Текст книги "Демонтаж патриархата, или Женщины берут верх. Книга для мужчин"

Один из самых заметных русских эмигрантов князь Васильчиков писал после ее смерти главному редактору журнала «Наше наследие» Владимиру Петровичу Енишерлову:

«Я познакомился с Раисой Максимовной, когда она была еще Первой дамой страны. Почему-то в России ее называют Первой леди на американский манер. Есть же русские слова… Что верно в этом определении – это Первая. Мы – русские – на Западе вздохнули с облегчением, когда увидели ее с Михаилом Сергеевичем – элегантную, светскую, умную… Такой и должна быть жена Президента великой России.

Нам очень понравилась и ее некричащая элегантность в отличие от «первых дам» советской эпохи. Ее слегка татарского типа красота и женственный шарм в сочетании с несомненным умом и образованностью произвели на всех нас впечатление. Она была явно незаурядной личностью. Именно это объясняло, почему наши вечно завидующие «русичи» о ней злословили. Хотя, очевидно, и она немного раздражала, «перебарщивала» со своими знаниями и уверенностью в себе. Общество еще не доросло до восприятия такой личности».

Но ее появление рядом с мужем сразу вызывало недовольство в обществе, где женщине отводилось строго определенное место.

– Никогда в его государственные или политические дела я не вмешивалась, – вынуждена была оправдываться Раиса Горбачева. – Считала лишь своим долгом поддержать, помочь. Мы с Михаилом Сергеевичем спорим, и очень часто по самым разным вопросам. Мы, как и все нормальные люди, обсуждаем, спорим, иногда ссоримся.

А с другой стороны – у кого же еще спросить совета, как не у жены? Особенно если она действительно самый близкий человек, которому бесконечно доверяешь?..

Горбачевым не хватало, пожалуй, элементарных осторожности и хитрости. Главным внешнеполитическим партнером Горбачева был президент Соединенных Штатов Рональд Рейган. Считалось, что его жена Нэнси политикой не интересуется. В реальности она оказывала огромное влияние на курс страны, потому что по ее слову президент без колебаний назначал и убирал людей. Рейган был без ума от своей жены и во всем к ней прислушивался.

«Многие члены администрации предпочитали рассказывать о своих заботах Нэнси, – вспоминал Рейган, – зная, что она мне все перескажет. Я считаю, что люди в целом изначально добры, и ожидаю от них лучшего. Нэнси тоже не отрицает этого в людях, но какой-то внутренний инстинкт предупреждает ее о пороках, если таковые имеются.

Нэнси относится к типу людей, которые готовы защищать свой мир. Если вам приходилось видеть медведицу, в ярости взметнувшуюся на задние лапы, готовую к сражению, если ее самцу или одному из медвежат угрожает опасность, то можете представить себе, как Нэнси относится к тем, кто, по ее мнению, может повредить ее близким или их предать».

Нэнси Рейган считала, что мир недооценивает ее замечательного мужа. Весь мир она наказать не могла, но в президентской администрации тот, кто не нравился Нэнси, быстро терял свой пост. Ночная кукушка дневную всегда перекукует.

– Не раз спрашивали у меня: легко ли быть женой президента и генерального секретаря ЦК КПСС? – вспоминала Раиса Горбачева. – Отвечаю: легче, чем быть президентом и генеральным секретарем.

А потом наступили годы, когда Горбачевым пришлось оправдываться. Список претензий бесконечен. Главное – почему, взявшись за перестройку, привел страну к развалу?

Добрых слов Горбачеву достается даже меньше, чем Ельцину. Потому что есть влиятельнейшие люди, которые своими высокими должностями и огромным богатством обязаны Борису Николаевичу. Соратники Горбачева лишились всего. Жизнь развалилась и стала невыносимой. Все рухнуло. Стало много хуже, чем было до перестройки.

