я напишу шестую книгу, в которой будет рассказано о разнообразных и многочисленных видоизменениях отраженных лучей, меняющих первичную тень посредством стольких же разнообразных цветов, сколько существует разнообразных мест, откуда берут начало эти отраженные лучи. Наконец, я напишу седьмой раздел – о разнообразии расстояний между местом, куда отраженный луч падает, и местом, где он возникает; о том, сколь разнообразны подобия цветов, которые этот луч накладывает на непрозрачное тело при своем падении.

О явлениях светового контраста

* * *

О том, что тени всегда должны быть причастны цвету затеняющего тела. Ни один предмет не предстает в своей естественной белизне, ибо окружение, в котором он видим, передает этот предмет глазу тем более или тем менее белым, чем более или чем менее такое его окружение темно. Этому учит нас луна, которая днем представляется нам на небе мало светлой, а ночью имеет такой блеск, что являет подобие солнца и дня, разгоняя мрак. Происходит это по двум причинам. Первая причина – контраст, природа которого заключается в том, что он показывает предметы тем более совершенными по видам их цветов, чем более они отличны друг от друга. Во-вторых, ночью зрачок больше, чем днем, что уже доказано, а больший зрачок видит светлое тело более крупным и более превосходным по яркости, нежели зрачок меньший, как это подтверждает тот, кто смотрит на звезды сквозь маленькое отверстие, сделанное в бумаге.

* * *

Тот белый предмет покажется белее, который имеет более темный фон, а более темным покажется тот, который будет иметь более белый фон. Этому нас научили снежные хлопья: если мы видим снег на фоне воздуха, он кажется нам темным; но если мы его видим на фоне какого-нибудь открытого окна, через которое видна темнота тени внутри дома, то снег этот покажется нам чрезвычайно белым.

* * *

То светлое тело будет казаться более сияющим, которое окружено более темным мраком.

Та тень покажется более темной, которая будет окружена более блестящей белизной.

* * *

Из цветов равной белизны тот покажется более светлым, который будет находиться на более темном фоне, а черное будет казаться более мрачным на фоне большей белизны.

И красное покажется более огненным на более желтом фоне, а также все цвета, окруженные своими прямыми противоположностями.

* * *

Из тел равной величины и находящихся на равном расстоянии, то, которое будет более освещено, покажется глазу более близким и крупным.

* * *

Правило живописи. Если ты будешь изображать на далеких расстояниях предметы резкими и отчетливыми, они покажутся не удаленными, а близкими. Итак, в своем подражании делай так, чтобы у предметов была та степень резкости, которая показывала бы расстояние. И если у предмета, который служит тебе объектом, будут границы смутные и сомнительные, делай то же самое в своем изображении.

* * *

Суждение наше о событиях, происшедших на разных расстояниях времени, не располагает их на должных и свойственных им расстояниях. Ведь многое, происшедшее много лет тому назад, будет казаться нам близким и недалеким от настоящего, а многое близкое покажется стариной, – такой же, как старина нашей юности. Так поступает и глаз в отношении далеких предметов: освещенные солнцем, они кажутся близкими к глазу, а многие близкие к нему предметы кажутся далекими.

* * *

О воздушной перспективе. Существует еще другая перспектива, которую я называю воздушной, ибо посредством разнообразия воздуха можно распознать разницу расстояний до различных сооружений, ограниченных снизу одной-единственной линией. Так, если смотреть на многие сооружения по ту сторону стены, которые все кажутся одной и той же величины над верхним краем этой стены, а тебе хочется заставить казаться их на картине одно дальше другого, следует изобразить воздух до известной степени плотным. Ты знаешь, что в подобном воздухе самые отдаленные предметы, в нем видимые, например горы, вследствие большого воздушного слоя, находящегося между твоим глазом и горою, кажутся синими, почти того же цвета, что и воздух, когда солнце бывает на востоке. Итак, делай первое сооружение над этой стеной своего цвета, более удаленное делай менее профилированным и более синим; то, которое ты хочешь, чтобы оно было настолько же более отодвинуто назад, делай настолько же более синим, и то, которое ты хочешь, чтобы оно было удалено в пять раз, делай его в пять раз более синим. И в силу этого правила те сооружения, которые находятся над одной линией и кажутся одинаковой величины, ясно распознаются – какое из них дальше и какое больше, чем другое.

О синеве воздуха и тумана

* * *

Отчего рождается воздушная синева? Воздушная синева рождается от толщи освещенного воздушного слоя, находящегося между верхним мраком и землею. Воздух сам по себе не обладает качеством ни запаха, ни вкуса, ни цвета, но вбирает в себя подобия предметов, которые расположены за ним; и тем более прекрасного синего цвета он будет, чем больший позади него мрак, если только не окажется он слишком большого протяжения и слишком плотной влажности. И на горах, там, где больше всего тени, с далекого расстояния видна наиболее прекрасная синева; и где гора освещена наиболее, там больше выступает ее собственный цвет по сравнению с цветом синевы, который придается ей воздухом, находящимся между нею и глазом.

О Солнце, Земле и Луне

* * *

Они говорят, что Солнце не горячо, потому что не имеет цвета огня, а гораздо более бело и светло. И им можно ответить, что, когда расплавленная бронза более горяча, она более походит на цвет Солнца, и когда горяча менее, имеет более цвет огня.

* * *

Что Солнце горячо само по себе, от природы, а не по своему действию, доказывается с очевидностью блеском солнечного тела, на котором не может остановиться глаз человеческий. И, кроме того, с величайшей очевидностью это доказывают его лучи, отражаемые от вогнутых зеркал. Когда отражение этих лучей будет иметь столько блеска, что глаз не сможет выдерживать, тогда это отражение получит блеск, подобный самому Солнцу. И что это истинно, я доказываю так: когда подобное зеркало имеет вогнутость, нужную для образования такого луча, ничто существующее не выдержит жара подобного отражения при отражении луча от зеркала.

* * *

Земля не в центре солнечного круга, и не в центре мира, а в центре своих стихий, ей близких и с ней соединенных; и кто стал бы на Луне, когда она вместе с Солнцем под нами, тому эта наша Земля со стихией воды показалась бы играющей и действительно играла бы ту же роль, что Луна по отношению к нам.

* * *

Я утверждаю, что, поскольку Луна не имеет собственного света и вместе с тем светла, необходимо, чтобы такой свет порождался чем-то другим.

Что такое Луна? Луна не имеет собственного света, но вполне способна воспринимать природу света наподобие зеркала, воды или другого блестящего тела; и она возрастает в величине на востоке и западе, подобно Солнцу и другим планетам.

* * *

[Пепельный свет Луны]

Когда глаз на востоке видит Луну на западе по соседству с закатившимся Солнцем, он видит ее с затененной стороной, окруженной светящейся частью. У этого света боковая и верхняя его части берутся от Солнца, а нижняя часть – от западного Океана, который также получает солнечные лучи и отражает их на нижние моря Луны и распространяет на всю затененную часть Луны столько блеска, сколько Луна дает Земле в полночь. Вот почему эта часть остается не вполне темной. Отсюда некто заключил, что Луна частично обладает собственным светом, помимо того, который дает ей Солнце, светом, который на самом деле происходит от указанной ранее причины: от наших морей, освещаемых Солнцем.

* * *

Светила имеют ли свет от Солнца или собственный? Они говорят, что свет у светил – собственный, ссылаясь на то, что если бы у Венеры и Меркурия собственного света не было, то, оказываясь между нашим глазом и Солнцем, они затемняли бы Солнце настолько, насколько заслоняют его для нашего глаза. И это неверно, ибо доказано, что источник тени, будучи помещен в источнике света, окружается и покрывается весь боковыми лучами прочей части этого источника света и так оказывается невидимым. Так, например, когда Солнце видимо на большом расстоянии сквозь ветви растений без листьев, то ветви эти не закрывают никакой части Солнца для наших глаз. То же случается с названными выше планетами, которые, хотя бы сами и были без света, никакой, как сказано, части Солнца для нашего глаза не закрывают.

Второе доказательство. Они говорят, что светила кажутся ночью тем светлее, чем они выше; и что если бы не было у них собственного света, то отбрасываемая Землей тень, находящаяся между ними и Солнцем, затемнила бы их, так что ни им оно не было бы видно, ни они не видны были бы солнечному телу.