Текст книги "Львов под русской властью. 1914–1915"

Вначале казалось, что помощь, оказываемая широким слоям населения, захваченного врасплох войной, будет делом временным, что многие люди за несколько месяцев найдут для себя какие-то средства существования и получателями благотворительной помощи останутся только женщины, старики и дети. Однако, несмотря на истечение полугода, несмотря на постоянный недостаток работников во всех почти предприятиях, несмотря на выплату почти миллиона крон чиновникам – количество выдаваемых населению бесплатных обедов возрастало, и в феврале 1915 года достигло 50 тысяч в день. Подобным образом возрастала и раздача продуктов. В феврале были выданы по квитанциям продукты для 20 тысяч семей, что составляло более 100 тысяч человек.

В течение февраля городскими столовыми было выдано 1 223 572 бесплатных обеда и 58 716 платных. Городской продовольственный комитет отпустил в феврале для львовских дешевых столовых хлеба – 248 880 кг, картофеля – 75 800 кг, пшеничной муки – 30080 кг, гречневой крупы – 25 280 кг, гороха – 20 401 кг, проса – 19 980 кг, сала – 4 364 кг, сахара – 3 204 кг, соли – 5 136 кг, чая – 66 кг. Всего в течение февраля городским столовым было выдано около 44 вагонов продуктов.

Из средств, предоставленных городу Львову военным генерал-губернатором Галиции, за время с 7-го по 26 января было отпущено неимущему населению города 297 364 кг муки, 87909 кг крупы, 87 059 кг сахара, 49 469 кг соли и около 3 000 пачек кофейных консервов.

В феврале для бесплатной раздачи продуктов неимущему населения города Львова было выдано 24 382 талона, по которым городскими магазинами было отпущено 25 4 508 кг муки, 75 199 кг крупы (отчасти проса), 74 839 кг сахара, 45 038 кг соли.

В начале марта состоялось заседание городского продовольственного комитета под председательством генерала барона Кнорринга. В заседании принял участие градоначальник полковник Скалон. От имени города присутствовали Шталь, Шлейхер, Шандровский и Павловский, также присутствовали представители “Русского Народного Совета” и польского общества. Был заслушан доклад д-ра Шлейхера по делу снабжения города пищевыми продуктами, причем было отмечено, что продовольственный комитет обратился к генерал-губернатору с прошением предоставить городу 200 вагонов в месяц исключительно для целей снабжения города пищевыми продуктами. Был обсужден вопрос о повышении цен на мясо, после чего постановили оставить прежние цены, а одновременно заняться поставкой и продажей мяса за счет города. С этой целью постановили открыть городские мясные лавки. Таким образом городской продовольственный комитет был намерен урегулировать цены на мясо на львовских рынках и повлиять на их понижение.

На заседании городского продовольственного комитета 31 марта рассматривался вопрос об открытии в скором времени городской молочной фермы с целью борьбы с недоброкачественностью молока и поднятием цен на этот продукт.

Во время седьмой по счету, апрельской, бесплатной раздачи продуктов бедным семьям, талоны получили 25 718 семей. По этим талонам было выдано следующее количество продуктов: муки – 270 460 кг, крупы – 80 263 кг, сахара – 79 515 кг, соли – 46 798 кг.

Если для людей интеллигентных профессий проблема найти работу по специальности сохранялась, то для пролетариата такой проблемы не было. Для проведения земляных работ требовались тысячи работников. В апреле 1915 года публиковалось объявление:

«Работу найдут несколько тысяч рабочих и работниц на земляных работах. Плата в день 2 рубля».

Чтобы представить себе, что можно было тогда купить за эти деньги, приведем отдельные пункты из “максимального тарифа”, т. е. перечня максимально допустимых цен на продукты, который был утвержден львовским магистратом 16 (29) мая 1915 года:

Как уже упоминалось, “максимальный тариф” был введен для того, чтобы торговцы, одолеваемые жаждой наживы, не поднимали цены на продовольствие и предметы первой необходимости до уровня, недоступного основной массе населения.

Кстати, такому же стремлению к наживе оказались подвержены и владельцы аптек.

