Текст книги "Трагический январь. Президент Токаев и извлечение уроков"

Его гости не обнаруживали в ванной комнате мыла.

– Мы экспортируем весь жир, – объяснял Мао, – да мыло и не нужно, я сам давно мою руки без мыла.

Председатель не любил долгих монологов. Облекал свои мысли в форму болтовни и шуток, цитировал древнекитайские романы. В результате главные мысли окутывались множеством трудно разгадываемых иносказаний. Речи Мао напоминали зыбкие тени на стене. Создавалось впечатление, что имеешь дело с пришельцем с другой планеты, который иногда чуть приподнимал завесу, скрывающую будущее, давая возможность заглянуть за нее, но никогда не раскрывая всего.

– Китай – бедная страна, – говорил Мао. – Считается, что бедность – это плохо. На самом деле бедность – это хорошо. Ужасно представить себе время, когда все станут богатыми. Из-за избытка калорий у людей вырастут две головы и четыре ноги. Я всегда презирал западных людей, объедающихся мясом. Что хорошего в том, чтобы растить живот, как у иностранного капиталиста в фильмах? Я считаю, надо научить наших людей варить похлебку пожиже и есть поменьше.

Вернувшись после практики в Москву, Касым-Жомарт Токаев защитил в МГИМО дипломную работу – «Политические и идеологические аспекты кампании критики Линь Бяо и Конфуция».

Кто такой Линь Бяо? Министр обороны народного Китая, фигура, о которой в ту пору много говорили. Он восстал против Мао Цзэдуна и вроде бы пытался бежать в Советский Союз. Так что дипломник Токаев выбрал интересную и актуальную тему.

В партийных документах Линь Бяо именовался «близким соратником» Мао. На IX съезде в апреле 1969 года в Устав партии вписали, что Линь Бяо – «продолжатель» дела Мао. Вождь познакомился с Линь Бяо еще в 1928 году, когда двадцатилетний Линь командовал ротой. В 1959 году он сменил слишком самостоятельного маршала Пэн Дэхуая на посту министра обороны.

Его имя – Линь Бяо – в переводе с китайского означает Лесной барс. Но историки пишут: «Скромный и застенчивый от природы, он по характеру не был лидером. В кругу вождей китайской компартии его называли “девушкой”. Худенький и низкорослый, с густыми, чуть удивленно поднятыми вверх бровями, он и вправду напоминал красотку из пекинской оперы, где все женские роли исполняли мужчины».

Линь Бяо был четырежды ранен, страдал от мигрени, бессонницы, нервного расстройства. Летом 1951 года Линь Бяо вновь приехал в Москву лечиться. Но постепенно он перестал доверять врачам. Если министру обороны предстояло выступать на публике, ему вводили лекарство, которое официально именовалось «витамин С». Похоже, это был наркотический препарат. Состояние маршала ухудшалось.

«Линь Бяо был неврастеником, он так боялся света и сквозняков, что редко выходил из дома, – вспоминал личный врач Мао. – Он и воды боялся. Никогда не мылся – его обтирали сухим полотенцем. Жидкости не пил. Жена размачивала в воде булочки, приготовленные на пару, и кормила ими мужа, чтобы его организм получал жидкость хоть таким образом… Линь Бяо явно страдал душевной болезнью».

При этом министр обороны Линь Бяо и его генералы вполне здраво говорили, что пора заняться перевооружением армии, а затянувшаяся культурная революция этому мешает. Бойцы культурной революции испугались и бросились к Мао за поддержкой. Они обвинили военных в заговоре. И Линь Бяо проиграл в изощренной аппаратной борьбе. А Мао Цзэдуну и самому казалось, что Линь Бяо набрал слишком много власти.

Мао стал поносить министра обороны и его соратников:

– Какие у них подлые душонки. Сначала действовали скрытно, а потом вдруг перешли в наступление. Кто-то страстно желает стать председателем государства, поэтому хотел расколоть партию и захватить власть.

Слова Мао дошли до Линь Бяо. Министр обороны и его жена Е Цюнь отдыхали на курорте в Бэйдайхэ. Рядом в аэропорту постоянно находился личный самолет министра обороны. Понимая, что их ждет, они решили бежать. Но из девяти членов экипажа на борту было только четверо – командир корабля и три механика. Тем не менее Линь Бяо приказал взлетать. Полетели без второго пилота, штурмана и радиста.

