Текст книги "Жизнь – смерть – жизнь"

1. Виноградова В. Л. О некоторых словах и выражениях в «Слове о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве» и его время». М.: «Наука», 1985, с. 150.

2. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. Издательство Московского университета. 1988, с. 165.

3. Гурченко Л. А. «Слово о полку Игореве» и «небесное» государство Платона. М.: «Алгоритм», 2015, с. 350, № 10, 354.

4. Зеленин Л. К. Восточнославянская этнография. М.: «Наука», 1991, с. 79, рис. 21, 3; с 82.

5. Золотов М. Ю. Изваяния языческих богов на Руси // «Советская археоогия», 4, 1985, сс. 235, 236.

6. Канон молебный ко Пресвятой Богородице. Песнь 7.

7. Летописи белорусско-литовские. Полное собрание Русских летописей. Т. 35. М.: «Наука», 1980, с. 91.

8. Летописи белорусско-литовские. Там же, с. 91.

9. Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей Издательство Московского университета. 1982, с. 43, № 28.

10. Фёдоров-Давыдов Г. Монеты Киевской Руси // «Советский музей», 4 (90), июль – август 1986, с. 46, 47.

11. Хождение Богородицы по мукам // Памятники литературы Древней Руси. XII век. М.: Художественная литература», 1980, с. 168.

Идея медведя у греков, русских и германцев
Правда о медведях

В Русской земле Герберштейн, наблюдая за показаниями природы, увидел четыре чуда. Первое: великую стужу в 1525 / 26 году, когда гонцов-ездовых находили замёрзшими в их возках, а иных крестьян, которые вели в Москву из ближайших деревень скот, погибших от сильного мороза вместе со скотом.

Второе чудо: медведи во время великой стужи, гонимые голодом, вламывались в дома крестьян, которые толпами бежали от них и погибали жалкой смертью. Видно, что именно этот страшный сюжет был превращён иностранцами в дикий анекдот о медведях, шатающихся зимой по Москве, и проникший в наши дни.

Третье чудо: Герберштейн видел разноцветных зайцев, которые водятся вокруг Можайска в большом количестве, подобных он прежде никогда не видел; государь ежегодно устраивает там свои охоты.

И четвёртое чудо: Рязанская область. «Здесь из каждого зерна, удивляется Герберштейн, вырастает два, а иногда и больше колосьев; стебли их растут так густо, что ни лошади пройти через них, ни перепела вылететь из них не могут без известного труда. Там великое изобилие мёду, рыб, птиц и зверей, древесные плоды гораздо превосходнее московских; народ там в высшей степени смелый и воинственный» (3).

Развитие идеи северного следа медведя нуждается в услугах истории греков, римлян и предков русских. Во всяком случае, учёное большинство упирается сейчас против севера как исходной истории набожного человека, имеющего в сердце разумную душу, раздражённую от наступающего оледенения и гонимого прямым ветром на юг и юго-восток. Двигаясь зело медленно теплоюжным курсом, человек разумный обладал целевым мистическим мышление, укреплял свою собственную историческую легитимность, при этом осуществлял продуманный натиск на автохтонов, создавал постройки «нелепым делом, но крепким зданием», рассчитанные на защиту и обороноспособность. Композиция построек не подчинялась никаким правилам, с мощными стенами и оборонительными башнями по углам.

Итак, необходимо пролить свет на жизнь медведя в сознании греков, как идеи севера: αρκτοϛ, αρκτοι медведь, медведица, Большая и Малая Медведица; в переносном – Северный полюс, север. Но особый интерес представляет форма древне-индийского слова «медведь» – рукша = ру(к)ша = руса (11). А если обратим внимание на разные смысловые варианты латинского слова ursus, зависящие от контекста – «медведь» и в то же время «север», то в результате перестановки звуков, производившиеся в магических целях, мы получим форму rus(us) = рус «голова, главный». В этом случае становится доступным мистическое значение названия двух русских рек: на восточной стороне Валдайской возвышенности – реки Медведицы, впадающей в Волгу севернее реки Москвы, и реки Старой Русы на северо– западе, в Новгородской области, – сближение эпонима Руса, давшего своё имя северным русам, с культовым образом медведя – «голова, главный».