Поэтому, ввиду усилившихся жалоб на самовольное повышение владельцами некоторых львовских аптек цен на медикаменты, градоначальство издало в мае распоряжение, предписывающее, что «виновные в таком повышении аптекарских цен будут подвергаться наказанию в административном порядке наравне с торговцами, повышающими цены на предметы первой необходимости».

Несмотря на потребность в рабочих руках и, следовательно, на возможность заработка, количество посетителей дешевых столовых существенно не уменьшалось. В апреле количество этих столовых достигло максимума – 78. Ежедневно в среднем в них питалось около 46 тысяч человек, то есть четвертая часть тогдашнего населения Львова.

Будучи, безусловно, спасением для оказавшихся в бедственном положении людей, бесплатная раздача продуктов имела, однако, то отрицательное последствие, что пробуждала у многих отвращение к труду и дикие инстинкты. Их проявлением стало нападение 14 апреля толпы с криками, проклятиями и руганью по адресу своих благодетелей, на городские продовольственные магазины около Доминиканского костела и на Замарстынове. Были украдены товары и кроме того кассовая наличность.

Также обнаружились случаи злоупотреблений общественной благотворительностью, выразившихся в получении даровых обедов и денежной помощи лицами, сообщившими неверные сведения о своем материальном положении или вполне трудоспособными, но уклоняющимися от работы. В виду этого состоящая при магистрате продовольственная комиссия 3 (16) апреля постановила:

«1) сократить количество отпускаемых даровых обедов, провианта и денежных пособий;

2) лицам бедным и к труду неспособным выдавать даровые обеды и даровую провизию лишь по представлению ими удостоверений Комитетов попечения о бедных о их имущественной несостоятельности и неспособности к труду, при условии представления этих удостоверений до 17 го сего апреля;

3) лицам мужского пола здоровым, трудоспособным и не обремененным большой семьей даровую раздачу обедов и денежную помощь вовсе прекратить и

4) раздачу даровых обедов и провианта на указанных выше условиях начать с 1 го мая месяца нового стиля».

Если зимой количество выдаваемых бесплатных обедов достигало 50 тысяч в день, то в мае в связи с привлечением людей на работы и, следовательно, сокращением числа нуждающихся, а также с более тщательным подходом к отбору людей, имеющих право на получение таких обедов, это количество уменьшилось до 35 тысяч в день. Также, если до мая продовольственным отделением Львовского магистрата еженедельно выдавалось по 2 000 рублей пособия для нужд городских столовых, то в мае в связи с теми же причинами, это пособие было сокращено до 1 250 рублей в неделю.

В марте 1915 года исполнилось полгода со времени организации Главного Краевого Благотворительного Комитета (ГКБК), который был образован 15 (28) сентября 1914 года во Львове под председательством графа В.А. Бобринского с целью оказания помощи пострадавшему от войны населению Галиции. За это время во всех уездах края были организованы уездные отделения комитета, в состав которых, кроме представителей русской власти, входили местные деятели, хорошо знавшие состояние отдельных уездов. При содействии уездных комитетов, командированные Главным Комитетом уездные организаторы собирали сведения относительно степени разорения и нужд отдельных уездов и представляли свои доклады в ГКБК, который, принимая в соображение все собранные данные, распределял и доставлял в разоренные военными действиями местности продовольственные припасы. Обыкновенно, кроме муки, крупы, сухарей и других припасов, ГКБК выделял уездным комитетам также определенные суммы денег. Присланные припасы и деньги распределялись уездными комитетами по селам, в которых местные сельские комитеты раздавали продукты и деньги нуждающимся.

В ГКБК работал штат служащих в составе 8 конторщиков, 25 лиц для доставки вагонов в разоренные местности и 20 организаторов. Продовольственные склады ГКБК располагались во Львове, Бродах и Подволочиске.

За полугодие с 16 (29) сентября 1914 года по 21 марта (3 апреля) 1915-го денежный приход ГКБК составил 412 565 рублей. Из этой суммы 314 135 руб. поступили от генерал-губернатора, 12 000 руб. от министерства иностранных дел; частные пожертвования составили 52 066 руб. Израсходовано было 408 977 руб., из которых 153 721 руб. отпущено уездным комитетам и уполномоченным, 69 302 руб. израсходовано на покупку продуктов, 49 415 руб. выдано нуждающимся по непосредственному распоряжению ГКБК. 11 400 руб. – на общественные лавки, 28 533 руб. – для приютов и отправки сирот в Россию.

