Текст книги "Отступники"

То, что присутствующая сильная половина человечества наперебой по глупости ринется охмурять танцовщицу, было очевидно. Я готов был поставить свою голову на то, что в планы Безымянной не входило охмуряться. Следом за первым предположением в голове загорелась довольно здравая идея: убраться куда подальше, покуда дело не дошло до отделения конечностей от тела. Сомнений в возможностях Безымянной у меня больше не было. Я только думал, свернёт ли она шеи всем разом или будет отрывать руки и ноги в порядке живой очереди.

– Уже уходишь? – Безымянная неожиданно возникла передо мной, когда я ретировался в сторону выхода по-английски, ни с кем не попрощавшись.

– Да, мне стало скучно, – искренне ответил я, – ты потрясающе танцуешь, Безымянная.

Почему-то она ничего не ответила. Мы молча смотрели друг другу в глаза какое-то время. Всегда ненавидел эту игру.

– Проследишь за оставшейся троицей? – спросил я наконец.

Безымянная молча кивнула и растворилась в толпе. Я, конечно, мог поинтересоваться, не желает ли она отправиться со мной, обрушить массу мелких бытовых вопросов, но не видел в этом никакого смысла.

Поездка на такси до дома по ночному городу была быстрой. После гигиенических процедур я упал в объятия своего ложа, а дальше – пустота.

Утром, продрав глаза, я насторожился. В квартире царила тишина, но обольщаться на этот счёт было всё-таки рано. Я имел помятый вид, как всякий только что проснувшийся человек. Надев первое под руку попавшееся, что не способствовало облагораживанию внешности, неровным шагом я поплёлся на кухню.

– Доброе утро, Безымянная, – прозвучало как ни в чём не бывало моё бодрое приветствие.

– Доброе утро, – ответило сидящее на подоконнике спиной к окну существо с распущенными волосами, в домашних тапочках и пижаме.

– Кобелёк пережил эту ночь? – тут же был озвучен новый вопрос.

– Были опасения в его неспособности сделать это?

– Да, вчера я попросил тебя проследить за троицей, но забыл подчеркнуть необходимость сохранить им хотя бы признаки жизни.

– Тогда почему ты спрашиваешь только про одного?

– Кобелёк ещё до клуба был нетрезв, а значит приставал к окружающим и не в последнюю очередь к тебе. Я понимаю, что уладить это недоразумение не составит для тебя труда, а только интересуюсь, выжил ли он. Двое других в этом отношении абсолютно безопасны, и за них я не беспокоюсь. Филантропией я не маюсь, а значит, на судьбу остальных, присутствовавших вчера, мне наплевать, даже если ты жестоко пытала их перед тем, как сожрать живьём.

– Он выжил, – лаконично ответила Безымянная.

– Превосходно! – мои ладоши громко хлопнули друг о друга. – Скажи, Альбатрос не тыкал в твоё плечо указательным пальцем?

– Нет, – не без удивления ответила Безымянная, – у него наблюдается такая тенденция?

– Он так выражает заинтересованность, граничащую с сильной симпатией и крайним возбуждением, – невыразимо сладостно, а оттого чрезвычайно ядовито пояснил я, гаденько улыбаясь.

Титанический груз хранителя тайн потустороннего мира на мгновение спал с плеч Безымянной. Её лицо вдруг озарила искренняя улыбка необычайной красоты, в которую, уверяю, не было возможности не влюбиться. Лик Безымянной ещё долго хранил черты пережитой эмоции, как ни старалась она придать себе прежнюю строгость.

– Хочешь что-нибудь ещё спросить?

– Да, – сказал я, – завтракать будешь?

Именно её хладнокровный утвердительный кивок ударом гильотины беспощадно казнил мой сложившийся уклад. Маленькое событие явилось большим взрывом, из которого впоследствии появляется – ни больше ни меньше – новая вселенная.