В Пекине глава правительства Чжоу Эньлай предложил поднять в воздух истребители и сбить самолет Линь Бяо. Но Мао запретил все полеты.

– Дождь будет идти с неба, – в привычно загадочной манере говорил Мао. – Вдовы вновь выйдут замуж. Линь Бяо хочет бежать. Что мы можем сделать? Пусть бежит.

Самолет с беглецами вошел в воздушное пространство соседней Монголии и исчез с экранов радаров. Китайский посол в Монголии сообщил в Пекин, что самолет разбился в половине третьего ночи. Кончилось топливо, и самолет, видимо, пытался совершить аварийную посадку. На борту было девять человек – восемь мужчин и одна женщина. Все погибли.

Из Москвы в Монголию вылетела группа офицеров советского КГБ, чтобы проверить, действительно ли это был Линь Бяо. Обгоревшие трупы эксгумировали. Головы Линь Бяо и его жены отделили и отправили в Советский Союз на экспертизу. Линь Бяо когда-то лечился в Москве, так что с помощью рентгеновских снимков и записей в старой медицинской карте удостоверились, что министр обороны Китая действительно пытался бежать от Мао…

После защиты диплома встал вопрос о распределении. Конечно же, выпускникам хотелось попасть в высотное здание на Смоленской площади, где располагался центральный аппарат Министерства иностранных дел СССР. Но брали не всех.

Касым-Жомарт Токаев: «Когда в институте началось распределение, различные ведомства, заинтересованные в молодых специалистах-международниках, стали направлять заявки в МГИМО. К моей скромной персоне проявили интерес два военных учреждения. Скрепя сердце я дал согласие на одно из предложений и даже начал проходить медкомиссию и различные собеседования».

Студентов МГИМО как специалистов с хорошим образованием приглашали в Первое главное управление КГБ СССР – внешнюю разведку. Позднее Токаева, как и многих дипломатов, подозревали в том, что он на самом деле – разведчик. Но профессионалы знали, что не так уж сложно было выявить кадрового сотрудника внешней разведки. Каждый из них должен был выпасть из поля зрения друзей и знакомых хотя бы на год, а чаще на два года – это время обучения в разведывательной школе. Через эту школу проходили все, кого брали на работу в первое главное управление.

В трудовую книжку начинающему разведчику вписывали какое-то место работы, но в реальности молодой человек буквально исчезал, потому что занятия в разведшколе шли с понедельника по субботу. Жили начинающие разведчики там же, на территории школы, домой их отпускали в субботу днем, а в воскресенье вечером или в крайнем случае в понедельник рано утром они должны были приехать в школу. Так что коллеги и друзья быстро бы обнаружили, что Токаев куда-то исчез – да не на день-другой, а на целый год! Так что профессионалы знали, кто разведчик, а кто чистый дипломат.

Касым-Жомарт Токаев: «Но вскоре меня вызвали в отдел кадров института и сказали, что в такой-то день нужно быть в МИД, где мандатная распределительная комиссия будет рассматривать мое дело. Комиссию возглавил заместитель министра иностранных дел СССР Н. Пегов».

Николай Михайлович Пегов – влиятельная в ту пору фигура. Он ведал кадрами, и от него зависели все дипломаты страны. Еще в 1950 году Николая Пегова (его младший брат Анатолий руководил московским комсомолом) Сталин поставил во главе важнейшего отдела партийных, профсоюзных и комсомольских кадров. Иначе говоря, сделал главным партийным кадровиком, а на ХIХ съезде партии произвел в секретари ЦК по кадрам и кандидаты в члены президиума ЦК. Это уже почти политический Олимп! Но на следующий год, после смерти вождя Пегов лишился высоких должностей. В 1956 году его отправили послом в Иран. В 1964 году перевели в Алжир, оттуда в Индию.

Но Пегов был свояком влиятельного члена Политбюро и секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова. В 1973 году министру иностранных дел Андрею Андреевичу Громыко пришлось взять Пегова себе в заместители. А когда Суслов стал вторым человеком в партии, то вернул родственника на партийную работу. С октября 1975 года Пегов – заведующий Отделом ЦК по работе с загранкадрами и выездам за границу. Одобрение отдела требовалось любому дипломату, которого отправляли на работу в посольства и консульства, в том числе и Токаеву, который сделает изрядную карьеру в МИД.

