Текст книги "Рука Москвы. Разведка от расцвета до распада"

«УДЕРЖАТЬ МАДАМ ГАНДИ ЗА ЮБКУ…»

Весна 1971 года. Только что прошли всеобщие выборы в Индии, на которых Индийский национальный конгресс во главе с Индирой Ганди одержал выдающуюся по любым меркам победу.

Безоблачны советско-индийские отношения. Возникавшие несколько лет тому назад опасения по поводу возможности изменения внешнеполитического курса Индии в выгодном для США направлении не подтвердились. Индира Ганди твердо и последовательно выступает за развитие всесторонних отношений с нашей страной.

Назревает конфронтация Индии с Пакистаном. Восточный Пакистан бунтует, нарастает движение за отделение от Западного Пакистана и создание независимого государства. Это историческая неизбежность, не могли долго держаться вместе два «крыла», разделенные полутора тысячами километров индийской территории, различиями в языке, культуре, экономике, политической традиции. Но историческая неизбежность реализуется не сама собой, а через политических лидеров и ведомые ими массы. Пакистанское правительство усиливает свои войска в Восточном Пакистане, ведет политические маневры. Тщетно. Пламя сопротивления разгорается. Его раздувает Индия. Восточно-бенгальские сепаратисты пользуются ее материальной и неограниченной моральной поддержкой. Индийская печать развертывает ожесточенную антипакистанскую кампанию. Не проходит дня, чтобы не публиковались душераздирающие сообщения о зверствах пакистанской военщины против мирного бенгальского населения. Пакистанское руководство обвиняется в геноциде. Одновременно распространяются, как правило, со ссылками на надежные источники, слухи о том, что Пакистан готовится нанести удар по Индии на западной границе, в Кашмире и Пенджабе, с тем чтобы отвлечь внимание от событий в Восточной Бенгалии.

Индийцы готовятся к войне. Их беспокоит возможная позиция США и Китая, они не вполне уверены, что получат достаточную поддержку со стороны Советского Союза. Обработку советских представителей – от посла Н.М. Пегова до членов многочисленных советских делегаций– индийцы ведут настойчиво и изобретательно, умело используя наши слабые места– традиционный страх перед усилением американского влияния в этом регионе и состояние конфронтации с Китаем. Идет хитроумная политическая, дипломатическая и пропагандистская игра. Советская сторона занимает взвешенную солидную позицию. Не скрывая своих симпатий к освободительному движению в Бенгалии, к миролюбивой политике Индии (Индия предстает потенциальной жертвой возможной агрессии), осуждая Пакистан, мы обещаем сделать все возможное для предотвращения конфликта.

Одновременно, однако, индийцы обращаются с просьбой о срочных поставках некоторых видов оружия из Советского Союза. Наш государственный механизм в экстренных случаях мог действовать весьма эффективно, и эта просьба удовлетворяется с невиданной быстротой. 9 августа 1971 года по инициативе индийской стороны подписывается советско-индийский договор о дружбе и сотрудничестве.

Переговоры и консультации продолжаются, призывы к миру, предотвращению братоубийственной войны (слово «братоубийственный» нравилось и политикам, и журналистам – редкое публичное выступление обходилось без него) нарастают. Многим казалось, что еще небольшое усилие – и конфликт не перейдет в кровопролитную фазу.

У нашей службы таких иллюзий не появлялось. Информация, очищенная от пропагандистского налета, ясно указывала на неизбежность войны.

В этой предгрозовой атмосфере начиналась моя работа в Индии. Я был направлен сюда в качестве заместителя резидента. Времени для постепенного вхождения в дела не было.

События развивались стремительно. Центр ждал информации.

В цивилизованном западном мире многими десятилетиями создавался миф о каком-то особом миролюбивом, ненасильственном характере индийского общества и его культуры. «Люди там задумчивы и нежны, а с неба льется золотая пыль», «жрецы в белоснежных одеждах», ахимса, Махатма Ганди, Рамакришна, мать Тереза, задумчиво бродящие по улицам Дели и Калькутты священные коровы и дымок благовоний, курящийся на алтарях храмов, джайны в марлевых повязках, чтобы ненароком не лишить жизни комара, вдохнув его с воздухом, размышляющие о божественных тайнах бытия садху и загадочные вечные отшельники в высокогорных пещерах у истоков Ганга, древние книги на санскрите– вся эта экзотическая, кружащая голову смесь неотразимо действует на экзальтированного западного обывателя, страдающего от скучной благоустроенности своей жизни. Действует это и на советского гражданина, терзаемого всеми видами неустройства и жаждущего душевной и материальной гармонии.

