Текст книги "Шелепин и ликвидация Бандеры"

В записке процитированы записанные осведомителями КГБ слова писателя:

«Советская власть поедает сама себя… Она обречена на гибель… Вы живете в полицейском государстве… Социализм построен руками заключенных…».

Председатель комитета информировал руководителей партии:

«В целях пресечения враждебной деятельности Успенского и Гинзбурга имеется в виду провести следствие и привлечь их в уголовной ответственности».

В другой записке Александр Шелепин уточнил:

«Комитетом госбезопасности разоблачена группа, возглавлявшаяся политическим проходимцем и уголовным преступником Гинзбургом, нигде не работавшим, занимавшимся подделкой документов».

Председатель КГБ не сообщил руководителям партии, в чем состояло «уголовное преступление» Гинзбурга, какие именно документы он подделывал, потому что это вызвало бы, скорее всего, смех.

Александр Гинзбург выручил приятеля – сдал за него экзамен в вечерней школе. Проступок? Бесспорно, но вряд ли за такие проступки, продиктованные чувством товарищества, стоит сажать в тюрьму. Гинзбурга же приговорили тогда к двум годам тюремного заключения.

С информацией Шелепина, судя по сопроводительной записке, ознакомились ведавшие идеологическими делами секретари ЦК Отто Куусинен и Михаил Суслов.

15 июля Шелепин отправил адресованную лично Хрущеву обширную, на семи страницах, записку:

«В связи с предстоящим 17 июля с. г. приемом интеллигенции на госдаче “Семеновское” докладываю вам некоторые материалы о настроениях советской интеллигенции и ее реагировании на проводимые партией и правительством мероприятия».

Для начала Шелепин отметил, что «подавляющее большинство интеллигенции одобряет политику, проводимую Коммунистической партией и Советским правительством…

Значительное влияние на изменение настроений творческой интеллигенции оказали проведенные в последнее время мероприятия партии по усилению воспитательной работы среди писателей, артистов, композиторов, художников, работников кино. Решения ЦК по идеологическим вопросам, съезды различных творческих союзов, встречи с руководителями партии и Советского правительства и ваши выступления на этих встречах нашли одобрительный отклик среди советской интеллигенции».

Затем Шелепин перешел к тому, ради чего комитет госбезопасности и составлял такие записки:

«Вместе с тем в некоторых кругах творческой интеллигенции не изжиты еще элементы групповщины, в основе которых, помимо личных симпатий, лежат подчас неправильные взгляды на развитие советской литературы и искусства…

Наблюдается групповщина среди драматургов.

В частности, вокруг драматургов Арбузова и в меньшей степени Розова сложилась группа драматургов: Штейн, Зорин, Шток, Шатров, Аграненко, Володин и другие, которые сплочены на нездоровой основе “борьбы” с драматургией “сталинского режима”, с так называемыми “правоверными лакировщиками”, к числу которых эта группа относит таких советских драматургов, как Корнейчук, Погодин, Софронов, Вирта, Мдивани и других.

Приверженец названной группы драматургов, главный режиссер театра “Современник” Ефремов, поставивший недавно идейно порочную пьесу “Голый король”, так определяет роль театра в нынешних условиях: “Нам говорят: «Дела у нас в стране идут хорошо». А мы со сцены должны нести подтекст: «Ой ли?»”…

Обращают на себя внимание и такие факты, когда отдельные известные представители творческой интеллигенции покровительствуют дельцам и тем самым поднимают их вес в глазах окружающих.

Так, в поселке Лианозово, под Москвой, проживает художник-абстракционист Рабин, жилая комната которого превратилась, по существу, в своеобразный музей абстракционистского искусства. На квартире Рабина собираются его единомышленники, иногда ее посещают иностранцы, которым охотно демонстрируются и продаются образцы “подлинного советского искусства, находящего в подполье”.

Квартиру Рабина посещали такие известные советские литераторы, как Эренбург, Слуцкий, Мартынов, что подогревало участников сборищ, способствовало распространению авторитета среди их поклонников…».

К защите безопасности государства все это не имело никакого отношения. КГБ продолжал исполнять функции политической полиции и идеологического контроля. Записку Шелепина внимательно прочитал секретарь ЦК Суслов. Он аккуратно подчеркнул абзацы с доносами на писателей и художников.

По логике партийных работников и чекистов антисоветские высказывания в советской страны могли исходить только от наймитов западных стран, уголовных преступников или умственно больных.

