Текст книги "Постижение. В Гомеры – поздно, а в Орфеи – рано"

– ТРЕТИЙ ПАМЯТНЫЙ ПЕРИОД
«От сотрясения до осознания – 1998—2017»

ДУШИ ЗЫБКИХ ПЕСКОВ

«Только змеи сбрасывают кожи…»

(Н. Гумилёв)

День прошёл и сброшены костюмы,

И душа стареет и растёт.

Мы – навеянные ветром дюны,

Зыбкие пески на тонкий лёд.

Изуродованной лапой память

Превратила бытие в узду.

Кто в нас, скачущих навстречу лбами,

Прежде жил в неслыханном году?

Может быть, зависимые тени,

В обществе искавшие угла,

Скромные в молчанье не от лени,

У кого дорога не легла.

Втоптанный в тропу ногой цветочек —

Самый больно ценный талисман.

Многоточье. В прошлом нету точек.

Не узнать себя – разлить обман.

Может, лиры недр голубоглазых,

У кого в ветрах подруга-жизнь,

Мир – ковром царям с богами сразу,

Коль поделят рифмы без межи.

Может быть, других, узнав, полюбим,

Снайперов и капитанов шхун.

Облака от зависти, как люди,

Слёзы растеряют наверху.

Выпивали капитаны жизни

Прочих континентов, как вино.

После, справив по свободе тризну,

Свято ждали боя, лишь одно.

Муки голода и сон тревожный,

Путь без света, жажда не воды,

И на сердце шрамы видеть можно,

Как медали, ордена, кресты.

Мы же – скоморохи белой грусти,

Злые, бесконтрольные шуты —

Всё ревнуем бесталанных пусто

За залапанность своей мечты.

Ежедневны, как учёны мужи,

На костре до тех далёких дней,

Храм когда, которому мы служим,

Станет нерушимым для людей.

На парад построятся планеты,

Лунных яблок грежу урожай,

Чем страшнее будет прорва света,

Тем о нас и память хороша.

Следующий просит: кто мы были?

Выдумает, не читая нас.

Лица скрыты – путники из были —

Львы, орлы и волки лучших рас.

Мы бы закричали… В небе голом

Пара точек. Некому помочь.

Сброшены костюмы. Вечер долог.

Ветер души сдул, как дюны в ночь.

5.12.98.

НАРЦИСС

Начало ль верх? Конец ли точно низ?

Тот прав ли, жизни ради кто остался?

Стоящий нервно над водой Нарцисс,

Собой в зеркальной глади любовался.

Он изощрял круженье головы

И аромат струил – манящ и тонок.

И поощрял его всегда, увы,

Ветр, явно полный сил, без бурь и стонов.

Он протянул бы руки до воды,

Сей жадный цвет, зовущийся Нарциссом,

И встрепенул плакучие ряды

К забвенью лет ив, да и кипарисов.

Он не предвидел окончанья сна,

Большой любви к себе с концом цветенья,

Ведь жизнь – это не вечная весна.

Опавший берег – прихоть Провиденья.

28.02.99.

ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ

Как поворот планеты точен —

Не прихоть, не добро, не зло.

Господство вновь полярной ночи

На нас величьем снизошло.

О, долгий яркий день, он прожит,

Он в памяти на целый год.

Ночь опыт жизни приумножит,

А после – всё наоборот.

По льду теперь когтями долго

Скрести, чтоб мха клочок найти.

Но ночь полярная для волка —

Зима всего лишь, стужь в пути.

Не первый раз блестят сполохи,

Сдвигая слабаков умы.

Но и предчувствия неплохи,

Сиянье ждёт в конце зимы.

В тот день, когда олени ягель

Под соль с камней начнут сжирать,

Мы шерсть свою в снегу, как флаги

На солнце сможем отстирать.

Она с отливом заискрится.

На лапах раны зарастут.

И стая клином, словно птицы,

Вонзится в мир, не чуя кнут.