Возврат к старому для меня был невозможен, потому что когда ваша жизнь начинает интенсивно переливаться всеми цветами радуги и каждую секунду кардинально меняется сама собой (процесс, надо сказать, которым вы не в состоянии управлять), то вас вряд ли съест тоска по какому-нибудь домику в захолустье. Во всяком случае желание узнать, чем же закончится дело, у любого нормального человека будет явно довлеть над всем остальным.

Некто в пижаме и домашних тапочках, безропотно готовый на завтрак уплести любое предлагаемое кушанье, как-то сразу располагает к себе. Тем паче, если этот некто отличного от вас пола и, коли осторожничать в выражениях, весьма недурен собой, хотя, безусловно, это дело вкуса.

Напрямую связанная с Безымянной чертовщина манила и ужасала меня в равной степени. Завтракали мы всегда вместе, но я по-прежнему не понимал, каким способом Безымянная проникает в квартиру. И с этим, заявляю это со всей ответственностью, я изыскал возможность мириться. Однако мириться с непониманием способа, которым она упомянутую квартиру покидала, было куда сложнее.

За завтраком мы увлекались интеллектуальной баталией, высмеивая те или иные особенности друг друга. Я остро язвил по поводу её манеры исчезать и появляться, выскакивая из-за угла. Она никогда не обижалась на выпады с моей стороны, но и никак их не комментировала.

После завтрака Безымянная нередко пропадала. Я счёл возможным предположить наличие некой «работы». Вечером она появлялась, но всегда в разное время, будто используемый ею транспорт тоже мог проторчать в какой-нибудь пробке. Мы ужинали, потом каждый занимался своими делами.

Поначалу «дела» Безымянной приводили меня к психологическим опытам над самим собой по созданию коктейля из дикого животного ужаса и небывалой степени раздражения. В лучшем случае я просто чувствовал себя некомфортно из-за её привычки сохранять избыточную мобильность, во время тектонических процессов в коре её головного мозга, ну, примерно как у оборудования весом в пару сотен тонн. Она часами смотрела в окно или, что было совсем дико, в какую-то одну точку внутри комнаты. Я же мучительно боролся с желанием запустить в неё тяжёлым предметом, как в какое-нибудь застывшее на потолке насекомое, дабы проверить, не умерло ли оно, а в случае отрицательного заключения по предыдущему вопросу, мгновенно это исправить.

Каждый новый день подогревал стремление проникнуть за грандиозный, манивший своей недостижимостью занавес, скрывавший тайну Безымянной. Мои попытки поддаться этому были скорее комичными и ни к чему хорошему не приводили. Разве что я открывал для себя очередную деталь, недвусмысленно намекавшую на внеземное происхождение моего компаньона.

За последующие несколько месяцев ничего достойного подробного описания не случилось. Я незаметно перевёл сожительницу из разряда абстрактных вещей в категорию вполне материальных, имеющих конкретное назначение объектов, то есть упразднил слишком громоздкое слово «безымянная», заменив его на более короткое и удобное «ящик».

Ящик был загадочен, прямо как ящик Пандоры, малогабаритен, прост в обращении, неприхотлив. Он всегда был бдителен, ибо я никогда не видел его спящим. Я так и не узнал, где он хранит все свои вещи. Уйдя утром в одной одежде, Ящик появлялся вечером совсем в другой, а утром следующего дня оказывался уже в третьей. Ящик избегал ванной, то есть не признавал существование этой комнаты, игнорировал её. Я никогда не видел, как Ящик надевал на себя или снимал с себя хотя бы ничтожный элемент, например серьги или другое украшение.

Всё это не укладывалось у меня в голове. Несколько дней я напрягал извилины, после чего окончательно решился пуститься во все тяжкие. В бытовых условиях, обнаружив в своей квартире неизвестный науке вид организма, логично будет взять самый длинный предмет, им наверняка будет швабра, и с опаской ткнуть им в источник беспокойства. Организм можно попробовать изловить для опытов в лабораторных условиях, усыпить или обездвижить, на худой конец, просто прибить.