Касым-Жомарт Токаев: «Зачитали мою студенческую характеристику, затем члены комиссии задали два-три вопроса. Один из них касался проживания в студенческом общежитии. Мне хватило ума достаточно дипломатично отозваться об этом заведении, где прожил пять лет. Такое заявление вызвало явное удовлетворение ректора института, который тут же дал мне положительную характеристику, хотя за все годы учебы мне редко приходилось с ним встречаться».

Токаев поступил на службу в МИД СССР, его взяли в отдел Юго-Восточной Азии.

Карьерные дипломаты, в большинстве своем выпускники элитарного Института международных отношений, – это спаянное братство. Они гордятся своей принадлежностью к корпорации и не любят выдвиженцев.

1-й заместитель министра иностранных дел Юлий Александрович Квицинский вспоминал: «Широко распространилась практика направления на работу за границу и быстрого продвижения по службе детей высокопоставленных родителей. Все это мешало нормальному росту и перемещениям кадрового дипломатического состава, вызывало у одних недовольство и чувство бессмысленности честной, прилежной службы, у других порождало желание не бежать вместе со всеми по беговой дорожке, а попробовать прийти к финишу, рванув поперек стадиона: уйти на работу в ЦК КПСС хотя бы младшим референтом, с тем чтобы через пару лет вернуться на дипломатическую службу в должности советника, жениться на чьей-либо дочке, изловчиться поднести кому-либо из руководителей крупный подарок».

Но Токаев был обязан карьерой только самому себе, что ценилось в аппарате. Очень быстро молодой дипломат получил назначение в советское посольство в Сингапуре.

Токаев: «Перед поездкой в далекий Сингапур предстояло поработать в центральном аппарате МИД. К этому событию родители готовились особенно тщательно. Помнится, мама обошла не один магазин, чтобы купить мне новый костюм. В нем я 1 сентября 1975 года вошел в здание на Смоленской площади, став дипломатом. В том же костюме спустя три месяца вылетел в Сингапур».

Решение о заграничной командировке принимал ЦК КПСС. Министерство иностранных дел отправляло пакет документов на Старую площадь в отдел ЦК по работе с заграничными кадрами и выездам за границу.

Еще до войны сложилась такая система. Кандидаты на руководящую работу в Наркомате иностранных дел (заместители заведующего отделом и выше), а также выезжавшие за границу дипломаты утверждались в ЦК партии. Отдел руководящих партийных органов ЦК заводил на них учетные дела, проводил проверку через Наркомат внутренних дел и в случае благополучного исхода представлял на утверждение.

В позднесоветские времена на каждого выезжающего, кроме высших чиновников, отдел ЦК посылал запрос в Комитет госбезопасности. Чекисты, изучив собственные архивы, давали два варианта ответа: в благоприятном случае – «компрометирующими материалами не располагаем», в неблагоприятном, напротив, сообщали о наличии таких материалов, ничего не уточняя.

В принципе окончательное решение принимал отдел ЦК. На Старой площади имели право пренебречь мнением КГБ и разрешить поездку за рубеж. На практике никому из партийных чиновников не хотелось принимать на себя такую опасную ответственность. Спрашивать КГБ, какими именно «компрометирующими материалами» они располагают, в ведомстве тоже не решались.

И люди становились «невыездными», было такое понятие – люди, которым запрещался выезд за границу. Причем официально это не признавалось, и невозможно было получить объяснение: почему меня не пускают? Просто говорили: поездка нецелесообразна. «Невыездной» – значит неблагонадежный… А люди и не знали, в чем они провинились. Это положение могла изменить только высшая воля. Когда известный журналист, которого не выпускали за границу, вдруг стал родственником члена Политбюро, из его бумаг исчезли все негативные замечания, и выяснилось, что отныне ничто не мешает его зарубежной командировке.

К молодому дипломату Токаеву претензий не было. И он отправился в свою первую служебную командировку.

Остров Сингапур летом 1965 года отделился от Малайзии и стал самостоятельным государством, не располагая никакими ресурсами! Даже питьевую воду импортировали из соседней Малайзии. И с первого дня руководители Сингапура поставили перед собой цель превратить остров в финансовый и торговый центр. Получилось! Создавалась и своя промышленность – самая современная, производившая электронику. Сингапур привлек к себе внимание, и все хотели понять причины успеха островитян.

