Текст книги "Отступники"

В духе своего времени сообщу, что любительские съёмки бушующего Ненависти «взорвали интернет», отодвинув на второй план разгоревшиеся вокруг столпа света страсти.

– Идём, – пришелец отвернулся и зашагал прочь от набережной вглубь комплекса строений фабрики. Малое количество людей, попадающее в поле его зрения, по всем признакам действовало на безликого умиротворяюще.

Под вой далёких сирен пытавшихся пробиться к месту происшествия служб спасения мы покрыли несколько сотен метров, не больше. Несколько групп праздношатающихся двигалось нам навстречу неспешным шагом. Конечно, они слышали хлопок, от которого сотряслась земля и в окрестных домах вылетели окна, возможно, перед этим до них донёсся непонятный рёв и людские крики, но ведь из этого не следует, что по соседству город начала громить инопланетная форма жизни, верно?

Сконцентрированный на марш-броске, надменной, исполненной осознанием доминирования своего биологического вида над аборигенами поступью, Ненависть двигался вперёд, не демонстрируя агрессии к источникам любопытствующих взглядов. По мере удаления от места катастрофы людей становилось всё больше, а очереди в ночные клубы всё длиннее. Внешность Ненависти и сжимаемый им в руке Скот Томас приковывали к себе всеобщее внимание.

– Ах, какая красивая девочка. Вон та, – показывал куда-то в этот момент порядком захмелевший Кобелёк, делавший глотки из единственно уцелевшей после поездки откупоренной ёмкости.

– Кобелёк, не отвлекайся, мы на задании, нам нужно вызволить Скота Томаса из лап морского чудовища.

– Альбатрос, а как тебе вот та? Правда, хорошенькая? Хочешь, познакомлю? – вскоре не выдерживал Кобелёк.

– Нет, – без зазрения совести губил чужие старания Альбатрос, – я бы что-нибудь попил. Чай, например.

– Не сейчас Альбатрос, – вмешался я.

Людей становилось всё больше, воздействие их сказывалось на характере Ненависти не самым благоприятным образом. Доносившееся из него отрывистое ворчание усиливалось, перерастая постепенно в приглушённый рык. Пришелец был очень раздражён невозможностью идти там, где его габариты позволяли делать это наиболее комфортно. Из-за вечного ремонта, смены асфальта с последующим его уничтожением для замены подземных коммуникаций проезжая часть слилась с тротуаром. В месиве машин и людей быстрее двигались вторые, что не мешало первым толкаться в пробке на пути от одного злачного заведения до другого по сорок минут. Когда у нашей компании возникла необходимость принять участие в движении по тракту среди машин с номерами вроде Л666ОХ и водитель одной из таких машин просигналил Ненависти, тем самым выразив своё недовольство по поводу сбитого зеркала, я понял, что дело дрянь. Зеркалом он намеренно пытался препятствовать продвижению нашей компании, специально прижимая нас к зоне раскопок по случаю частичного ремонта злополучной дороги.

Остановившийся пришелец, поворачиваясь лицом к машине, постепенно увеличивал громкость своего рычания. По его суженному до размера манной крупинки глазу, интенсивно сверкавшему рубиновым цветом, я понял, что здесь людей ждали не переломы, здесь их ждал геноцид.

– А как же инквизиция? – спросил я у Ненависти, смирившись с тем, что смерть моя будет быстрой и безболезненной.

– Инквизиции, – прошипел пришелец и сделал паузу. Он запустил свои когти сквозь металл в самое сердце машины и сделал это так, будто он опустил руку в мягкий сыпучий песок, а потом продолжил фразу, – здесь нет!

Вращающаяся во все стороны машина взмыла в воздух и приземлилась в воду. Хорошо, что фабрика находилась на вытянутом речном острове, поперёк которого проходил наш путь.

– Правильно! Нечего здесь бибикать… разбибикались… вы мне побибикайте ещё, – неопределённо грозил пальцем улетевшим обидчикам Кобелёк.

– Мхм, – кивнул Альбатрос.

– Тоже не утонут? – поинтересовался я.

– Если выплывут, – самодовольно булькал в ответ Ненависть. Я начинал разбираться в интонационных оттенках этих бульканий и клокотаний, а потому определил, что тот улыбается.

– Далеко нам ещё?

– Нет.