«Стоит ли удивляться, – писал недавний вице-президент Российской академии наук Александр Дмитриевич Некипелов, – что Горбачев все еще остается в глазах многих соотечественников «главным отрицательным героем» всего периода трансформации нашего общества. Он «виноват» во всем, даже в том, что «выпустил нас на свободу». В сущности, на нем сконцентрировалась вся наша досада на самих себя за бестолково использованный исторический шанс».

Семьдесят лет советской власти отучили людей от самостоятельности. Все хотели перемен, но надеялись, что они произойдут сами по себе. Реформы сверху разбудили страсти, но не готовность что-то делать.

Никто не знал, что надо предпринять. И как. Пожалуй, в те годы никто не предполагал, что улучшить систему невозможно.

Но разве виноват тот властитель, который дает свободу и пытается исправить ошибки прошлого, а не тот, кто, не сознавая своего долга, держит страну в железном корсете и мешает ей развиваться? Недовольство копится, и первая же попытка смягчить режим, сбить обручи приводит к тому, что заряженная порохом бочка взрывается. Горбачев мог отложить эту катастрофу. Но не избежать. Слишком поздно! Сложившаяся в сталинские десятилетия административно-командная система реформированию не поддавалась.

«Для меня является загадкой, – пишет известный философ Александр Сергеевич Ципко, – когда очевидные достижения перестройки, то есть произошедшую в те годы реставрацию русской культуры и мысли, не видят люди, считающие себя патриотами, почитающие Россию».

Молодежи нелегко понять, «как трудно было человеку, наделенному от природы совестью и здравым смыслом, жить в советском обществе». Горбачев вернул право на историческую память, на правду о советской и русской истории, право увидеть мир своими глазами.

Думаю, правы те, кто перестройку и окончание холодной войны называют самым счастливым мгновением в нашей истории, – не считая, конечно, Дня Победы. Но на родине Михаилу Сергеевичу достались в основном проклятия.

Журналисты «Комсомольской правды» спрашивали Раису Максимовну:

– Вам, наверное, приходилось видеть Михаила Сергеевича отчаявшимся?

– Ни разу.

Оставшиеся верными Горбачеву интеллектуалы искренне ценят Михаила Сергеевича за то, что он сделал для страны и мира, – несмотря на его ошибки, промахи, неудачи. Горбачев – трагическая и выдающая фигура, честный человек и одаренный политик, который, принимая решения, не ставил во главу угла собственное политическое выживание. Если бы он думал о себе, то в любой момент мог сменить курс и пустить в ход силу. И по сей день оставался бы генеральным секретарем ЦК КПСС – здоровьем бог не обидел.

Демократия – не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября в 1917 году прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

И сейчас любят говорить, что Россия не готова к демократии, и в семнадцатом звучало то же самое. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Михаил Сергеевич – большой мастер уговаривать, увещевать, убеждать и привлекать на свою сторону. Но есть задачи превыше человеческих сил. Не изменишь в одночасье то, что закладывалось десятилетиями, если не столетиями…

Горбачев – человек без комплексов, без внутренней обиды на весь мир. Михаил Сергеевич – в отличие от своих предшественников – не видел в оппоненте врага, которого следует немедленно уничтожить. В этом его отличие от советской традиции. Михаил Сергеевич не испытывал желание ломать людей через колено. Если вдуматься, именно за это его и упрекают.

Раиса Максимовна рассказывала о дочери:

«Во втором классе Иришка писала сочинение «За что я люблю свою маму?» Оказалось, что главное – за то, что «мама не боится волков».

Волк не так опасен, как человек. Августовский путч, который окончательно разрушил единый Советский Союз, стал роковым для Раисы Горбачевой. Запертая в Форосе, она ждала худшего. Десять лет спустя Михаил Сергеевич рассказывал журналистам:

– Раиса Максимовна ударилась в панику. Хотела меня спрятать, боялась, что сделают инвалидом и покажут всему миру, что я действительно болен. Павлов же говорил, мол, Горбачев лежит в кровати, недееспособен и мурлыкает нечто невнятное. А довести до такого состояния пара пустяков: мужики навалились, вогнали что-то – и готово.