Миролюбие индийского народа (без различия национальности, веры, местной традиции, касты) становится общепризнанным штампом. Штамп кочует из брошюры в брошюру, из статьи в статью, из речи в речь, пробирается в официальные документы. Хитроумные индийцы умело подпитывают это мнение.

Первое же серьезное соприкосновение с индийской действительностью развеивает этот миф. Индийцы ничуть не миролюбивее и не воинственнее любого другого народа, их отвращение к насилию представляет собой интеллигентскую выдумку. Жизнь в Индии жестока к тем, кого она не милует и в других странах, – к неимущим, к национальным меньшинствам, к чужакам, к слабым вообще.

Не питает отвращения к насилию индийская политика на всех уровнях и во всех проявлениях. Война для Индии такое же продолжение политики, как и для любого другого государства. Моральные устои, общечеловеческие ценности, философия ненасилия, идеи миролюбия и гуманизма и прочий пропагандистский ширпотреб никогда не фигурировали в реальных политических выкладках индийского руководства.

Трезвый расчет, прагматизм с изрядной долей цинизма, строгий учет государственных интересов – таков стальной стержень индийской политики, замаскированный гирляндами цветов, ворохами философских трактатов, фонтанами высокопарной риторики. Умение индийцев добиваться своих целей не может не вызывать уважения и даже зависти. За их плечами цивилизация, насчитывающая пять тысяч лет.

2 декабря 1971 года посол Н.М. Пегов устраивал прием в честь первого заместителя министра иностранных дел СССР В.В. Кузнецова. Василий Васильевич прибыл в Дели для того, чтобы вместе с индийцами изыскать возможность предотвратить надвигающуюся войну с Пакистаном, или, как грубовато шутили советские дипломаты, «удержать мадам Ганди за юбку». В.В. Кузнецов вел длительные и вежливые беседы с Индирой Ганди, ее советниками, выслушивал многословные разъяснения резонов, по которым миролюбивая Индия обеспокоена действиями Пакистана. К тому времени уже был подписан советско-индийский договор о дружбе и сотрудничестве, и в Индию нескончаемым потоком поступала советская военная техника.

Прием в посольстве проходил в чрезвычайно теплой обстановке. Гости мило улыбались любезным хозяевам, говорили приятные и льстивые слова и озабоченно хмурили брови, упоминая о пакистанской угрозе. Хозяева при этом упоминании тоже сгоняли улыбки с уст, выражая твердую уверенность, что здравый смысл восторжествует и кровопролития удастся избежать. При этом все дружно клеймили злодеев-пакистанцев и их американских и китайских покровителей.

Все шло прекрасно, как вдруг в зале приемов погас свет. Свет погас не только в посольстве, а во всем городе. Это могло означать только одно – началась война.

Я быстро ушел с приема, в темноте добрался до машины и из города позвонил одному хорошо осведомленному знакомому. (Звонить ему из посольства было нельзя– служащие его категории не имели права поддерживать неофициальные контакты с иностранцами.) Выяснилось, что два неизвестных, предположительно пакистанских, самолета нанесли удар по базе ВВС Индии, повредив взлетно-посадочную полосу. Индийские самолеты немедленно нанесли ответный удар, а сухопутные силы пошли в наступление в районах Раджастана и Сиалкота на западной границе и начали марш на Дакку на восточном направлении.

Было в этой истории с налетом на Агру нечто шитое белыми нитками. Какой военачальник пошлет всего два самолета для того, чтобы бомбить крупную авиабазу в момент наивысшей опасности для своей страны? Почему самолеты прилетели в сумерках, а не на рассвете, как это делается всегда, если нападающая сторона развязывает войну и стремится получить преимущество внезапности? Почему пакистанская сторона не предприняла вслед за налетом других действий?