На совещании руководящего состава органов госбезопасности в мае 1959 года Шелепин говорил об «антисоветских проявлениях со стороны психически больных, которых необходимо изолировать». Чекисты пришли к выводу, что «арест лиц, которые заведомо имеют умственные отклонения», не нужен, потому что появляются государственные преступники там, где «на самом деле имеются душевнобольные».

Шелепин предложил в отношении душевно больных «возбуждать уголовные дела и проводить следствие, предварительно поместив подследственного в психиатрическую больницу».

А после решения суда отправлять душевнобольных на принудительное лечение без ареста.

Особняком стоит история с конфискацией комитетом госбезопасности знаменитого романа Василия Семеновича Гроссмана «Жизнь и судьба».

Он передал рукопись в редакцию журнала «Знамя», там был устроено обсуждение романа с участием руководителей Союза писателей СССР. Роман осудили как политически вредный, после чего последовал донос в КГБ. К Гроссману пришли сотрудники комитета с ордером на обыск и забрали все экземпляры романа. Пожалуй, это единственный в послесталинские времена случай, когда комитет госбезопасности пытался бы уничтожить литературное произведение.

Причем дело это было незаконное: не было в уголовном кодексе статьи, позволяющей конфисковывать литературные произведения.

Автор, знаменитый писатель, в Великую Отечественную – военный корреспондент, оказался под контролем чекистов.

22 сентября 1961 года Шелепин отправил в ЦК короткую записку:

«Докладываю, что 19 августа с. г. член КПСС писатель Некрасов В. П. посетил на квартире Гроссмана В. С., автора антисоветского романа “Жизнь и судьба”, и интересовался его жизнью.

Гроссман подробно рассказал Некрасову об изъятии романа сотрудниками КГБ и в ходе беседы допустил целый ряд антисоветских выпадов. Некрасов, в свою очередь, сочувствовал Гроссману, называл его смелым и великим человеком, который “решил написать правду, а мы все время пишем какую-то жалкую полуправду…”.

Следует отметить, что Некрасов, находясь в пьяном состоянии, вел себя развязно, допускал недостойные коммуниста выпады против партии и Советского государства, брал под сомнение политику ЦК КПСС…».

Киевлянин Виктор Платонович Некрасов романом «В окопах Сталинграда» положил начало военной литературе. Книга была настолько хороша, что начинающий автор сразу стал знаменитым.

Некрасов был человеком очень честным и самостоятельным, поэтому популярность среди читателей и полученная им сталинская премия недолго спасала его от идеологических надзирателей.

Председатель КГБ цитировал прямую речь обоих писателей-фронтовиков. Сейчас уже невозможно установить, присутствовал ли при беседе Гроссмана и Платонова кто-то третий. Если да, то он, вероятно, и был доносчиком. Если нет, то это означает, что в квартире Гроссмана была установлена аппаратура прослушивания. Неужели замечательный прозаик Гроссман был включен в состав самых опасных для государства людей, которых постоянно прослушивали?

«Полагаем целесообразным, – писал Шелепин в ЦК, – поручить Отделу культуры ЦК КПСС вызвать Некрасова и провести с ним предупредительную беседу по фактам недостойного коммунистам поведения. Желательно также временно воздержаться от посылки Некрасова в капиталистические страны…».

Записку прочитал Суслов и адресовал лично заведующему отделом культуры ЦК Дмитрию Алексеевичу Поликарпову, который давно ведал в партаппарате литературными делами.

В конце концов Виктора Некрасова заставили уехать из страны. Василий Гроссман умер рано, так и не увидев свой роман напечатанным. Когда он был опубликован, то стало ясно, что «Жизнь и судьба» – выдающееся произведение русской литературы двадцатого столетия.

Сын вождя

Шелепину в КГБ пришлось заняться весьма деликатным делом младшего сына Сталина Василия.

Через три недели после смерти вождя, 26 марта 1953 года, приказом министра обороны маршала Булганина генерал-лейтенанта авиации Василия Иосифовича Сталина уволили в запас без права ношения военной формы. А через месяц, 28 апреля, сына вождя, с которого раньше пылинки сдували, арестовали.

Постановление об аресте подписал начальник следственной части по особо важным делам министерства внутренних дел генерал-лейтенант Лев Емельянович Влодзимирский.

Почему с сыном Сталина поступили так сурово?