«Я стараюсь стереть из памяти некоторые особенно тягостные воспоминания, – говорит дочь Горбачевых Ирина. – И мне это удается. Так спокойнее жить. Наверное, это защита от пережитого стресса. Мой способ выжить.

У мамы, по-моему, это не получалось…Только за то, что она открыто была рядом со своим мужем, мама расплатилась здоровьем».

– Все в жизни она принимала близко к сердцу, – сокрушался Горбачев, – и глубоко переживала, была человеком очень ранимым, особенно угнетали ее несправедливость, напраслина. Самым тяжелым было предательство людей, с которыми ее связывали многие годы совместной жизни и работы. Она часто повторяла, что нашей семье пришлось пережить не одну моральную Голгофу.

В июле 1999 года в Институте гематологии Раисе Горбачевой диагностировали лейкоз. Неизлечимая болезнь убила ее за несколько месяцев. 20 сентября 1999 года ее не стало. Ельцин послал за ее телом самолет из правительственного авиаотряда. Вражда двух президентов осталась в прошлом, делить больше нечего и незачем. Возможно, Ельцин понял, что все в жизни преходяще и перед лицом смерти уже ничто не имеет значения.

Так что же было в письмах, сожженных женой советского президента в августе 1991 года, после путча? Вовсе не то, что все подозревали. Ни номеров банковских счетов, ни тайных политических помыслов. Раиса Максимовна была крайне щепетильна: хранила даже квитанции на оплату продовольственных заказов из крайкомовской столовой. В роли президентской жены все подарки сдавала в казну. Вообще по характеру была максималисткой.

Она сожгла личные, интимные, любовные письма:

«Строчки нашей жизни, нашей судьбы. Они написаны мне и принадлежат только мне. Я не хочу, чтобы чужие, недобрые руки когда-либо прикоснулись к этим листочкам. Не хочу, чтобы кто-то издевался над дорогими для меня словами, мыслями и чувствами».

Вот, что было главным для этой пары, – не власть и не материальные ценности. И эти свидетельства любви не предназначались для чужих глаз.

«В жизни нашей всякое бывало, – откровенно делилась Раиса Максимовна. – Были и соперницы, и соперники. Помню, как было больно. Но самый правильный путь – прояснить ситуацию. Не выяснять отношения, а найти в себе силы понять другого. Мы поговорили, и я каким-то десятым чутьем поняла: я ему дороже других».

Податливые и готовые к услугам стюардессы с пышными фигурами (как Брежнева) или нетребовательные и восторженные юные стажерки (как Клинтона) Михаила Сергеевича в принципе не интересовали. Не мельчил. Судя по Раисе Максимовне, Горбачеву нравились умные, решительные и властные женщины. С одной из них он познакомился в 1984 году в Лондоне. С разрешения политбюро мужа в поездке сопровождала Раиса Максимовна.

Дома она услышала:

– Почему это вас в Лондоне так расхвалили? Вы не думаете, что это все означает? Чем это вы так привлекли Запад? Ну-ка, ну-ка, давайте-ка мы на вас посмотрим поближе.

В Лондоне Горбачев познакомился с премьер-министром Маргарет Тэтчер. После успешной войны за Фолклендские острова она была в зените славы. Но Горбачев произвел на нее впечатление. Провожая его в аэропорту, Маргарет Тэтчер – в холодный день – стояла на взлетном поле без пальто, в черном костюме и туфлях. Когда лайнер с советским лидером поднялся в воздух, премьер-министр зашла в офицерский бар:

– Черт возьми, закоченела, дайте водки.

Летчики предложили виски.

– Ну уж нет, если Горбачева принимали, то выпьем водки! – отрезала премьер-министр.