Ничего загадочного не произошло. Индия изготовилась к войне, провела массированную пропагандистскую подготовку, тщательно прозондировала политическую ситуацию, сконцентрировала силы на главных направлениях. Нужен был повод, но напуганный, затравленный противник его не давал. Так и появились самолеты над Агрой. Несколько лет спустя при встрече с П. Н., одним из авторов и исполнителей военно-политической кампании 1971 года, я заметил, что вся операция была разыграна, как шахматная партия. П. Н. довольно улыбнулся. В человеческой истории было немного эпизодов, где столь малые издержки дали такой крупный результат.

Война началась. Вновь затемнение, вновь закрашенные фары автомашин, фантастические слухи в дипкорпусе, победные лживые сводки с полей сражений, воинственная музыка по радио. Наша позиция в этой войне была ясна, благочестиво-нейтральные официальные фразы лишь слегка прикрывали твердую поддержку Индии.

Один из знакомых устраивает мне встречу с крупным индийским военачальником. Мало сказать, что генерал настроен оптимистично. Он точно знает, когда и как закончится война: 16 декабря сдачей Дакки и капитуляцией пакистанской армии. Прогноз основан на точном расчете. Именно к этой дате пакистанцы сумеют отойти к столице Восточного Пакистана. Оказать сопротивление они не в состоянии и защищать Дакку не будут, поскольку им неоткуда ожидать помощи. «Мы знаем пакистанскую армию, – говорит собеседник. – На их месте любые профессиональные солдаты вели бы себя таким же образом». Индийский генерал совершенно точно предсказал развитие событий.

17 декабря в Дели всенародное ликование, улицы забиты людьми и машинами. В дорожной сутолоке задеваю крыло чужого автомобиля. Выскакивает разъяренный водитель и, узнав, что я русский, из советского посольства, заверяет, что в этот великий день он может только поблагодарить мою страну и никаких претензий ко мне не имеет: «Хинди руси бхай-бхай».

Индия ошеломляет новичка. Я долго вникал в индийские дела в Центре, интересовался ими в период работы в Пакистане, изучал эту страну в институте, несколько раз проездом бывал в Дели, и тем не менее очень многое здесь оказалось для меня неожиданным.

После патриархального, спокойного Исламабада поразил лихорадочным темпом жизни Дели. Тот круг людей, в котором приходилось вращаться, жил политикой, в первую очередь внутренней. Мне показалось, что не хватит жизни для того, чтобы освоиться с невероятно пестрой картиной, которую являла эта политика. Десятки крупных партий и организаций, в свою очередь делящиеся на десятки фракций и групп. Все они взаимодействуют, блокируются, соперничают друг с другом. У каждой партии и группы есть свой взгляд на международную политику, на Советский Союз, США и Китай. Сходятся они, за незначительными исключениями, лишь в одном– неприязненном отношении к Пакистану. Однако и здесь все далеко не просто. Южане равнодушно взирают на кашмирскую проблему и на Пакистан, их больше занимают отношения со Шри-Ланка, где проживает много тамилов. В стране периодически вспыхивают кровавые столкновения между индусами и мусульманами, острой остается проблема безработицы, безудержно, на 15 миллионов в год, растет население. Редкий день проходит без того, чтобы полиция не стреляла в бунтующее по разным поводам население. Личные и групповые разногласия преследуют индийское руководство, и лишь железная воля Индиры Ганди сплачивает соперничающих политиков.

У Индии глобальные внешнеполитические интересы и огромный международный авторитет. Не решены проблемы с Китаем, очень непросто складываются отношения с США, обострившиеся в результате конфликта с Пакистаном. Индия ощущает себя великой державой, добивается признания своей доминирующей роли на субконтиненте и в регионе Индийского океана, требует должного места в мировых делах. Успешная кампания в Восточной Бенгалии, создание Бангладеш и унижение исторического противника – Пакистана еще более усложняют внешнеполитические проблемы страны. Великолепным индийским дипломатам приходится нелегко.

Индийцев и нас обеспокоила нормализация китайско-американских отношений в 1972 году. Мы внимательно следим за попытками Индии уладить свои проблемы с Китаем, индийцы нервно вздрагивают от каждого сообщения о таких же попытках Советского Союза. Короткий материал по этому поводу в одной из индийских газет вызывает поток встревоженных полуофициальных обращений в посольство СССР.

