Текст книги "Смерть Сталина"

Глава вторая
Маленков: хозяин партийной канцелярии

Георгий Максимилианович Маленков, уже будучи на пенсии, рассказывал сыну Андрею о последних днях Сталина:

«Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на ближнюю дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак – «отойди». Подходит Берия. Опять знак – «отойди». Подходит Микоян – «отойди». Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами…»

Георгий Максимилианович считал себя самым близким к Сталину человеком и его законным наследником.

В 1952 году на XIX съезде Маленков делал основной доклад, это заставляло смотреть на него как на наследника Сталина. Хотя в отличие от других руководителей страны Маленков не работал ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности, не возглавлял ни министерства, ни партийного комитета. Его жизненный путь со временем повторит Константин Устинович Черненко, еще один прирожденный аппаратчик, который тоже станет во главе страны…

Всю свою фантастическую карьеру Маленков сделал, не выходя из кабинета партийной канцелярии. Маленков, как и Черненко, был гением партийной канцелярии. Но он был, конечно, умнее и образованнее Константина Устиновича.

Сын Маленкова пишет, что Георгий Максимилианович происходил из дворянской семьи, его дед был полковником, брат деда – контр-адмиралом. В прежние времена все это тщательно скрывалось.

У Георгия Маленкова были двое братьев и сестра, но они умерли очень рано. Он остался один. Окончил гимназию с золотой медалью. После революции служил в Красной армии в Средней Азии. В 1920 году познакомился с будущей женой – Валерией Алексеевной Голубцовой и влюбился в нее. Валерия Алексеевна работала библиотекарем в агитпоезде и училась на курсах, организованных политуправлением Туркестанского фронта. Формально они не регистрировали свой брак, и Валерия Алексеевна оставила девичью фамилию.

Эта встреча оказалась для Маленкова редкостной удачей. Жена стала для него другом и опорой. Наделенная сильной волей и характером, Валерия Алексеевна всю жизнь толкала вперед вялого и инертного Георгия Максимилиановича.

В 1921 году Маленковы переехали в Москву. Георгий Максимилианович поступил в Высшее техническое училище имени Баумана на электротехнический факультет. Еще студентом он стал секретарем партийной организации. Пока муж грыз гранит науки, Голубцова быстро нашла себе работу в организационно-инструкторском отделе ЦК, которым руководил Каганович.

Голубцова была информатором, то есть в ее обязанности входили изучение и обработка материалов, поступавших в ЦК из местных партийных организаций. Таким же информатором в отделе работал Владимир Наумович Билль-Белоцерковский, бывший матрос-кочегар и будущий драматург, автор знаменитой в конце двадцатых годов пьесы «Шторм».

Потом Голубцова привела в ЦК своего мужа.

«Георгий Маленков был мужем Леры (Валерии) Голубцовой, – писал Борис Георгиевич Бажанов, автор изданной в эмиграции книги «Воспоминания бывшего секретаря Сталина». – Он был года на два моложе меня, но старался придавать себе вид старого партийца. На самом деле он был в партии всего второй год (и лет ему было всего двадцать). Во время Гражданской войны он побывал маленьким политработником на флоте, а затем, как и я, пошел учиться в Высшее техническое училище… В училище он пробыл года три.

Затем умная жена, которой он, в сущности, и обязан был своей карьерой, втянула его в аппарат ЦК и толкнула его по той же линии, по которой прошел и я, – он стал сначала секретарем оргбюро ЦК, потом, после моего ухода, – секретарем политбюро. Жена его, Лера, была намного умнее своего мужа.

Сам Георгий Маленков производил впечатление человека очень среднего, без каких-либо талантов. Вид у него всегда был важный и надутый. Правда, он был все же очень молод».

Понимая, что семейственность невозможна, Валерия Алексеевна, по существу, пожертвовала собой ради мужа. Она в 1923 году покинула аппарат ЦК, поступила в Институт имени Г.В. Плеханова, но через год ушла и стала работать женорганизатором в типографии имени Дунаева. В 1925 году она занялась знакомым делом – стала информатором в отделе пропаганды Замоскворецкого райкома партии. В 1928 году Валерия Голубцова пошла нормировщицей на завод «Металлоштамп», а через два года по партийному набору поступила в Московский энергетический институт, с которым надолго связала свою жизнь.

