Текст книги "Холодная война: политики, полководцы, разведчики"

После войны коммунисты воспринимались как агенты Советского Союза. На американцев гнетущее впечатление произвела победа китайских коммунистов. Потеря Китая казалась поражением глобального масштаба, свидетельством серьезности красной опасности. Страх витал в столице Соединенных Штатов – перед коммунизмом и маккартизмом одновременно.

23 сентября 1950 года конгресс принял направленный против коммунистов закон Маккарэна – «о внутренней безопасности». Закон предусматривал наказание в десять тысяч долларов штрафа и тюремное заключение до десяти лет за участие в заговоре с целью установить в Америке диктатуру иностранного государства. В представленном сенатором от штата Невада Патриком Маккарэном (он возглавлял юридический комитет сената) законе говорилось: «Мировой коммунизм ставит своей целью установление в Соединенных Штатах тоталитарной диктатуры, он действует с помощью предательства, саботажа и террора».

Джозеф Маккарти был скандалистом и сварливым, мрачным, безответственным демагогом. Политическая судьба сенатора казалась неважнецкой, пока во время ужина в ресторане католический священник отец Эдмунд Уолш не присоветовал ему выступить против коммунистического проникновения в государственный аппарат. Через месяц Маккарти произнес свою первую речь.

Самую громкую речь сенатор Джозеф Маккарти произнес 14 июня 1951 года; она была направлена против государственного секретаря Джорджа Маршалла.

Маккарти поставил в вину генералу Маршаллу и то, что войска союзников весной сорок пятого почему-то замедлили наступление, поэтому Красная армия заняла Берлин и Прагу, а половина Европы оказалась под советским контролем. А тайная сделка в Ялте, уверял сенатор, дала Сталину право захватить Маньчжурию, которая послужила базой для коммунистов, взявших власть в Китае… И Маршалл не сумел их остановить.

Демократы в сенате потребовали провести расследование обвинений, выдвинутых Маккарти. Поручили это специальному подкомитету комитета по иностранным делам. Предполагалось, что на слушаниях выяснится полная абсурдность обвинений Маккарти, у которого не было ни доказательств, ни свидетельств. Но получилось иначе. Он оказался в центре внимания всей страны.

– Вы меня не проведете, – твердил Маккарти. – Вы здесь не выясняете имена тех, кто вредит безопасности страны. Вы пытаетесь узнать имена моих информаторов, чтобы выкинуть их из Государственного департамента.

Маккарти не назвал ни одного имени, зато постоянно повышал градус обвинений.

Президент Трумэн провел совещание в Белом доме, спросил: что можно сделать с Маккарти? Ему сказали, что на сенатора есть досье, особенно опасно для него раскрытие имен тех, с кем он состоит в интимных отношениях. Если передать эти данные прессе, последствия для Маккарти будут плачевными. Трумэн стукнул кулаком по столу, сказав, что он такими делами не занимается.

– Средний американец мало что может сделать для разоблачения коммунистов, – разглагольствовал Маккарти. – Это наша задача. Но американцы могут позаботиться о том, чтобы коммунисты не учили их детей. Но когда пытаешься выбросить коммунистов из колледжей и университетов, раздаются крики о нарушении академических свобод. Нет свободы там, где коммунисты! В Соединенных Штатах существует нелегальная сеть учителей и профессоров, которые получают приказы из Москвы. Это организация, которая хочет разрушить нашу страну и развратить нашу молодежь.

Сегодня уже известно, что в Соединенных Штатах действовала большая агентурная сеть советской разведки. Многие агенты были коммунистами. Но к тому времени, когда Маккарти объявил свой крестовый поход, влияние компартии сошло на нет. Видя, что происходит в Советском Союзе, люди расставались с коммунистическими идеалами.

Сенатор Маккарти спровоцировал в стране вакханалию доносительства. Вслед за ним многие обличали «сомнительных» сограждан, устраивая собственные карьеры. В университете Калифорнии уволили сто пятьдесят семь человек, которые отказались подписать клятву, что они не коммунисты.

Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности вызывала на допрос видных деятелей Голливуда. От них требовали признания в принадлежности к компартии и в том, что они в своих фильмах пропагандировали коммунизм. В черные списки попали сотни режиссеров, сценаристов, актеров. От греха подальше многие люди, вовсе не интересовавшиеся политикой, спешили публично доказать свою лояльность.

– Лично я считаю, что компартию надо запретить, – говорил популярный актер Роберт Тейлор. – Я не очень разбираюсь в политике, но я бы всех коммунистов выслал в Россию или какое-нибудь другое столь же малоприятное место!

Американский ученый доктор Джозеф Корт, который преподавал психологию в Бирмингемском университете, не получил права продолжить свою работу в Англии на том основании, что его возвращения требуют США, чтобы прояснить вопрос о его принадлежности к компартии. Несколько депутатов-лейбористов предложили предоставить Корту политическое убежище в Англии. Но министр внутренних дел Дэвид Максвел-Файф отказал: это означало бы признать, что в Соединенных Штатах проводятся политические репрессии.

Комиссия палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности вовсе не была всевластной. Трумэн возражал против процесса над Хиссом, утверждал, что конгресс играет в шпионские игры вместо того, чтобы заниматься важной законотворческой деятельностью.

– Я думаю, что сенатор Маккарти – главное достояние Кремля, – презрительно говорил Гарри Трумэн. – Нет ни одной сферы американской жизни, где бы коммунисты продвинулись вперед, – кроме голов некоторых людей…

Трумэн принципиально отказался предоставить комиссии сената личные дела государственных служащих. Сенаторы приходили в Белый дом, если хотели познакомиться с результатами проверки, проведенной сотрудниками ФБР. Трумэн пытался их успокоить: Маккарти скоро провалится. Он же лжец. Это станет очевидным, и его вытурят из сената. Но атмосфера была неблагоприятной. Ему самому пришлось реагировать на эти настроения. 21 марта 1947 года Трумэн подписал указ № 9835, который вводил программу проверки федеральных служащих на лояльность государству. Уличенных в нелояльности решено было безжалостно увольнять.

И все же борьба с коммунистами помогла Джозефу Маккарти в 1952 году переизбраться в сенат. Он возглавил влиятельный комитет по контролю над деятельностью правительственных учреждений. Работать с Маккарти было престижно. Свои услуги сенатору предложил молодой Роберт Кеннеди, будущий министр юстиции. Но Маккарти объяснил, что уже обещал работу главного юридического советника Рою Кону из прокуратуры Нью-Йорка, который помог вынести обвинительный приговор супругам Розенберг. Кону было всего двадцать пять лет, но он уже считался ветераном охоты на коммунистов. Он в двадцать лет закончил юридический факультет Колумбийского университета и был помощником прокурора одного из округов Нью-Йорка.

Роберт Кеннеди переживал по поводу отказа Маккарти, но был вынужден согласиться на должность помощника. Кеннеди попросил сенатора хотя бы стать крестным отцом его первого ребенка.

Маккарти пытался нанести удар по ЦРУ, считая, что в разведке засели люди левых убеждений. Генеральный инспектор ЦРУ Лиман Киркпатрик следил за тем, чтобы никто из сотрудников ЦРУ не сотрудничал с Маккарти и чтобы люди сенатора не проникали в разведку. Директор ЦРУ Аллен Даллес с юмором отвечал на все обвинения сенатора:

– Расскажите об этом ФБР, пусть они займутся расследованием.

Убедившись в том, что эту стену ему не прошибить, Маккарти избрал себе другие объекты для атаки, следуя совету сенатора Роберта Тафта: если одно дело не работает, возьмите другое.

Президент Эйзенхауэр назначил послом в СССР Чарлза Болена. Кандидатуры послов рассматриваются сенатом. Маккарти перед слушаниями обратился к Гуверу. Тот признал, что его агенты выясняли, не гомосексуалист ли Болен, но не получили точной информации. Маккарти все равно атаковал Болена, но доказательств у него не было.

