Текст книги "Прогулки с Блоком. Неизданное и несобранное"

Рассказ был настолько увлекателен, что я попросил записать его, сказав: «У Ильфа и Петрова было “Как создавался Робинзон”, а вы напишите “Как издавался «Петербург»”. Потом придумаем, где это напечатать». Долгополов отнекивался (в последние годы жизни ему, по собственному признанию, «не писалось»), но все же принялся за работу, решив опубликовать документы с мемуарным предисловием. Тема захватила его: он начал рассуждать о романе как «петербургской вселенной», потом перешел к воспоминаниям молодости и… так и не добрался до истории издания. Последний, недописанный лист, вынутый из пишущей машинки после смерти автора, отдала мне его дочь Е. Л. Долгополова вместе с началом очерка и папкой документов о «Петербурге». Я обещал их напечатать, но в полном объеме это удалось сделать лишь сейчас.

И предисловие, и документы говорят сами за себя. Не стоит удивляться словам Лихачева о необходимости «установить на роман марксистскую, советскую точку зрения» и «воспрепятствовать распространению ненаучных домыслов и измышлений», – ведь писал-то он в Отдел культуры ЦК КПСС, чтобы ускорить издание. Такова история русской науки о символизме в условиях позднесоветского времени. Многим могут показаться резкими и несправедливыми отзывы о бывших коллегах по ИРЛИ, но автор, во-первых, сам предназначал текст к печати, а во-вторых, действительно, был «трудным, неровным в общении, склонным подчас к чрезмерно категоричным суждениям и оценкам», как написал в некрологе его друг В. А. Келдыш2323
  Литературная газета. 1996. № 3(5585). 17.01. С. 6.


[Закрыть]. И разве он один не стеснялся в выражениях?! В переписке с И. С. Зильберштейном В. Н. Орлов (замечу, не самая «светлая личность») назвал А. С. Мясникова «убогим и угрюмым дурнем» и «махровым проработчиком»2424
  И. С. Зильберштейн. Штрихи к портрету. М., 2006. С. 403. В той же переписке Зильберштейн назвал Д. Е. Максимова «самовлюбленным юродивым» (С. 380).


[Закрыть]. Однако письмо Мясникова к Долгополову по поводу «Петербурга» показывает автора внимательным и квалифицированным читателем, уважительно подошедшим к работе младшего и «нечинового» коллеги, к которому он обращается именно как к коллеге, не настаивая на своих суждениях.

В процессе подготовки текста и комментирования романа Долгополов проделал огромную исследовательскую работу, результатом которой стали не только примечания, но ряд статей и публикаций. Когда Максимов окончательно отказался от написания статьи, стало ясно, что лучше Долгополова это никто не сделает. Возражений не было, но после очередной задержки в «инстанциях» Лихачев предложил добавить в книгу «статью-щит» от одного из правоверных «корифеев» (с этим были связаны обращения к А. С. Мясникову и В. О. Перцову). В итоге Долгополов сделал книгу единолично (в составлении примечаний участвовали С. С. Гречишкин и А. В. Лавров) и так, как хотел. С предисловием Мясникова в 1978 г. была переиздана «берлинская редакция» «Петербурга». Для этой книги Долгополов не только составил примечания, но также, как сам напомнил издательству в письме, «вычитал всю книгу, от корки до корки, выправив и опечатки и описки А. Белого, и неточности А. Мясникова, и забывчивости П. Антокольского (автора послесловия – В. М.). В том, что книга вышла в таком приличном виде, есть немалая доля и моего труда», – отметил он.

В научном отношении «литпамятниковское» издание «Петербурга» может считаться образцовым изданием литературного произведения. Оно включает описание его творческой истории и всех редакций по рукописным и печатным материалам, обоснование текста на основе сравнения редакций, анализ литературных и исторических источников романа, его проблематики – Россия между Востоком и Западом, революция, провокация (только в книге 1988 г., в условиях «перестройки», автор смог окончательно освободиться от цензуры), специфических особенностей произведения (в данном случае – изображение города) и его восприятия современниками. Завершал книгу подробный историко-литературный и реальный комментарий. О качестве и значении работы Долгополова свидетельствует почти стереотипное переиздание «Петербурга» в той же серии в 2004 г. – «почти», потому что дополнения и исправления А. В. Лаврова затронули только примечания.