Но если жизнь дальних наших – жизнь в неизвестности, в исторической тьме, то и жизнь ближних проходит тоже не так близко. Приведём пример из современной истории, из нашего 70-летнего большевизма, в котором встаёт вопрос: что было грех и что не грех, и на врага в Отечественную войну какому «благу была победа»? – «Слова несведущим темны, понятны сведущим» (Эсхил. Орестея, 38, 39, 169, 221). «Корень и мать» (Бёме) истории – мысленное Древо жизни. Не об этом ли речь идёт в Псалме 67: «Приял еси даяния в человецех, ибо не покаряющыяся, еже вселитися… Бог наш, Бог еже спасати: и Господня, Господня исходища смертная» (Пс. 67, 19–21). – Принял имеющиеся дарования в человеках, хотя не покоряющихся [Богу], чтобы поселиться им [вместе с покоряющимися Богу]… Бог наш, Бог, чтобы спасать нас: и Господне, Господне начало смертного исхода (пер. наш). – Устояло Древо жизни и в наши нулевые, когда при «политических животных» (Аристотель) всё истощилось и замерло на нуле. Поэтому продолжим о медведях и севере.

Орест должен был для своего оправдания в убийстве матери доставить из южной части Крыма, из Тавриды, Дальнего севера для греков, в греческую Аттику, в местечко Браврон, деревянный балван стрелолюбивой медвежьей богини-охотницы Артемиды, близнеца-сестры Аполлона, связь которого с гиперборейским севером можно толковать как непосредственное постижение связи севера и юга на основании предшествующих знаний. Артемида не только охотница, но и медведица. В храме Артемиды Бравронской в её честь содержали ручную медведицу. В действиях Артемиды отмечена связь со змеями. Но в Бравроне было и нечто более редкое – там путём подражания медведице девушек-подростков посвящали в медведицы, αρκτοι. И что уж на самом деле расширяет и оживляет представление о нашем прошлом, так это то, что посвящаемых девушек одевали в одежды шафранового, то есть жёлтого цвета, символизирующего север, когда ещё смысловая сторона языка этого цвета наталкивала на мысли о севере. Мало того, афинянки, прежде чем выйти замуж, должны были изображать медведиц, подвергнуться обряду посвящения в медведицы (13).

Целесообразно поставить на вид сведения об истоках мифа о медведе, как проявлении Волоса-Велеса в лице греческого Гермеса, качества характера которого развёрнуты в Гомеровском гимне «К Гермесу».

Во многих моментах деятельности Волоса русский ум и чувства согласны с представлениями греков о Гермесе, они, как прямые линии, накладываются одно на другое. Гермес – ловкач, изворотливый, дока, хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый; чёрной ночи товарищ, глава воров, лукавый бог; в то же время духом твёрдый, занимается искусством из всех наилучшим: в день изо дня скотоводничает (русское «скотий бог»). В кладовых Гермеса золота много хранилось и серебра. А мы знаем, что золото – атрибут Волоса. Мифологический Змей представляет собой прообраз русского Волоса. О Змее лужицкое Wо́n ma zmija (о людях, неожиданно получивших богатство); русское «змей (или юж) деньги таскает» (о людях, которые быстро богатеют) (14). В «биографии» Гермеса присутствует сакральная сущность четвёрки: четвёртого числа Гермес явился на свет. Но четвёрка выражает идею божественного творчества. Пифагорейцы связывали с сущностью четвёрки, как живого проявления Бога – стремительность, силу, мужество, четвёрка – «держатель ключа к Природе», и называли эту сущность «гармонией» и «первейшей глубиной» (10). Данный факт «биографии» Гермеса имеет соотнесённость с культом Волоса в Великий четверг на Страстной неделе. В этот день приготавливали особую «четверговую соль», которой приписывалась специальная целебная и плодоносящая сила (15). Четверговая – то есть соль, пережжённая в Великий четверг с квасною гущею; с нею едят на Пасху яйца; служит общим лекарством от всего (8). Радостнодушный Гермес имел блистательный дар: его лира из черепахи, его же рук дело, испускала гудящий звук, и бог, как покровитель поэзии, подпевал ей прекрасно, импровизируя гимны об олимпийцах, песни-повести, как наш Боян о князьях – «Велесов внуче».

В плане глубины фольклорной архаики на Руси интересно представление о соотнесённости медведя с богом и о происхождении медведей. В украинской легенде сказано так: «старый дед» обогащает человека и делает его сначала богом, а затем медведем: «так выдмеди из людей и пишлы плодыця от того человика, шо був богом… первый выдмедь… був богом», – Велесом-Гермесом (Л. Г.) (16).