Карьера Джозефа Маккарти закатилась, когда он устроил маленькую войну с вооруженными силами.

К Маккарти обратился офицер-разведчик и рассказал, что его начальство не желает выявлять скрытых коммунистов на секретных военных объектах. Маккарти устроил расследование. Особенно его интересовало разведывательное управление войск связи, которое, как он считал, стало объектом проникновения красных. Как будто бы на одной из баз в Нью-Джерси служили тридцать четыре человека, в отношении которых ФБР вело расследование.

Тут был еще и личный мотив. В аппарате Маккарти работал еще один молодой человек – Дэвид Шайн, выпускник Гарварда. Он подружился с Роем Коном и состоял в комитете консультантом. Летом 1953 года Шайна, которому уже исполнилось двадцать шесть лет, вдруг призвали в армию, хотя у него были проблемы с позвоночником. Возможно, решили таким образом надавить на Маккарти. Рой Кон считал, что при образовании и возрасте Шайна его должны произвести в офицеры. Но армейское начальство не только отказалось пойти сенатору навстречу, но и официально пожаловалось на Маккарти.

В апреле 1954 года в сенате начались слушания, которые каждый день показывались по телевидению. На сей раз Маккарти столкнулся с сильным противником. Ему противостояли не актеры и не дипломаты. Юридический советник командования сухопутных сил известный адвокат Джозеф Уэлш умело атаковал Роя Кона, главного помощника Маккарти:

– Скольких коммунистов вы выявили на военных заводах? Назовите точную цифру!

– Около ста тридцати.

– На скольких заводах?

– На шестнадцати.

– Так почему же вы не сообщите их имена и названия заводов в ФБР, чтобы они начали проверку?

Тут, чтобы спасти своего помощника, вмешался сенатор Маккарти:

– Вы требуете имен? Ну что же, я назову имя. Ваш сотрудник по фамилии Фишер тайно принадлежит к организации, являющейся юридической ветвью коммунистической партии, и атакует всех, кто пытается разоблачать коммунистов. Надеюсь, что вы не знали об этом и не сознательно помогаете коммунистическому делу, высмеивая нашу работу.

Джозеф Уэлш обратился к Маккарти:

– Послушайте меня, сенатор!

– Я могу слышать одним ухом, – ответил Маккарти.

– Слушайте в оба уха, – посоветовал ему Уэлш. – Вы невероятно жестокий человек. Фред Фишер, блестящий юрист, ничего не скрывал и не сделал ничего дурного. Но вы сейчас нанесли ему тяжелую рану. Шрам останется. Видит бог, это не поможет ни вам, ни вашему делу.

В качестве главного доказательства своей правоты Маккарти предъявил копию секретного письма директора ФБР Эдгара Гувера руководству армейской разведки. В нем говорилось, что на одном из объектов разведуправления войск связи служат тридцать четыре человека, в отношении которых ведется расследование.

Сенатора Маккарти попросили объяснить, как к нему попало это письмо.

– Если я добился каких-то успехов в разоблачении коммунистического проникновения, – высокомерно ответил Маккарти, – а я смею считать, что это так, то благодаря тому, что многие люди, работающие в правительстве, предоставляли мне информацию. Ни при каких обстоятельствах я их не предам и не назову их имена. Могу только подтвердить, что получил это письмо от офицера разведки.

Но министерство юстиции заявило, что Гувер не писал этого письма. Директор Федерального бюро расследований отрекся от Маккарти, потому что против сенатора был настроен президент Эйзенхауэр, находившийся в расцвете своей популярности. Без тайной поддержки ФБР Маккарти нечего было выложить на стол. И стало ясно, что сенатор – просто демагог, которому ничего не стоит обвинить невинных людей в любых преступлениях.

Сенатор Стюарт Саймингтон, который прежде был министром военно-воздушных сил, не выдержал и сказал Маккарти:

– Вам лучше обратиться к психиатру. Американский народ наблюдает вас на экранах телевизоров полтора месяца, и вы уже никого не обманете.