Отныне свободной от Скота Томаса рукой Ненависть нещадно выбрасывал попадавшиеся под ноги автомобили в реку. Возможно, мои слова достигли желаемого эффекта, а может, он и не собирался никого убивать. Повадки этого загадочного существа начинали потихоньку проясняться. После заминки оно взяло такой темп, что наша земная ватага едва поспевала за ним.

– Так из-за чего инквизиция тобой заинтересовалась?

– Уничтожил жизнь на планете, – лаконично, а главное правдиво, без тени какого бы то ни было стеснения ответил Ненависть.

– Всего-то? А на какой планете?

– На этой планете, – через плечо рявкнул Ненависть.

Традиционно мне не суждено было тут же доискаться до зарытой в этой реплике подоплёки.

Собеседник завернул за угол, тут же врезавшись в длинную очередь перед каким-то заведением, как газонокосилка в осоку, с явным намерением проникнуть внутрь клуба без очереди. В этот раз по стандартам Ненависти с людьми он обходился на удивление доброжелательно, всего-навсего роняя их в разные стороны.

– Не проходите, – попыталась перегородить дорогу уродливому гостю служба по контролю за соответствием стоимости надетого на людях с ценовой политикой заведения.

– Неужели? – Не останавливаясь, замогильным голосом прогудел Ненависть. Его правая рука, сжимавшая Скота Томаса беззвучно, с очевидной непосредственностью переехала вместе с ношей на спину, где в состоянии покоя торчала ладонью вниз у подножия горба между лопаток. На месте убранной в запас конечности тут же отросла другая точно такая же. За весь процесс Ненависть не покрыл и полутора метров.

Очередной всплеск жестокости застал меня врасплох, и мне невозможно было попытаться его предотвратить. Я начал замечать, что пришелец, в целом не питавший никаких симпатий к человеческой расе, очень избирательно проявлял чрезмерную агрессию к отдельным её представителям. Системы я пока понять не мог, но всплески и спады прослеживались со всей очевидностью. Я чувствовал, что за этими действиями скрывалось нечто большее, нежели простое неуважение или пренебрежение. Ненависть поступал так, будто знал, что иначе поступать нельзя.

Подойдя достаточно близко к четырём тяжеловесным охранникам и одному худому заморышу, скрывавшемуся за их спинами, монстр прямым ударом ноги в грудь отправил первого охранника в кому, а, возможно, прямиком на тот свет. Удар был чудовищно сильным, алая жидкость брызгала из всех отверстий человеческого тела, кубарем катившегося по асфальту.

– Хорошо, что мама Скота Томаса этого не видит, – хватаясь за голову, вымолвил я невпопад нетвёрдым голосом.

– Да, – отрывисто согласился со мной Альбатрос.

Голову второго охранника коротким резким движениям Ненависть шмякнул об землю. Третий и четвёртый отделались очень легко.

– Предлагаю вам найти другую работу, – ревело чудовище, подбросив двух человек в воздух метров на восемь.

Пытавшийся убежать носитель загадочного титула «администратор» был настигнут у дверей клуба. Ненависть хотел использовать его в качестве тарана, но двери оказались прочнее человеческого тела. Фырканьем выразив неудовольствие, Ненависть вдавил себя внутрь. Там он заметно успокоился, попросту расталкивая людей, один из которых был отброшен исполином на диджейский пульт, Ненависть шёл по одному ему известному маршруту, не пренебрегая сопровождать каждое своё действие рёвом, рыком, ворчанием, храпом или бранью.

Мы дошли до лестницы, ведущей вниз, ко всякого рода хозяйственным помещениям и уборным. Спустившись, я увидел, что проход упирался в массивную дверь, над ней весела надпись «запасной выход». Запасной выход был запечатан с тщательностью, не вызывавшей сомнений: всякий пожар либо иное стихийное бедствие не имело никаких шансов преодолеть этот оплот. Судя по всему, перед нами была конечная цель путешествия. Врата всё время находившегося у нас под носом логова духа медведя медленно распахнулись перед нами сами собой.

– Кажется, нас ждут, – задумчиво прокомментировал я, всматриваясь в осязаемую пустоту, тёмным паром валившую наружу.

Ненависть молча погрузился в океан чёрной материи, и земной компании ничего другого, кроме как последовать, за ним не оставалось. Я ориентировался исключительно по звуку шуршания ткани штанов Ненависти. Мы постоянно куда-то поворачивали, но мне ни разу не удалось дотронуться до стены или любого другого предмета, как не вытягивал я вперёд руки.