Ловить Безымянную в сеть со шваброй наперевес? Пытаться подсыпать ей что-нибудь в еду? Постараться оглушить её фамильной чугунной сковородкой? И как мне вообще такое в голову могло прийти?!

– Безымянная, дай сюда руку, – сказал я как-то за завтраком.

– Зачем?

– Ну как же, сперва просто потрогать, потом уколоть вилкой, посмотреть на результат. Впрочем, чего греха таить, хочу тебя обнюхать, так как по моим прикидкам ты должна страшно вонять.

«Или всё-таки лучше было оглушить сковородкой?» – тут же подумал я про себя.

– Боюсь, у меня нет никакой возможности отказаться от такой галантной просьбы, – Безымянная покорно протянула мне руку.

Ладонь оказалась раза в полтора меньше моей, да и по всем остальным признакам конечность Ящика соответствовала тому, что принято называть изящной женской лапкой. Использовать вилку я не решился. Долго обнюхивать собеседницу тоже не пришлось. Она, как и воздух сам по себе, не пахла абсолютно ничем.

Следующим этапом исследований явилось незатейливое, но весьма занятное открытие. Когда я любовался лоснящейся копной густых волос Безымянной, то осознал затруднительность обнаружения отдельных её элементов. Волосы у Безымянной не выпадали, да она никогда их и не расчёсывала, во всяком случае при мне.

Не встретив никакого сопротивления попыткам во имя науки лишить её нескольких волосков, я столкнулся с непреодолимыми трудностями при сохранении чужеродного генетического материала. Он неизменно испарялся как по волшебству, стоило только отвлечься от него хотя бы на секунду.

Последней каплей, наполнившей чашу моей паранойи до краёв, стал факт несостоятельности идеи применения Безымянной как нагревательного элемента. Температура любой поверхности, с которой она вступала в контакт, оставалась неизменной. Опыты с градусником поставили меня в тупик.

– Ха-ха-ха, очень смешно, паясничать, я вижу, ты умеешь, – расстроенно ворчал я, переводя взгляд с гримасничавшей Безымянной на градусник, показывавший тридцать шесть и шесть.

Цепляясь за соломинку, я делал попытки обрести успокоение в одном из своих любимых занятий – чтении. Характер читаемого, как и всё в моей жизни, за последнее время коренным образом преобразился.

Бесконечная череда стихийных рейдов на все типы книгохранилищ и вместилищ данных, поиски нужного материала везде, где только возможно было раздобыть необходимое, привели к заметному расширению домашней библиотеки. Вполне благопристойные классические произведения стали соседствовать с порой весьма сомнительного содержания книжонками.

Мутная пелена мира паранормальных явлений окутывала меня постепенно. Медицина спасовала перед феноменом Безымянной. Описанные в «Современных достоверных случаях бытовой массовой истерии из-за спонтанной электролитической диссоциации кухонных плит, а также в связи с утечкой хладагента, наряду с исключительными случаями проявления побочных эффектов от отравления бытовым газомЪ» происшествия меня позабавили, но ничего общего со сложившимися обстоятельствами не имели. Открыв какую-то книгу по психиатрии, я поначалу мало что понял. За последующие полторы недели кустарным методом с её помощью я диагностировал у себя многое, о чём ещё недавно не мыслил. Никакой пользы, да и вреда тоже такое чтение не принесло.

Следующий, изучаемый без особого энтузиазма раздел имел прямое отношение к религии. Как и всё с ней связанное, он имел расплывчатые границы, мутные формулировки, отсутствие единства взглядов на простые повседневные вещи, а уж тем более не способность оказать даже незначительную помощь в исследовании.