Академик, Герой Социалистического Труда Борис Евсеевич Черток, соратник Королева в освоении космоса, с уважением вспоминал Голубцову. Он познакомился с ней в тридцатые годы, учась в Московском энергетическом институте имени В.М. Молотова:

«Студентка Голубцова появилась на нашем потоке только на третьем курсе. Мы, естественно, вначале удивились, почему женщине, явно старше нашего среднего возраста на пять-шесть лет, потребовалось учиться вместе с такими работягами.

Внешне очень сдержанная, всегда скромно, но со строгим вкусом одетая, Голубцова с самого начала пользовалась в нашей студенческой среде уважительным вниманием. По нашему студенческому заключению, женщина с такими данными вполне может играть в кино роль директрисы завода, которая разоблачает вредителя – главного инженера.

Всезнающая секретарша деканата намекнула, что это сотрудница аппарата ЦК и чтобы мы в ее присутствии не вытворяли никаких глупостей. Но внешне строгая Голубцова не раз вынуждена была обращаться за помощью к сокурсникам. У нас установились хорошие товарищеские отношения, включая обмен конспектами, шпаргалками, с обычной для студентов взаимовыручкой.

Неожиданно самый информированный в нашей компании Теодор Орлович, в будущем главный конструктор ОКБ кабельной промышленности, под страшным секретом сообщил узкому кругу товарищей, что Голубцова – это девичья фамилия, а на самом деле она Маленкова – жена того самого Маленкова, который «сами понимаете».

Мы возгордились, что нашу студенческую компанию разделяет такая выдающаяся женщина, но вскоре привыкли к этому, поскольку она вела себя с нами на равных, вечером после занятий уезжала на общественном транспорте, и оценки ей ставили вполне объективные.

Мы решили, что надо радоваться, что у известного всей стране товарища Маленкова хорошая жена, которая в ближайшие три года станет хорошим инженером-электриком».

После института Валерия Алексеевна два года отработала инженером на заводе «Динамо» имени С.М. Кирова. В 1936 году поступила в аспирантуру родного института, ее избрали секретарем партбюро и оформили ассистентом кафедры кабельной техники. На посту партийного секретаря она вела себя порядочно.

Борис Черток, еще будучи студентом, активно работал в авиационной промышленности, помогая монтировать электро– и радиооборудование для самолетов, совершавших полярные перелеты. В результате он не успел вовремя сдать экзамены. Знаменитый авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев написал Чертоку оправдательное письмо с просьбой разрешить сдачу экзаменов с опозданием.

С этим письмом студент Черток, гордый тем, что за него хлопочет сам Туполев, пришел к секретарю парткома Голубцовой. Когда она увидела письмо Туполева, улыбка исчезла с ее лица. Она спрятала письмо в сейф и тихо сказала:

– О Туполеве забудь. Он арестован. О письме не вздумай никому рассказывать. А если до декабря не сдашь экзамены, пеняй на себя.

Многие партийные секретари в ту страшную пору поступили бы иначе: поспешили сообщить в НКВД, что студент такой-то связан с арестованным врагом народа. И стал бы Борис Черток не академиком, а зэком…

Во время Великой Отечественной войны семью Маленкова, как и другие семьи начальства, эвакуировали в Куйбышев, где Валерия Голубцова с августа 1941 по июль 1942 года работала инструктором отдела машиностроительной промышленности обкома партии.

В 1943 году ее назначили директором Московского энергетического института. После войны она построила целый городок Московского энергетического института, благодаря ее энергии появились новые учебные корпуса, опытный завод, Дворец культуры, общежития и жилые дома для преподавателей. В голодное время под Москвой институту выделили подсобное хозяйство, чтобы улучшить питание в столовых. Она ввела для отличников и больных студентов талоны на усиленное питание.