В ноябре 1975 года Токаева назначили референтом в консульском отделе советского посольства в Сингапуре. Послом был Юрий Иванович Раздухов. Он воевал – командир пулеметного взвода на Волховском фронте. После войны пошел по комсомольской линии и стал первым секретарем Ленинградского обкома ВЛКСМ. А в 1958 году его отправили учиться в Высшую дипломатическую школу, после которой послали в посольство в Пекине. В 1961 году перевели в аппарат ЦК партии, потом он опять работал в Пекине – уже советником-посланником (второй человек после посла). Незадолго до приезда Токаева получил самостоятельную должность посла в Сингапуре.

В принципе в консульстве работа невеселая и незавидная – прием посетителей с различными проблемами, выдача виз. Но это прекрасная школа для молодого дипломата. Сингапур – морской порт, поэтому Токаеву приходилось заниматься моряками. Токаев отличался превосходным знанием китайского языка, спокойствием, рассудительностью, умением ладить с людьми и находить решение самых запутанных проблем.

Посол оценил молодого человека и перевел в группу, занимавшуюся политическими делами. Вот когда Токаев привык внимательно читать мировую прессу и анализировать происходящее, а также налаживать деловые контакты с иностранными дипломатами.

Сингапур десятилетиями демонстрирует фантастические успехи в экономике. В основе – сформированные китайским сообществом ценности. Например, для Сингапура характерны необычайно высокие темпы роста сбережений. Люди откладывали на будущее треть заработанного. В Сингапуре создали систему обязательных сберегательных вкладов. Нельзя брать деньги до достижения 55 лет, поэтому все имеют к старости приличную сумму.

Достижения острова связывают с умелой политикой первого премьер-министра страны Ли Куанъю (Ли Куан Ю), он руководил страной больше трех десятилетий. Слава пришла к нему, когда он самым жестоким образом искоренил на острове безудержное взяточничество.

– Мой опыт управления Сингапуром, – сказал Ли Куанъю, открывая в 1994 году международную конференцию, посвященную 2545-летию Конфуция, – особенно в трудные годы, убедил меня, что мы не смогли бы преодолеть наши трудности и препятствия, если бы подавляющая часть населения Сингапура не вдохновлялась конфуцианскими ценностями.

Что же он понимал под конфуцианскими ценностями?

Ли Куанъю объяснял:

– Отношения между отцом и сыном базируются на любви; отношения между правителем и министром должны базироваться на справедливости; муж и жена должны с вниманием относиться к сфере деятельности друг друга; отношения между старыми и молодыми должны находиться в надлежащем порядке; отношения между друзьями базируются на верности. Жители Сингапура считали, что интересы общества выше их собственных интересов.

Конфуцианство – это больше чем религия. Это свод морально-этических правил и норм, которые в значительной степени определяют жизнь целого общества.

Конфуцианство – это золотые правила: рационализм, государственная польза, умеренность, отказ от личного в пользу общественного, чувство долга, уважение к старшим, неукоснительное следование правилам и ритуалам. Эти правила впитываются с детства. Сходное влияние оказывал и буддизм в китайском варианте. Буддизм тоже учит строгой социальной этике.

«Что называется долгом человека? – писал Конфуций. – Отец должен проявлять родительские чувства, а сын – почтительность, старший брат – доброту, а младший – дружелюбие, муж – справедливость, а младшие – покорность, государь – человеколюбие, а подданные – преданность».

Конфуций родился в 551 году до нашей эры на востоке Китая. Идеи Конфуция изложены в книге «Лунь юй» («Суждения и беседы»). Вот еще одно из его суждений: «Старые должны жить в покое, друзья должны быть правдивыми, младшие должны проявить заботу о старших… В общении с отцом или матерью проявляй мягкость и учтивость. Если видишь, что твои желания им неугодны, все равно проявляй почтительность – не противься их воле».

Творения Конфуция для китайцев – смесь Библии с конституцией. В императорские времена знание трудов Конфуция было обязательным для государственной карьеры.

Китайцы, как правило, ответственно относятся к своему делу. Они думают о необходимости добиваться успеха. Они дисциплинированны. Они соблюдают иерархию и почтительны к старшим. Они согласны идти на жертвы ради семьи и будущего. Внутренне готовы к аскетизму, осуждают излишнее потребление, что помогает накапливать средства и вкладывать их в производство. Они хотят работать и зарабатывать и привыкли рассчитывать только на самих себя.