Устойчиво безразличное отношение Безымянной к религиозным конфессиям, их символике и любым сопутствующим принадлежностям не делало возможным объявить её, скажем, суккубом. Хотя Безымянная и обладала выразительной внешностью, молодостью, являлась преимущественно под вечер, нельзя назвать такую формулировку иначе, как притянутой за уши. Спалось мне всегда отменно: ни кошмары, ни вообще какие-то другие сны мне не досаждали. Характерного тлетворного влияния вполне определённого свойства на свой мужской организм я не испытывал.

Как-то утром я попробовал шутки ради облить её из бутылки святой водой, подаренной мне заботливой бабушкой, видимо, как раз для таких случаев. Распевая при этом «Изыди сатана на-на на-на на-на…», я торжественно опрокинул на её голову добрую половину двухлитровой ёмкости. Окропление заворожило меня гораздо сильнее, чем я ожидал.

Безымянная быстро опомнилась, откуда ни возьмись у неё в руках тоже появилась бутылка с водой. За десять минут неравного боя, так как вода у Безымянной почему-то не заканчивалась, мы залили всю квартиру. Особо отмечу, что ванная не спасла меня от вражеского гнева. В какой-то момент я схватил кастрюлю и стал, набирая в неё воду, поливать соперницу.

Бой прекратился, когда сработала невидимая пожарная сигнализация и с потолка на наши головы обрушился настоящий тропический ливень. Несколько мгновений мы враждебно косились друг на друга.

– Хватит, выключай дождь, так невесело, – первым опомнился я.

Падающие из ниоткуда струи воды мгновенно прекратились. Безымянная при этом, насторожившись, застыла.

– У нас проблемы?

– Не знаю, – чуть заметно отрицательно покачала головой Безымянная.

– Гм.

Следы затяжных водных сражений бесследно улетучились, стоило мне на секунду отвернуться.

– М-м-м, а мою одежду так же высушить нельзя? Уж больно переодеваться не хочется, – вызывающий комментарий сам собой слетел у меня с губ.

Мой мозг не успел ещё поставить точку в сказанном предложении, а надетое на мне уже высохло. Я посмотрел на валявшуюся на полу пустую пластиковую бутылку, перевёл взгляд на кастрюлю у себя в руках, помолчал секунды три.

– Какие ещё функции у тебя есть?

Последние надежды на существующее рациональное объяснение происходящего разбились вдребезги.

Официальная наука не подтверждала наличие разумной жизни где-то вне нашей планеты, наряду с этим она отнюдь не опровергала возможность такой жизни. Что там бесконечный космос, сама наша планете содержит в себе огромное количество так никем и не решённых загадок. Накопать вменяемые сведения на тему внеземной жизни оказалось ожидаемо тупиковым занятием. Всё, что так или иначе попадалось мне на глаза, в общем, делилось на две категории. Первая получилась не такой объёмной, как хотелось бы, она состояла из сухо задокументированных достоверных случаев наблюдения за чем-то необычным.

Вторая распласталась в информационном поле гигантской аляповатой медузой. Её хотелось изловить, выбросить на берег и безжалостно сжечь на солнце. Медуза вмещала неиссякаемую подборку весьма сомнительных близких контактов. Одной из сторон таких контактов выступали не только гипотетические существа с далёких планет, но и представители параллельных вселенных.

«… Антонио Исабель дель Сантисимо Сакраменто дель Алтар Кастаньеда и Монтеро – кроткий приходской священник, который в свои девяносто четыре года трижды видел дьявола…» Серьёзную конкуренцию такому литературному персонажу составлял вполне реально существующий автор одной забавной книжонки. Дьявол не удостоил его своим визитом ни разу, зато двукратно посещали очаровательные серые гуманоиды. Во время продолжительных душевных бесед за кухонным столом они в довольно льстивой форме открыли истинную картину мироздания. С дозволения инопланетян, улыбающихся при этом как Голубой Воришка, (персонаж Олега Табакова в экранизации «12 Стульев») автор объявил себя реинкарнацией ни больше ни меньше самого Циолковского. Дальнейшие откровения новоявленного светила науки вгоняли меня в ступор. Заскорузлый учёный мир не спешил принимать подробные трактаты об Атлантиде, Гиперборее, Лемурии, основанные на том, что древние египтяне были гермафродитами. Я искренне сожалел, что реинкарнация Циолковского не удосужилась ознакомиться с творчеством Говарда Лавкрафта. Я с удовольствием почитал бы про традиционный уклад жизни обитателей Плато Ленг.