Слушания закончились полным поражением Джозефа Маккарти.

2 декабря 1954 года сенат осудил Маккарти. Это был всего лишь четвертый раз, когда коллеги применяли санкции против коллеги. Его карьера была сломана. Если он брал слово, сенаторы демонстративно выходили из зала. Журналисты его игнорировали. Ему было всего сорок восемь лет, когда 2 мая 1957 года он умер в больнице вследствие целого ряда заболеваний, связанных то ли с алкоголизмом, то ли с психическими нарушениями, то ли и с тем и с другим одновременно. Официальный диагноз – острый гепатит. Цирроз печени и белая горячка не упоминались, хотя журналисты не сомневались, что он спился…

Лицо Дуайта Эйзенхауэра с его широкой улыбкой, с облегчением отмечали газеты, вытеснило угрюмую физиономию сенатора Маккарти.

– Почему народ одной страны, – говорил 8 ноября 1954 года президент Эйзенхауэр на заседании Национального совета женщин – католичек, – должен постоянно ненавидеть народ другой страны? Мы нуждаемся в религиозной добродетели – сострадании, способности понимать чувства других.

Тайные процессы и открытые чистки

Поразительно, что больше всего маккартизмом возмущались в Советском Союзе, где в те годы развернулись массовые репрессии и проходили тотальные идеологические кампании. В Соединенных Штатах на скамью подсудимых сажали людей, так или иначе связанных с иностранной разведкой. За железным занавесом сажали и расстреливали совершенно невинных людей. В конце сороковых аресты по обвинению в работе на американскую и британскую разведки приобрели повальный характер.

Поездки за границу (выпускали буквально единицы) и контакты с иностранцами на родине (на приемы или просмотр иностранных фильмов в посольства разрешали ходить только высокопоставленным представителям элиты) оказывались достаточными для фабрикации дела. Советские переводчики и секретари иностранных миссий угодили за решетку первыми. Чекисты отличались умением сооружать огромные дела, включая в список мнимой шпионской группы как можно больше людей, чтобы произвести впечатление на начальство. В агенты записывались и те, кому в принципе нечего было рассказать иностранным разведчикам.

Понятие «холодная война» с течением времени утратило свой пугающий смысл. Но ведь это было время, когда обе стороны психологически уже вступили в войну горячую. И сталинское руководство настраивало людей на подготовку к большой войне. В Москве обозначили внешнего врага и связали его с врагом внутренним. Считали, что подготовку к большой войне следует начать с уничтожения внутреннего врага. Это сплотит народ.

Власть вождя распространялась уже не только на Советский Союз, но и на новые социалистические страны. И там началось наведение идеологического порядка. Поводом стала ссора Сталина с руководителем социалистической Югославии Иосипом Броз Тито. Югославский руководитель не только проявил своеволие, но и не изъявил желания каяться и просить прощения.

Тито храбро сражался во время Второй мировой и стал хозяином Югославии по праву победителя. Он был единственным коммунистическим руководителем в Восточной Европе, который получил власть не из рук Сталина.

Все остальные прекрасно понимали, кому они обязаны своим положением.

– Народная демократия, – говорил в 1949 году польский президент Болеслав Берут, – не результат вооруженного восстания. Она не родилась как власть Советов в октябре семнадцатого в России, а является плодом победы Советского Союза над немецким фашизмом.

Уверенный в себе Иосип Броз Тито, щеголявший в военном мундире, бросил Сталину вызов.

– Советская система, – говорил Эдвард Кардель, второй человек в компартии Югославии, – не исходит из основного социалистического принципа освобождения труда, раскрепощения творческой энергии и воли человека. Наоборот, в Советском Союзе каждого человека и каждый рабочий коллектив превращают в слепых исполнителей. Эта система, как и любая монополистическая система, вызывает застой и загнивание. Такая ситуация требует системы власти, которая зиждется на деспотизме, недоверии и страхе.

Советский вождь попытался подчинить себе Тито или сбросить его. Так возник еще один фронт холодной войны. В 1947 году создали Информационное бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформ) – для противостояния плану Маршалла и другой международной пропагандистской работы.