И решительно опрокинула стопку – одним махом, по– русски.

Столь же необычная для профессионального политика человеческая нотка, свидетельствующая об особом отношении к Горбачеву, прорвалась у Маргарет Тэтчер 19 августа 1991 года, в первый день путча, когда в сообщении ГКЧП прозвучало, что Горбачев не способен исполнять свои обязанности по состоянию здоровья. Она позвонила советскому послу в Лондоне Леониду Митрофановичу Замятину:

– Нам с вами надо садиться в самолет, брать врачей, лететь в Москву. Горбачев болен! Ему нужна помощь.

Из всех политиков, озабоченно изучавших в тот день поступавшую из Москвы обескураживающую информацию, одна Тэтчер была искренне обеспокоена не политическим положением президента Горбачева, а его здоровьем.

Внешняя канва их взаимоотношений известна. Тэтчер открыла Горбачева для Запада. Сразу поверила в его искренность, поддержала перестройку и вообще создала некую особую ауру вокруг Михаила Сергеевича. Помогла ему установить отношения с прислушивавшимся к ней президентом Соединенных Штатов Рональдом Рейганом, когда двое мужчин не знали, как заговорить друг с другом.

Почему Тэтчер так заботилась о Горбачеве? И почему он так любил беседовать с Маргарет? Чисто политический расчет? Они спорили жестко и непримиримо, но друг на друга не обижались. Охотно советовались, но на излишние уступки не шли. И все же, когда Горбачев и Тэтчер встречались, между ними явно пробегала какая-то искра. Это не укрылось от чужих глаз и породило массу слухов и предположений.

– Я обнаружила, что он мне нравится, – признавалась Тэтчер.

В любом случае у них было немного возможностей проявить свои искренние чувства. Так называемые встречи с глазу на глаз все равно происходили в присутствии переводчиков, дословно записывались и потом тщательно изучались. Да и они оба вели жизнь, которую можно бы считать образцом супружеской верности. Но одновременно они – люди, сжигаемые страстью.

Правда, это страсть другого толка – страсть к власти и переменам. Вот в этом они были близки! Они люди сходного темперамента. И окидывая внимательным взглядом окружающих в поисках равных себе, они приметили друг друга. В те годы они на голову, а то и на две возвышались над всеми остальными политиками.

При всей колоссальной разнице в происхождении Горбачев и Тэтчер очень похожи. Они начинали свою политическую карьеру под аплодисменты и закончили почти под проклятия. Они почитаемы за границей и не любимы дома. Но они оставили след в истории.

А в частной жизни у Тэтчер был один мужчина. И одна женщина у Горбачева.

– Он – моя жизнь, – говорила Раиса Максимовна о муже.

– Она мне преданна, а я – ей, – словно отвечал Михаил Сергеевич. – И лучше всего нам всегда было вдвоем.

В Лондоне Маргарет Тэтчер подарила жене Горбачева первое издание знаменитого романа Уильяма Теккерея «Ярмарка тщеславия». Это ироническая и разоблачительная история нравов – и не только британских. Когда Раиса Максимовна перечитывала Теккерея, ей не могло не броситься в глаза, какой горькой фразой заканчивается роман: «Кто из нас счастлив в этом мире?»

Часть вторая

Немки в эпоху кровавых соблазнов

С началом XX века женщины стали жить дольше, чем мужчины. Медицина позволила избежать тяжких осложнений при родах. Сокращение детской смертности означало, что можно иметь столько детей, сколько захочется. Этому способствовало появление контрацептивных средств и более безопасной техники абортов. Это, в свою очередь, открыло перед женщинами возможность делать карьеру, заниматься чем-то помимо детей и дома. Бурное развитие экономики, появление машин и станков понизило спрос на грубую физическую силу, и появились рабочие места для женщин.