Довольно интересные знания я почерпнул, увлечённо штудируя труды, проливающие свет на мало изученные явления, встречаемые относительно часто, но не афишируемые. На статном всесильном теле современной науки они выскакивали уродливыми бородавками.

– Что читаешь в этот раз? – спросила меня Безымянная как-то вечером.

– Твою биографию, – не отрывая глаз от страниц книги с характерным названием «Призраки и полтергейсты», ответил я.

Шутки шутками, а кто бы мог подумать, что у Безымянной много общего с полтергейстом? Всё почти сходилось. Источником полтергейста всегда был человек – носитель. Полтергейсту предшествовало какое-то событие, запускавшее его. Психологическая травма, в частности. А как иначе назвать тот период времени, когда я вынужденно прожил без ноутбука несколько месяцев? При полтергейсте нередки были материализации привидений.

В момент прочтения этого я, помнится, перевёл взгляд на Безымянную и с прищуром посмотрел на её новый, сменившийся буквально минуту назад наряд. Полтергейст проявлялся преимущественно ближе к вечеру или по ночам. При нём нередки случаи обрызгивания невесть откуда взявшейся водой. Он зачастую следовал за своим носителем буквально по пятам. Считывая информацию с собеседника, Безымянная прельщала его своими ответами, говоря попросту то, что тому хотелось бы слышать. Перечень гипотетических сходств на этом иссякал. Различий всё же было гораздо больше.

С первых дней своего стремительного появления Безымянная вела активную светскую жизнь. Основным побочным эффектом её старания всячески очеловечиться было активное вовлечение меня в сей процесс. К вящему ужасу, Безымянная не избегала чьего бы то ни было общества, а, наоборот, притягивала к себе людей, будто магнитом. Вышеупомянутые действующие лица нередко собирались у меня на посиделки. С тех пор как нашу мужскую компанию разбавила Безымянная, гости стали бывать у меня практически ежедневно. Моя квартира обернулась каким-то притоном, концентрировавшим в себе человеческое разгильдяйство и страсть к развесёлому образу жизни. Накопившееся в ней за день выплёскивалось вечером на улицы города, почти как помои в средневековье, которые лили из окон прямо на головы случайных прохожих. Я потерял счёт всякого рода заведениям, в которых мы побывали.

Безымянная никогда не отказывалась от еды или питья. По моим наблюдениям поглощение земных продуктов следовало из необходимости поддерживать подобие маскировки, а не из эволюционно обусловленной физиологической потребности. Что-то она оценивала как более вкусное, а что-то нравилось ей меньше, но в целом Безымянная была всегда готова пожрать абсолютно всё. Пожалуй, сладкое вызывало в ней энтузиазма больше, чем всё остальное. Вливая в себя напитки в любой пропорции и последовательности, Безымянная никогда не пьянела.

На следующий день после памятного посещения кинотеатра и ночного клуба, когда вся компания вновь собралась у меня дома, гостья за считанные минуты нашла общий язык с каждым участником событий в отдельности. Помню, я тогда особенно насторожился. Сидя таким образом, чтобы иметь возможность видеть каждого без помех, я чувствовал себя наблюдателем грандиозного социального эксперимента, но никак не мог понять его сути. Впоследствии индивидуальный подход ко всякому, удостоенному общества Безымянной, только развивался. Кстати, другим она представлялась Шейлой.