Совершенно ясно, что овладеть можно лишь общими контурами всей этой невероятно пестрой, постоянно изменяющейся мозаики. Надо полагаться на знания и оценки экспертов в отдельных областях. Такие специалисты есть как в резидентуре, так и среди «чистых» советских дипломатов и журналистов, где у меня быстро появляются хорошие друзья. Все они знают Индию, любят эту страну и свою работу, в курсе индийских проблем и не могут жить без дискуссий. Мне с ними интересно. (Наша дружба продолжается до сих пор, но предмет разговоров изменился. Теперь это не Индия, а наше собственное многострадальное Отечество.)

Определяются и те проблемы, где необходимо глубоко разобраться самому, – политика США и Китая в отношении Индии, Пакистан, советско-индийские отношения. В области внутренней политики– прочность позиции правящей партии Индийский национальный конгресс и Индиры Ганди. Это приоритетные направления нашей информационной работы. Разумеется, забота из забот, основная проблема – американцы. Служба была одержима работой по американцам, и именно благодаря этой одержимости ей удавалось добиваться результатов.

Первоочередных задач передо мною, новым заместителем резидента, много: наладить рабочее взаимопонимание с подчиненными и начальником, интенсивно осваивать политическую и оперативную проблематику, вести личную оперативную работу, то бишь продолжить контакт с некоторыми уже известными нам лицами, завести круг личных полезных связей и попытаться увеличить число источников резидентуры. Все это необходимо делать одновременно.

Освоение новых или частично знакомых по работе в Центре проблем особых усилий не требовало. Ежедневно мне проходилось прочитывать сообщения источников, беседовать с работниками и «чистыми» дипломатами, истинным удовольствием поначалу было чтение индийских газет. После зажатой цензурой пакистанской печати и сухой официозной советской прессы индийская журналистика – остроумная, разнообразная, раскованная– была настоящим открытием. Ее дополняли несколько американских и английских изданий плюс передачи индийского и московского радио. Надо было только отбирать и приводить в систему всю эту информационную массу, выделять основные направления развития событий и постоянно следить за ними. Неоценимую помощь оказывал наш штатный аналитик Геннадий Васильевич Н., обладавший гигантской эрудицией в вопросах внутреннего и международного положения Индии, дисциплинированным умом и несколько неожиданным при его каторжной работе чувством юмора. (Безвылазное сидение в тесной комнатушке, где кондиционер гонял без устали все тот же ограниченный объем воздуха, пренебрежение физической нагрузкой сделали свое дело. Геннадий Васильевич свалился с инфарктом в возрасте тридцати трех лет, и потребовались годы для его полной реабилитации.)

О МОЕЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКЕ

Все дела взаимосвязаны, и нельзя увлечься каким-то одним из них. Необходимо основательно познакомиться с каждым сотрудником, узнать его не по бумагам, а в реальной рабочей обстановке, выяснить, на что он способен, можно ли положиться на его здравый смысл, находчивость, решительность в сложных ситуациях. Чрезвычайно важно сделать так, чтобы младшие коллеги были уверены в компетентности и порядочности своего начальника. Они обязательно должны видеть, что их руководитель способен не только дать толковые рекомендации, но и сам работает в поле, что у него есть личные контакты и источники, что он может квалифицированно выявить наружное наблюдение и т. п.

В идеальном варианте сотрудники резидентуры не должны быть осведомлены о работе друг друга. Каждому положено знать лишь то, что ему необходимо. Это золотое правило. Соблюсти его в полной мере чрезвычайно трудно. Служебные инструкции и профессиональная этика запрещают проявлять любопытство к чужим делам. Строжайшим образом засекречиваются имена, адреса, служебное положение источников и контактов, условия связи с ними. Однако невозможно скрыть простую вещь – проводит ли шеф все свое рабочее время в кабинете, а свободное – в бассейне, на корте или в дружеской компании соотечественников.

Твоя деловая репутация – это важнейший компонент в связке «начальник – подчиненный».

Рабочий день растягивался, зачастую он начинался в шесть часов утра и завершался глубокой ночью.

У меня появилось много хороших знакомых. Среди них и те, с кем приходилось видеться изредка, как правило, под покровом ночи или за пределами города. По большей части мои новые знакомые относились к категории, именуемой «официальные связи». Это означает, что оснований рассчитывать на установление специфических разведывательных отношений нет и нет необходимости каким-то образом скрывать контакт с ними. Об этих связях знает посол, этих знакомых можно приглашать на приемы, а ссылка на их мнение придает вес политическим суждениям.