Происки Лаврентия Павловича, который мстил сыну за отца? Но Берию через два месяца самого арестовали, за ним последовал и генерал Влодзимирский, а Василий Сталин продолжал сидеть. Его обвиняли в том, что он пьянствовал, «на работу не являлся. Доклады своих подчиненных принимал у себя на квартире или на даче. Насаждал в подчиненном ему аппарате угодничество». Но за это не сажают. Обвинили в разбазаривании государственных средств. Но и это не самое тяжелое преступление. Настоящее обвинение ему предъявили по печально знаменитой пятьдесят восьмой статье – за антисоветские высказывания.

Судили его ускоренным порядком, принятым после убийства Кирова в декабре тридцать четвертого: без адвоката и без прокурора. Это его отец придумал, чтобы поскорее отправлять на тот свет «врагов народа». Не думал, наверное, что это обернется против его собственного сына.

Дело Василия Сталина рассматривала военная коллегия Верховного суда и 2 сентября 1955 года приговорила его к восьми годам лишения свободы. Его должны были отправить в лагерь, но держали во Владимирской тюрьме, подальше от людей.

За что же такое суровое наказание? За то, что в пьяном виде обещал пойти к иностранным корреспондентам и сказать все, что он думает о нынешних руководителях страны?

В приговоре записали: за незаконное расходование и присвоение государственного имущества (злоупотребление служебным положением при особо отягчающих обстоятельствах – статья 193-17 уголовного кодекса РСФСР) и за «враждебные выпады и антисоветские клеветнические измышления в отношении руководителей КПСС и Советского государства» (а это уже смертельно опасная статья 58–10).

Его сестра, Светлана Сталина, вспоминает, что Василия арестовали после попойки с какими-то иностранцами. Потом уже, в ходе следствия, выплыли аферы, растраты, использование служебного положения. Следствие продолжалось два с лишним года. Чекисты арестовали адъютантов Василия, его сослуживцев, и те быстро подписали нужные следствию показания.

Но главное в другом – вернулись из мест не столь отдаленных люди, попавшие в тюрьму с легкой руки Василия Сталина. А это были не простые люди, а маршалы и генералы.

Не только у крупных военных, но и у партийных руководителей действительно были основания ненавидеть младшего Сталина. Прежде всего у всесильного Георгия Максимилиановича Маленкова, которому Василий Сталин едва не сломал карьеру.

В 1946 году Сталин разослал членам политбюро письмо, в котором говорилось, что в авиапромышленности вскрыты крупные преступления – промышленность давала авиации негодные самолеты, а командование военно-воздушных сил закрывало на это глаза. Считается, что это генерал авиации Василий Иосифович Сталин пожаловался отцу на плохие самолеты.

Куратором авиационной промышленности был член политбюро и секретарь ЦК Георгий Максимилианович Маленков. 4 мая 1946 года Сталин специальным постановлением политбюро лишил его должности секретаря ЦК:

«Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов – над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них в ЦК ВКП/б/».

В министерстве государственной безопасности уже стали собирать показания на Маленкова, готовясь к его аресту. Следователи, занимавшиеся авиационным делом, не без удовольствия говорили: «Маленков погорел». Маленков тоже ждал ареста. Но Сталин передумал и вернул Маленкову свое расположение.

Так что же, выходит, Василия Сталина наказали за то, что он в свое время капал отцу на генералов и партийных чиновников? Отомстили? Это одна причина. Есть другая – он перестал быть небожителем, и ему уже не позволялись те вольности, которые прощались сыну вождя.

Василия не любил военный министр маршал Булганин, с которым младший Сталин вел себя запанибрата, если не сказать по-хамски. После смерти вождя все изменилось, но Василий Иосифович продолжал разговаривать с Булганиным, да и с другими членами президиума ЦК так же, как и прежде.

Прилюдно сказал о Булганине:

– Убить его мало!

А все слова Василия записывали и доносили руководству партии.

Василия Иосифовича вызвал начальник главного управления кадров министерства обороны генерал-полковник Александр Сергеевич Желтов, дал копию приказа об увольнении. Василий стал просить, чтобы ему дали какую-нибудь работу.

Булганин принял его. Предложил:

– Поедешь начальником аэроклуба в Моршанск?

Василий взорвался:

– Это должность для старшего лейтенанта. Я на нее не пойду.