Кроме денежных средств ГКБК получал и распределял продукты в натуре. Среди прочего было закуплено только в Киеве и доставлено во Львов 242 вагона муки.

Для нужд Западной Галиции Главным Краевым Благотворительным Комитетом было отпущено 67 500 рублей и 82 вагона муки. Помощь эта была оказана Комитетом в уездах со смешанным населением в Западной Галиции без различия национальности и вероисповедания.

Кроме этой помощи, оказанной русским правительством и частными лицами бедствующему населению Галиции, отдельно осуществлялось оказание продовольственной помощи населению города Львова, где действовал городской продовольственный комитет. Помощь городу Львову в два раза превзошла размеры помощи, оказанной остальной Галиции.

Также в Галиции действовал с разрешения военного генерал-губернатора польский, так называемый “ратунковый” (спасательный) комитет, призванный оказывать помощь исключительно пострадавшему от войны польскому населению. Согласно опубликованному в марте 1915 года отчету о своей деятельности, в распоряжении этого комитета находилось 152 934 рубля. Из этой суммы 65 000 руб. было отпущено русским правительством. Городскими благотворительными комитетами в городах Москве, Киеве, Варшаве, Вильне и Умани было пожертвовано 70 000 рублей. Частных пожертвований поступило на 179 34 рубля.

Долгие годы населению Галиции внушалось в школе, с амвона, со страниц печати и литературных произведений, что каждый русский это полудикий варвар, который тем только и живет, что убивает, вешает и сажает в тюрьмы культурных людей.

И вот вспыхнула не печатная и словесная, а настоящая кровавая война. Во Львов вступили русские войска, а затем прибыла русская власть во главе с генерал-губернатором. И в числе первых дел этих “варваров” было основание Краевого Благотворительного Комитета для оказания помощи местному голодающему населению.

Когда австрийское правительство не сочло нужным выплатить своим чиновникам полагающееся им жалование, русские расходовали для прокормления семей этих чиновников сотни тысяч рублей.

Десятки тысяч пудов продовольственных припасов русские высылали в провинцию, где оказывали помощь бедствующему населению, не разделяя его по национальности и вероисповеданию.

И заметим, что эти русские “варвары” тратили все эти громадные средства для прокормления семей тех людей, которые сражались против русских в рядах австрийской армии или в добровольческих легионах.

Глава 7
Взаимоотношения с местным населением. Обращение с пленными

Русские войска вступали в Галицию не как на вражескую территорию, а как на древнюю русскую землю, находившуюся прежде во владении древнерусских князей из династии Рюриковичей. Однако уже более пятисот лет земли Червонной Руси пребывали под иноземным владычеством – с XIV века – польским, а с 1772 года – австрийским.

Кстати, австрийцы дали присоединенной в 1772 году территории, принадлежавшей до прихода поляков Галицко-Волынскому княжеству, официальное название Koenigreich Galizien und Lodomerien – Королевство Галиции и Лодомерии (Лодомерия – искаженное Владимирия, т. е. Волынь). Отсюда и происходил польский термин Galicja. Также и в России утвердилось название “Галиция”. Однако сами русские галичане полагали, что правильно их землю следует именовать “Галичина”, так как название это происходит от названия города Галич, и иногда при публикации издаваемых русскими властями документов или при перепечатке материалов из российских газет заменяли термин “Галиция” термином “Галичина”. Но по существу оба эти термина имеют одинаковое значение.

(Также имелись различия в наименовании некоторых населенных пунктов Галиции. В России населенные пункты Галиции именовались соответственно официальным польским названиям. Например, по-польски город назывался Tarnopol, и по-русски – Тарнополь, в то же время по галицко-русски название этого города писалось как Тернополь. Подобным образом одновременно существовали названия: Злочев и Золочев, Гродек и Городок, Трембовля и Теребовля, и др.).

За столетия польского господства на землях Червонной Руси обосновалось многочисленное польское население, привыкшее считать эти земли своими. Также во владениях польских королей нашло пристанище большое число евреев. Уже в не столь давние времена, во второй половине XIX века, в среде самих галицких русинов стало развиваться движение украинофилов, которому австро-польскими властями Галиции была придана антирусская направленность. Таким образом, в начале ХХ века исторически русская Червонная Русь, а фактически австро-польская Галиция представляла собой территорию, населенную представителями разных народов, между которыми существовали весьма непростые отношения. А коренной народ – галицкие русины – был разделен на враждующие группы – русскую и украинскую.