Большевистская Россия законодательно освободила женщину, Америка благодаря влиянию кинематографа и музыки раскрепостила ее культурно. Новая женщина – курит, ездит на машине, носит шелковые чулки или теннисную юбочку, ее можно увидеть в баре или на спортивной площадке. После Первой мировой войны число разводов увеличилось вдвое. Появление одиноких, самостоятельных женщин, которые шли на работу и зарабатывали себе на жизнь, создало в консервативных и церковных кругах ощущение кризиса семьи, тем более что детей заводили меньше, чем до войны.

Но мужчины по-прежнему пребывали в уверенности, что у женщины другая психология и иначе устроены мозги, словом, женщины менее развиты, чем мужчины. Они желали возвращения к прежней жизни: девушка получает образование и навыки, необходимые для исполнения роли жены и матери. Она может работать, но только до вступления в брак, когда она начинает заниматься исключительно обслуживанием семьи и домашней работой.

Гражданский кодекс, принятый в Германии в 1900 году, требовал от жены вести домашнее хозяйство и позволял мужу запретить ей работать вне дома. Кодекс также наделял отцов единоличным правом определять, сколько и чему учиться их детям. Поэтому девушкам не давали высшего образования; зачем им диплом, если они все равно выйдут замуж? Веймарская конституция обещала равные права на получение образования, но традиции были сильнее.

Идеальная любовница. Ева Браун

Она обожала сниматься – одетой и раздетой. Она была эксгибиционисткой. Она жаждала поклонения и восторгов. Она флиртовала с камерой. Объектив заменил ей толпы, которые должны были ее восторженно приветствовать.

Четырнадцать лет она была любовницей Адольфа Гитлера, но фюрер так успешно скрывал ее от чужих глаз, что даже в его окружении мало кто понимал ее истинную роль. Для всей страны ее существование было секретом. Иностранные разведки считали ее всего лишь одной из секретарш Гитлера.

Она часами рассматривала свои снимки – эти фотографии были единственным доказательством того, что она реально существует. Особенно много она снималась накануне дня рождения фюрера.

Что она могла подарить человеку, которому принадлежала вся страна? Она дарила себя – вновь и вновь. Для таких фотографий Ева позировала в белом, словно подвенечном, платье. Это был осознанный или неосознанный намек. Полтора десятилетия она мечтала стать замужней дамой, получить право называться фрау Гитлер. Ее мечта сбудется. Она станет фрау Гитлер – за тридцать шесть часов до смерти…

Роман их начался в студии мюнхенского фотографа Генриха Хофмана. Он рано оценил большое будущее Адольфа Гитлера, вступил в партию в 1920 году и получил монопольное право снимать фюрера.

Хофман понял, чего желает Гитлер, и снимал его исключительно в героических позах. За двадцать лет он сделал два с половиной миллиона фотографий Гитлера. Открытки с его портретами расходились огромными тиражами. Через десять лет Хофман уже был миллионером, еще через десять лет – мультимиллионером. Его дом в пригороде Мюнхена стал желанным прибежищем для фюрера, где тот мог расслабиться.

Адольф Гитлер проводил у Хофмана так много времени, что вилла фотографа могла считаться его вторым домом. В хорошую погоду в саду пили кофе с пирожными. Если было тепло, Гитлер сбрасывал пиджак и располагался на траве.

Дочь Хофмана Хенриетту фюрер называл Хенни или ласково – «солнышко». Она ему нравилась. Тщеславный Хофман одно время рассчитывал, что Гитлер захочет на ней жениться. Но Гитлер вовсе не собирался жениться или даже заводить роман с умной девушкой. А дочь Хофмана была и красивой, и умной.

В студии Хофмана в октябре 1929 года Гитлер и приметил неопытную продавщицу со свежим и хорошеньким личиком. Ее звали Ева Браун.

Закончив школу, Ева объявила родителям, что намерена сама зарабатывать себе на жизнь. Отец отправил ее на курсы машинисток-стенографисток, потом предложил попробовать себя в роли медсестры. Ни то ни другое ей не понравилось. Она выбрала магазин-студию Хофмана.