На заседании Коминформа в ноябре 1949 года приняли резолюцию «Югославская компартия во власти шпионов и убийц». Тито пользовался особым авторитетом, поэтому расправа над ним должна была стать показательной, послужить уроком для менее влиятельных фигур. Симпатии к нему сохранились, например, в Болгарии.

«Сталин готовил чуть ли не нападение на Югославию, – рассказывал Хрущев. – Помню, однажды мне доложил министр госбезопасности Украины, что производится секретная отправка большого количества людей на Балканы из Одессы. Их отправляли каким-то кораблем, наверное в Болгарию. Люди, которые были причастны к организации их отправки, докладывали мне, что образованы воинские соединения, и хотя те уезжают в гражданских костюмах, но в чемоданах у них лежат военная форма и оружие.

Мне сообщили, что готовится удар по Югославии. Почему он не состоялся, не могу сказать. Более того, от самого-то Сталина я вообще не слышал об этом, а докладывали мне исполнители его воли, которые занимались организацией отправки и посадкой тех людей на корабли».

Но у Сталина ничего не получилось. Тито пользовался широкой поддержкой внутри страны. Его стали приглашать на Запад и предоставили ему экономическую помощь. Министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев приказал разработать план устранения Тито. Предлагалось поручить это советскому нелегалу Иосифу Ромуальдовичу Григулевичу, который настолько надежно обосновался в Латинской Америке, что Коста-Рика отправила его послом в Италию и по совместительству в Югославию. Он должен был либо застрелить Тито, либо заразить его легочной чумой. Но план был отвергнут. Это спасло жизнь самому Иосифу Григулевичу. Он вернулся в Москву, написал несколько книг и стал членом-корреспондентом Академии наук. А руководителя Югославии именовали не иначе как «кровавая собака Тито».

«Мальчиком, в сорок восьмом, когда родители купили радиоприемник «Урал», – вспоминал известный литературный критик Игорь Дедков, – я подолгу крутил ручку настройки и на тетрадочном листке в клеточку отмечал, на какой волне, в какой точке работает та или иная радиостанция…

Тито и Ранковича уже рисовали в газетах с топорами в руках; с топоров капала кровь; рукава палачей югославского народа были засучены, как у мясников. Меня поражало и странно волновало несоответствие: они – враги, а белградская передача на русском языке начиналась звуками «Интернационала», и мужественный мужской голос произносил: «Говорит Белград, говорит Белград. Смерть фашизму, свобода народу».

В руководстве восточноевропейских компартий, как правило, враждовали две группировки – сторонники национального пути, которые во время войны были в подполье или сидели в тюрьме, и промосковские вожди, те, кто провел войну в Советском Союзе. Обе группировки искали поддержки у Сталина. В принципе он был склонен поддерживать тех, кого знал по Москве.

Создание Коминформа должно было помочь унифицировать пути к социализму. И тогда же у Сталина и его подручных возникла идея массовой чистки в восточноевропейских компартиях – от сторонников собственного, национального пути к социализму. Им предъявляли стандартные обвинения – «национализм, недооценка роли Советского Союза, связь с Тито».

Директор ЦРУ Аллен Даллес впоследствии утверждал, что его «самый большой успех» – это провоцирование чисток в Восточной Европе. Даллес действительно занимался послевоенными тайными операциями в Европе, с 1947 года помогал бороться с коммунистическим влиянием в Италии. В 1949 году он был консультантом разведки по тайным операциям, в 1951 году уже занял пост заместителя директора ЦРУ. Но нет никаких фактов, подтверждающих, что Даллес оказал какое-то влияние на эти чистки.

Конечно, западные разведки рады были бы доставить неприятности Советскому Союзу. Дипломаты и разведчики отмечали, что советские функционеры легко поддаются на дезинформацию: «Никто никому не доверяет, все озабочены личным выживанием и цинично относятся к коллегам, поэтому страшно подозрительны и ловятся на любую информацию».