По данным переписи 1910 года в Восточной Галиции (к востоку от реки Сан) 60,4 % населения составляли русины (в австрийской терминологии – “рутены”) и 38,1 % – поляки. Это касается национальной, а точнее языковой принадлежности, так как в Австро-Венгрии национальность определялась по разговорному языку. При этом еврейский язык не включался в число так называемых краевых языков, официально признанных в Австро-Венгрии и, следовательно, евреи в качестве отдельной национальности не выделялись, а приписывались к другим национальностям, проживающим в данной местности. Евреи, однако, учитывались как религиозная группа, и в отношении вероисповедания население Восточной Галиции распределялось следующим образом: униатов (греко-католиков) – 61,1 %, католиков – 23,7 %, иудеев – 12,5 %.

Если в общей численности населения Восточной Галиции преобладали русины, то в численности населения городов первое место занимали, как правило, или поляки, например, во Львове – 51,2 % (евреи – 27,8 %, русины – 19,1 %), в Самборе – 54,7 %, в Збараже – 40,9 %, или евреи, например, в Тарнополе – 41,3 %, в Станиславове – 45,6 %, в Дрогобыче – 44,2 %, в Бродах – 67,5 %, в Бучаче – 54,4 %.

Очевидно, что у поляков, занимавших в Галиции господствующее положение, и у евреев, пользовавшихся в Австро-Венгрии в отличие от их соплеменников в России, полным равноправием, не было оснований приветствовать приход русских войск.

Генерал Брусилов так характеризовал настроения жителей Львова во время сражения на Гродекских позициях, когда решалась участь города – удержат его русские или вернутся австрийцы:

«Во время этого жестокого трехдневного сражения жители города Львова, в особенности поляки и евреи, чрезвычайно волновались мыслью о том, в чьи руки они попадут, то есть останутся ли у нас или вновь придут австрийцы. Воззвание Верховного Главнокомандующего к полякам тут еще не было известно, и они, а тем более евреи, которые у нас находились в угнетенном положении, а в Австрии пользовались всеми правами граждан, нетерпеливо ждали, что нас разобьют, тем более что австрийское начальство объявило им, что они обязательно на днях вернутся назад. Русины, естественно, были на нашей стороне, кроме партии так называемых мазепинцев, выставивших против нас несколько легионов».

(В изданном в начале войны воззвании Верховного главнокомандующего к полякам, о котором упоминает А.А. Брусилов, говорилось о воссоздании Польши под скипетром русского царя. Под скипетром этим воссоединится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении.)

Со своей стороны генерал Брусилов требовал от всех жителей одного условия: сидеть спокойно на месте, выполнять все требования военного начальства и жить возможно более мирно и спокойно. Генерал заверял, что русские войска мирных жителей трогать не будут; за все, что будет браться у жителей в случае необходимости, будет немедленно уплачиваться русскими деньгами по установленному курсу, однако предупреждал, что те, которые будут уличены в сношениях с австрийцами или будут выказывать враждебность к русским войскам, будут немедленно предаваться военно-полевому суду.

В начале 1915 года член Государственной Думы М.В. Караулов, побывавший в Галиции, так рассказывал в газете “Биржевые Ведомости” об отношении к русским галицких поляков и евреев:

«Правда, польские паны и значительная часть еврейства видели в русских своих врагов: одни, опасаясь потерять свое господствующее положение в стране, еще доныне живущей старым крепостническим строем, а другие – не желая из полноправных граждан превратиться в бесправных обывателей 2-го разряда. Правда, косо смотрела на появление “москалей” и польская интеллигенция, воспитанная на картинах повстанческих эпох. […]…

Однако, и со стороны польских помещиков, ксендзов, учителей, нам зачастую приходилось встречать такое радушное отношение, что дай Бог его найти и в России. Что же касается до хлопов (крестьян поляков), то их отношения к русским войскам не оставляли желать лучшего. Конечно, были и исключения, но, как всем известно, исключением только подтверждается наличность правила…».

Польский автор, который в Вене во время войны, следовательно, под австрийской цензурой, издал свой рассказ о жизни Львова, занятого русскими войсками, следующим образом описывал отношения между русскими, пришедшими в Галицию, и простыми галицкими жителями, как русинами, так и поляками.

В целом отношение гражданского населения к военным спокойное. Люди интеллигентные избегают по возможности контактов с военными.

«Совершенно иначе представляется отношение пролетариата к солдатам, тут уже наладились хорошие отношения, в особенности среди русинов. Можно видеть на улицах солдат с рабочими в совершенно приятельской беседе, а в квартирах подвальных, занимаемых преимущественно домовыми церберами, можно часто встретить целые компании солдат в самых дружеских отношениях за чаркой водки, приготовленной из спирта денатурата. Вечером перед воротами домов русские солдаты нежно воркуют со служанками, достойно заменяя наших кавалеров.

Уже сыграно несколько свадеб русских с нашими девчатами, а обручений никто и не сосчитает. Русские, в особенности те, которые находятся во Львове дольше, а именно железнодорожные и почтовые служащие, жандармы и городовые, очень хвалят город и красоту девушек».

Другой польский автор, находившийся в занятом русскими войсками Львове, Ю. Бялыня-Холодецкий, отмечал следующие факты:

«Вообще к бедным и малоимущим относились русские солдаты по человечески. На протяжении всего времени своего пребывания во Львове охотно раздавали из своих котлов горячий суп в кастрюльки, приносимые бедной детворой».

Учитывая трудное материальное положение многих жителей Львова, которые не имели возможности платить за жилье, русские власти уже в сентябре 1914 года запретили домовладельцам, пока длится война, выселять жильцов из квартир под любым предлогом, даже по решению суда. Однако некоторые домовладельцы, желая избавиться от неплатежеспособных жильцов, прибегали к иным методам, например, в холодную пору снимали в их квартирах оконные рамы. В таких случаях органы власти защищали интересы жильцов.

«Вообще органы российских властей, в случае действительных злоупотреблений, поступали с виновными весьма решительно. Когда еврейка, владелица дома на улице Замарстыновской, желая выбросить из квартиры старушку с двумя внучатами, отец которых ушел на войну, велела снять окна, распорядился пристав вернуть жильцов обратно, а еврейке заявил, чтобы та, под угрозой серьезных наказаний, отапливала старушке квартиру и давала в день полтинник на питание, а когда отец внучат вернется с войны, рассчиталась с ним по долгам».

Едва ли можно удивляться тому, если у вышеупомянутой еврейки пребывание русских войск во Львове не оставило хороших воспоминаний. Но у простых людей в Галиции, и горожан, и селян, не было оснований нарекать на русскую власть.

Находясь в апреле 1915 года в Петрограде, военный генерал-губернатор Галиции граф Г.А. Бобринский в беседе с корреспондентом газеты “Русское Слово” подробно высказался о задачах управления в Галиции, а также об отношениях различных национальных групп к русским властям. Этот материал был перепечатан львовской газетой “Прикарпатская Русь”.

«Я поставил себе, в качестве военного генерал губернатора Галичины, – сказал граф Бобринский, – задачу двоякого рода. В мою обязанность входит обеспечение наших войск в пределах вверенного мне генерал губернаторства всеми необходимыми продовольственными продуктами, и, кроме того, я должен сохранить в крае такие условия, при которых наши войска могли бы спокойно драться, имея за собой спокойный тыл.

Руководясь полученными мною инструкциями, я поставил своей задачей в области гражданского управления краем сохранение всех тех австрийских установлений, которые могут продолжать свою деятельность без ущерба для наших интересов. Введение русских установлений, в какой бы то ни было области не должно создавать ломки установившихся жизненных установлений края и должно покоиться на безусловном признании с нашей стороны многообразных интересов Галичины, ее жизни и быта. Я сказал бы, что мы сохраним все то, что было, если это только не принесет явного вреда нашим интересам.

Переходя к некоторым конкретным сторонам моей деятельности в Галичине, я должен указать на то, что самым главным для нас затруднением, часто мешающим введению в жизнь принятых нами мер, является многоплеменность галицкого населения. Ведь в Галичине борются и враждуют между собою четыре партии или группы: русско галицкая, польская, “украинская” и еврейская. При этом необходимо заметить, что мы имеем дело и с различиями в религиозном отношении.

В Галичине живут католики, православные, униаты и евреи. Я должен категорически заявить, что по отношению к русским властям поведение всех галицких национальных групп, кроме некоторой части “украинской” интеллигенции, безусловно, корректно. Ни о каких выступлениях против нас говорить не приходится. В частности, что касается польского населения, то все поляки австрофилы ушли вместе с австрийскими войсками. Оставшиеся поляки принадлежат или к нашим доброжелателям, или к числу колеблющихся. Я понимаю, что у австрийских поляков до сих пор не было особых причин относиться к нам с любовью, но во имя лелеемого ими идеала единой Польши ряды колеблющихся постепенно тают, и увеличивается число тех, кто связывает будущее возрождение Польши с судьбой России».

Польские авторы отмечали, что у некоторых русских военных проявлялось неприязненное отношение к евреям. К примеру, один из этих авторов, описывая первые дни после вступления русских войск во Львов, упоминает такой эпизод:

«Сразу после моего выхода из дома остановил меня казак около магазина часов, и, указывая на этот магазин, спросил: “Это еврей?” Когда я ответил утвердительно, он махнул рукой и спросил, где находится часовщик католик».

Если первые недели после вступления во Львов русских войск миновали спокойно, то в воскресенье 14 (27) сентября в городе произошли беспорядки, которые сопровождались стрельбой. Началось все с того, что между 2–3 часами пополудни некий вор украл у солдата во время покупок на площади Краковской, кошелек с деньгами. Солдат бросился вдогонку за вором, который скрылся в одном из домов, откуда произвел по преследователю несколько выстрелов из револьвера. Были вызваны войска, и поскольку дело происходило в еврейской части города, поплатиться за случившийся инцидент пришлось евреям, обвиненным в бандитизме и стрельбе по солдатам. По свидетельству очевидцев, евреи стреляли из окон по солдатам, а те, в свою очередь, начали стрелять по окнам домов. В домах проводились обыски в поисках оружия. Множество задержанных евреев было доставлено на Цитадель.

Возникшей суматохой воспользовались злоумышленники. Было разбито несколько еврейских шинков, и уличная голота грабила и забирала бутылки с напитками.

В это же время какие-то евреи стреляли из окон в сторону комендатуры на улице Валовой.

Русские власти немедленно стали принимать меры по недопущению повторения подобных провокаций со стороны населения вообще, а в особенности со стороны населения еврейского. В первую очередь власти потребовали четырех евреев-заложников, и получили их в лице д-ра Хаузнера, Давида Гольдберга, д-ра Ф. Ландау и М. Салата. Был издан приказ незамедлительно замуровать кирпичом подвальные и чердачные окна. Также было дано распоряжение владельцам ресторанов, пивных, винных и продовольственных магазинов в течение трех дней сложить все запасы алкогольных напитков в отдельных помещениях, после чего управление градоначальника опечатало эти помещения.

20 сентября (3 октября) был издан следующий приказ градоначальника:

«Приказ

Градоначальника города Львова

Всем жителям города в случае возникновения каких-либо беспорядков, как это имело место 15 [Так в тексте. – Л.С.] числа текущего месяца принять к исполнению нижеследующее:

1) Во избежание несчастных случаев отнюдь не собираться на улицах и вблизи расположения войск, а немедленно расходиться по домам, прекращая всякое движение по городу.

2) Немедленно закрывать все магазины и торговые заведения, дабы злоумышленники и хулиганы не имели бы возможности в суматохе красть и грабить.

3) Домовладельцам и квартирантам принимать все меры к тому, чтобы в домах и помещениях их не находили бы приют и не скрывались бы подозрительные лица и злоумышленники, для чего ворота усадеб и двери домов немедленно запирать, балконы и окна домов иметь так же закрытыми.

4) Дворникам домов быть с ключами у выходных дверей, дабы открывать их для пропуска живущих в доме и по требованию властей.

Не исполнившие сей приказ будут подвергнуты строгой ответственности.

Г. Львов, 20 сентября 1914 г.

Подлинное подписал

Градоначальник города Львова

Генерал Майор Эйхе».

В тот же день было издано следующее объявление:

«Объявление.

Воспрещается кому бы то ни было в районе Градоначальства проводить всякого рода обыски, выемки, реквизиции и конфискации без разрешения Градоначальства.

Градоначальник г. Львова

подписал Генерал Майор Эйхе».

На следующий день появилось еще одно объявление:

«От Львовского Градоначальника

Объявление.

Произведенным расследованием с точностью установлено, что 14 го сего сентября из домов за № № 9, 11 и 11а по Валовой улице, в городе Львове производилась стрельба.

В виду этого Военный Генерал Губернатор Галиции приказал дома эти подвергнуть секвестру с предоставлением обитателям их месячного срока на выселение. Доходы с указанных выше домов до выселения жителей должны быть вносимы в Градоначальство.

Сентября 21 дня 1914 года

г. Львов».

Конфискованные дома на улице Валовой были собственностью: № 9 – бывшего банка Львовского, находившегося в то время в состоянии ликвидации, № 11 – Берля и Сабины Финклеров, № 11а (13) – адвоката д-ра Юлиана Левина.

После этого случая львовские евреи поняли, что воровать у русских солдат и стрелять по ним не следует, и в дальнейшем ничего подобного во Львове не наблюдалось.

Поэтому, беседуя в апреле 1915 года в Петрограде с корреспондентом газеты “Русское Слово”, военный генерал-губернатор Галиции граф Г.А. Бобринский отмечал:

«Что касается еврейского населения Галичины, то в пределах моего генерал губернаторства их поведение вполне корректно. Я прекрасно понимаю, что нельзя и требовать от галицких евреев, пользующихся у себя на родине полным равноправием, преданности нашим интересам. Вследствие известных причин австрийским евреям трудно отказаться от некоторой внутренней вражды к русским властям, но я еще раз подтверждаю, что в пределах галицкого генерал губернаторства поведение евреев не носит по отношению к нам враждебного характера. […]

Что касается споров о некоторых предполагаемых мерах по отношению к еврейскому населению, я должен сказать, что это пока в области разговоров и до окончания войны никаких мер в этом направлении принято не будет».

В качестве примера одной из таких “предполагаемых мер” можно привести предложение Д.И. Иловайского, опубликованное в российской газете “Кремль”. Говоря о Галичине, автор писал: «Еврейство, пользуясь там полным равноправием, кроме ростовщичества, захватило в свои руки значительную часть землевладений и поработило крестьянство еще более, чем в других частях бывшей Речи Посполитой. […]

Чтобы несколько обезвредить для России галицкое еврейство, для него должна быть во всей строгости сохранена черта оседлости, т. е. галицкая черта, а не западно русская».

Российские евреи, призванные в армию, но не имевшие желания воевать, легко находили общий язык со львовскими евреями, и меняли военную форму на еврейскую одежду, а превратности военной службы на спокойную жизнь в среде своих львовских единоверцев, и даже занимались уже торговлей. Владельцы еврейских бань хвалились, что русское обмундирование есть хорошим топливом для обогрева котлов, потому что бывало так, что в баню входило пять львовских евреев и три солдата, а выходило восемь евреев.

Русские солдаты на площади Краковской во Львове

Казаки на площади Краковской во Львове

И, напоследок, анекдот из газеты “Słowo Polskie” под рубрикой “Юмор варшавский”:

«В кафе разговаривают два еврея:

– Интересно, наступают ли наши?

– А которые это наши?

– Ну, те, которые наступают…».

Завершая свою характеристику отношений различных галицких национальных групп к русским властям, граф Г.А. Бобринский отметил:

«Считаю нужным в заключение указать, что в восточной Галичине постепенно восстанавливаются нормальные отношения, и жизнь начинает входить в свою колею».

В апреле 1915 года Галичину посетил председатель Государственной Думы М.В. Родзянко, который после возвращения в Россию, в беседе с сотрудником газеты “Южная Копейка” сообщил следующее:

«Я пробыл в Галичине две недели, побывал во Львове, Перемышле и других занятых нами пунктах и могу с уверенностью сказать, что взаимоотношения русской администрации и коренного населения Галичины – этих новых русских граждан – не оставляет желать ничего лучшего.