После войны Голубцова проявила интерес к ракетным исследованиям. В 1947 году она вместе с президентом Академии наук Сергеем Ивановичем Вавиловым приехала в подмосковный НИИ-88, где создавались первые советские ракеты, с предложением помочь. В ее институте было создано Особое конструкторское бюро, которое под руководством академика Владимира Александровича Котельникова разрабатывало радиоэлектронные системы для ракетно-космической отрасли.

Она открыла у себя факультет электровакуумной техники и специального приборостроения и уговорила поступить туда сына Хрущева – Сергея Никитича.

Валерия Алексеевна руководила институтом одиннадцать лет. В 1951 году у нее случился тяжелый перитонит. Ее с трудом выходили. После этого она ушла с поста директора.

Приказом президента Академии наук академика Александра Николаевича Несмеянова она получила должность заместителя председателя Комиссии по истории техники отделения технических наук Академии наук. Несмеянов был в долгу у семейства Маленковых. После смерти известного физика академика Сергея Ивановича Вавилова, который шесть лет возглавлял Академию наук, Маленков пригласил к себе именно Несмеянова и предложил ему возглавить академию.

Между Сергеем Вавиловым и Александром Несмеяновым помимо крупных научных достижений было еще нечто общее: репрессированные братья. Брат Сергея Вавилова Николай Иванович, выдающийся биолог, погиб в заключении. Один из братьев Александра Несмеянова – Василий Николаевич, талантливый геодезист, был расстрелян в 1941-м.

Но это не имело значения. Сталин любил иногда назначать на высокие должности людей с темными (по советским меркам) пятнами в биографии. Ему казалось, что такие люди будут служить еще преданнее. Несмеянов сохранил чувство благодарности к Маленкову.

Когда Георгий Максимилианович стал главой правительства, Несмеянов попросился к нему на прием, чтобы получить разрешение создать собственный институт. Академик вернулся из Кремля окрыленный. Маленков поддержал Несмеянова и распорядился найти участок земли под строительство института.

Валерия Алексеевна Голубцова поступила в докторантуру, летом 1955 года стала заместителем директора Института истории естествознания и техники Академии наук и в том же году защитила докторскую диссертацию «История и перспективы развития электроизолирующих материалов электрических машин, аппаратов, проводов и кабелей». Под ее руководством в 1955-м вышел объемистый труд «История энергетики СССР».

А ее муж медленно поднимался по ступенькам партийной лестницы. Обладатель прекрасного почерка, он был фантастически аккуратен, во всех бумагах у него был идеальный порядок. Он был вежлив, спокоен и корректен, говорил мягко, но убедительно. Когда входил посетитель, обязательно вставал. Умел слушать.

Первым Маленкова приметил Каганович. Поскольку Лазарь Моисеевич по совместительству руководил Московским городским комитетом партии, то в 1930 году утвердил Маленкова заведующим отделом МГК. А через четыре года Маленков возглавил отдел руководящих партийных органов ЦК. Ему было тогда всего тридцать с небольшим. В партийном аппарате это была ключевая должность.

Маленков организовал кружок по изучению марксизма, куда приглашал лучшего марксиста того времени Николая Ивановича Бухарина и его сторонников. Когда Сталин решил покончить и с Бухариным, Маленков без колебаний выступил против учителя. Сталину это понравилось.

Помимо преданности у Маленкова обнаружились и другие ценимые Сталиным достоинства.

«Маленков был молчалив и без нужды не высказывался, – вспоминал Микоян. – Когда Сталин что-то говорил, он – единственный – немедленно доставал из кармана френча записную книжку и быстро-быстро записывал «указания товарища Сталина». Мне лично такое подхалимство претило. Сидя за ужином, записывать-было слишком уж нарочито».

Чистку и перестановку партийных секретарей Сталин осуществлял руками своего молодого подручного, который получил право прямого доступа к вождю.

Маленков, по сл овам Дмитрия Трофимовича Шепилова (он сам многие годы работал в ЦК), «был идеальным и талантливым исполнителем чужой воли и в исполнительской роли проявлял блестящие организаторские способности, поразительную работоспособность и рвение. Когда он получал какое-либо указание от Сталина, то ломал любые барьеры, мог идти на любые жертвы и затраты, чтобы выполнить это задание молниеносно, безукоризненно и доложить об этом Сталину. Поэтому в аппарате ЦК шутили, что Маленков всегда требует, чтобы всякое поручение Сталина было выполнено вчера».