Ева мечтала об артистической карьере, хотела сниматься в кино, на худой конец, надеялась стать фотографом. В студии-магазине Генриха Хофмана ей пришлось стоять за кассой, заполнять квитанции, проявлять пленки и печатать снимки. Она проработала всего пару недель, когда вечером в магазине появился Гитлер. Он приехал прямо из центрального комитета партии, чтобы посмотреть новую серию снимков.

Фюрер лично отбирал каждый кадр, который появится в печати. Он был очень придирчив к своим снимкам. Он ненавидел свой мясистый нос с большими ноздрями, поэтому отпустил знаменитые усики, которые казались нелепыми, но отвлекали внимание от доставлявшего ему столько неприятностей носа.

Ева Браун вспоминала:

«Я задержалась на работе, чтобы заполнить какие-то бумаги. Я полезла наверх, чтобы добраться до папок, которые хранились на самом верху. В этом момент хозяин вернулся с человеком неопределенного возраста со смешными усиками в английского фасона плаще, в руке он держал шляпу».

В начале своей политической карьеры Гитлер предпочитал плащи с поясом, какие в фильмах двадцатых годов носили частные детективы. Еве Браун он представился как «херр Вольф», господин Волк, – он любил окружать себя аурой таинственности и называл не свое имя, а партийный псевдоним.

Ева Браун:

«Они оба расположились на диване напротив меня. Я заметила, что этот человек разглядывает мои ноги. Именно в тот день я основательно подкоротила юбку».

Когда девушка спустилась вниз, Хофман отправил ее за сосисками и пивом, потом пригласил присоединиться к ним за столом. Семнадцатилетней Еве гость показался пожилым человеком – Гитлеру уже исполнилось сорок.

«Я была ужасно голодна, – рассказывала потом Ева Браун. – Я проглотила свою порцию сосисок и отхлебнула пива. Пожилой господин говорил мне комплименты. Мы беседовали о музыке. И он просто не сводил с меня глаз. Поскольку уже было поздно, я заспешила. Я отказалась от его предложения подвезти меня на своем «мерседесе», представив себе, какой была бы реакция папы».

Имя Гитлера не произносилось в родительском доме. Ее отец Фриц Браун был монархистом, поклонником баварского королевского дома.

Провожая Еву, Генрих Хофман удивленно спросил:

– Неужели ты его не узнала? Ты что, никогда не рассматривала фотографии, которые мы продаем?

Ева Браун не интересовалась политикой. И не будет ей интересоваться, даже когда станет любовницей фюрера Великогерманского рейха. Но она увидела в Гитлере мужчину, способного изменить ее жизнь. Когда он вновь появился в студии Хофмана, положила ему в карман плаща записку: «Мне так жаль, что вы столь печальны».

Она действовала без девичьей застенчивости и оказалась крайне изобретательна в своих попытках приблизиться к нему. Поняла, что нужно брать инициативу в свои руки. Откровенно писала Гитлеру:

«После первой же нашей встречи я поклялась – следовать за тобой повсюду. Я живу только ради твоей любви».

Фюрер был человеком привычек. Если ему нравилось какое-то место, он ездил туда постоянно. Ресторан «Остерия Бавария», его кухня и уютная атмосфера нравились ему больше всего. Там прекрасно готовили пирожные, которыми он буквально объедался.

Он часто говорил Генриху Хофману:

– И пусть маленькая Ева Браун тоже приходит. Она меня развлекает.

Гитлер распорядился досконально проверить родословную Евы Браун, чтобы исключить наличие даже малейшей доли еврейской крови.

Женщины оценивали Гитлера по-разному. Одни говорили, что вообще не воспринимают его как мужчину, потому что от него не исходит никакой сексуальной энергии. А вот старшая сестра Евы Браун Ильза была им заворожена:

– Когда он на меня смотрит, у меня пот катится по груди.