Короче, «русский медведь» – это воплощение Волоса, «скотьего бога»; «божество» медведь помогает обрабатывать землю, имеется ввиду обычай запрягать медведя в плуг рядом с волом; в обрядах, связанных с медвежьим культом – соотнесённость Волоса (медведя) с богатством, изобилием, плодородием; в свадебном обряде медведь выступает в специальной роли покровителя свадеб (17).

Но как всё-таки выглядело русское представление об идее или образе медведя, тем более, в паре с крестьянином Микулой Селяниновичем, могучей душой, всегда откровенной и незлобивой, занятой утомительным трудом? Судить, конечно, необходимо по мыслям и чувствам русских людей, тогда живших и творивших жизнь. Но для нашего намерения путь один – опираться на фольклорные источники, систематизированные в современном фундаментальном труде Бориса Андреевича Успенского «Филологические разыскания в области славянских древностей». Посох прекрасный, указывающий дороги к словам и к настоящему делу (гимн «К Гермесу», 529–531).

Ещё можно знать и ведать, или самим догадаться, в Русском мире мысли о медведе – Волосе-Гермесе – действовали повсеместно, но чувства к нему были разные. В свадебном обряде названия медведь и медведица характерны для жениха и невесты, соответственно дружка именуется медведником. Медведем называется жених в белорусских свадебных песнях:

 
Поглядитика, люди,
Мядьведьнички идуть
Мядьведя вядуть!
 

В то же время «воля великая» новобрачной противилась иногда названию «медведица», она же «змея»:

 
– Что ты, молодушка, не весёлая?
– Отчего мне, молодушке, весёлой быть?
Свёкор называет медведицею,
Свекровь называет лютою змеёй.
 

Или ещё: молодая, переступая порог, говорит: «Не медведя в дом ведут, а полную хозяйку» (18).

В русском духовном процессе долго и упорно присутствовало не историческое, а мифологическое чувство, когда покровителем земледелия и скота, как богатства (золото – атрибут Волоса) являлся «бог всей Руси» – «скотий бог» Волос-Велес, эквивалентным наименованием которого выступал святитель Николай Чудотворец, фольклорный Никола или Микула. Аналогичная соотнесённость медведя с богатством и с Матерью Землёй. Отсюда находит объяснение и былинный образ Микулы Селяниновича, рядом с которым и медведь находит своё место – медведь участвовал в ритуальной пахоте. В. Живанчевич связывает обычай запрягать в плуг медведя рядом с волом несомненным остатком ритуальной пахоты, когда божество помогает обрабатывать землю (9). Ср. в игре «Кострома» в ответ на вопрос, чем занят человек, пожелание: «Помогай тебе бог». – Недоступный внутренний мир!

Сказанного достаточно, чтобы удержаться на мифологической почве медведя как проявления Волоса и взглянуть мысленно на живых древних германцев, творящих жизнь, которую приоткрыл римский историк Тацит. Есть ли что-нибудь общее в идее медведя у них и у нас?

Но чтобы подступиться к готам, приходится задеть половцев. О готах на Руси знали давно.

Примечание. Далее допущена неосмотрительно одинаковость с текстом в «пейзаже» о готских девах в «Слове о полку Игореве» в статье настоящего издания «Троян не божество, а метафора», – неизбежная по конструктивным причинам.

Во всяком случае, Герберштейн в первой половине XVI века обратил внимание на мнение русских о готах: «Русские утверждают, будто половцы – это готы, но я не разделяю этого мнения… Слово «половцы» значит «полевые», те, кто живёт в поле, а не в домах» (4). Особенно важно в этом месте предотвратить гнев здравого смысла против отождествления русскими готов с половцами, хотя это отождествление далеко не пошло, не дальше Герберштейна. Что здесь произошло, откуда оно взялось? А что если в XVI веке русские люди знали «Слово о полку Игореве»? Герберштейн дважды посещал Российское царство великого князя Московского и всея Руси Василия III, отца Ивана Грозного, в качестве посла Священной римской империи германского народа – в 1517 и 1526 гг., и подолгу жил в Москве. Получал доступ к большому кругу русских исторических источников, прежде всего к летописям. Ему могли показать или он слышал, что существует книга Хронограф, в которой в «Слове о полку Игореве» так и сказано, что половцы – это готы: «по Руской земли прострошася полвци, аки пардуже гнездо… Се бо готския красныя девы въспеша на брезе Синему морю (Азовское море. – Л. Г.). Звоня рускым златом, поют время бусово, лелеют месть Шароканю. А мы уже дружина жадни веселия». – Сюжет как будто о половцах, но метафора о готских девах давала право судить, что половцы – это готы, «пейзаж» так и закрепился в сознании русских: половцы – это готы. Герберштейн возмутился, но основания указал не твёрдые: если бы половцы оказались готами, они жили бы в домах, а не в поле. На самом деле «готские девы» – это девы приазовских русов, заместивших ушедших готов, а за русами осталось имя «готы» в форме прозвища, как за белорусами прозвище со стороны прибалтов «гуды», «гудилы» от гутоны, гуты, готы, в этом случае с оттенком неприязни (6). «Готские девы» магией танца и песен о тёмном («бусовом») времени на Русской земле от половцев, чаруют месть Шаруканову отродью. Других русских источников о «тождестве» половцев и готов, насколько известно – нет! Таким образом, ссылку Герберштейна на мнение русских о половцах как готах, следует считать как проявленный ценный момент в доказательствах подлинности «Слова», который вместе с припиской 1307 года на последнем листе Псковского «Апостола» о междоусобицах князей Михаила и Юрия о Новгородском княжении словами из «Слова о полку Игореве», отсекает мнения о подделке памятника, которые всё ещё несутся кверху от злых и глупых людей.

Да, о готах на Руси знали давно. А есть ли что-нибудь общее в идее медведя у германцев и русских? И как в России вообще ведёт себя в последние три века понятие «готы» и «готицизм»? И на самом ли деле в России есть основания, на которых вот уже на наших глазах возник в узком кругу, известный только этому кругу, термин «русский готицизм»? Но чтобы потребовать ответы, необходимо сказать всё по порядку.

Тацит с делом написания истории справлялся успешно, о германцах писал с точки зрения человека разумного, способного на творческий акт, именно так, как призывал историков спустя двадцать веков Л. Ранке: «надо писать так, как это в действительности было» (Буданова В. П. Готы, с. 16). Не было тогда философии истории и полномочия диктатуры не определялись мифом о создании нового человека, но идея улучшении расы была, например, у Платона.

Тем не менее, вид «нового человека», сопряжённого с медведем, существовал у хаттов, обитавших в одном силовом поле Северной Германии с готами и тевтонами. Тацит так и пишет, что вид этих людей – человекомедведей, берсекров, – «внушал страх, как всё новое и необычное, они-то и начинали все битвы», находясь в первом ряду войска. «И что у остальных народов Германии встречается редко и всегда исходит из личного побуждения, то превратилось у хаттов в общераспространённый обычай: едва возмужав, они начинают отращивать волосы и отпускать бороду и дают обет не снимать этого [медвежьего] покрова на голове и лице ранее, чем убьют врага… Храбрейшие из них, сверх того, носят на себе похожую на оковы железную цепь, пока их не освободит от неё убийство врага». И Тацит открывает нам диалектическое качество берсекров с обратной, мирной, стороны – «грязь и низкий прах» (Джон Донн). «У них нет ни поля, ни дома, и ни о чём они не несут забот. К кому бы они ни пришли, у того и кормятся, расточая чужое, не жалея своего, пока из-за немощной старости столь непреклонная доблесть не станет для них непосильной» (12).

Следует отметить, что Тацит не всё сказал о берсекрах: они, бездельничая в мирное время, занимались грабежами и насиловали женщин. «Мирные» берсекры формально могут быть соотнесены с нашими скоморохами, «людьми злыми, догадливыми», порождением языческих погребальных и праздничных обрядов, когда во время различных состязаний («стравы») требовались игрецы и плясуны с ручными медведями. Скоморохи так же, как и берсекры, объедали и обворовывали хозяев, занимались грабежами и насилием. Правда, ни они сами, ни их медведи не были сближены с идеей битв, тогда как германцы, по словам Тацита, «берут с собой в битву некоторые извлечённые из священных рощ изображения и святыни» – деревянные резные фигуры различных животных, посвящённых тому или иному божеству. Поэтому, чтобы показать наших желаний край – отличие образа русского медведя от германского, отмечаем особо, что деревянная фигура медведя у германцев была посвящена богу грозы – Донару (12); знаменательно при этом отождествление или сближение в медвежьем культе в Заволжье скотьего бога Велеса (Волоса) – противника громовержца – с медведем (11).

В любых системах судьба системы зависит от начальных условий. В начале индоевропейской системы мировоззрения, связанной с животными, было раздвоение образа медведя: медведь у германцев сближен с богом грозы Донаром, у русских со «скотьим богом» Волосом, противником громовержца.