Булганин сказал:

– Тогда у меня для тебя в армии места нет…

Видимо, был еще один мотив. Подсознательно, сажая младшего Сталина, члены президиума ЦК освобождались от мистического страха перед этим именем. Сталинского зятя – Юрия Андреевича Жданова, который заведовал в ЦК КПСС отделом, – тоже выслали из Москвы. После смерти вождя беседу с ним провели сразу три секретаря ЦК – Суслов, Поспелов и Шаталин. Суслов спросил:

– Где вы работали до аппарата ЦК?

– Был ассистентом Московского университета.

– Видимо, вам целесообразно туда вернуться, – констатировал Суслов.

Но оставлять его в столице не хотели. Через неделю Жданова вызвали вновь, и Петр Поспелов сделал ему иное предложение:

– ЦК считает, что вам следует получить опыт местной партийной работы. Было бы полезно поработать в отделе науки Челябинского или Ростовского обкома.

Юрий Жданов выбрал Ростов, где и остался. Больше его не трогали.

Сегодня Василий Сталин с его несчастной судьбой вызывает, пожалуй, сочувствие. Он в одиннадцать лет остался без матери и, по существу, вырос без отца, у которого не было ни времени, ни желания заниматься никому не нужными детьми.

Василий Сталин не вынес этой тяжкой ноши – быть сыном великого вождя. Слишком большие надежды возлагались на него. И слишком быстро отец в нем разочаровался. Увидел, что наследника из него не получится.

С отцом у него отношений почти не было, как и у Светланы. Отец смотрел на них с сожалением. Ни сын, ни дочь не могли пробудить в нем отцовскую любовь. Может быть, Сталину и вовсе не были доступны эти чувства. Он вспоминал о Василии, лишь назначая его на очередную высокую должность или снимая с нее.

С одной стороны, избалованный, с другой – лишенный нормальной семьи, тепла и ласки, Василий воспитывался сталинской охраной. В нем рано проявились наглость и заносчивость, нежелание чему бы то ни было учиться и привычка наслаждаться жизнью. Благо он был одним из немногих в стране, кому это позволялось. И до смерти отца его окружали подхалимы и собутыльники.

Летом 1948 года Василий стал командующим военно-воздушными силами Московского военного округа. Ему было всего двадцать семь лет. В мае 1949 года отец произвел его в генерал-лейтенанты.

Присвоение высокого звания стало поводом для бесконечных пьянок.

9 декабря 1950 года начальник Лечебно-санаторного управления Кремля Петр Егоров доложил Сталину:

«Считаю своим долгом доложить Вам о состоянии здоровья Василия Иосифовича.

Василий Иосифович страдает истощением нервной системы, хроническим катаром желудка и малокровием. Причиной указанных заболеваний является чрезмерное злоупотребление алкоголем.

16 ноября с. г. у Василия Иосифовича внезапно (дома около часу ночи, во время просмотра кинокартины) развился эпилептический припадок – полная потеря сознания, общие судороги мышц тела, прикус языка и выделение из полости рта пенистой жидкости…

К сожалению, за последние семь-десять дней Василий Иосифович вновь стало много пить, и в связи с этим снова появились симптомы резкой интоксикации (отвращение к пище, похудение, повышенная раздражительность, плохой сон).

Убеждения и требования врачей прекратить употребление спиртных напитков ни к чему не привели.

Прошу Вашего содействия…»

27 июля 1952 года проходил парад в Тушино по случаю праздника воздушного флота, им по должности командовал Василий Сталин. Вечером был устроен прием. Василий явился уже пьяным. В присутствии отца вел себя по-хамски, на людях обругал главнокомандующего военно-воздушными силами страны.

Сталин-старший разгневался. Василия 13 августа 1952 года откомандировали в распоряжение главнокомандующего ВВС, а 5 сентября зачислили слушателем в Военную академию генерального штаба. Но на занятия он не ходил, сидел на даче и пил. Так продолжалось, пока его не арестовали…

Во Владимирской тюрьме сына вождя держали под фамилией «Васильев». Он, совсем еще молодой человек, уже сильно болел, видимо, на почве неумеренного употребления горячительных напитков. Да и советская тюрьма быстро разрушает здоровье.

Хрущев как-то поинтересовался у Шелепина:

– А как ведет себя Василий Сталин? Поговорите с ним, посоветуйтесь со Светланой.

Шелепину Сталин-младший поклялся, что будет вести себя достойно.

Хрущев сказал:

– Я за то, чтобы его освободить.