Разведчики строили планы операций, которые связывали бы видных коммунистов с оппозиционными движениями, это «провоцировало бы чистки и репрессии, что ведет к полному разрушению советской системы». Но в таких делах помощь советским чекистам не понадобилась. Сталин и так страдал паранойей, поэтому даже сравнительно небольшие усилия западных разведок в его глазах вырастали до невероятных размеров.

Чекисты знали почти обо всех акциях иностранных спецслужб, но в Кремле исходили из того, что это лишь малая часть подрывных операций Запада, верхушка айсберга. Это привело Сталина в последние годы жизни к проведению еще более жесткой линии внутри Советского Союза и всего социалистического лагеря, где даже верных коммунистов воспринимали как агентов Запада.

Первые процессы начались в Албании 12 мая 1949 года. Осенью 1949 года в Венгрии арестовали члена политбюро и министра внутренних дел Ласло Райка, популярного в стране антифашиста-подпольщика. В Болгарии как сторонника Тито повесили члена политбюро и секретаря ЦК Трайчо Костова. Вместе с ним осудили еще десять человек, а вообще репрессии распространились в Болгарии на тысячу человек.

В Чехословакии в ноябре 1952 года начался судебный процесс по делу генерального секретаря ЦК компартии Чехословакии Рудольфа Сланского. В годы войны он руководил Чехословацким штабом партизанского движения, в сорок четвертом был одним из тех, кто поднял восстание в Словакии.

В обвинительном заключении записали: «Антигосударственный центр Сланского, равно как и титовцы в Югославии, придумал так называемую теорию чехословацкого особого пути к социализму. Под прикрытием этой теории, что, собственно, означало восстановление капитализма, центр осуществлял подготовку к восстановлению старых отношений в Чехословакии по примеру Тито и под руководством английских и американских империалистов».

Из четырнадцати подсудимых одиннадцать были евреями. Процесс носил еще и откровенно антисемитский характер. Одиннадцать подсудимых были приговорены к смертной казни, трое – к пожизненному тюремному заключению. Трупы казненных сожгли. Советники – офицеры из советского Министерства госбезопасности – собрали пепел в мешок из-под картофеля, выехали из Праги и высыпали его прямо на дорогу.

Арестованные в Америке в конце сороковых – начале пятидесятых агенты советской разведки были большей частью евреями. Их судили за работу на Советский Союз именно в те годы, когда в Москве разгорелась злобная антисемитская кампания и евреев обвиняли в работе на американскую разведку. Появилась сплоченная когорта профессиональных разоблачителей, как правило бездарных людей, надеявшихся сделать карьеру за счет уничтожения коллег. В группу «безродных космополитов» включались и русские люди – не только чтобы замаскировать антисемитский характер кампании, но и чтобы под шумок разделаться с конкурентами.

В результате едва не сорвалось создание атомной бомбы – по той же причине, по какой нацистская Германия лишилась ядерного оружия. Это были худшие времена для советской науки. Кибернетика была запрещена как буржуазная наука. Биологическая наука была уничтожена. На очереди стояла физика.

В 1948 году министр высшего образования Сергей Васильевич Кафтанов докладывал маршалу Ворошилову, который был тогда заместителем председателя Совета министров по науке и культуре: «Враждебные марксизму-ленинизму течения проникают в высшие учебные заведения через физику. В учебниках совершенно недостаточно показана роль русских и советских ученых в развитии физики; книги пестрят именами иностранных ученых…»

Произошло разделение физиков на тех, кто понимал современную науку и мог работать в атомном проекте, и на тех, кого не взяли в проект по причине профессиональной непригодности. Посредственные физики отрицали квантовую теорию, теорию относительности как чуждые советской науке, жаловались идеологическому начальству. Особенно их раздражало обилие еврейских фамилий среди создателей ядерного оружия.