Через несколько дней неизвестно откуда взявшееся существо стало изучать мою библиотеку, а ещё через какое-то время помогать мне с домашними хлопотами. Её можно было отправить на добывание пищи, при этом я всегда снабжал её необходимым количеством разноцветных фантиков, имеющих высокое значение в человеческом мире. Механически приняв от меня клочки бумаги, Безымянная всегда хладнокровно возвращала их назад вместе с горой припасов. Она явно относилась к этому, как к какому-то священному ритуалу, интерпретация коего вызывала у неё затруднение.

Я никогда не видел начала или середины того или иного её общественно полезного действия. Они просто случались. Не знаю, наверное, в её мире полагается смертная казнь, если тебя застукают со шваброй в руках, или моющим посуду, или готовящим еду, или вытирающим пыль.

Моя жизнь дьявольски упростилась. С бесконечным источником золотовалютного запаса Земли, персональным телохранителем, собеседником и компаньоном приходилось расставаться всё реже и реже. Услугами джина я старался не пользоваться, исключение составляли случаи, когда джин сам проявлял инициативу.

В том мире, где постоянно витала Безымянная, явно не всё было спокойно. И со временем я начал видеть это довольно отчётливо. За непрекращающимся щебетанием на фоне декораций ночной жизни пряталась нечеловеческая сосредоточенность и серьёзность.

Совершаемые ею действия не приносили какого-то желаемого результата. На выработку новой стратегии Безымянная тратила все, имевшиеся у неё ресурсы и время. Мне часто доводилось быть свидетелем обдумывания чего-то. Приступы пиковой мозговой активности постепенно учащались. При мне она не стеснялась впадать в своё особое состояние задумчивости, признаков коего я не замечал вне домашней обстановки или при посторонних, даже моих друзьях.

Безымянная продолжала класть на обе лопатки Скота Томаса его же собственным оружием. С её чувственных губ сходили такие отвратительные шутки, что аппетит без преувеличения у всех портился на несколько часов. Сверхспособности демонстрировались Безымянной регулярно, но аккуратно. Благодаря ним Скот Томас наконец научился нормально водить машину.

И без того бесконечно создававший аварийноопасные ситуации на дороге стиль вождения усугубился желанием произвести впечатление на новую знакомую. Подействовало ли игнорирование Скотом всеобщих протестов, но Безымянная в итоге попросила притормозить. Энергично выскочив из машины, она обогнула её спереди. За это время неизвестная сила выволокла меня Кобелька и Альбатроса из салона на обочину. С не меньшей энергией Безымянная водрузила водителя, извлечённого одной рукой за шкирку, как только что забранный из химчистки костюм, на пассажирское сидение. Бросив остолбеневшим у обочины друзьям жертвы: «Ждите здесь», – она села за руль, и машина мгновенно исчезла из виду, набирая скорость реактивного самолёта, нарушающего все мыслимые и немыслимые законы физики.

Примерно через десять минут автотранспортное средство вальяжно припарковалось на месте старта. Позеленевший Скот Томас, с полными животного ужаса, ничего не видящими, стеклянными глазами, в истерике пытался освободиться от правой руки Безымянной, использованной одновременно в качестве пресса, вдавившего пассажира в сидение, и в качестве кляпа, полностью перекрывавшего дыхание, не дававшего испачкать салон.

Дверь сама собой плавно отворилась. Безымянная за долю секунды оторвала пассажира от сидения, развернула лицом к нам, давая возможность бегло посмотреть на тыльную сторону сдавившей лицо Скота ладони, и вытолкнула его вон. Увлекаемый сильным импульсом, Скот сделал примерно полтора шага навстречу стоявшей на обочине троицы, заботливо расступившейся в стороны от греха подальше. В этот момент импульс иссяк, и шагавший плюхнулся на землю, уткнувшись лицом в выскочивший откуда ни возьмись пакет как раз для таких случаев.

На фоне характерных звуков Безымянная вышла из машины, по старой традиции решительно скрестила руки на груди, дожидаясь нашей реакции.

– Пинать ногами, добивать, чтобы не мучился, будем? – я вопросительно обвёл друзей взглядом.

– Нет, – кротко ответил Альбатрос Мутант.

Кобелёк ничего не ответил, а просто издал свой фирменный добродушный гомерический хохот.

– Знаешь, Безымянная, Скот на самом деле очень любит насилие над собой. С Кобельком мы обнаружили в нём эту склонность, когда однажды напоили его виски с колой, силой вставив воронку в горло, – на фоне усилившегося бу-га-га Безымянная исполнила жест под названием «ох, уж эти земляне».

Сохраняя гробовое молчание, мы преодолели остаток пути со скоростью тридцать километров в час, не нарушая ни одного правила дорожного движения. Безымянная отвернулась к стеклу и, подперев голову, закрыла рукой глаза. Видимо, она сама была не так уж довольна своим поведением. В дальнейшем этот эпизод выветрился из головы Скота, правда, по неизвестной для него самого причине водить он старался безупречно.

Маленький Инфантильный Кобелёк обрёл в лице Безымянной надёжного поставщика «тортов». Заняв столик в очередном клубе, а таковой для гостьи из иных миров и её свиты отыскивался всегда, она заказывала себе столько еды, что вспотевшему официанту приходилось робко осаживать её фразами вроде «извините, у нас столько нету».

Скупив процентов восемьдесят кладовой и не менее половины бара, Безымянная принималась ждать заказ со скучающим видом. Кобелёк в этот момент уже вертелся рядом на стуле, как китайская хохлатая, которую не выгуливали со вчерашнего дня.

– А вот эта? – указывал лапкой на очаровательное создание в белом платьице Кобелёк.

– Нет, – отвечала собеседница, даже не бросив взгляда в указываемом направлении.

– Что, совсем никак?

Переведя пристальный взгляд своих диких, фиолетовых, светящихся в темноте глаз на Кобелька, сделав несколько глотков какого-нибудь напитка и выждав определённую паузу, Безымянная недвусмысленно намекала на смену топика:

– Нет.

– Тогда, может быть, вот та?

– Да.

– Ух, как здорово! – хлопал в ладоши от восторга Кобелёк и никак не мог определиться. – А что насчёт этой?

– Да, – мгновение подумав, ответила Безымянная, обхватывая одновременно с этим запястье Кобелька, на котором чудесным образом возникали часы.

– Я думаю, что я ближе к аду, чем когда-либо, и скоро туда попаду за пособничество твоим античеловеческим деяниям, – я провожал взором ускакавшего вприпрыжку Кобелька.

– Ты веришь в ад? – ухмыльнулась Безымянная.

– Нет, но я верю в то, что каждый получает по заслугам рано или поздно. Ну что, Повелитель Мух, желаете сыграть партию в экарте, ставлю душу Скота Томаса, я сегодня великодушен. Впрочем, вас ждёт подвох, так как у него нет души. Я уверен, она имеется исключительно у существ с тонкой организацией. У примитивных созданий её быть не может. Он – дундро, существо животного царства в человеческой форме, управляемое невежеством и смотрящее только себе под ноги.

– Я не умею играть в экарте, но изъявляю желание фехтовать на рапирах.

– Какая досада, в свою очередь я не имею необходимых для такого поединка навыков.

– Тогда мы нескоро узнаем, есть ли душа у Скота Томаса, – заключила Безымянная, переключая своё внимание на что-то другое.

Желающих добиться аудиенции такой таинственной особы было хоть отбавляй. С самого первого дня на планете Земля она привораживала к себе людей толпами, плетя таким образом свои интриги. Как всякий уважающий себя полтергейст, начинающийся с вполне безобидных проявлений, вскоре она разбушевалась на полную катушку. Вокруг неё раскручивалась невидимая спираль, каждый виток которой вбирал в себя всё новые действующие лица. Сперва единицами, потом десятками. Раскусить Безымянную мне удалось, когда измерение пошло на сотни. Я, конечно, старался об этом не думать, но временами становилось довольно жутко. Потом я стыдился своих ощущений, ибо они порождались человеческим сознанием, склонным к бессмысленной рефлексии. Иногда ко мне приходил страх, начинало казаться, будто ситуация выходит из-под контроля, тогда усилием воли я отрезвлял себя сам.