– Кобелёк, Альбатрос? – воззвал я во тьме к своим спутникам.

– Ну, завёл! Ух, завёл! – воскликнул Кобелёк.

– Да! – неопределённо обозначил собственное присутствие Альбатрос.

Впотьмах мы плутали целую вечность, то есть минут семь. На горизонте, если применительно к данной ситуации употребление этого оборота вообще возможно, вспыхнула маленькая, меньше глаза Ненависти, яркая точка. Свет в конце туннеля приближался к нам, увеличиваясь в размерах и разрастаясь куда быстрее, нежели можно было ожидать.

– Надеюсь, это не поезд мчится нам навстречу.

Ответить мне никто не успел. Ослепляющий свет врезался в нас, привыкшие к тишине и спокойствию уши чуть было не взорвались от сопровождавшей нашу недолгую слепоту музыки.

– Идём, – нехарактерно спокойно сказал Ненависть, стоило нам продрать глаза.

Помесь функционала подпольного восточного базара с вертепом для сильных мира сего сразу же бросилась в глаза. Представители разношёрстной публики походили на людей, но стоило только присмотреться к ним повнимательнее, как сразу становилось очевидным, что их сходство с людьми носит исключительно поверхностный характер. Ни у кого из присутствующих появление новой партии гостей не вызвало ни малейшего интереса, все спокойно продолжали заниматься своими делами.

– Можно вести дела с одним и воевать с другим – такова прелесть политической системы Кланов, – Безымянная вынырнула у нас из-за спины.

– Охота оказалась удачной? – спросил Ненависть.

– Да.

Я увидел ужасающий трофей с этой охоты – отрубленную голову. С правой стороны к юбке Безымянной на уровне пояса крепился загадочный механизм размером с небольшой карабин. Устройство для публичного ношения и демонстрации трофеев, видимо, хранило внутри себя два мотка очень прочных тонких цепей. У каждой имелся ромбовидный наконечник, который, проходя через глазницы, пробивал заднюю стенку черепа и позволял таким образом нанизывать одну голову за другой, словно грибы на нитку. В покое наконечники вкладывались обратно в углубления механизма, будто в ножны. Позже я узнал о других возможностях приспособления. Им можно было душить и резать, применять в качестве кошки или лебёдки, дубасить противника. Техника боя таким экзотическим видом оружия была чем-то средним между игрой с йо-йо и трюками с кедами. Быстрым движением руки сатиры могли зарядить наконечниками два специальных отверстия на перчатках под указательным и средним пальцами, превращая их в гарпуны. За счёт производимого выстрела происходил процесс сбора трофеев. Сатирам удавалось управлять этими снарядами прямо в полёте. Они всегда бумерангом возвращались обратно в устройство на поясе. Впрочем, сатиры в основном использовали его в качестве безделушки. Ткань юбки Безымянной не маралась от соседства с таким инопланетным аксессуаром органической породы, жидкость, похожая на кровь, стекала по ней вниз и капала на пол.

– Последний писк моды? Распродажа голов? Одна по цене двух? – спросил я, осмотрев Безымянную.

– Вроде того.

– И долго оно будет болтаться у тебя на поясе?

– Дня два.

– И что потом?

– Добавлю в коллекцию, найду другой трофей.

Всецело поглощённый диалогом с Безымянной, я не заметил, как Альбатрос, Кобелёк и Ненависть со Скотом Томасом куда-то запропастились.

– Идём, – поманила за собой нечистокровный сатир.

***

Мучимые обыкновенной жаждой наряду с остальными жаждами, способными мучить простого обывателя, Альбатрос и Кобелёк отправились на поиски барной стойки.

– Как-то скучно здесь, никто не танцует, – пожаловался Кобелёк Альбатросу.

– Мхм, – кивнул Альбатрос.

Необычность места вызывала в Кобельке лёгкое чувство беспокойства и смутную неясную тревогу. В попытке определить первоисточник неприятных, слегка будоражащих эмоций, Кобелёк внимательно смотрел по сторонам. Нечёткая картинка постоянно куда-то прыгала и плыла.

– Простите, – опал обессиливший от странствий герой на первый попавшийся стул, обращаясь к сидящим за столом существам, – а где здесь… ну… можно купить что-нибудь выпить?

Один из сидящих с молчаливой благосклонностью указал в сторону.