В сентябре 1936 года наркомом внутренних дел стал Николай Иванович Ежов, который до этого ведал практически всеми партийными делами, в первую очередь кадровыми. Отправив Ежова на Лубянку (пока еще в роли наркома), Сталин стал искать себе в помощь человека столь же надежного, безотказного и преданного и нашел его в лице молодого Георгия Максимилиановича Маленкова.

Со временем Сталин поручил Георгию Максимилиановичу подготовить арест своего недавнего шефа Ежова. Тот организовал хитрую комбинацию.

14 января 1938 года пленум ЦК принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Доклад прочитал преемник Ежова на посту начальника отдела партийных кадров Георгий Маленков.

Маленков на пленуме критиковал первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Мир Джафара Багирова:

– Ты расстреливаешь списками, даже фамилий не знаешь…

Тот быстро нашел оправдание:

– Окопавшиеся в аппарате Азербайджанского НКВД враги сознательно путали документы.

Выступавшие на пленуме призывали «не обвинять людей огульно, отличать ошибающихся от вредителей». Наивные люди полагали, что эпоха репрессий окончилась. На самом деле все эти документы должны были снять всякую ответственность со Сталина. Критика «перегибов», организованная Маленковым, для людей понимающих означала, что работой Ежова недовольны, что его эра заканчивается и что на него свалят вину за все репрессии.

В марте 1939 года на организационном пленуме после XVIII съезда партии Маленкова избрали секретарем ЦК и утвердили начальником управления кадров.

10 апреля Маленков вызвал к себе Ежова. Эпоха Николая Ивановича закончилась. Прямо в кабинете Маленкова после короткого разговора бывшего наркома арестовали. Георгий Максимилианович распорядился вскрыть сейф Ежова и доложить, что хранил у себя Николай Иванович.

Маленков вошел в состав высшего партийного руководства.

«У нас на квартире постоянно дежурил кто-нибудь из охраны, – вспоминал сын Маленкова. – Все телефоны прослушивались. Не только отец и мать, но и мы, дети, не могли выйти из дома без сопровождения офицера из органов. И тогда уже мы понимали смысл такой «заботы». У нас в семье выработался превратившийся почти в инстинкт обычай не вести никаких разговоров на политические темы, не называть никаких имен…»

21 февраля 1941 года на пленуме ЦК Георгия Максимилиановича избрали кандидатом в члены политбюро. Вместе с Николаем Вознесенским, к уничтожению которого после войны Маленков приложит руку…

Перед войной он возглавил управление кадров ЦК, состоявшее из сорока пяти отделов, то есть держал в руках весь партийный аппарат.

Коллеги снисходительно называли его «телефонщик».

«Он всегда сидел на телефоне: где что узнать, пробить, это он умел, – вспоминал Хрущев. – По организационно-административным делам, кадры перераспределить – это Маленков. Передать указания на места, договориться по всем вопросам. Очень активный, живой, обходительный. Но он никогда не руководил ни одной парторганизацией».

С предвоенных пор Маленков непременный участник всех совещаний в кабинете Сталина. Вместе с наркомом обороны маршалом Тимошенко и начальником Генерального штаба Жуковым Георгий Маленков подписал 22 июня 1941 года первую директиву войскам. Через несколько дней вождь включил его в состав Государственного Комитета Обороны, состоявшего всего из пяти человек. Собственно говоря, само постановление о создании ГКО написано рукой Маленкова. Ему вождь поручил контролировать производство самолетов и авиационных моторов, что через несколько лет станет причиной больших неприятностей…

Во время войны он по указанию вождя несколько раз выезжал на фронт, но в отличие от Берии, Булганина или Хрущева не стал членом Военного совета какого-нибудь фронта. Вождь привык к Георгию Максимилиановичу и не отпускал его надолго.

Осенью 1942 года Сталин отправил Маленкова вместе с Жуковым под Сталинград. В конце сентября вызвал их для доклада. Когда Жуков закончил свой доклад, Сталин строго спросил Маленкова:

– А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?

– Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, – удивленно ответил Маленков.

– Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, – строго заметил Сталин.

То есть вождь, доверявший мнению Маленкова, хотел, чтобы тот присматривал не только за фронтом, но и за Жуковым.

Михаил Смиртюков наблюдал Маленкова на Центральном фронте в 1943 году, где Георгий Максимилианович был представителем Ставки (Смиртюков рассказал об этом в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть»). Командовал фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский. Поздно вечером Маленков по телефону ВЧ докладывал Верховному главнокомандующему обстановку. Улучив момент, попросил:

– Хорошо бы, товарищ Сталин, еще полчок самоходок на наш фронт подбросить.

Сталин, надо понимать, ответил, что самоходной артиллерии не хватает.

Маленков гнул свое:

– Это верно, товарищ Сталин, это верно, но это как раз то, что нам очень надо было бы, – полчок.

И стал доказывать, что Центральный фронт сумеет лучше других использовать самоходную артиллерию. Он приводил все новые и новые аргументы, пока Верховный не сдался. Разговор с Москвой Маленков закончил словами:

– Спасибо, товарищ Сталин.

Положил трубку, улыбнулся и спросил:

– Ну, где наш командующий?

Ему ответили, что Рокоссовский уже отдыхает.

– Тогда не беспокойте его, а полчок у нас будет.

Добился своего.

В апреле 1944 года Маленков стал еще и заместителем главы правительства. Он возглавил Комитет при Совнаркоме по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецких оккупантов. В конце войны Сталин понемногу переключил Маленкова с партийных на неотложные хозяйственные дела.

Еще в июле 1943 года постановлением ГКО был образован Совет по радиолокации, в который вошли крупнейшие ученые. Возглавил работу Маленков. В мае 1946 года Сталин поручил ему председательствовать в Специальном комитете по реактивной технике при Совете министров.

После войны для Маленкова начались трудные дни.

Сталин провел реорганизацию центрального партийного аппарата. Пострадал от этого Георгий Максимилианович, главный аппаратчик, потому что вообще упала роль ЦК, где расформировали отраслевые отделы. Оставили только два управления – кадров и пропаганды, а также два отдела – организационно-инструкторский и внешней политики.

Центр власти Сталин перенес в правительство. Из двух своих должностей – председателя правительства и секретаря ЦК – первую он считал важнее.

Неожиданно Сталин разослал членам политбюро письмо, в котором говорилось, что в авиапромышленности вскрыты крупные преступления – промышленность давала авиации негодные самолеты, а командование военно-воздушных сил закрывало на это глаза.

«Таким образом, преступления продолжались, фронт получал недоброкачественные самолеты, аварии шли за авариями, и расплачивались за это своей кровью наши летчики, – писал Сталин. – Нам помогли вскрыть это дело летчики с фронта».

Но в делах нет ни одной ссылки на мнение летчиков. Отсюда и возникло предположение о том, что таким летчиком мог быть только генерал авиации Василий Иосифович Сталин, пожаловавшийся отцу на плохие самолеты.

Сам Василий Сталин косвенно признал это в феврале 1955 года, уже находясь в заключении:

«Если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-9 с мотором М-107) и о технике немецкой, то Новиков в этом сам виноват. Он все это знал раньше меня. Доложить об этом было его обязанностью как главкома ВВС, тогда как я случайно заговорил на эти темы.

Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: «Мы знаем это, Новиков докладывал». А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой. В чем же моя вина? Ведь я сказал правду, ту, которую знал о немецкой технике.

Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику и вывозе специалистов из Германии огромна. А в том, что не Новиков оказался зачинателем этого реактивного переворота в нашей авиации, а ЦК и Совет министров, только сам Новиков и виноват…

Говорить о причинах личного порядка, могущих склонить меня на подсиживание или тем более на клевету на Новикова, нет смысла, так как их не было, как не было и клеветы».

Василий Сталин маршала Новикова не любил, так что его обращение к отцу с критикой положения дел в военно-воздушных силах все-таки больше похоже на донос. Другое дело, что старший Сталин нуждался лишь в поводе. Если бы не слова сына, нашелся бы другой повод.

Сталин поручил проверить это дело начальнику Главного управления военной контрразведки Смерш Виктору Абакумову.

Первым в начале 1946 года арестовали командующего 12-й воздушной армией маршала авиации Сергея Александровича Худякова. Для начала его обвинили в том, что он скрыл свое подлинное имя. Звали его Арменак Артемович Ханферянц. Он всего лишь русифицировал свое армянское имя; это делали тогда многие, чтобы к ним проще было обращаться.

Маршала заставили признаться в том, что он – давний английский агент и был причастен к расстрелу двадцати шести бакинских комиссаров. Из Худякова выбили показания на командование военно-воздушных сил и руководство авиапромышленности, которые, дескать, принимали на вооружение дефектные самолеты и моторы. (Кроме того, его заставили подписать протокол, в котором он «признавался», что участвовал в расстреле двадцати шести бакинских комиссаров в 1918 году и работал на британскую разведку.)

16 марта 1946 года Совет министров принял решение снять главного маршала авиации Александра Александровича Новикова с должности командующего военно-воздушными силами как «не справившегося с работой».

23 апреля Новикова арестовали у подъезда собственного дома. У чекистов даже не было ордера, его просто схватили и засунули в автомобиль.

На основании материалов, подписанных Абакумовым, были арестованы нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин, офицеры штаба ВВС – за принятые на вооружение некачественные самолеты и моторы.

На основе полученных от них показаний можно было брать всех крупных авиаконструкторов – Яковлева, Туполева, Ильюшина, Лавочкина. Это было перспективное для чекистов дело.

Куратором авиационной промышленности был член политбюро и секретарь ЦК Георгий Максимилианович Маленков. Были арестованы два сотрудника управления кадров ЦК, которые занимались авиационной промышленностью и непосредственно подчинялись Маленкову.

Эти аресты подорвали позиции Георгия Максимилиановича.

Разоблачал его ошибки и промахи новый выдвиженец Сталина – секретарь ЦК и начальник управления кадров Алексей Александрович Кузнецов, выходец из Ленинграда.

Но опала Маленкова не была результатом интриг Жданова, как принято считать, хотя в политбюро все друг друга ненавидели. Абакумов Жданову не подчинялся, и Жданов знал, что не имеет права давать какие-то указания министру госбезопасности или вообще вести с ним какие-то беседы без прямого поручения Сталина.

Вождь был недоволен Маленковым и 4 мая 1946 года специальным постановлением политбюро лишил его должности секретаря ЦК:

«1. Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов – над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), что он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них в ЦК ВКП(б).

2. Признать необходимым вывести т. Маленкова из состава секретариата ЦК ВКП(б)».

Судьба Маленкова висела на волоске. В Министерстве государственной безопасности уже стали собирать показания на Маленкова, готовясь к его аресту. Следователи, занимавшиеся «авиационным делом», не без удовольствия говорили: «Маленков погорел».

Сын Маленкова пишет: «Некоторое время он находится под домашним арестом, а потом Сталин решает послать его на хлебозаготовки в Сибирь».

Георгий Максимилианович предупредил свою мать, которая постоянно просила его помочь тем или иным людям:

– Не смогу я тебе больше помогать, мама. Самому бы кто помог…

Маленков тоже ждал ареста. Но Сталин передумал и вернул Маленкову свое расположение. Так что опала продолжалась недолго, всего три месяца – до 2 августа, когда Сталин сделал Георгия Максимилиановича своим заместителем в правительстве. Правда, для начала Маленкову поручили всего лишь «наблюдать за работой Министерства электропромышленности, Министерства промышленности средств связи и Министерства связи». 1 июля 1948 года Сталин подписал постановление политбюро: «Ввиду расширения работы ЦК дополнить секретариат ЦК т. Маленковым…» Сталин вновь ввел его в состав политбюро. А позиции Жданова вскоре ослабли.

11 мая 1946 года Шахурин, Новиков, член военного совета ВВС Н.С. Шиманов, заместитель командующего ВВС А.К. Репин, начальник Главного управления заказов ВВС Н.П. Селезнев, заведующие отделами управления кадров ЦК А.В. Будников и Г.М. Григорьян, отвечавшие в аппарате за авиапромышленность, были осуждены Военной коллегией Верховного суда на разные сроки тюремного заключения.

Маршала Новикова использовали для более крупного дела – из него выбивали показания на маршала Жукова.

Когда через несколько лет самого Абакумова арестовали, он сказал на допросе:

– Мы можем бить арестованных. В ЦК меня и моего первого заместителя Огольцова многократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно.

В следственной части у Абакумова было разделение труда. Одни, малограмотные, выбивали показания из арестованных. Другие, с образованием, писали протоколы. Они так и назывались: «забойщики» и «писари».

Оказавшись в руках «забойщиков», маршал Новиков подписал показания, в которых говорил, что Жуков «очень хитро и в осторожной форме… пытается умалить руководящую роль в войне Верховного главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

Ставить Новикову в вину его подпись было бы верхом несправедливости. На Лубянке маршала калечили.

«Авиационное дело» было липовое, и после смерти Сталина, в мае 1953 года, Военная коллегия Верховного суда отменила свой приговор и прекратила уголовное дело «за отсутствием состава преступления». 12 июня по предложению Берии будет принято постановление президиума ЦК «О результатах проверки материалов следствия по делу А.И. Шахурина, А.А. Новикова, А.К. Репина и др.». Всех восстановят в партии, всем вернут воинские звания и награды…

Маленков навсегда возненавидел своих обидчиков – Василия Сталина, Алексея Кузнецова и Виктора Абакумова. Он будет ждать возможности рассчитаться. Через два года, в 1948 году, такая возможность представится…

Сталин продолжал закручивать гайки. Он не допускал послаблений, напротив, то на одном, то на другом направлении требовал принятия крайних мер.

Очередной удар был нанесен по военным морякам.

В 1947 году Сталин подписал постановление Совмина СССР о предании «суду чести» четырех высших руководителей флота:

заместителя министра вооруженных сил и главнокомандующего военно-морскими силами Героя Советского Союза адмирала флота Николая Герасимовича Кузнецова,

заместителя главкома военно-морских сил по кораблестроению адмирала Льва Михайловича Галлера,

начальника Военно-морской академии имени К.Е. Ворошилова адмирала Владимира Антоновича Алафузова (в 1944–1945 годах исполнял обязанности начальника Главного морского штаба),

начальника управления военно-морских учебных заведений и старшего морского начальника в Ленинграде вице-адмирала Георгия Андреевича Степанова (в 1943–1944 годах исполнял обязанности начальника Главного морского штаба).

Моряков обвинили в мнимой передаче союзникам во время войны секретной документации.

После «суда чести» «дело четырех адмиралов» передали уже как уголовное в Военную коллегию Верховного суда СССР. Всех признали виновными. Алафузова и Степанова приговорили к десяти годам тюремного заключения, Галлера – к четырем. Кузнецова решили не сажать, он был снижен в воинском звании до контр-адмирала и назначен с большим понижением в должности.

После смерти Сталина приговор был отменен за отсутствием состава преступления. Но адмирал Галлер до этого не дожил – в 1950 году он умер в тюрьме.

Следующими на очереди были артиллеристы. Дело было подготовлено при Абакумове, но ордеры на арест уже подписывал его преемник Семен Денисович Игнатьев.

31 декабря 1951 года Совет министров принял постановление «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60». От должности были освобождены заместитель министра вооруженных сил маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления вооруженных сил генерал-полковник артиллерии Иван Иванович Волкотрубенко и несколько их подчиненных. В феврале 1952 года всех арестовали по обвинению во вредительстве.

Сталин дал понять, что аресты только начинаются, угрожающе заметив:

– Мы не пощадим ни отца родного, ни самых близких нам людей…

Освободили артиллеристов уже после смерти Сталина по предложению Берии…