Ящик своей очень чёткой цикличной последовательностью действий преследовал одну цель. Я терялся в догадках относительно мотивов этого существа, по какой-то причине решившего напялить на себя юбку, но уже ничто не могло разуверить меня в справедливости моих мыслей; Ящик стремился привлечь к себе внимание. Так поступают, если известна цель поисков и неясно конкретное местоположение искомого.

Приди на место, подай условный сигнал, а потом жди, пока с тобой свяжутся. Всё просто. Только в случае с Ящиком, видимо, произошёл какой-то сбой. Время шло, а она ни на шаг не приблизилась к своей загадочной цели. Неведомая сила, должно быть, сильно тяготела ко всякого рода ночным заведениям.

Счёт пошёл на тысячи. Я чувствовал близость развязки, хотя предпосылок к тому не имелось. В воздухе не пахло серой, к Земле не приближался огромный метеорит, а массовая доля насилия и катастроф в новостях не возросла.

Изо дня в день я наблюдал примерно одну и ту же картину. Кобелёк очень увлечённо налегал на «сладкое» и «клубнику», не замечая ничего вокруг, Безымянная заверила меня, что он не подцепит «сахарный диабет». Скот, как всегда, бредил, оставаясь в стабильно тяжёлом состоянии. А Альбатрос, скрестив крылья на груди и водрузив на них клюв, скрывался в тени молча. Внешне всё было довольно спокойно. Я же быстро умудрялся потерять всякий интерес к событиям, покидая компанию с полным осознанием тщетности попыток лицезреть какую-нибудь новую постановку.

Примерно за три недели до начала приключений мой интерес к ночным вылазкам иссяк. Это стало временем передышки, моментом переосмысления, возможностью перевести дух, набраться сил перед грандиозным следующим актом.

В один из прекрасных тёплых вечеров середины августа я вознамерился наслаждаться уединением и не ожидал никакого подвоха. Судя по виду представшей в этот момент перед моим взором Безымянной, её намерения были диаметрально противоположны. У меня на душе возникло довольно неприятное ощущение неопределённого характера, как если бы я был котом и меня кто-то постоянно подёргивал за хвост, если не сказать хуже. Именно подёргивал, а не раскручивал у себя над головой изо всей силы, словно пращу. Тут я понял, что покой и уединение не придут в мою жизнь ещё очень-очень долго.

За время знакомства с Безымянной наша четвёрка друзей привыкла к её необъяснимым переодеваниям, однако в клубах и тому подобных общественных местах она не щеголяла разнообразием, раз за разом перевоплощаясь в привычный всем образ чёрной вдовы с таинственной символикой на уровне бедра. Тем более Безымянная никогда не надевала ничего короткого или слишком открытого, наверное, скрывая под одеждой ужасные шрамы или анатомические особенности своей расы.

В тот роковой вечер мне довелось увидеть её в другом свете. Вполне обыденное начало: я сидел за ноутбуком с чашкой чая и сладостями, спасал вселенную, ну, или, как минимум, нашу галактику, а может быть, отдельную планету, а то и какое-то государство на худой конец. Краем глаза я заметил грациозно выплывающую на середину комнаты царевну-лебедь. Пристально рассматривая царевну под звуки выстрелов и кряхтения компьютерных болванчиков, я, право слово, сперва смутился. Сказочный персонаж красовался передо мной, сохраняя молчание. Во мне не было уверенности в необходимости произносить банальные комплименты, а ничего путного в голову не лезло, так что я воспринимал спонтанное дефиле как нечто, само собой разумеющееся, инстинктивно подперев при этом подбородок.