Исполняя волю первого секретаря, 5 января 1960 года председатель КГБ Шелепин и генеральный прокурор Руденко доложили в ЦК:

«Сталин В. И. содержится в заключении шесть лет восемь месяцев. За этот период времени администрацией мест лишения свободы характеризуется положительно.

В настоящее время он имеет ряд серьезных заболеваний (заболевание сердца, желудка, сосудов ног и другие недуги).

Учитывая вышеизложенное, просим ЦК КПСС рассмотреть следующие предложения:

применить к Сталину В. И. частную амнистию, освободить его от дальнейшего отбывания наказания и снять судимость;

поручить Моссовету предоставить Сталину В. И. в г. Москве трехкомнатную квартиру;

поручить министерству обороны СССР назначить Сталину пенсию в соответствии с законом, предоставить ему путевку в санаторий сроком на три месяца и возвратить изъятое при аресте лично принадлежавшее ему имущество;

выдать Сталину В. И. тридцать тысяч рублей в качестве единовременного пособия…»

8 января предложения Шелепина и Руденко были приняты.

11 января Василий Сталина досрочно освободили. Но ничем из того, что ему обещали, Василий Сталин воспользоваться не успел. Он вновь стал крепко пить, и через три месяца, 16 апреля, его вновь арестовали «за продолжение антисоветской деятельности». Речь шла о том, что он побывал в китайском посольстве, где сделал «клеветническое заявление антисоветского характера», как говорилось в документах КГБ.

С Василием Сталиным по-отечески беседовал председатель президиума Верховного Совета Климент Ефремович Ворошилов. Престарелый маршал корил его за выпивки:

– Я тебя знаю со дня, когда ты появился на свет, приходилось нянчить тебя. И я желаю тебе только добра. Но сейчас буду говорить тебе неприятные, плохие вещи. Ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вот какая у тебя лысина. У отца твоего не было, хотя он дожил до семидесяти четырех лет. Все это потому, что ты ведешь слишком бурную жизнь, живешь не так, как нужно. Ты носишь фамилию великого человека, ты его сын и не должен это забывать.

Василий Сталин каялся и просил дать ему работу. Хрущеву беседа Ворошилова со Сталиным не понравилась. Он устроил обсуждение их разговора. Все члены президиума ЦК как один накинулись на Ворошилова, хотя ничего дурного Климент Ефремович не сделал, в отношении же Сталина-младшего и вовсе не стеснялись выражениях.

– Василий Сталин – это антисоветчик, авантюрист, – говорил Михаил Андреевич Суслов, член президиума и секретарь ЦК. – Надо пресечь его деятельность, отменить указ о досрочном освобождении и водворить его обратно в заключение. Поведение товарища Ворошилова – не надо было связываться. Создается впечатление, что эту мразь вы поддерживаете.

– Водворить в тюрьму, – поддержал Суслова Николай Игнатов. – Перерождение привело его к измене родине.

– Василий Сталин оказался подлой, грязной личностью, – говорил Нуритдин Акрамович Мухитдинов, член президиума и секретарь ЦК, недавно переведенный в Москву из Узбекистана. – Зачем товарищу Ворошилову надо было его принимать?

– Василий Сталин – предатель родины, его место в тюрьме, а вы его приласкали, – отчитал маршала входивший в силу член президиума ЦК Фрол Романович Козлов. – После беседы с товарищем Хрущевым он никуда не побежал, а после разговора с вами побежал в китайское посольство.

Василий Иосифович просил китайское посольство разрешить ему поехать в Китай для лечения и работы. Отпускать сына вождя в Китай, отношения с которым портились на глазах, партийное руководство не собиралось.

– Василий Сталин – государственный преступник, – высказался Алексей Николаевич Косыгин, член президиума ЦК и заместитель Хрущева в правительстве. – Его надо изолировать. А товарищ Ворошилов неправильно себя ведет.

Шелепин присутствовал на заседании, но не выступал.

В решении президиума ЦК записали:

«В связи с преступным антиобщественным поведением В. Сталина отменить постановление Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1960 года о досрочном освобождении В. Сталина от дальнейшего отбытия наказания и снятии судимости; водворить В. Сталина в места лишения свободы для отбытия наказания согласно приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР от 2 сентября 1953 года».

Василия Сталина вернули в тюрьму отбывать наказание полностью. Через год срок заключения закончился. Пускать его в Москву не хотели.

Шелепин и Руденко предложили «в порядке исключения из действующего законодательства направить В. И. Сталина после отбытия наказания в ссылку сроком на пять лет в г. Казань (в этот город запрещен въезд иностранцам). В случае самовольного выезда из указанного места, согласно закону, он может быть привлечен к уголовной ответственности».