Руководитель отдела науки ЦК Юрий Андреевич Жданов, сын члена политбюро и зять Сталина, докладывал своему начальству: «Среди теоретиков физиков и физико-химиков сложилась монопольная группа: Ландау, Леонтович, Фрумкин, Френкель, Гинзбург, Лифшиц, Гринберг, Франк, Компанеец и другие. Все теоретические отделы физических и физико-химических институтов укомплектованы сторонниками этой группы, представителями еврейской национальности. Например, в школу академика Ландау входят одиннадцать докторов наук; все они евреи и беспартийные… Лаборатории, в которых ведутся работы по специальной тематике, возглавляются на восемьдесят процентов евреями».

Перечисленные младшим Ждановым ученые принесли советской науке мировую славу и сыграли важную роль в создании ракетно-ядерного оружия. Однако руководитель отдела науки ЦК не только не испытывал благодарности к людям, столь много сделавшим для родины, но и требовал проведения настоящих чисток по расовому признаку, какие за несколько лет до этого проходили в нацистской Германии.

Началась подготовка к Всесоюзной конференции физиков, которая должна была ознаменоваться такой же большой чисткой, которую «народный академик» Трофим Денисович Лысенко устроил в биологической науке. Уже заседал оргкомитет, выявлявший «недостатки» физической науки. В ситуации борьбы с космополитизмом это открывало широкие возможности для избавления от научных оппонентов.

В отличие от завистливых, но малограмотных идеологов руководитель атомного проекта профессор Игорь Васильевич Курчатов понимал и значение теории относительности, и роль физиков-теоретиков. Он обратился за помощью к члену политбюро и заместителю главы правительства Берии. Лаврентий Павлович поинтересовался у Курчатова, правда ли, что квантовая механика и теория относительности являются идеалистическими. Курчатов ответил просто:

– Если их запретят, то и атомной бомбы не будет.

Берия пожаловался Сталину. Секретариат ЦК принял постановление: «Во изменение постановления ЦК ВКП(б) от 31 января 1949 года отложить созыв Всесоюзного совещания заведующих кафедрами физики высших учебных заведений и научных работников Отделения физико-математических наук Академии наук СССР ввиду неподготовленности этого совещания».

В чем был смысл идеологических кампаний, которые очевидно наносили ущерб государству? Зачем устраивать истерику в масштабе всей страны?

Писатель Константин Михайлович Симонов вспоминал, как в мае 1947 года руководителей Союза писателей принимал Сталин. Обсуждали текущие дела. И вождь вдруг сменил тему:

– Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Простой крестьянин не пойдет из-за пустяков кланяться, не станет ломать шапку, а вот у таких людей не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия. У военных тоже было такое преклонение. Сейчас стало меньше…

В аппарате ЦК составили «План мероприятий по пропаганде среди населения идей советского патриотизма». В нем говорилось:

«Во всей политической работе необходимо настойчиво подчеркивать, что сейчас нет другого народа, который имел бы такие великие заслуги перед человечеством, какие имеет советский народ…

Нужно вскрывать духовное обнищание людей буржуазного мира, их идейную опустошенность… Нужно показывать растление нравов в капиталистическом обществе, моральную деградацию людей буржуазного мира. Необходимо в то же время подчеркивать моральное превосходство и духовную красоту советского человека, работающего на пользу всего общества.

В основу работы по воспитанию советского патриотизма должно быть положено указание товарища Сталина, что даже «последний советский гражданин, свободный от цепей капитализма, стоит на голову выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства».

Константину Симонову казалось, что в словах Сталина есть резон, что воспитание советского патриотизма полезно для страны. В реальности это служило усилению холодной войны и разжиганию враждебности к Западу. Более проницательные люди это поняли.

Известный историк, профессор Московского университета Сергей Сергеевич Дмитриев в марте 1949 года описал в дневнике заседание ученого совета исторического факультета: обсуждали меры по очищению факультета от космополитов. Говорили о троцкизме, о вражеской, подпольной работе группы историков…

Профессор Дмитриев изумленно спросил соседа-коллегу:

– Что лежит в основе всего этого дела?

– Война, – ответил тот. – Готовить нужно народ к новой войне. Она близится.