– Спасибо, – кивнул вопрошавший, чья голова болталась, как погремушка.

Огромный зал, по которому бродило два объединённых общей целью индивида, делился на зоны, Понимание предназначения каждой из них ускользало от Кобелька и не слишком интересовало Альбатроса. Раскинутые шатры соседствовали с расставленными полукругом подле столиков пуфиками, креслами, диванами и стульями всевозможной высоты и конфигурации. Упорядоченная небрежность чувствовалась в оформлении всюду. Пол устилал ковёр с высоким ворсом, своей мягкостью манившим Кобелька прилечь и забыться в отрезвляющем сне. На столиках, уставленных едой и напитками, повсеместно воскуривались благовония. Немногочисленные источники освещения, ослепившие нас поначалу, крепились к восходящим в темноту колоннам. Они выхватывали из тусклой бездны стройные ряды смонтированных вдоль стен многоярусных внутренних веранд.

Сновавшая туда-сюда публика хорошо вписывалась в гротескные декорации. Малознакомые, трудно различимые, неясно размытые, они с неуловимой неторопливостью просачивались и перемешивались между собой, чуть слышно шелестя соприкасавшимися с ковром конечностями.

Продираться сквозь столпотворение оказалось на удивление лёгким занятием. Кобелёк шёл напролом, но каждый раз буквально за долю секунды до рокового столкновения препятствие внезапно уплывало в сторону. Открыв для себя эту закономерность, Кобелёк нарочито большими шагами, потрясавшими его хорошенько расшатавшуюся голову ещё сильнее, избрал курс на таран.

– Сволочи! – икая от возмущения, восклицал он в сердцах, когда очередная попытка с кем-то столкнуться терпела крах.

Вероятно, невозможность отнесения нелестной формулировки к какой-то конкретной персоне сыграла не последнюю роль в отсутствии конфликтов с окружающими. Никто так никогда и не узнает, чем бы закончилась эта история о двух блуждающих во тьме людях, коль предметы соизволили бы продолжить издевательски отодвигаться. При совершении очередного манёвра Кобелёк был совершенно сбит с толку, а также сбит с ног, поскольку хорошенько стукнулся о позабытый предмет своего изначального вожделения – барную стойку. Отскочив от оной по всем законам амортизации, пострадавший с чувством собственного достоинства зацепился пальцами за выступ и подтянул упавшее тело руками. Почти перевалившись за стойку, Кобелёк мутным взглядом воззрился в лицо бармена, по счастливой случайности очутившееся сантиметрах в двадцати от него.

– Виски с колой, – подумав, Кобелёк добавил, – пожалуйста.

– А мне чай с лимоном, – сказал Альбатрос, чей голос звучал будто из надетой на голову трубы.

Заказ материализовался перед посетителями тут же. Кобелёк полез в карман за деньгами. На пол посыпалась мелочь вперемешку с купюрами, на которые со свистом спикировал Альбатрос. Молчаливым царским жестом приняв дань из когтей услужливого спутника, Кобелёк признательно кивнул, сопроводив выражение одобрения носовым сопением на выдох. Бармен наотрез отказался принимать протянутую из рук Кобелька яркую бумажку.

– Спасибо, – откланялся Кобелёк, пытаясь вдеть стакан в руку. Успешно выиграв в горизонтальном варианте популярной некогда забавы с доставанием сувениров при помощи примитивной руки манипулятора, щипавшей фиолетовых зайцев и зелёных бегемотов по вертикали, заметно подобревший клиент отвернулся в поисках новых приключений.

– Альбатрос, я не уверен, но, по-моему, у этого бармена было четыре глаза, – соблюдая строжайшую конспирацию, деликатно пробубнил Кобелёк в ухо своему другу, стараясь не шевелить при этом губами.

– Мхм, – энергично затряс головой Альбатрос, и волосы вперемешку с перхотью градом посыпались в чашку с чаем, наряду с этим он подавился только что отправленным в рот лимоном.

Временные трудности Альбатроса с дыханием уже не волновали Кобелька. Что-то похожее на очертания женских тел замаячило на горизонте. Заинтересованный посетитель вспомнил о своём истинном предназначении – дарить любовь и ласку противоположному полу. Махая виртуальным хвостиком, Кобелёк вприпрыжку помчался по направлению к визуальному раздражителю его душевного спокойствия. Содержимое стакана штормило, оно волнами накатывалось на стеклянные края, иногда разбиваясь о них вдребезги, а иногда страстно переливалось. Прихлёбывая, Кобелёк на полном ходу слизывал эту сладкую кровь, сочащуюся, казалось, прямиком из ран его истерзанной одиночеством души.

Чутьё не подвело Кобелька. Погоня за ускользающим миражом привлекательных фигур, сулящих райское наслаждение, слегка затянулась, но преследователь ни на секунду не выпускал из сознания манящий образ, зафиксировав его там намертво. Незаметно для себя Кобелёк перебрался в другую часть заведения. Уставившись в пол, Альбатрос беззвучно летел по стопам с привычным выражением крайней задумчивости на лице.

Никто из двоих толком не следил за дорогой. Удивившись внезапной перемене, двое встали посреди помещения, размером и оформлением своим более всего схожим со стрипклубом среднего масштаба. Кобелёк испытал молниеносный прилив восторга, ударившего его огромным разрядом кобелиной энергии точно в макушку. Выйдя в районе хвостика, прошедший по позвоночнику разряд пригвоздил человеческое существо к полу. Не успевший отследить кардинального изменения ситуации Альбатрос наступил Кобельку на пятки, врезался в спину, сделал несколько шагов назад, потоптался на месте и осунулся.

Никогда прежде взгляд Кобелька не метался из стороны в сторону с такой прытью. В ту ночь размытые в дымке, почти раздетые, по всякому извивающиеся, женские особи, навсегда оставили глубочайший след в душе Кобелька. Холодные глаза наполненных внеземной красотой прелестниц светились экзотическими цветами. Многие были закованы в цепи и сидели в клетках. Никто не выказывал видимых признаков недовольства своей судьбой. Они безучастно, недвижимо следили из застенков за событиями снаружи.

Из части танцующего для услады публики женского народонаселения, сохранившего подобие автономии, Кобелёк выделил одну особу, поразившую его порочным свечением своих терракотовых глаз. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло и то, что на ней вообще не было никакой одежды. Кобелёк, как в бреду, возобновил движение к этой загадочной сирене. Такой степени лоска кожи на Земле не могут добиться даже признанные мастера фотошопа. Взятый отдельно волосок с головы этого существа сам по себе натолкнул бы на мысль о том, что его обладатель принадлежит к какой-то специально выведенной породе. Невозможно было найти ни одного изъяна или маленького дефекта на коже, в пропорциях фигуры, движениях тела.

Почему-то места возле роковой танцовщицы были не заняты, поэтому Кобелёк без проблем приблизился к ней почти вплотную. Сделав остановку возле подиума, Кобелёк не без вожделения, сантиметр за сантиметром испепелял страстью пленившую его фигуру.

– Ух, хороша! – так и забыв закрыть рот, не отводя глаз от притягательного зрелища, наугад опустился на неизвестный предмет, предназначенный для сидения, Кобелёк.

– О, она просто великолепна! – неожиданно отозвался сидящий рядом сосед.

– Да, – согласился спикировавший на соседнюю жердочку Альбатрос, так и не удосужившийся оторвать глаза от пола.

– Понаблюдай за игрой света на её коже, – продолжил петь дифирамбы сосед, обладавший весьма приятным голосом, – никогда ты не найдёшь другой такой густой гривы удивительно мягких, тончайших волос. Смотри, как с поворотом головы они рассыпаются и каждый волосок, незаметный сам по себе, режет воздух, будто нить. Видишь эту рябь? Смотри за пластичными движениями её членов, разве игра их не завораживает, не обжигает, словно языки пляшущего, вышедшего из-под контроля пламени. Поверь, это воплощение бушующей первобытной стихии, которому были совершены многочисленные жертвоприношения, но оно капризно, как все языческие божества. Настроение её переменчиво, а выражение на лице не зависит от того, предаёт ли она или одаривает.

Застывший на месте Кобелёк дышал неровно, время от времени забывая это делать. Глаза его неимоверно покраснели, сам того не подозревая, он не моргал с того момента, как впервые увидел поработившее его существо. Извивающаяся лианой танцовщица почти вплотную подобралась к Кобельку, выставляя себя в наиболее выгодных ракурсах, она собиралась обвиться вокруг гостя и обернуться ядовитым плющем. Этому воспрепятствовало два обстоятельства, совершенно ускользнувшие от Кобелька, которому грезилось, что он попал в рай на земле и уже провёл в нём лет двести.