И все государства, входящие в конфуцианский мир, невероятно преуспели. Страны Юго-Восточной Азии от нищеты перешли к процветанию и вошли в круг развитых государств.

Касым-Жомарт Токаев вспоминал:

«Успех страны – это результат огромного труда, веры в светлое будущее и глубокого понимания мировой экономики. “Сингапурская история, из третьего мира в первый” – так назвал свою книгу Ли Куанъю, поделившийся с зарубежной общественностью секретами собственного успеха.

Признаюсь, я с большим интересом прочитал мемуары сингапурского патриарха. С каждой страницей этой очень интересной книги на память приходили различные эпизоды моей четырехлетней работы в удивительной стране, которую с легкой руки некогда популярного шансонье-эмигранта Вертинского стали называть “бананово-лимонным Сингапуром”.

Ли Куанъю запомнился мне уверенным в себе, жестким и целеустремленным политиком, обладающим необычным для этнического китайца низким, несколько глуховатым голосом. При всей своей неприязни к СССР он все же три-четыре раза в год принимал советского посла Юрия Раздухова. Я обычно сопровождал его во время визитов в государственную резиденцию “Истана”, где нас принимал премьер-министр Сингапура.

По всей видимости, моя азиатская внешность ему запомнилась, потому что он каждый раз тепло и как-то заинтересованно здоровался со мной, а однажды спросил, в какой части Советского Союза жили мои предки. Узнав, что я владею китайским языком, он и вовсе стал выделять меня в дипломатическом корпусе. Во всяком случае, во время приемов я всегда ловил на себе его цепкий, внимательный взгляд.

Как-то посол Раздухов полушутя-полусерьезно сказал мне:

– Ли Куанъю разговаривает со мной, но все время смотрит в твою сторону.

По-моему, с подачи премьер-министра сингапурские дипломаты тоже стали с повышенным интересом разговаривать со мной, что облегчало мою службу в качестве дипломата, так как после года работы в консульском отделе меня перевели в политический сектор и поручили заниматься вопросами советско-сингапурских отношений.

В течение почти трех лет я достаточно активно контактировал как с сотрудниками МИД, так и с работниками других учреждений, в том числе канцелярии премьер-министра. Вкупе с информацией, которая в большом достатке имелась в местных газетах и журналах, живое общение с официальными лицами давало целостное представление о политике Сингапура. Поэтому мы, сотрудники посольства, хорошо знали Ли Куанъю и регулярно информировали “центр” о всех его действиях и планах.

Все, что Ли Куанъю написал в своей книге, в фактологической части практически полностью совпадало с выводами наших служебных материалов, но в оценках разница, конечно, была большая. И это вполне естественно, поскольку над нами довлели догматы и стереотипы марксовой теории капитализма, рыночная экономика считалась понятием, привнесенным “враждебным Западом”.

Нельзя забывать, что Ли Куанъю начал привлекать иностранные, прежде всего американские, инвестиции в сингапурскую экономику в начале 70-х годов прошлого столетия, когда в СССР прочно утвердился брежневский застой».

Сингапур – единственная страна Юго-Восточной Азии, чье население в большинстве своем состоит из этнических китайцев. Но Сингапур приложил огромные усилия для того, чтобы остров не воспринимали как форпост КНР. По этой причине Сингапур не устанавливал дипломатических отношений с Китаем до 1990-х годов.

В Сингапуре говорили, что руководство Китая должно вырваться за рамки привычных представлений о своей истории: это история обид и трагедий, это бесконечное оплакивание несчастий Китая от рук иностранных захватчиков, что сменилось семью десятилетиями отважного, решительного коммунистического правления. Но Китай больше не является жертвой на мировой арене – и не должен противостоять остальному миру с такой позиции.

Когда Ли Куанъю впервые побывал в Китае, то, вернувшись, сказал:

– Если бы вы сейчас увидели землю наших предков, то, вернувшись домой, целовали бы сингапурскую землю.

Пройдет время, в конце 1970-х в Сингапур приедет Дэн Сяопин и увидит будущее своей страны.

Сингапурская модель будет внимательно изучаться в Казахстане, и мнение Токаева будет иметь определяющее значение при выборе пути. Причем не только экономическая модель, но и политическая. Ли Куанъю отнюдь не был либералом и демократом. Он управлял жесткой рукой, но не использовал власть в личных целях…

Помню, как в середине 1990-х, уже работая на телевидении, я беседовал с послом Сингапура в Москве Марком Хонгом.

Он говорил очень откровенно:

– Мы не можем позволить себе того, что позволяют себе Соединенные Штаты, которые озабочены соблюдением прав человека по всему миру. Скажем, мы понимаем, что в Мьянме правит военное правительство, но мы все равно ведем с ними дела. Иначе мы не выживем. Кроме того, наша торговля на пользу самой Мьянме, а человек задумывается о свободе, когда его желудок уже полон.

Ли Куанъю пригласили в Казахстан, когда СССР еще существовал.

Касым-Жомарт Токаев:

«Визит Ли Куанъю готовился со всей тщательностью. Прорабатывались все аспекты и детали программы, включая питание сингапурского руководителя. Он прибыл в Алма-Ату осенью 1991 года, когда Казахстан и другие республики СССР переживали острый кризис и находились на перепутье. Поэтому встречам и переговорам с авторитетным политиком и экономистом, стоявшим у истоков многонационального и успешного Сингапура, придавалось особое значение.

Следует отметить, что Ли Куанъю посетил Казахстан уже не в качестве премьер-министра, поскольку в ноябре 1990 года он по своей инициативе оставил пост руководителя правительства.

Сингапурский патриарх интересовался социально-экономическим положением и промышленным потенциалом Казахстана. Важно учитывать, что Советский Союз не был страной, к которой Ли Куанъю испытывал симпатии. Более того, он сильно недолюбливал эту коммунистическую империю. Для меня его отношение к “Стране Советов” не было секретом, поскольку за время работы в Сингапуре, где я, по сути дела, прошел первое дипломатическое крещение, достаточно полно изучил политические взгляды Ли Куанъю.

Он представлял собой симбиоз сингапурского патриота и типичного британского политика. Последнee обстоятельство было вполне естественным, так как Ли Куанъю получил образование в Англии, в связи с чем сохранил в своей душе глубокое почтение к истории и традициям Британской империи.

Все английское настолько прочно впиталось в его кровь и плоть, что однажды он публично заявил:

– Китайцем я являюсь только внешне и вспоминаю об этом, когда смотрю на себя в зеркало. В остальном я – настоящий англичанин.

Основатель Сингапурского государства, как коммивояжер, метался по миру в поисках инвестиций. Особенно часто он ездил в США, разъясняя президентам крупнейших транснациональных корпораций, что представляет собой Сингапур и почему туда надо вкладывать деньги. В своей книге Ли Куанъю пишет, что однажды ему пришлось развернуть крупномасштабную карту мира, чтобы показать на ней месторасположение своей миниатюрной страны. Чтобы у крупных инвесторов не оставалось сомнений в выгодности предлагаемых контрактов, глава сингапурского правительства организовывал у себя на родине торгово-экономические конференции, на которых рассматривались бизнес-планы, подготовленные местными предпринимателями.

Порой сингапурцы шли на создание “потемкинских деревень”, чтобы привлечь внимание инвесторов, рассказывали им всякие небылицы о собственных успехах. Если напрячь память, то и мы прибегали к этой практике. Казахские бизнесмены во время контактов с иностранными коллегами называли себя автомобильными магнатами, риелторами, хотя пробавлялись небольшой торговлей. Это я к тому, что опыт Сингапура и Казахстана очень схож.

Для получения доверия со стороны западных правительств и финансовых институтов Ли Куанъю пошел на беспрецедентный шаг: взял полугодовой отпуск за свой счет и направился в Гарвардский университет, где прослушал цикл лекций по рыночной экономике.

Осенью 1991 года в Казахстане сингапурский патриарх однозначно сказал, что рыночным механизмам альтернативы не существует. Другой путь, являющийся продолжением командно-административной экономики, ведет к кризису, а затем к краху страны. В нее никто не будет вкладывать средства, а без инвестиций из-за рубежа Казахстан обречен на стагнацию.

В Алма-Ате Ли Куанъю встретился с молодыми экономистами из научно-исследовательских институтов и государственных учреждений. Их любопытству не было предела, сингапурского лидера буквально засыпали вопросами, причем один мудреней другого. Ли Куанъю сразу понял, что его собеседники не искушены в практической экономике, но их незнание современных рыночных механизмов с лихвой компенсируется напористостью и амбициозностью.