Я часто езжу к отставному главному министру штата Мадхья прадеш Д.П. Мишре. Он отошел от активного участия в политике, но сохраняет к ней живой интерес, знает всех и каждого. Индиру Ганди ласково называет «дорогая девочка» и регулярно пишет ей послания по разным политическим поводам. Иногда я застаю у Мишры посетителей – министров, известных политиков, крупных бизнесменов. У меня создается впечатление, что сам бывший главный министр не прочь показать миру, что он не забыт дипломатическим корпусом. Вывод оказался небезосновательным. Однажды раздается телефонный звонок и помощник Д.П. Мишры передает просьбу моего уважаемого друга срочно прибыть к нему. Прибыв, обнаруживаю на лужайке перед домом бывшего министра несколько десятков людей явно провинциального обличья. Они терпеливо ждут приема. Мы неспешно беседуем часа полтора. Темы для разговора нет. Сухонький старичок в конгрессистской шапочке говорит тихо, сидит в глубоком кресле неподвижно. Откуда-то из норки появляется мышонок, уверенно взбирается на кресло, карабкается по рукаву и встает столбиком на плече моего собеседника, у самого уха. Картина умилительная, заставляющая забывать, что старичок славился когда-то своим крутым нравом, беспощадностью и дерзкими политическими маневрами.

Время от времени ранним утром заглядываю к другому знакомому, государственному министру Р.К. Кхадилкару. Это ветеран индийской политики, известный своими прогрессивными взглядами, добрым отношением к Советскому Союзу. Помимо всего прочего, это очень милый, очень интеллигентный и начитанный человек, который охотно дает мне книги из своей библиотеки. Мы вместе завтракаем – омлет и чашка чая – и обсуждаем последние события. Министр знает все. Иногда на мой вопрос он говорит: «Это секрет, об этом никто не знает», но не выдерживает и начинает рассказывать. Далеко не все нравится Кхадилкару в нашей политике. «Вы там все бюрократы. В Москве перестают реально видеть жизнь. Москва должна больше заботиться о своих отношениях с Дели, не отдавать их на откуп бюрократам». Бюрократов мой собеседник терпеть не может, и когда хочет выразить серьезную степень недовольства мной, то говорит: «И ты тоже бюрократ». Разочаровывать его мне не хочется, и я не протестую.

Кхадилкар– живая история. Он готов рассказывать часами и то и дело соскальзывает с проблем, интересующих меня сегодня, в реминисценции. Я его возвращаю к теме разговора. Он сердится – «ты бюрократ». Удивительно приятен был и сам мой друг, и его домик старинной колониальной постройки, окруженный классическим изумрудным газоном. Раннее утро в Дели, как, впрочем, и в других широтах, лучшее время для ощущения полноты жизни и для дружеской интеллигентной беседы. Окружающий мир представляется в это время если не проще, то понятнее.

В числе моих друзей оказался и весьма влиятельный, еще молодой политический деятель, занявший в 1974 году пост министра кабинета, Л.Н. Мисра.

Министр постоянно в центре всех крупных событий и, следовательно, в центре всех интриг, а временами и скандалов. У него обширнейшие связи с индийским бизнесом, и есть основания верить общему мнению, что Мисра создал основные каналы тайного финансирования Индийского национального конгресса. Эта тема, разумеется, в наших беседах не затрагивалась, однако министр не лишал себя удовольствия дать понять, что он пользуется доверием Индиры Ганди и она прислушивается к его советам. Как-то Мисра во время сердечной беседы признался, что он и его коллеги испытывают не только глубокое уважение к Индире Ганди, но и не менее глубокий страх перед ней. В это охотно верилось. Известный публицист Ф. Мораэс в 1971 году писал: «Индира Ганди единственный мужчина среди конгрессистских старых баб».

Мисра докладывал Индире Ганди о наших встречах.

Мисра был мне очень симпатичен. Этот человек сам взвалил на себя тяжелейшую политическую ношу, стойчески терпел неудачи, радовался успехам, боролся с тайными и явными соперниками и не знал устали. Думаю, что встречи со мной помогали ему проверять какие-то свои оценки. По крайней мере, так казалось мне в то время.

2 января 1975 года Л.Н. Мисра был тяжело ранен взрывом гранаты, брошенной в него на предвыборном митинге в Бихаре, не получил квалифицированной медицинской помощи и вскоре скончался от перитонита. Вечная ему память!

Индийская слабость– многословие. Этим грешат почти все мои знакомые. Долгие экскурсы в историю, бесконечные разъяснения несущественного, уход в сторону от предмета разговора и возвращение к нему с какой-то совершенно неожиданной стороны, личные переживания– все это связано причудливой логикой. Для того чтобы выбрать из такого разговора интересующие тебя сведения, необходимо терпение и время, но иногда случается так, что пора расставаться с весьма осведомленным человеком, а ничего стоящего он тебе рассказать не успел.

О МОЕЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКЕ

Практический подход к проблеме беседы с чересчур словоохотливым человеком прост. К каждой беседе, к каждой встрече необходимо тщательно готовиться, не полагаясь на случай. Необходим план, который составляется заблаговременно и обсуждается работником со своим руководителем. Но этого мало. Если ты собираешься получить политическую информацию по определенному вопросу, надо заранее составить в голове или на бумаге схему того, что ты уже знаешь, что необходимо уточнить, какие пробелы в своем знании ты должен заполнить. Как бы многословен, расплывчат ни был собеседник или источник информации, ты сможешь получить от него нужные сведения. Есть здесь и уязвимый момент. Нельзя подпасть под влияние уже сформировавшейся у тебя в ходе подготовки идеи и вольно или невольно навязывать ее собеседнику. К собственным взглядам, оценкам и убеждениям следует относиться критически, а высказывая их, стремиться не переубедить собеседника, но побудить его к более четким и обоснованным суждениям.

Впрочем, есть четко, глубоко мыслящие и лаконично излагающие свои мысли представители многочисленной и многоязычной иностранной колонии – дипломаты, разведчики, ученые, бизнесмены, миссионеры.

Во всем многообразии проблем выделяется «главный противник». Мы постоянно ощущаем американское влияние на индийскую политику, знаем круг людей, на которых опирается посольство США, – проамериканское лобби, выявляем сотрудников ЦРУ в посольстве и за его пределами, а также кое-кого из американской агентуры в классическом смысле этого слова.

Деятельность американцев беспокоит и индийское правительство. В сентябре 1972 года президент правящей партии Ш.Д. Шарма публично обвинил ЦРУ в организации беспорядков в Индии, подрыве отношений Индии с Бангладеш, Непалом и другими соседними странами. Развертывается яростная пропагандистская кампания. Ее подпитка, несомненно, политическая, антиамериканские настроения в Индии традиционно сильны, и позиция США в период недавно закончившегося конфликта с Пакистаном их основательно подогрела. Коллеги из ЦРУ и пропагандистских американских ведомств дали повод для этой официальной вспышки антиамериканизма. Не удается остаться в стороне и нам. В парламенте раздаются требования провести расследование деятельности ЦРУ в Индии. Наши политические недоброжелатели и оппоненты конгрессистов требуют одновременно расследовать и деятельность КГБ.

Кампания утихла сама собой. Летом 1973 года в Индии побывал Г. Киссинджер: «Мы признаем Индию как одну из важных сил в развивающемся мире… Наши усилия направлены на то, чтобы устранить многие раздражающие последствия политики 1971 года…» Индийско-американские отношения на какое-то время стабилизировались.