Гитлер следил за собой, постоянно менял рубашки, от него пахло хорошим мылом. У него шел дурной запах изо рта, поэтому он особенно тщательно чистил зубы. Но желанным в глазах Евы Браун его делало другое: власть и популярность. Он был привлекательным для нее вне зависимости от наличия у него мужских достоинств. Юная Ева Браун увлеклась мужчиной много старше себя, с положением и достатком. Она мечтала вырваться из родительского дома и начать новую самостоятельную жизнь.

Ева Браун родилась 6 февраля 1912 года в Мюнхене. Ее полное имя – Ева Анна Паула Браун (второе и третье имена она получила в честь двух тетушек). У нее были две сестры – Ильза и Маргарета (ее все звали Гретль).

В семье Евы Браун, как и вообще в немецких семьях, царил культ гигиены и здоровья. В квартире была одна ванная комната, но дети никогда не видели родителей раздетыми. Все занимались спортом на свежем воздухе, спали с открытым окном даже в холод, утро для девочек начиналось с гимнастики. Спорт, физическая активность – все это не только ради здоровья, но и во имя подтверждения своей немецкости. Физические упражнения – моральный императив, лень – черта дегенератов, вырожденцев. Пренебрежение к собственному телу – недопустимо. Ходить с опущенной головой, горбиться, опускать плечи – это не по-немецки…

Считается, что в большой семье средний ребенок самый счастливый. Ева точно была любимицей матери. Она умело пользовалась тем, что ей было дано от Бога. Ева преуспевала в спорте. Она рано постигла секрет популярности – быть хорошенькой, веселой и энергичной. В ней вообще ощущалась жажда жизни. Мальчики это чувствовали, и в кавалерах не было недостатка. Но никаких вольностей она себе не позволяла. В те годы взрослые девушки выпивали максимум стаканчик-другой пива. Наркотиками баловались немногие. Девушки из хороших семей редко позволяли себе интимные отношения до брака, ведь девственность считалась нормой, а замужество – вожделенным. Ее отец полагал своим долгом позаботиться о том, чтобы дочери сохранили невинность до брака.

Фриц Браун к сорока годам облысел и превратился в деспота. Он был уверен, что жена своей мягкостью только портит девочек. Он повторял дочерям:

– Пока вы сидите за моим столом, извольте делать так, как я сказал. Выйдете замуж, будете поступать, как вам заблагорассудится.

После Первой мировой войны семья осталась единственным местом, где любой мужчина мог утвердить свою власть. Большинство жен в ту пору мирились с тиранией мужей. Отец – глава семьи, и мать обязана во всем его поддерживать. Жена рассматривалась прежде всего как мать, способная нарожать детей, и как хозяйка, обеспечивающая жизнь мужчины.

Можно ли говорить о любви между родителями Евы Браун? Они не спали вместе, после Первой мировой даже на некоторое время разошлись. Впрочем, через три года опять сошлись и прожили вместе еще сорок лет. Но Ева не смогла простить отца за то, что он ушел из семьи в тот момент, когда она была еще маленькой и беззащитной.

Ева Браун – не первая девушка, искавшая в замужестве спасения от деспотичного отца, от суровой домашней атмосферы. Она бросилась в объятия более чем взрослого мужчины, который обратил на нее внимание. Она инстинктивно искала второго отца, который не станет ее ограничивать, а, напротив, откроет ей все радости жизни.

Ее представления об удовольствии были примитивны: послушать популярную музыку, посмотреть новый фильм в кино, посидеть с приятельницами в кафе или пивной.

Родители и слышать не хотели о романе дочери с Адольфом Гитлером, который на двадцать с лишним лет ее старше. Но Ева с юности отличалась редкостным упрямством. Рассказывали, что однажды мать, выведенная из себя ее упрямством, окунула ее голову в таз с холодной водой. Но и это не возымело действия.