А в 1996 году Ли Куанъю много говорил именно о Китае. Зная его отношение к этой стране, я невольно пришел к выводу, что сингапурский патриарх в корне изменил свою скептическую точку зрения. Теперь он с энтузиазмом говорил об огромных возможностях китайского рынка после успешно проведенных реформ Дэн Сяопина.

Если в середине 1970-х годов он призывал не брать пример с континентальных китайцев, развивать собственную “сингапурскую культуру”, то спустя двадцать лет Ли Куанъю заговорил об исторической и этнической общности Сингапура с КНР. Показательно, что именно сингапурские предприниматели наряду с гонконгскими бизнесменами стали первыми инвесторами китайской экономики, приняли самое активное участие в создании специальных экономических зон.

В 2003 году в Сингапуре Ли Куанъю и его преемник Го Чок Тонг признались, что консультировались с китайскими руководителями по поводу Казахстана – можно ли инвестировать в его экономику – и получили четкий ответ: “Не только можно, но и нужно”. Председатель Цзян Цзэминь сказал, что в нашей стране утвердилась рыночная экономика и в то же время царит внутренняя стабильность. Надо ли говорить: данная характеристика пришлась по душе Ли Куанъю, посчитавшему, что его наставления в 1991 и 1996 годах не прошли мимо внимания казахского руководителя.

Ли Куанъю является настолько интересной и информированной личностью, что из каждой беседы с ним можно вынести нечто полезное для себя. Например, он придерживается необычной точки зрения на кадровую политику, считает, что помощников и высокопоставленных госслужащих нужно подбирать не только по анкетным данным, но и после детального изучения их моральных и деловых качеств.

По мнению Ли Куанъю, следует прислушиваться к внутреннему голосу, развивать интуицию. Он также считает, что необходимо решительно избавляться от людей, не способных понимать добро и отвечать на него благодарностью…»

В Москву в 1979 году Касым-Жомарт Токаев вернулся с отличной характеристикой. Он проработал в Сингапуре четыре года, и посол не хотел с ним расставаться. Но в Министерстве иностранных дел действовал жесткий принцип ротации – заграничная командировка чередуется с работой в центральном аппарате. Чтобы дипломаты не слишком привыкали к зарубежной жизни.

На Смоленской площади Токаев присоединился к мидовским китаистам, которые были озабочены быстрым сближением Пекина и Вашингтона.

Китайцы хотели избавиться от угрозы войны на два фронта – против Советского Союза и против Соединенных Штатов, выйти из международной изоляции и продемонстрировать всему миру свою значимость. Пекин маневрировал. Китай в отношениях с Соединенными Штатами перешел от враждебности к союзу. И проделал обратную эволюцию в отношениях с Москвой.

На Смоленской площади знали о дискуссиях, которые шли в Вашингтоне. Некоторые американские дипломаты говорили, что сближение с Китаем подорвет отношения с Советским Союзом. Генри Киссинджер, напротив, считал, что это заставит Москву искать взаимопонимание с американцами. Архитектор американской внешней политики Генри Киссинджер без колебаний повернул дипломатию в сторону Китая.

В конце января 1979 года по случаю формального восстановления дипломатических отношений между США и КНР в полном объеме в Вашингтон приехал заместитель премьер-министра Дэн Сяопин. На первые роли он выдвигал других людей, а сам руководил как бы со стороны. Но Токаеву, как и всем профессиональным синологам, была ясна его реальная роль. Они знали, что это Дэн принимает в Пекине все ключевые решения.

Когда Дэн прибыл в Соединенные Штаты, ему показали автомобильный завод и космический центр. Усадили в кабину управления космическим кораблем, где моделировался реальный полет. Руководитель коммунистического Китая увлекся игрой и не хотел уходить… Он и на родео побывал с интересом. Не отказал себе в удовольствии покрасоваться в ковбойской шляпе.

Дэн Сяопин обладал одним фантастически важным качеством. Он смотрел на мир незашоренным взглядом. Увидев, что рыночная экономика способна накормить людей, сделать страну процветающей, он безжалостно отбросил все догмы социалистического хозяйства.

Главную роль в тайных переговорах между Белым домом и Дэн Сяопином, что привело к полной нормализации отношений с Китаем и позволило Дэну приехать, сыграл советник президента Джимми Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.