Сдав в конце 1973 г. рукопись «Петербурга» в издательство, Долгополов подготовил две книги, которые принесли ему известность за пределами филологического «цеха». Вышедший двумя изданиями в «Советском писателе» сборник статей «На рубеже веков» (1977; 1985; второе издание с «частными уточнениями») подытожил сделанное после книги о поэме, показав не только широту интересов автора, но глубину анализа и незаурядный литературный талант. Сборник открывался статьей «Рубеж веков – рубеж литературных эпох», ранее опубликованной под более академическим заглавием «Русская литература конца XIX – начала ХХ века как этап в литературном развитии» (1976). Уже в конце 1960-х гг. у Долгополова сложилась концепция литературы конца XIX и начала ХХ в. как «литературы рубежа – и веков, и исторических эпох», «соединительного звена между ними и одновременно водораздела».

Долгополов попытался втиснуть свою концепцию в прокрустово ложе энциклопедических статей: о русском символизме для «Краткой литературной энциклопедии» и о русской литературе рубежа веков для тома «СССР» третьего издания «Большой советской энциклопедии». Необходимость следовать жестким энциклопедическим стандартам и особенно строгого в таких изданиях политического контроля в сочетании с бескомпромиссностью автора в отношении редакторской правки усложняли задачу даже с учетом благожелательного отношения к нему Редакции литературы и языка издательства «Советская энциклопедия». Первая статья увидела свет в том виде, какой ей придал автор; вторая осталась в его архиве, потому что он не согласился на предложенные изменения. В настоящей книге она печатается вместе с перепиской Долгополова с редакцией: этот «роман в письмах» отлично характеризует как нравы эпохи, так и позицию ученого.

Из написанного Долгополовым наибольшее распространение получила книга «Александр Блок. Личность и творчество», вышедшая тремя изданиями (1978; 1980; 1984) в «Науке» общим тиражом 150 тыс. экземпляров. Не утратившая значения и легко находимая даже сегодня, эта книга со временем выпала из поля зрения филологов и любителей поэзии. Переиздание привлекло бы к ней внимание, хотя о прежних тиражах не приходится и мечтать.

Чем эта книга отличалась от других книг о Блоке, претендовавших на обобщение? Автор так определил свою задачу: «Александр Блок как человек и поэт – вот главная тема книги. Причем обе эти линии исследования – “человек” и “поэт” – в книге перекрещиваются»2525
  Долгополов Л. К. Александр Блок. Личность и творчество. Изд. 3-е. Л., 1984. С. 3. Эти слова есть во всех трех изданиях.


[Закрыть]. Вспомним и слова из предисловия к сборнику «На рубеже веков»: «Сама личность – и как писательская индивидуальность, и как “герой” литературы – становилась иной, более динамичной, более восприимчивой эмоционально, уже полностью ощутившей себя втянутой в круговращение исторической жизни. Личность писателя, взятая в соотношении с “героем” его творчества на фоне социально-исторических и историко-литературных сдвигов эпохи»2626
  Долгополов Л. На рубеже веков. С. 3–4.


[Закрыть], – вот что находилось в центре его внимания. Не случайно в книге Максимова «Поэзия и проза Ал. Блока» он отчеркнул на полях строки: «Блока в первую очередь интересовала воплощенная в творчестве духовная личность автора, зависящая от «космических связей» (“мировая воля”, “мировая душа” или “мир Искусства” – в блоковском смысле), от природы, национальности, эпохи, культуры и принимающая в себя и соединяющая в себе эти сферы»2727
  Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1975. С. 402.


[Закрыть], – поставил напротив них «нотабенку», а позднее неоднократно цитировал.

По аналогии с понятием «философия истории» главный предмет научных интересов Долгополова можно назвать «философией литературы». Содержание интересовало ученого гораздо больше, чем «форма» в широком смысле, но не как отражение социально-политических процессов, не как соотношение «надстройки» и «базиса», но как мировоззрение и мировосприятие художника, происхождение и эволюцию которых он стремился понять и объяснить. Чуждый и «формальному», и «социологическому методу», Долгополов избежал ловушек «импрессионизма», стремясь к максимальной доказательности, но не боясь высказывать личное мнение («от первого лица»), что казалось отступлением от академической строгости в сторону «литературы». Думаю, можно считать несомненным и влияние на его метод и со стороны «творческой критики» самого Блока.

Полагая творчество художника неотделимым от его мировоззрения, Долгополов разбирал не только сами произведения, но и другие высказывания и тексты автора, относящиеся к тому же времени и/или к той же проблематике. Уже в отклике на его первую статью о «Двенадцати» Л. И. Тимофеев упрекнул автора в том, что он делает выводы, основываясь не на «реальном художественном целом» (тексте поэмы), а на «внеположном ему материале», включая «субъективные оценки самого автора»2828
  Тимофеев Л. Поэмы Блока «Двенадцать» и ее толкователи // Вопросы литературы. 1960. № 7. С. 126.


[Закрыть]. Долгополов ответил: «Не получится ли как раз наоборот: освобождая себя от необходимости учитывать пояснения и выраженные в непосредственной форме взгляды и оценки Блока (независимо от того, “cубъективны” они или “объективны”) и оставшись, таким образом, один на один с поэмой, произведением многослойным, не превратится ли исследователь именно в этом случае в хироманта, гадающего о том, что мог бы значить здесь тот или иной образ, та или иная реплика?»2929
  Долгополов Л. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Л., 1979. С. 8.


[Закрыть].

Получив книгу, Лихачев писал автору 10 марта 1978 г.: «Прекрасно! Это лучшая книга о Блоке, которую я читал. “Путь” Максимова3030
  Книга Д. Е. Максимова «Поэзия и проза Ал. Блока» (1975), открывающаяся большой статьей «Идея пути в поэтическом сознании Ал. Блока».


[Закрыть] очень интересен, но цельного обзора, глубокого и одновременно популярного, книга Дмитрия Евгеньевича не дает. И тени нет в книге приспособленчества. Тень впрочем неизбежна в последней главе, но… Вы не Орлов». Долгополов поначалу уклонился от «политически неудобного» разговора о Блоке после «Двенадцати», однако во втором и третьем изданиях дополнил книгу главой «Блок в последние годы жизни», где написал и о тяжелых условиях жизни, и о последнем этапе семейной драмы, и о непонимании им нового поколения поэтов. Сказать об «отсутствии воздуха», тем более в юбилейный год, автору бы не позволили, но в третьем издании он завершил главу именно этими знаменитыми блоковскими словами.

Столетие Блока в 1980 г. отмечалось в СССР с таким размахом, что работы хватило многим исследователям и интерпретаторам поэта, а не только маститым или правоверным. «Вы создали настоящее блоковское ощущение. Это очень важно, – говорил Долгополов В. Э. Рецептеру, поставившему “Розу и крест” на Малой сцене БДТ. – Особенно в этот юбилей, когда его вытащили на улицу и стали таскать, как тряпку. Он не был народным поэтом. А Владимир Николаевич Орлов потащил его на улицу!»3131
  Рецептер В. Жизнь и приключения артистов БДТ. М., 2005. С. 405.


[Закрыть]. Сам Долгополов к юбилею выпустил: 1) дополненное издание книги о Блоке с новыми главами «Эстетика Блока» и «Блок в последние годы жизни» и с переделанной главой о «Двенадцати» (работа над ней продолжалась и в третьем издании); 2) брошюру «В огне и холоде тревог…» – этюд о творчестве Блока, выходящий далеко за рамки жанра «в помощь лектору» общества «Знание»3232
  Сокращенный вариант работы вошел в качестве послесловия в сборник «Стихотворения и поэмы» Блока (сост. Л. А. Карпова), выпущенный издательством ЛГУ в 1981 г.


[Закрыть]; 3) сборник «Александр Блок. Об искусстве» с предисловием «Искусство как самопожертвование», являющимся развернутым вариантом главы «Эстетика Блока»; 4) репринт первого «алконостовского» издания «Двенадцати» с приложением, включавшим воспроизведение черновика поэма и статью об истории издания и иллюстраций к нему (материалы об этом публикуются в настоящей книге).

«Перестройку» Долгополов встретил с воодушевлением, но его больше интересовали новые возможности для научной и литературной деятельности, нежели политические процессы. Перемены в стране сразу коснулись его. Впервые поехав в 1986 г. на международный симпозиум в Италию, он почувствовал признание коллег, которое принесло ему издание «Петербурга», замолчанное в СССР и продававшееся в основном через «Международную книгу» и «Березку». Идеологические «послабления» дали возможность расширить тематику не только исследований, но и публикаций. В 1986 г. Долгополов написал большую статью о Гумилеве (правда, не увидевшую света) и предложил «Советскому писателю» подготовить большую (50 авторских листов) антологию «Русские поэты начала ХХ века»; в 1987 г. выступил на конференции в Коктебеле с докладом на недавно запретную тему «Волошин и русская история. (На материале крымских стихов 1917-1921 годов)»3333
  Тогдашний главный редактор «Библиотеки поэта» Ю. А. Андреев предложил Долгополову написать вступительную статью к предполагавшемуся в Большой серии (третье издание) собранию стихотворений Волошина, но план не был осуществлен. Вступительную статью к вышедшей в 1995 г. книге написал А. В. Лавров.


[Закрыть]; в 1988 г. подал в «Лениздат» заявку на однотомник Гумилева; начал писать о романах «Мы» и «Доктор Живаго», которые давным-давно знал. В 1990 г. он впервые побывал в США, где выступил на симпозиуме, посвященном столетию Пастернака, при Русской школе Норвичского университета, затем был приглашенным исследователем на русском отделении Айовского университета.

Большие надежды Долгополов связывал с книгой «Андрей Белый и его роман Петербург», над которой работал с 1983 г., – «первой советской книгой о выдающемся русском писателе начала ХХ века», как сказано в издательской аннотации. Еще в 1978 г., после выхода книги о Блоке, Лихачев предложил автору: «Не попробовать ли создать Вам такую же книгу о Белом? Это труднее в смысле прохождения, но, если и не пройдет, то втуне не останется. Напишите заявку. Я попробую провести. Пока мне не отказывают». Выход двух изданий «Петербурга» и скромный, но все-таки отмеченный публикациями в журналах столетний юбилей Белого в октябре 1980 г., затем выход статьи Долгополова с многозначительным заглавием «Неизведанный материк. (Заметки об А. Белом)» (1982) в «Вопросах литературы» и продвижение, пусть медленное, большого коллективного сборника о нем в «Советском писателе» внушали надежды на изменение ситуации. «Ветер перемен» ускорил ход событий. Монография, под которой стоят даты «1983 – 31 декабря 1986», и сборник «Андрей Белый. Проблемы творчества» со статьей Долгополова – первой и самой объемной в книге – с не менее многозначительным заглавием «Начало знакомства. О личной и литературной судьбе Андрея Белого» вышли в один и тот же 1988 г., став событием не только для специалистов.

Книга о Белом не претендовала на равное и полное освещение всех сторон и периодов его творчества, о чем Долгополов предупредил читателя в первых же строках. Первая глава (из четырех) «Андрей Белый как художественная личность и явление эпохи» по задаче и углу зрения перекликается с книгой о Блоке – это то, что в наибольшей степени интересовало автора в 1980-е годы. Глава третья о «Петербурге» – обобщение предыдущих исследований – оказалась центральной. Главы вторая «Непонятый пророк (Андрей Белый до “Петербурга”)» и четвертая «Поиски и утраты (Андрей Белый после “Петербурга”)» могут показаться «связками» между анализом личности автора и его главного произведения. Долгополов считал «сиринскую редакцию» романа вершиной творчества Белого, поэтому вопрос о том, как автор пришел к ней, интересовал его куда больше, чем то, что случилось с ним потом. По мнению ученого, позднейшая проза Белого, включая переделанный «Петербург», не только отразила духовный кризис (вспомним статью о Гоголе), но и в литературном отношении была гораздо менее значительна, поэтому он ограничился замечанием: «По необходимости здесь выделены лишь общие линии, характеризующие направление творческих поисков Белого»3434
  Долгополов Л. Андрей Белый и его роман «Петербург». Л., 1988. С. 341.


[Закрыть].

В 1988 г. Долгополов защитил в Институте русской литературы докторскую диссертацию на основании монографии о Белом. По его словам, защита была связана с предложением возглавить Блоковскую группу ИРЛИ для работы над полным собранием сочинений Блока (план-проспект которого он рецензировал еще в конце 1976 г.), однако сотрудничество не состоялось. Возможно, этим объясняются резкие высказывания Долгополова в последние годы жизни об ИРЛИ и его сотрудниках, в частности о руководителе Блоковской группы Ю. К. Герасимове, отношения с которым у него в 1960-е годы, судя хотя бы по инскриптам, были дружескими. «Меня отстранили от участия в блоковской группе», – писал он в 1991 г. знакомым в Америку, добавив: «В Москве (люди, занимавшиеся началом века. – Прим. публ.)… не подпускали меня к своим изданиям и публикациям ни на шаг»3535
  Филипс-Юзвигг Е. Л. К. Долгополов – профессор, ученый и литературный критик // Новый журнал. Кн. 201 (1995). С. 286.


[Закрыть]. Эти слова не стоит абсолютизировать. «Вопросы литературы» охотно печатали его статьи. С. С. Лесневский пригласил Долгополова в сборники «В мире Блока» (1980) и «Андрей Белый. Проблемы творчества» и дорожил его участием, о чем говорил автору этих строк. Из московских коллег с Долгополовым дружил В. А. Келдыш.

С 1986 г. Долгополов неоднократно посещал Италию и Францию для участия в научных конференциях. Летом 1990 г. он впервые приехал в США (дружеское участие в этом принимала З. О. Юрьева) и выступил на симпозиуме, посвященном столетию Пастернака, в Русской школе Норвичского университета. Одновременно с ним в Русской школе находилась представительная группа литераторов и литературоведов: Фазиль Искандер, Юнна Мориц, Булат Окуджава, Ефим Эткинд, Илья Серман3636
  Филиппс-Юзвигг Е.: 1) Поэт эпохи безвременья // Новое русское слово (Нью– Йорк). 1990. (дата неизвестна); 2) Русская школа в Норвиче этим летом // Новое русское слово. 1990. 12 сент. (ксерокопии из архива Долгополова).


[Закрыть]. В сентябре-октябре того же года Леонид Константинович по рекомендации В. П. Крейда был приглашенным профессором на русском отделении Айовского университета, получив грант фонда Иды Бим. В архиве сохранилась программа его занятий со студентами:

«9.9.90. Вступительная беседа (история и литература в России в период XVIII–ХХ веков).

13.9.90. Возникновение символизма. Его поэтика и принципы преображения действительности.

20.9.90. Творчество Андрея Белого. Роман “Петербург”.

27.9.90. Александр Блок (личность и творчество).

4.10.90. Символизм и акмеизм.

11.10.90. Творчество Анны Ахматовой. Анализ “Поэмы без героя”.

18.10.90. Проблема жанров в литературе ХХ века. “Доктор Живаго” Б. Пастернака.

25.10.90. Заключительная беседа. Литература и революция. Ответы на вопросы и подведение итогов».

В качестве «литературы по общим вопросам» студентам рекомендовались «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева, «На рубеже веков» Долгополова и «Петербургский период Георгия Иванова» Крейда.

В начале 1990 г. Долгополов сдал в издательство «Советский писатель» сборник статей «Литература – реальность – история», название которого прямо отсылало к известной книге Д. С. Лихачева «Литература – реальность – литература» (1981). Рукопись дошла до нас не полностью. Согласно оглавлению, она составляла 630 страниц (т. е. около 29 авторских листов) и включала следующие работы: «От автора» (сохранилось частично; не опубликовано); «В поисках идеала. (Гоголь в начале 1840-х годов: истоки трагедии)» (опубликовано); «Конец всех концов и начало всех начал. (О русской литературе первой половины ХХ века: субъективные заметки)» (публикуется в настоящем издании); «Александр Блок. (Личность и творчество)» (сокращенный вариант книги); «Неизведанный материк. (Литературные и житейские искания Андрея Белого» (опубликовано); «“Русь бредит богом, красным пламенем…” (Заметки о личности и поэтическом творчестве Н. Гумилева)» (публикуется в настоящем издании); «Маяковский в 1916–1920 годах. (О поэзии и революции: Маяковский и Замятин» (исправленный вариант опубликованной статьи); «Миф о Поэте и “Поэма без героя” Анны Ахматовой» (публикуется в настоящем издании); «Степень точности. По поводу последнего Собрания сочинений Сергея Есенина и поэмы “Черный человек”» (расширенный вариант опубликованной статьи; не сохранилось); «“Двенадцать” А. Блока в издании “Алконоста” (с иллюстрациями Ю. Анненкова)» (опубликовано); «Рассказ И. Бунина “Чистый понедельник”. (Русская история и кризис личности)» (опубликованная статья с новым введением); «Заключение» (не сохранилось). Однако после событий 1991 г. и последовавшего за этим кризиса положение изменилось. «Кроме Дюма и Сименона издательство “Советский писатель” не издает сейчас ничего – нет ни денег, ни бумаги», – писал Долгополов 15 апреля 1993 г. автору настоящей статьи.