С самого начала Гитлер дал понять Еве, что не в состоянии проводить с ней много времени. Он не может позволить себе ни жениться, ни стать жертвой скандала из-за внебрачной связи. Как лидер партии, он обязан быть образцом высокоморального поведения.

Ева Браун методично осаждала эту крепость. Она старалась стать женщиной, которую он считал бы идеальной. Она понимала, что потребуется время, чтобы завоевать фюрера. Но ей было всего восемнадцать – вся жизнь впереди.

Ева была уверена, что сумеет его покорить и он в нее влюбится:

– Гитлер сказал, что он закоренелый холостяк, но и у него есть своя ахиллесова пята. Вот увидите: он на мне женится!

Юная Ева Браун верила в сказки со счастливым концом. Золушка приезжает на бал… Теряет башмачок… Принц обнаруживает, что это ее башмачок. И вот счастливый миг. Ее беда состояла в том, что Гитлер не был сказочным принцем.

Он говорил о женщинах с нескрываемым презрением. Любил цитировать известное выражение Ницше:

«Собираешься к женщине? Не забудь взять плеть».

В своем кругу фюрер разглагольствовал:

– Без мужчин женщины бы пропали. По сравнению с миром женщины мир мужчины гораздо объемнее. Мужчина весь во власти долга и лишь иногда возвращается в мыслях к женщине. Мир женщины – это мужчина.

Отношения с женщинами складывались у Гитлера очень сложно. В армии он, чуть ли не единственный, не получал писем от женщин и уклонялся от откровенных солдатских разговоров. Когда к нему приставали с расспросами, он говорил, что в оккупированном Брюсселе ходил в публичный дом и что у него есть фотография, запечатлевшая его подвиги. Фотографию никто не видел. Те, кто знал его в юности, утверждали, что он – женоненавистник. При этом фюрер любил самодовольно рассказывать о своих успехах у женщин:

– А случай в Брауншвейге? Как я потом корил себя! Светловолосая девушка подбежала к машине и преподнесла мне букет. Никому даже в голову не пришло спросить у нее адрес, чтобы я мог послать ей благодарственное письмо. Светловолосая, высокая и очаровательная! Но как всегда: вокруг толпа. Да еще спешка. До сих пор жалею. Популярность – это сплошные мучения, и я просто проклинаю ее… Навестить даму в Мюнхене или вообще побывать где-нибудь с частным визитом совершенно невозможно. Уже за час у дверей дома торчат двенадцать полицейских, а затем постепенно собирается толпа…

Но Дон Жуана из него не получилось. Ему льстило общество красивых женщин, он любил с ними мило беседовать, целовал им ручки и старался казаться обаятельным, но не терпел, если они вмешивались в политические разговоры. На первом же общем собрании Национально-социалистической немецкой рабочей партии в январе 1921 года он поставил условие: ни одна женщина никогда не войдет в состав руководящих органов партии. Гитлер считал, что женщине нет места в политической или общественной жизни. Женщин не выдвигали кандидатами на выборах и не назначали на важные должности. Они могли вступить в партию, но оставались рядовыми членами. Женщины составляли в 1932 году пять процентов членов НСДАП.

Гитлер не выносил умных женщин. Тем более злился, когда они с ним спорили. Он предпочитал простушек, которые веселятся и не задумываются о серьезных делах. Однажды в присутствии имперского министра вооружений Альберта Шпеера Гитлер сказал:

– Мужчины моего уровня должны выбирать себе примитивных и глупых женщин. Что было бы, если бы у меня сейчас была женщина, которая вникала бы в мои дела? Нет, в свободное время я хочу покоя.

Герман Геринг пытался познакомить фюрера с разными молодыми женщинами, но Гитлер ими не заинтересовался. Рядом с ним удержалась только Ева Браун. Фюрер предпочитал женщин значительно моложе себя: