Текст книги "Война крыш"

– Я спрашивал наших ребят. Они говорят: «Никогда не видим их по одному. Только группой. И всегда только свои!» Одна девочка сказала: «Друзей среди нас у них нет. Русское телевидение, русские песни… Если вам так хорошо там, почему вы не соберете вещички и не отвалите к себе?!»

Роберт Дов пожал плечами. Закрыл блокнот.

– То же самое я слышал о курдах. Потом про марокканцев. Пойдем. Я хочу посмотреть, как они живут…

– Я думаю, дома их нет. В это время они всегда на аллее.

У подъезда на галерее внизу на стульях сидело несколько человек – мужчины и женщины. В основном пенсионеры. Они немедленно догадались, кто пожаловал и к кому направляется. Проводили полицейских понимающими взглядами.

Квартира оказалась закрытой.

Роберт Дов осмотрел лестничную площадку, она была чистой.

Когда полицейские снова появились внизу, их уже ждали.

Один из сидевших – бородатый, с серебряным веночком курчавых волос – остановил Дова.

– Секунду! Ты ведь полицейский? Миштара? – Он протянул детективу сложенные щепотью пальцы. – Как же так, люди? Опять нас убивают? За что?! – Дед был опытный демагог. – Сколько я тут живу – такого не было!

Остальные поддержали:

– Теперь уже убивать стали!

– Нищие-конкуренты это бы не сделали! Нищие, они никогда бы не пошли в дом – там бы, на Кикар Цион где-нибудь во дворах и прибили! Сюда бы не пришли!

Толстуха в майке, в трикотажных рейтузах, под которыми на бедрах словно лежал спасательный круг, щелкнула зажигалкой.

– Помню, когда-то был случай с групповым изнасилованием в кибуце Шомурат… Так весь Израиль был в курсе! На ушах стоял – а сейчас насилуют каждый день. И не одну!

– Я и спрашиваю вас. Полиция! Куда мы идем?!

После стычки в праздник Лаг ба-Омер обе соперничающие группировки в полном составе занимали свои обычные места на аллее. Неявка могла быть воспринята как признание поражения, отказ от продолжения борьбы.

В этот вечер было то же.

Около 19.00 аллея опустела; гуляли лишь несколько пенсионеров с собаками. И все! Исконные жители Бар Йохай в это время тут не появлялись.

В 19.30 трусцой традиционно пробежал сумасшедший старик в белой футболке, шортах, с рюкзаком за спиной – он жил в Гило и каждый день бегал на работу и обратно за десять километров…

Гия сидел на привычном месте сбоку, в аппендиксе аллеи, за оливой. Тут уже был Балабан со своими сожителями – Арье и Даном. Арье держал на коротком поводке боксера-альбиноса Блинки. Эти были ударной группой команды.

Жирный Боаз явился в своей форме охранника – шомера.

Женскую половину компании представляли Вика, Ленка, Мали. Еще несколько девчонок.

В группировке с Сан-Мартин было примерно столько же бойцов. Около 19.00 приехал Макс.

Бригады якобы не замечали друг друга.

Ждали решения третейского суда, которое должны были доставить из Ашдода…

И дождались.

В двадцать с минутами несколько крепких незнакомых парней вышли из «субару», припарковавшейся у входа на аллею со стороны «Теннис-центра».

Гия и Макс поднялись навстречу.

Мосластый парень с черными набриолиненными волосами передал решение ашдодского авторитета:

– Ибрагим пригласил обоих в Ашдод на конец субботы…

Он все время улыбался – виной тому была порезанная, криво сросшаяся нижняя губа.

Ибрагим – крутой авторитет из Ашдода, сын чеченки или татарки, папа, как говорится, юрист – успел после российской отсидеть еще и в израильской тюрьме Бейт Лит. Считался отмороженным.

М'ежду тем посланец сменил тему. Его интересовал убитый нищий. Кто видел его в последний раз? Где? Какие отношения? Что слышали?.. Кто бывал у него из «русских»?

Похоже, что из-за Амрана Коэна и приезжал…

Притом открыто демонстрировал предпочтение Гие.

Ашдодцы уехали.

Макс и его друзья с Сан-Мартин еще посидели – вроде ничего не произошло. Макс делал хорошую мину при плохой игре.