Наше соперничество с ЦРУ продолжалось. Ощущалось влияние разведки США не только на индийские дела, но и ее настойчивая работа по советским людям в Индии. Костяк резидентуры ЦРУ в Дели составляли эксперты по Советскому Союзу– не политические, а оперативные эксперты, специалисты по разработке советских учреждений. Нам они были хорошо известны. Их попытки выходить на советских граждан иногда пресекались сразу, в некоторых же случаях мы позволяли контакту развиваться под нашим контролем. Мне неоднократно приходилось убеждаться, насколько сходны методы и приемы, которыми пользуемся мы сами и американские коллеги. Обычно можно было предсказать, какой шаг американский коллега сделает на следующей встрече с нашим человеком, когда предложит тому заработать небольшую сумму за написание, скажем, статьи на совершенно невинную тему. Стандартным приемом было доброжелательное, без нажима сделанное предложение подумать о невозвращении в Союз, где у собеседника могут быть определенные неприятности по той или иной причине, которая здесь же и называлась. Американцам была известна еще не изжитая к тому времени наша глупейшая и вреднейшая практика. Если к советскому человеку делался, говоря профессиональным языком, «вербовочный подход», на него ложилось несмываемое пятно. Логика была примерно такой: если американцы сделали вербовочное предложение, значит, наш дипломат, журналист или разведчик дал для этого повод и, как минимум, находится в поле зрения противника. Объект подхода оказывался перед дилеммой: доложить о случившемся и возвратиться в Союз с подмоченной репутацией и неопределенной перспективой или же принять грех на душу, умолчать и жить в вечном страхе, что рано или поздно КГБ дознается о случившемся. С этой убийственной практикой давно покончено. Наши работники должны быть уверены, что ни одна ситуация, в которой они ведут себя честно и мужественно, не отразится неблагоприятно на их судьбе. В последние годы мы официально, приказом, поощряли наших людей, дававших отпор попыткам склонить их к измене.

Не буду скрывать, что порою американцам удавалось добиваться успеха. Хотя это и не было заслугой делийской резидентуры ЦРУ, в советском посольстве работал американский агент, военный атташе Д.Ф. Поляков. В отношении этого человека в Центре были определенные подозрения, но, как нередко случается в нашем деле, потребовались еще годы, чтобы подозрения подтвердились. Поляков работал активно, передавал американцам и ту информацию, которой с ним делился резидент КГБ.

Отношения с военными разведчиками у нас были отличные, но существовал четкий предел тому, чем можно было с ними делиться и чем нельзя. Все, что связано с конкретными источниками, операциями резидентуры, было нашим секретом. Поляков демонстрировал свое полное расположение к чекистам, но от приятелей из числа военных было известно, что он не упускал ни малейшей возможности настроить их против КГБ и исподтишка преследовал тех, кто дружил с нашими товарищами. Ни один шпион не может избежать просчетов.

Рука ЦРУ ощущалась и в публикациях некоторых индийских газет. Мы, разумеется, платили той же монетой.

Я помню имена некоторых американских коллег, работавших в мое время. В архивах есть их полные списки, но у меня нет желания ни прибегать к архивным материалам, ни называть их имена. Так же, как и мы, они старательно и не всегда удачно делали свое дело. Они были инструментом политики своего правительства, мы проводили политику своего государства. Обе стороны были правы.

Наша служба отслеживала американских разведчиков, выявляла их агентуру и контакты, анализировала состояние их отношений с сослуживцами и «чистыми» дипломатами, интересовалась их привычками, финансовыми делами. Задача нелегкая, но выполнимая. Накопив достаточный объем данных, мы анализировали их и определяли, есть ли основания предложить американцу сотрудничество с советской разведкой. Был и другой вариант– компрометация активного разведчика по возможности с последующей пропагандистской шумихой. Первый вариант был несравнимо выгоднее. Цель второго скромнее– нанесение политического урона противнику и временная дезорганизация работы его резидентуры. Кроме того, в случае скандала с американским разведчиком местным спецслужбам волей-неволей приходится усиливать работу по резидентуре ЦРУ, у посла США появляются основания быть недовольным своим резидентом. Испорченные отношения с послами парализовали не одну резидентуру и ЦРУ, и КГБ. Это правило.

Незадолго до моего приезда в Дели было проведено мероприятие в отношении молодого американского разведчика Л-на, который помимо прочих занятий специфического свойства вел разработку советского гражданина. Планировался первый вариант. Для беседы с Л-ном из Москвы прибыл тоже молодой, но уже высокопоставленный работник Центра, прекрасно владеющий английским, уверенный в себе, имеющий репутацию специалиста по американцам. Беседа продолжалась долго и давала основания рассчитывать на успех. Утром следующего дня, однако, посол США явился с гневным протестом к послу СССР. Попытка сорвалась, Л-н еще долго работал в Азии и Африке, но, насколько припоминаю, контактов с советскими людьми избегал. Что же, не каждый день приносит удачу. Нужны терпение и труд.