В дальнейшем происходит качественное изменение свойств той и другой системы. Западный человек «устремился к миру нечеловеческого» (Гирёнок Ф.И. Манифест… «Завтра», № 10, 2019), на противоположном же конце этого мира, как оказалось, обнаружился фашизм – коллективизм «сверхличных реальностей». Наш человек устремился к русско-православной идее соборности, «ощущению себя частицею Церкви», которая признаёт ценность личности, свободу и высокую качественность сознания. А на противоположном конце соборности обнаружился коллективизм, который шёл не «к преображению этого мира в Царство Божие, а к утверждению в границах этого мир Царства Божия без Бога, а значит и без человека, ибо Бог и человек неразрывно связаны» (1).

Наконец, о готицизме. Пешеходец Василий Григорович-Барский в своём Путешествии к Святым местам в Европе, Азии и Африке так описывает Солунь

в 1726 году. «Град Солунь или Солоники и Фессалоники стоит в земле Македонской, на брегу морском, на положении добром и веселом, под горами огражден каменною стеною на четыре угла расположенною, широтою и распространением подобится от части Риму из далече зрящи… Врат входных там суть пять; бойниц же или башен три покровенных медию… Улицы все суть постланы камением, аще и не гладко; град весь окрест каменою стеною высокою окружен, аще и нелепым делом. Но крепким Готическим зданием…» (5). Других русских источников с описанием ранних готических созданий не встречено. И вот только, на наших глазах, как было уже сказано, возникает термин «русский готицизм». «Готицизм, как пишет протоиерей Роман Бычков, хотя и тесно связан с «готоведением», но являет собой некий синтез исторического знания и исторического мифа о готах. Миф влияет на осмысление научного факта» (2). Как видим, «русскому готицизму» предложена мера мифа – куда бы ни шло, если бы не превышение этой меры и проникновение в историческое знание на Руси со стороны германофильства. Между тем на протяжении истории русского языка содержание слова «немец» остаётся скрытым. Нѣмьць, «человек, говорящий неясно, непонятно, нѣмьчинъ «немец, любой иностранец» – давно умолкнувшие смыслы. При опоре на живое значение – человек германского племени, русские склонны слышать в слове «немец» заодно и что-то ещё, чаще всего – враг (7).

2019 г.

 
1. Бердяев А. Н. Опыт эсхатологической метафизики. М.: «Книжный клуб Книговек», 2013, с. 579–582).
2. Бычков Роман, протоиерей. О серии сборников «Русский готицизм» // «Русский готицизм», 5. – М.: «Самотёка», МИД «Осознание», 2018, с. 5, 6.
3. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. Издательство Московского университета. 1988, с. 130, 136, 144, 325, № 386.
4. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии, с. 165.
5. Григорович-Барский, Василий. Пешеходца, уроженца Киевскаго, монаха Антиохийскаго, Путешествие к Святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723, и оконченное в 1747 году, им самим писанное. Часть первая, содержащая в себе странствование его с 1723 по 1735. Част вторая, содержащая в себе странствование его с 1735 по 1747 год. Изданное третьим тиснением. В Санктпетербурге, Иждивением Императорской Академии Наук, 1793 года. С. 159, 161.
6. Гурченко Л. А. Славяно-русские древности в «Слове о полку Игореве» и «небесное» государство Платона. М.: «Алгоритм», 2015, 27, 399, № 45.
7. Гурченко Л. А. Славяно-русские древности… Там же, с. 327 сл.
8. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: «Русский язык». Т. IV, 1998, с. 601.
9. Живанчевич В. «Волос – Велес» – славянское божество териоморфного происхождения // VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. Т. 8. М., 1970, с. 47; Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Издательство Московского университета. 1982, с. 101.
10. Ключников С. Ю. Священная наука чисел. М.: «Беловодье». 1996, с. 57, 58.
11. Мифы народов мира. М.: «Советская Энциклопедия». Т. 2. 1988, с. 129.
12. Тацит Публий Корнелий. О происхождении германцев и местоположении германцев, 31 // Анналы. Малые произведения. История. М.: «Ладомир». 2003, с. 474, 475; 7, № 18, с. 846.
13. Упсенский Б. А. Филологические разыскания…, с. 166.
14. Успенский Б. А. Там же, с.56, 57, 63.
15. Успенский Б. А. Там же, с. 142.
16. Успенский Б. А. Там же, с. 89.
17. Успенский Б. А. Там же, с. 102.
18. Успенский Б. А. Там же, с. 163, 164.