28 апреля 1961 первого Василия Иосифовича этапировали в Казань. Доставили к председателю КГБ Татарии, который объяснил сыну вождя, что в течение ближайших пяти лет покидать город ему нельзя.

На свободе Василий Сталин, уже тяжело больной человек, прожил меньше года. Ему дали однокомнатную квартиру, положили пенсию в сто пятьдесят рублей. Он постоянно выпивал. Собутыльникам, соседям и просто случайным людям охотно рассказывал о себе, многозначительно объяснял:

– Посадили меня, потому что я слишком много знаю.

Он долго не получал паспорта, потому что от него требовали изменить фамилию на Джугашвили, а он наотрез отказывался. Наконец местный КГБ с ним сторговался. Василий требовал дать квартиру побольше, увеличить пенсию и выделить ему машину. Москва согласилась с его требованиями.

9 января 1962 года ему выдали паспорт на фамилию Джугашвили. Он сразу же женился на медицинской сестре Марии Игнатьевне Шеваргиной. Она ухаживала за ним в институте хирургии имени А. В. Вишневского, где он лежал после тюрьмы, и последовала за ним в Казань.

В квартире стояла аппаратура прослушивания, так что чекисты знали, что Василий продолжал поносить Хрущева. Считал, что его не пускают в Москву, потому что боятся. Он пил практически каждый день. Очень постарел, плохо выглядел. Врачи с трудом выводили его из запоя. 14 марта 1962 года к нему домой пришел преподаватель Ульяновского танкового училища. Выходец из Грузии, он принес с собой большое количество красного вина.

Трехдневный запой привел к алкогольной интоксикации, и сердце Василия Сталина не выдержало.

19 марта новый председатель КГБ Владимир Семичастный доложил Хрущеву, что в Казани скончался Василий Иосифович Джугашвили (Сталин): «По предварительным данным, причиной смерти явилось злоупотребление алкоголем. Джугашвили, несмотря на неоднократные предупреждения врачей, систематически пьянствовал».

Председатель КГБ предложил похоронить бывшего генерала Василия Иосифовича Джугашвили в Казани без военных почестей. Предложение было принято.

Ранняя смерть Василия Сталина породила слухи о том, что его убили. Кто это мог сделать и зачем?

В 1962 году Георгий Маленков, исключенный из партии, уже был отправлен на пенсию. У Хрущева личного отношения к Василию Сталину не было. И вообще у власти уже находились новые люди, которые Василия Иосифовича практически не знали.

Может быть, КГБ действительно приложил руку к ранней смерти сына вождя? Ходили слухи, которые многим кажутся очень похожими на правду.

В Казани за ним ухаживала медсестра, которая заставила его на себе жениться и удочерить ее детей. Уверяют, что она была осведомителем КГБ и умертвила его – делала специальные уколы. Правда, непонятно, зачем ей было своими руками убивать человека, которого она на себе женила?

И зачем КГБ было устранять Василия Сталина? Если бы он опять начал откровенничать с собутыльниками, его бы просто посадили. К тому же организовать «мокрое дело» было уже не так просто. Председатель КГБ должен был составить бумагу, первый секретарь ЦК, то есть в данном случае Хрущев, подписать ее. Нужно было найти исполнителей, которые не станут думать о том, что следующее начальство может их за это и посадить. Таких случаев в послесталинское время не было; во всяком случае, об этом ничего неизвестно, хотя после 1991 года документы госбезопасности о наиболее одиозных преступлениях были рассекречены.

Ходили еще слухи, что на самом деле медсестра, которая ухаживала за Василием, сумела с помощью знакомых в милиции получить для него паспорт на вымышленную фамилию и увезла его в Геленджик. И будто бы есть люди, которые его там видели: он выпивал с мужиками в сквере на лавочке. И мужики не подозревали, что пьют с сыном Сталина, и он ни словом не выдал себя.

В реальности управление КГБ по Татарской АССР провело тщательную проверку обстоятельств смерти Василия Иосифовича, включая судебно-медицинскую экспертизу. Нет оснований сомневаться в том, что Василий Сталин умер своей смертью. Он умер сравнительно молодым, потому что неразумно распорядился своей жизнью. Правда, виноват он в этом только частично: угораздило же его родиться в семье, где никто не был счастлив и не мог дать счастья другим.