Несмотря на появление новых возможностей, включая издательские, многие планы остались неосуществленными. Не отличавшийся крепким здоровьем и оптимистическим мировоззрением, Долгополов признался в августе 1991 г.: «То ли я устал от жизни и вечных поражений, то ли утратил контроль над собой, но в последние два-три года я как-то сдал душевно и физически, и вот эта моя усталость сильно сказывается на моих отношениях с людьми»3737
  Филипс-Юзвигг Е. Л. К. Долгополов – профессор, ученый и литературный критик. С. 286.


[Закрыть]. Общественное и личное неразрывно сплелись. Когда из-за «перестройки» и принесенных ею свобод спрос на Серебряный век резко подскочил, этим постарались воспользоваться многие, включая правоверных специалистов по «совлиту». Обилие переизданий вкупе с большими тиражами, пока еще действовала советская система книгоиздания и книгораспространения, поглощалось читательским спросом, не всегда отличавшим качественную работу от откровенной халтуры.

Долгополов не включился в этот процесс отчасти в силу особенностей характера, отчасти потому что не хотел возвращаться к отработанным сюжетам. В конце 1988 г. он отказался от предложения Приокского книжного издательства писать новое предисловие к переизданию «сиринской редакции» «Петербурга» и «Москвы» Белого, после чего заинтересованное в его участии, но торопившееся на рынок издательство предложило такой вариант: «Просим Вас пойти нам навстречу и рассмотреть два возможных варианта выхода из положения: 1) подписать полную вступительную статью к двухтомнику из 4-х частей, составленную по материалам двух Ваших работ: “Андрей Белый и его роман Петербург” и статья в “Литературных памятниках” (всего 57 машинописных страниц); 2) подписать усеченную вступительную статью (только 1 и 4 ее части) – без анализа “Петербурга” и “Москвы” – (всего 11 машинописных страниц). При этом, естественно, Вы вольны вносить в текст статьи любые необходимые изменения. <…> Текст вступительной статьи высылаем». Долгополов согласился на полный вариант «смонтированной» статьи, воспроизведение подготовленного им текста «Петербурга» и краткого варианта примечаний к нему (использованного при переиздании «берлинской редакции» Ставропольским книжным издательством в 1988 г.3838
  «Ваше имя придает вес данному изданию, дает возможность убедить заинтересованные инстанции в необходимости такой книги», – писала Долгополову редактор С. Краснянская (2 июля 1987).


[Закрыть]), что не требовало дополнительной работы, и двухтомник вышел в 1989 г. Он даже получил гонорар по повышенной из-за инфляции ставке, но отказался от предложения издательства «составить 3-й том произведений Андрея Белого (примерно 26–28 авторских листов)», выход которого планировался на 1992 г. (издание не состоялось)3939
  Письмо заведующего редакцией художественной литературы И. Е. Арясова (22 ноября 1988 г.); сохранились издательский договор (13 декабря 1988 г.) и дополнительное соглашение к нему (15 февраля 1989 г.).


[Закрыть]. Часть текстов для антологии «Русские поэты начала ХХ века» и однотомника Гумилева была перепечатана, но на этом работа остановилась. Нереализованным осталось и поначалу увлекшее ученого предложение Е. Г. Эткинда написать главы «Поэзия конца XIX века» и «Случевский» для франко-итальянской «Истории русской литературы».

Настроение Долгополова в последние годы, когда крах СССР вызвал распад прежних организованных форм научной и литературной жизни, включая издание книг и журналов, характеризует письмо к автору этих строк (19 сентября 1993 г.): «Я веду образ жизни Робинзона Крузо – занимаюсь бытом и самим собой. На письменный стол посматриваю с опаской. И хочется, и не хочется. Что-то в жизни очень круто изменилось, возникла новая ситуация, в которой я уже не вижу своего места. Всё надо пересматривать заново, – я к этому не готов; пусть останутся те крупицы сегодняшнего, которые имеются в моих – вчерашних и позавчерашних – книгах».

Долгополов сожалел, что мало занимался преподаванием, причем не по своей воле. «Мой приятель Коля Скатов, заведующий кафедрой в Герценовском Пединституте, наотрез отказал мне даже в почасовых, которые я вымаливал у него с полгода, – жаловался он 30 сентября 1982 г. И. Г. Панченко. – В деканате Университета при произнесении моего имени сжимаются кулаки и белеют глаза. Двери всех аудиторий оказались напрочь закрытыми передо мной – это при моей-то страсти к аудитории и чтению лекций!»4040
  Панченко И. Г. Л. К. Долгополов: Созидание души. С. 230–231.


[Закрыть]. Сетовал он и на отсутствие учеников, полагая, что сделанное им быстро забудется.

Последним поэтическим и научным увлечением Долгополова оказался Маяковский, которого он провозгласил гениальным поэтом, сравнивал с Родионом Раскольниковым и Юрием Живаго (о последнем он делал доклад на юбилейном симпозиуме в Сорбонне в июне 1993 г.) и даже считал важнейшим прототипом Поэта как главного героя «Поэмы без героя» Ахматовой. Его статьи о Маяковском, упоминаемые лишь «за компанию» с другими публикациями постсоветских лет, заслуживают большего внимания, как и работы об утопических тенденциях и знаковой системе русского символизма, впервые публикуемые в этой книге.

Леонид Константинович Долгополов умер 4 апреля 1995 г. в Ленинграде в возрасте 66 лет после тяжелой болезни; похоронен на Серафимовском кладбище.

Слова Пастернака «Не надо заводить архивы, над рукописями трястись» Долгополов понимал буквально: собственные рукописи после публикации обычно выбрасывал, как и материалы к ним. Сначала такое отношение диктовалось объективными причинами (небольшая жилплощадь, неоднократные переезды), потом вошло в привычку. Когда в последний год жизни он начал приводить в порядок архив, это более всего походило на генеральную уборку. Придя к нему однажды летом 1994 г., я увидел в прихожей большой старый чемодан и, поинтересовавшись его содержимым, услышал: «Там разный бумажный хлам. Будете идти назад – выбросьте по дороге, а то мне трудно» (в доме не было лифта). Я, может быть, несколько бесцеремонно попросил разрешения посмотреть бумаги, и Долгополов, рассмеявшись, ответил: «Ну, поройтесь, поройтесь, может, что и найдете. Только забирайте – у меня места и так мало».

Разумеется, ни одной «бумажки» выброшено не было. Я убедил Леонида Константиновича сохранить всё это и продолжить разборку архива, в чем сам помогал ему вплоть до нашей последней встречи в марте 1995 г. Занимался он этим не слишком охотно, явно предпочитая работу над статьями о Маяковском, но постепенно втянулся. «Копание в старых бумагах» сопровождалось рассказами, кое-что из которых было записано им самим (например, о саратовских годах).

Во время встреч и бесед в 1994–1995 гг. Долгополов доверил мне ряд рукописей и писем, которые я предложил со временем напечатать. Рассуждения об их важности он слушал с улыбкой, но в феврале 1995 г. дал разрешение на последующую публикацию, снабдив его горько-иронической оговоркой «после моей безвременной». Видимо, он не слишком верил в скорое появление их в печати, а потому не оставил никаких указаний или пожеланий, что, где и когда печатать. Исключение было сделано для материалов об издании «Петербурга», предисловие к которым он не успел дописать, и для «Прогулок с Блоком». В начале декабря 1993 г. Леонид Константинович рассказал мне, что, лежа в больнице, сочинил пародию на Андрея Синявского. Я заинтересовался – и через полтора месяца получил перепечатанный текст с предложением отдать «в какой-нибудь приличный журнал» и шутливой припиской: «35 тысяч рублей и ни копейкой меньше!». Тогда это опубликовать не удалось.

Настоящая книга, название которой выбрано составителем, включает материалы архива Долгополова, хранящиеся у меня и публикуемые в соответствии с волей автора, без купюр. Сокращения, расшифровка которых не вызывает сомнений, даны без угловых скобок; здесь составитель согласен с Орловым, который писал Зильберштейну: «Это страшно пестрит и мешает читать»4141
  И. С. Зильберштейн. Штрихи к портрету. С. 390.


[Закрыть]. В квадратные скобки заключен вычеркнутый автором текст, который, по мнению составителя, достоин публикации. Научный аппарат унифицирован в соответствии с современными нормами; сверка приводимых Долгополовым цитат не производилась.

Приношу благодарность Елене Леонидовне Долгополовой, передавшей мне оставшуюся часть архива отца и давшей согласие на его публикацию.

В. Э. Молодяков