Роберт Дов и Джерри действительно нашли обе компании на аллее. Следователь был тут впервые.

Дорожки делали две большие петли, образуя площадки, отделенные друг от друга оливами. В каждом таком приделе стояли две скамьи.

Дальше тянулся каменный бордюр, он отделял аллею от полосы отчуждения железной дороги.

Со стороны Талышота навстречу полицейским плыла огромная полная луна.

Светильники горели только над круглой заасфальтированной площадкой в центре. Тут резались в футбол самые юные. Над всеми газонами рассеивалась мелкая водяная пыль – там включили оросительную систему.

Едва Роберт Дов и Джерри приблизились к оливам, со скамей их сразу заметили.

Темный высокий парень схватил альбиноса-бульдога за ошейник.

«Арье…» – догадался детектив.

Они вышли на компанию Гии.

Полицейские не поняли, о чем там говорили. Между тем все сказанное было связано с их появлением.

Одна из девиц сказала громко:

– Видишь, кто идет? Мусора!

Девица держала на поводке красивую стриженую собаку, в которой Роберт Дов узнал керри-блю-терьера.

– Чего им надо? – спросила другая, жидкая, напоминавшая желе.

– Кто их знает! – Девица с собакой нервничала.

Полицейские поздоровались.

Джерри задал пару вопросов на иврите:

– Как жизнь? Бываете ли на экскурсии? Знакомитесь со страной? Как она вам нравится?

Отвечали в основном двое – полная девчонка-желе и ее кавалер – толстый, с выпавшим на ремень животом, в форме охранника.

Детектив внимательно разглядывал сидевших.

Он сразу узнал Гию – сумрачное дерзкое лицо кавказца, сросшиеся на переносье черные брови нахмурены, воротник кожаной куртки поднят…

Боря Балабан – бледный, с нервными руками, с рыжеватыми патлами – сидел рядом с девицей и ее керри-блю-терьером.

Рыжий Дан и Арье в разговор не вступали, переговаривались с девицами на русском, уверенные, что их не понимают.

Разговор не получался. Джерри скоро прекратил его.

Девчонка – хозяйка керри-блю-терьера явно нервничала, лезла на рожон. Балабан несколько раз ее осаживал.

В руке она держала цветок.

Роберт Дов глаз с него не сводил.

Девица заметила его интерес, однако не поняла причину, с вполне дружелюбной улыбкой что-то сказала и показала цветок.

Детектив в ответ тоже улыбнулся.

«Сиреневая бугенвиллея!..»

Он недаром верил в свою удачу.

Это они подходили к окну убитого Коэна!..

– Бай!..

Полицейские уже прощались.

У всех сразу тоже нашлись дела.

Вике надо было в Старый город: американцы просили побыть с детьми до полуночи. Гия ехал с ней. Боаз и Мали собирались на дискотеку. С ними увязались Арье с рыжим Даном.

Борька взял два билета на премьеру Романа Виктюка…

Спектакль начинался в 21.00 в «Жерар Бахар», где в свое время проходил суд над фашистским палачом Адольфом Эйхманом, единственным преступником, приговоренным здесь, в Израиле, к смертной казни.

Здание основательно перестроили.

Теперь это был настоящий концертный зал.

Перед входом на развале торговали русскими книгами…

Публика не спешила войти внутрь. Жара спала, и стало уже чуточку свежо.

Погода в Иерусалиме была предсказуема: с марта и до октября все вечера были одинаковы.

На спектакль собрался весь русскоязычный иерусалимский бомонд. Билеты были довольно дорогие. Не каждый мог себе позволить…

Обычный репатриантский вопрос читался на лицах:

«Откуда люди берут деньги?»

Шестнадцатилетних на спектакле было и вовсе немного.

Патлатый бледный парень в куртке, джинсах и его подруга обращали на себя внимание. На Ленке, как обычно, были высокие ботинки и черные чулки, тесная юбка-мини и телесного цвета кофточка с цветными нитями на груди.

Народ всматривался до рези в глазах – есть ли лифчик, или девчонка пришла в театр с открытым верхом.

– Безобразие…

– Поэтому их и заворачивают сразу в аэропорту! Израильтянка этого бы себе не позволила!

В ожидании скандала Ленка чувствовала себя как рыба в воде. Она-то знала, что кофта была подобрана ею у мусорного бака на Бар Йохай, где она собирала почти все свои туалеты.

Скандал был предотвращен совершенно неожиданно.

Подошли девочки лет пятнадцати. Одна, побойчее, держала в руках полиэтиленовый пакет с мелочью.

Она обратилась на английском. Подчеркнуто учтиво.

Толстое поросячье личико, приплюснутый розовый веселый носик с поднятыми по-свинячьи уголками безгубого рта. Рыжеватая, в шортах, в высоких ботинках.

Ленка пожала плечами:

– Не понимаем…

– А на каком вы говорите? – спросила девочка на иврите. Она была организатором проводимого ими мероприятия.

– На русском.

– Очень хорошо!

Толстушка перешла на русский:

– В настоящий момент вы держитесь достаточно абсорбированно в израильском обществе. Это можно только приветствовать. Меня зовут Зоя. Мы уверены, что вы готовы сделать символическое пожертвование в фонд детей, которые живут за чертой бедности…

Ленку возмутила ее прыткость.

– Ты, что ли, за этой чертой, сучка?..

Девчонка не смутилась:

– Закурить не найдется? Часа три не курила…

Борька угостил сигаретой. Зойка жила в Пате, по соседству. Ходила с компанией Макса, хозяина «Сицилийской мафии»…

Тут вскоре появилась и компания Макса. Они приехали на двух такси, по дороге поддали.

Пока Макс в кассе брал билеты, девчонки, в том числе та, которая подралась на аллее с Мали, присматривались к Ленке. Ее тоже в конце концов заинтересовал Ленкин туалет.

Казалось, вот-вот вспыхнет драка.

Положение спасла новая знакомая – Зойка. Ее все знали.

Подошел Макс – компания окружила его.

Драки не получилось. Народ потянулся в театр.

– Пошли…

Спектакль Романа Виктюка в «Жерар Бахар» начался как-то сразу, без звонка, без занавеса.

Четверо сексапильных существ неясного пола в тельняшках-купальниках в углах сцены неожиданно ожили, закурили, закружились, размахивая яркими банными полотенцами.

Главная героиня принялась взбираться на лестницу-времянку, стоявшую посреди сцены, тяжело-устало, отдыхая на каждой перекладине, пока вдруг не застыла неподвижно…

Спектакль назывался «Путана, или Люди с легким поведением».

В афишке приводилась ремарка Романа Виктюка: «Путана в каждом из нас».

Усталая женщина на времянке была главной героиней. Халат на ней постоянно распахивался: похоже, под ним она была в чем мать родила.

На сцене появился Ефим Шифрин, тоже в халате.

Ленка кайфовала. Она давно не была в театре. Тем более в таком. Ее «открытый верх» был на этом спектакле как нельзя кстати. Все на сцене было насыщено эротикой.

Борька подумал: «Завтра будет разговоров…» Она словно уловила его мысль, не поворачиваясь, взяла его руку, положила себе выше колена. И по-прежнему не оборачиваясь, спросила:

– Знаешь, о чем я думаю? Как мы запишемся в отеле? Муж и жена Балабан? Или придумаем себе фамилию? Мистер и миссис Смит…

– Какой отель? С чего ты взяла?!

– Ладно. Слышали. Тем более я ни о чем не спрашиваю. Смотри, что Шифрин с ней делает! – Она сбросила с колен его руку.

Спектакль закончился поздно.

История, сыгранная актерами, порождала неясные мысли.

«Сколько лет Шифрину? Лучше бы уж трахались, чем болтали про это…»

После «Жерар Бахар» Ленка с Балабаном еще прогулялись по Бен Йегуда. Тут было еще много людей. Работали кафе, играла музыка.

Завтра пятница – у многих короткий или вообще свободный день.

Они спустились к Кикар Цион.

На площадке вокруг военных джипов тусовались девчонки-полицейские. Ребята в джипах не выпускали из рук автоматы.

Место, где обычно сидел Амран Коэн, пустовало.

Настроение у Ленки почему-то упало.

О театре больше не вспомнила.

К себе в Катамоны приехали совсем поздно.

В темном подъезде прижались друг к другу.

– Может, поднимемся ко мне… Арье и Дан спят как убитые…

– А Блинки? Я хочу, чтобы все по-человечески…

– Завтра их не будет.

– Нет, к вам я не приду. В мужскую вашу общагу. Один запах только чего стоит.

– Придумай что-нибудь…

– Постараюсь… Знаешь, у меня такое чувство, что все вокруг догадались про вас. А значит, скоро узнает и полиция…

Утро следующего дня у Марины выдалось свободным. Подумав, она оставила велотренажер, оделась, до завтрака спустилась вниз.

На углу должны были открыть новый супермаркет, в связи с чем покупателям обещались низкие цены, подарки и прочее.

С наступлением лета в Москве стало не так многолюдно. Студенты, школьники, дачники на лето уезжали, скрывались с глаз.

Накануне, когда она с Петром возвращалась из «Лайнса», настроение было легким. Закованный в узкий пиджак вышибатель долгов с высшим физико-техническим образованием был очень забавен.

У него никогда не было в жизни такой женщины.

Он проводил ее домой. Лез из кожи, чтобы ей не было скучно.

Напоследок взял у нее номер телефона Левона. Набрал номер.

– Как говорят англичане, «гуд уилл»… Подарок от нашей фирмы для доброго расположения.

Трубку взяла жена. Петр говорил вежливо, но достаточно твердо. Жена Левона сказала, что свяжется с мужем и он обязательно перезвонит через несколько минут…

Звонок действительно раздался. Очень быстро.

Марина сняла трубку. У телефона был Левон.

– Твой человек звонил мне…

– Да.

– По-моему, не надо было к этому прибегать.

– Но ты сам понимаешь…

– Долг я верну. Завтра же. Но без процента. Не обижайся.

– Почему?

– Процент я отдам, когда встречусь с тем, кто сейчас говорил с женой. Он напугал ее. Она кормящая…

Марина пожалела его.

– Не делай этого, Левон. Прошу.

– Почему?

– Ради тебя же самого. Эти люди заставят платить за свой приезд. Это может обернуться большими деньгами. Фирма солидная.

Левон неожиданно показал характер.

– Я решу этот вопрос сам…

Бывший студент автодорожного института, ныне крупье-частного казино вместе с новой работой приобрел и связи, и амбиции.

Петр настроен был оптимистически:

– Выплатит! Куда он денется?!

По этому поводу они выпили. Марина позволила ему некоторые вольности:

Супермаркет на углу был действительно открыт. Народу, кстати, оказалось не так много. Все действительно выглядело на уровне международных стандартов.

Как и цены.

Дешевыми оказались только шмотки: трусы «поза» производства США, «тайцы» для девочек, «бермуды» «стоун-уош» (когда в Москве уже закончился купальный сезон!), джинсы угольно-черные и еще брюки «дагмах»…

Не обошлось, как водится, и без подвохов: непременное поддельное виски «Джонни Уокер», зеленый крокодил фирмы «Лакост» на самопале, как и джинсы «Ливайс-501» того же пошива.

Марина купила несколько кремов. Еще «тайцы» для дочери подруги. У самой Марины детей не было. Два скоропалительных брака ее закончились бесплодно.

Уже выходя, она взглянула на себя в зеркало на стене – модная молодая дама, обитательница Кутузовского проспекта…

Приятное чуть сплющенное – круглым яблоком – лицо, губы «бантиком», маленький рот… Иногда вокруг нее начинали увиваться молодые парни, которым она годилась в матери…

За спиной отразилась еще витрина, часть окна с видом на проспект, прохожие…

«Стоп!..»

Двое мужчин, шедшие прежде как чужие, незнакомые друг другу, приблизившись, как в дурном шпионском фильме, на ходу, не поднимая глаз, обменялись короткими репликами.

Марине показалось, один кивнул на супермаркет, сразу же резко изменил маршрут, двинулся назад. Второй продолжил движение.

Марина обратила на них внимание, потому что человек, который сразу же повернул назад, – неброско одетый, сухопарый, с вытянутым острым лбом, с выступающими, как у африканца, губами, был ей знаком. Она помнила, как он вдруг повернул к ней лицо, словно задумавшись: черный зрачок почти полностью ушел под веко, второй косил в сторону…

Она словно видела его вывороченные суставы на пальцах, когда в квартире у Любки, в Теплом Стане, он сжигал расписки, которые она, Марина, привезла.

Это был бандит по фамилии Король. Потом он попытался проникнуть в ее квартиру…

Король сразу повернул назад, исчез из поля зрения. Его партнер продолжал идти в начало проспекта. Он был одет во что-то не очень запоминавшееся.

Впереди неподалеку был вокзал.

Неброская одежда приезжих, обитателей оптового продуктового рынка, гарантировала невнимание к себе со стороны властей и таможни.

Марине в глаза бросился только общий абрис фигуры. Головы. Короткая прическа. Черные волосы.

«Лицо кавказской национальности!..»

Необходимо было убедиться в том, что это действительно направлено против нее.

Время от времени она уже проводила такие проверки.

Она двинулась в ту же сторону, что и кавказец.

За спинами прохожих его не было видно.

Марина спустилась в переход, перешла Кутузовский. Шла, поглядывая на противоположную сторону. Несколько человек стояли на остановке.

У Марины было острое зрение и злая память на лица…

«Вон он…»

Кавказец, проходивший мимо окна супермаркета, оказался на квартал впереди, рядом с киоском на углу. Он никуда не спешил.

«А с Королем разговаривал на ходу! Даже не останавливались!»

Не выдавая волнения, она вошла в продуктовый магазин. Теперь уже намеренно сразу подошла к окну, не к прилавку, – словно что-то искала в кошельке.

Неизвестный быстро направлялся к пешеходному переходу, по которому только что шла Марина.

Сомнений не оставалось: за ней следили!

Свет дня сразу померк, как для человека, которому сообщили страшный диагноз его болезни.

Она больше не оглядывалась, быстро пошла в направлении дома.

На пути ее ждало испытание.

В «девятке», припарковавшейся в нескольких метрах от туннеля, ждали несколько молодых мужчин, кто дремал, кто лениво посматривал по сторонам.

Машины у тротуаров в Москве, набитые дремлющими днем молодыми людьми, всегда тревожны…

Марине показалось, что ее собирались окликнуть. На первом сиденье опустили стекло.

Но все обошлось. На тротуар выбросили дымящийся окурок.

Она шла словно по минному полю.

Марина закурила. Сделала первый короткий глоток кофе.

Длинной энергичной струей послала дым к потолку.

Это была ее первая сигарета с того самого момента, когда она обнаружила слежку за собой.

Было ясно: она зря отказалась от личной охраны, которую ей предложили в «Лайнсе»..

Обстановка вокруг быстро и неузнаваемо криминализировалась. Еще недавно уголовники были отдельно, а все остальные профессии отдельно.

Года три назад на своих коллег со студии можно было полностью положиться. Сегодня не исключалось, что вчерашний директор картины, администратор, второй режиссер делают деньги вместе с рэкетирами.

Совесть, старая дружба, совместная работа как гарантии надежности уже ничего не стоили. Положиться можно было только на силу.

Впрочем, и сама она тогда была другим человеком.

Марина включила телевизор. На всех каналах не было ничего интересного: реклама, мультики и мыльные оперы…

Покурила, медленно отхлебывала кофе.

«Береженого Бог бережет!»

Она не воспользовалась своим телефоном.

Подумав, сложила расписки своих должников в плотный полиэтиленовый конверт, который обычно используют фельдъегеря. Сняла защитную полоску – конверт мгновенно заклеился. Теперь, не повредив оболочку, его уже невозможно было вскрыть.

Затем Марина вышла на лестничную площадку.

Соседкой по площадке была дама из «сильно бывших».

К ее услугам когда-то были и «кремлевка», и госдачи, и книжная экспедиция вместе с персональной пенсией…

Соседка давно уже вдовела. Жила одна. Марина время от времени, идя из магазина, заносила что-нибудь лакомое, чего старуха уже не могла себе позволить: французские сыры, маслины. Как-то раз попались миноги.

Время меняло людей.

Во время оно жена члена ЦК вряд ли поддерживала отношения с невесть кем, а Марина еще много раз подумала бы, может ли она довериться бывшей…

Марина постучала в дверь.

Соседка прильнула к глазку, потом забренчала ключами.

– А, Мариночка…

– Серафима Александровна, я могу от вас позвонить одному симпатичному юноше? Что-то у меня опять телефон барахлит…

– Что за вопрос. Я даже перейду в другую комнату, чтобы вас не стеснить…

– Ради Бога! Присядьте, я прошу…

В моем кабинете раздался звонок.

Это был прямой телефон. В обход секретаря.

– Вы еще меня помните?

– Марина! Ну что это вы? – Я сразу понял, что она чем-то расстроена. – Как вам могло прийти в голову спросить такое? Мы с Петром только что говорили о вас. Вот он как раз сидит напротив. Передает вам привет… Вы у себя?

Цифры на определителе номера были чужие. Но, судя по первым трем, номер был установлен там же, на Кутузовском проспекте.

– У Серафимы Александровны, очень хорошего человека и моей соседки…

На всякий случай я записал номер телефона себе в черновик.

– Есть проблемы?

– По крайней мере, мне так кажется. Саша, вы не могли бы с Петром заехать?..

– С радостью. Прямо сейчас?

– Нет, сейчас я должна отдохнуть. Скажем, в пять!

– В семнадцать.

– Возможно, я еще позвоню. До встречи…

Марина больше не позвонила.

Около семнадцати мы припарковали свою «девятку» цвета «мурена» довольно далеко от ее дома и порознь двинулись к подъезду.

Наработки на поприще возврата долгов убеждали, что нам всегда следует чуть дистанцироваться от наших заказчиков.

Мы выступали как партнеры на коротком, хотя и нередко судьбоносном для них этапе. Но и только!

Наши клиенты не делились с нами секретами, каким образом им удавалось заработать миллионы, которые мы потом брались им возвращать. Мы не проверяли, праведными или неправедными путями они шли к богатству.

Тем не менее мы, как все наемники, становились друзьями их друзей и врагами их могущественных врагов, и с этим ничего нельзя уже было поделать.

Я шел впереди.

Народу было немного.

Я был виден издалека, наблюдаем, просматриваем…

Кутузовский проспект по-прежнему пользовался вниманием спецслужб, еще с того времени, как превратился в главную правительственную трассу. Каждый пятачок асфальта, каждый перекресток тут держался под контролем, проверялся, а может, и простреливался.

Я постоял на остановке, подождал Петра.

Он все понял. Замедлил шаг, достал сигарету, подошел прикурить.

– Я пойду один. Понаблюдай за подъездом. Перед тем как подняться, позвони по мобилю…

Подъезд бывшего генеральского дома пребывал в запустении. В ночное время его использовали для ночлега вокзальные бомжи и пьяницы. Тут стоял застоявшийся запах мочи, к которому в иных подъездах и лифтах уже притерпелись.

Я нажал на кнопку домофона. Подождал.

Марина не ответила. Возможно, планы ее изменились.

Она не смогла об этом сообщить.

Я мог уходить.

Тем не менее я предпочел во всем убедиться.

У меня был ключ, которым я пользовался в день, когда Яцен приезжал на Кутузовский, чтобы переписать свою расписку. Я не вернул его тогда. Теперь он пригодился. Я открыл дверь. Прошел в лифт. Старенький, раскачивающийся, он вез меня долго, покряхтывая, стуча на этажах, без всякой уверенности в благополучном исходе.

Дверь в квартиру Марины была металлической, я обратил на нее внимание еще когда приехал впервые – фирменная, с итальянским и финским замками.

Такое вот сочетание…

Я оставил лифт открытым, чтобы в любой момент им воспользоваться…

Позвонил. Никто не ответил.

Без надежды я попробовал повернуть ручку.

К удивлению моему, она не была закреплена. Засов подался в сторону. Наружная металлическая дверь плавно открылась. За ней была вторая – та, что существовала тут с самого начала. Ее навесили, должно быть, еще полвека назад.

«Марина наверняка бы закрыла за собой дверь! Последними уходили чужие!»

В секунду я выдернул «Макаров», передернул затвор.

Я уже догадался, что меня ждет внутри…

С силой ногой ударил во вторую дверь. Она открылась.

Прихожая не была освещена, но в нее попадал одновременно свет с лестничной площадки и кухни. Никого внутри я не увидел.

Направляя ствол то в одну, то в другую сторону, я сделал шаг внутрь, левой рукой не глядя нашарил выключатель.

В этот стремный момент я был открытой мишенью!

Свет вспыхнул.

Дверь в гостиную была открыта.

Сначала я увидел поваленный стул. Потом…

Марина лежала в зале на ковре.

В нее стреляли с близкого расстояния. В грудь. Кофточка была в крови. Контрольный выстрел был произведен в висок.

Она была мертва.

Трупное охлаждение уже началось.

Сбоку был брошен «Макаров».

Те, кто побывал тут недавно, спешили скрыться.

Об этом свидетельствовала дверь, которую они не стали за собой закрывать.

Я подошел к телефону, не вынимая из кармана руки, через подкладку пиджака захватил телефонную трубку, набрал 02:

– Женщина убита в своей квартире… Кутузовский… дом… квартира…

– Кто звонит?..

– Я случайно вошел. Дверь оказалась открытой. Я ничего не видел. Все. Мне надо идти. Я еще позвоню.

Я бросил трубку.

На Кутузовском менты реагировали мгновенно. Я не хотел, чтобы меня тут застали.

Уходя, я бросил взгляд вокруг.

Преступники повыбрасывали все вещи из всех шкафов…

«А теперь – ноги!»

Больной старенький лифт, ожидая меня, немного набрался сил, вниз он двигался заметно бодрее.

Мы с Петром только еще отходили от дома, а машина «Скорой помощи», а за ней и милиции уже разворачивались на красном светофоре.. За ними шел реанимобиль и другая оперативная машина…

Замешкайся я еще чуть-чуть, и меня бы застали на месте!

Назавтра об этом бы сообщил любимый «Городской комсомолец»!

«Ноги!» – безотчетно повторял я себе.

Оставаться в машине и вести наблюдение за происходящим было заманчиво, но опасно.

К дому подъехало еще несколько машин. Появились люди в штатском. Похоже, ожидалось прибытие большого начальства.

Мимо нас прошел «топтун», рысьими глазками скользнул по номерному знаку.

– Поезди, – предложил я Петру, вылезая из машины. – Через полчаса приедешь за мной…

Вдоль тротуара, по другую сторону дома, у машин «Скорой» уже собирались любопытные граждане.

Их сбивчивый шепоток означал, что случившееся в доме больше не является для всех тайной… Общее мнение было: заказное убийство. «Глас народа – глас Божий!»

– Уже на Кутузовском стреляют, падлы… – Старичок в спортивном костюме из чесучи был крайне недоволен последним обстоятельством. Жители привилегированного района не хотели расставаться с иллюзией собственной безопасности.

Мы встретились с ним глазами. Он прочитал мой немой вопрос.

– Женщину убили! Молодая, симпатичная… В своей квартире прикончили, падлы. Среди бела дня!

– Ее вынесли?

У меня была тайная надежда на то, что я ошибся и Марина жива…

– Нет еще. Почему-то не увозят!..

Тому могли быть причины весьма прозаические.

Бывало, милиция требовала увезти труп в морг, а «скорая» отказывалась. Перевозкой трупов занимались другие…

В данном случае, когда ждали начальство, место происшествия стремились сохранить в неприкосновенности.

Я вернулся к машине. Петр уже ждал.

– Поедем. Покатаемся…

Мы поехали мимо Поклонной и вернулись. Петр еще не мог никак прийти в себя.

– Останови…

Я собирался звонить в квартиру, где только что произошло убийство, и первое, что милиция наверняка сделала, – это поставила телефон на кнопку.

«Ни один телефон-автомат проспекта не гарантирует того, что тебя не возьмут сразу после того, как ты положишь трубку…»

Преступление такого рода на Кутузовском проспекте в Москве рассматривалось всегда как преступление, вызывающее общественный резонанс. Они автоматически ставились на контроль МВД РФ и надолго становились головной болью глав МУРа и ГУВД.

Как оно портило жизнь сотрудникам внизу, на земле, лучше и не говорить.

Петр погнал, не разбирая улиц, куда-то в сторону Студенческой.

Наконец я рискнул.

– Давай!

Телефон-автомат стоял в достаточно захолустном месте.

Сбоку на другой стороне виднелся киоск со спиртным.

Автомат был ржавый, изрядно покореженный. Я набрал номер.

«Есть!»

Трубку сняли. Мужской голос!

Я бросил жетон. Для верности долбанул еще кулаком точно посередке корпуса.

– Извините, можно врача скорой помощи…

Секундная пауза.

– Он подойти не может…

«Ясно! Марины нет в живых! Врача нет!»

– А кто его спрашивает? – спросил мент.

– Из Первой Градской… Мы его ждем.

Было слышно, как он повторяет кому-то: «Врача… Из Первой Градской…» И сразу другой – энергичный голос, привыкший командовать: «Тяни время…»

– Извините. – Мент стал необычайно вежлив. – Если вы можете, подождите пару минут. Доктор хочет вам что-то передать о лекарстве, которое следует срочно доставить…

Я знал эти игры.

Я правильно набрал номер. Хотя с этим нынешним бардаком может быть все, что угодно!

Я еще раз врезал по ящику. Вскочил в машину.

Петр район этот знал неплохо. Подъехал к метро, погнал назад к Студенческой улице.

Мы вернулись на ту же улицу с другой стороны. У киоска с сигаретами припарковались.

Я вышел, купил блок «Кэмела».

Телефон-автомат, из которого я только что звонил, был занят двумя бакланистого вида парнями. Сбоку их ждала девица.

Я успел еще закурить.

Дальше все произошло как в детективном сериале…

Две «девятки», проносившиеся мимо, внезапно резко затормозили, раскрыв на ходу дверцы и выбросив сидевших внутри.

Это был ОМОН.

Парни у телефона-автомата уже падали на мостовую, а потом, словно в замедленной съемке, взлетали с асфальта, устремлялись к машинам омоновцев, еще в полете расставляя руки, чтобы положить их на кузов…

Через пару минут их всех увезли…

Менты взялись за дело серьезно.

У себя в офисе я достал черновик.

Тут был записано имя-отчество и номер телефона соседки, от которой мне звонила Марина.

Соседка могла ожидать моего звонка.

При розыске преступника по горячим следам обычно происходил тотальный опрос всех проживавших в доме. В огромный бредень, который спешила забросить милиция, могла попасть и золотая рыбка.

«Не исключено, что с соседкой уже говорили…»

Милиция могла уже знать, что перед гибелью Марина позвонила некоему Саше, для чего перешла в чужую квартиру!

«Назначила свидание на тот самый час, когда совершено преступление!..»

Меня могли уже искать!

Все же я набрал ее номер.

Наш аппарат был абсолютно защищен.

– Алло… – Голос был надтреснутый. Немолодой. В нем звучал осторожный вопрос.

– Добрый вечер. Серафима Александровна?

– Да.

– Меня зовут Саша. Сегодня я разговаривал с Мариной. Она мне звонила от вас. Вы уже знаете, что с ней произошло…

– Это какой-то ужас… Даже не верится.

Мы помолчали.

Оперативная группа могла ее проинструктировать на случай моего звонка. Оперативники могли сидеть сейчас в ее квартире и на месте подсказывать соседке варианты вопросов и ответов.

В любом случае разговор мог записываться.

Я продолжил:

– Марина догадывалась об опасности. Я частный детектив. Она обратилась ко мне за помощью… Я должен с вами поговорить…

– Вы хотите заехать?

– Да. Если можно…

Если в ее квартире были менты, они, скорее всего, должны были предложить мне приехать прямо

сейчас.

Никто из моих бывших коллег не отложил бы задержание преступника даже на час! К чему рисковать?!

Ответ прозвучал неуверенно.

Это был хороший признак.

– Я готова встретиться в любой другой день. Только не сегодня. Сами понимаете.

Было достаточно поздно.

Рэмбо связывался с МУРом.

Мы с Петром ждали в его кабинете на третьем этаже бывшего дома культуры «Созидатель», в котором размещалась охранно-сыскная ассоциация.

Кроме нас, девушки-секретаря в приемной и секьюрити за тремя дверями, в помещении никого больше не

было.