Верны планеты повороты,

Всегда полярны ночь и день.

Когда по льду – не ищем брода,

И в день предпочитаем тень.

Звезда полярная в зените!

Есть общий интерес и свой.

Ночь не страшна голодной свите,

Об этом торжествует вой.

18.03.99.

ВЕСНА СВЯЩЕННАЯ

С потускневшей и пегой земли воды ливней несвежих,

Не стесняясь, убрали тропинки прошедшей зимы.

Не хрустят уж теперь при ходьбе полы белой одежды,

И одежду сменили и что под одеждою мы.

Если в книгах искать, это старый и верный обычай

Из язычества родом. Но что не оттуда, скажи?

Как приходит весна, обходиться без жертв неприлично.

Ну, а после и идолов следом в костёр уложи.

Нестареющий праздник ушедших и снега, и чуда —

Вереницы костров и шаманские «па-де-труа».

В этот миг может рак отступить и не тронет простуда —

Неприятная, но столь привычная людям пора.

Место встречи меняют и полностью переезжают,

В чащу носят дары и венки заплетают лозе.

Кто умеет – рожают, кто нет – лишь других обижают,

И стараются выкупать милого в первой грозе.

Все, что вспомнил сегодня, исконное, не наносное,

Не придумано позже и сложено в строгий канон —

И зовётся веками старейшим Священной Весною,

И уж точно, что не подлежит обсужденью в ООН.

Вновь голодные птицы и пепел костров ритуальный

Расписали собой небо мая и души людей.

Смена быстрая идолов для христиан – аморальна,

Только и аморально вдвойне их на вечных радеть.

Не догнавший любовь вслед швыряет ей острые камни,

А она так шустра у костра, не теряя надежд.

И как будто я там уже был не однажды и каюсь

На языческом форуме памяти белых одежд.

Я сегодня проснулся в том времени диком и странном,

Но не взял ничего, кроме ужаса яви из сна.

И пускай мне докажут теперь же старейший с шаманом

Правоту дежавю и насколько священна весна.

25.05.99.

БУЛЬВАРНЫЕ ТРОПКИ

Бульвар – есть настроение осеннее.

Нарушишь – не к добру, как погляжу.

Давно не сиживал я у Есенина,

К Высоцкому совсем не захожу.

Когда листву пронзают стрелы острые

И жгут, и изменяют мысли ход,

Под всяку влагу проповеди постные

Не достигают глубины щедрот.

На всё готов, но ничего не сбудется.

Разогнан воздух, но собрался вновь.

Кто переест, кто от жары простудится…

А может, просто вермут хлынул в кровь.

Разрывы пробок, как Полтавы пушки нам!

Всех чистим, о спасенье не скорбя.

И не мертвит тень памятника Пушкина,

Лояльного к бесстыжим голубям.

Любим ли ты, или тебя уж бросили,

Бульвары летом огибаем мы —

Ребёнком будешь радоваться осени,

Но целым не дотянешь до зимы.

Но если по листве, пожаром крашенной,

Ты проведёшь своей баллады нить,

То можешь ни о чём её не спрашивать,

И не стесняйся всякую любить.

Тебе не будет страшно ни веселие,

Ни жизни скотской мята – тяжкий труд,

Веселие – налево, у Есенина.

Правей – Высоцкий, там вас тоже ждут.

Любая на бульваре тропка – дедова,

Сегодня в память забредёт сама.

Но не ходите дальше Грибоедова —

Любовь бывает горем от ума.

14.06.99.

Я СЛЫШУ ЭТОТ ЗУД

Я просыпался в колыбели мглы,

Когда они Урал переходили,

Оставив за спиной родни могилы,

И Верхние и Нижние Тагилы,

И Нижние и Верхние Котлы.

И тяжек, как свинец, один вопрос:

Откуда эти люди в нашей жизни?

Задав его, купайся в пессимизме.

Всё исторически вместилось в клизме,

Которую нам Ленин преподнёс.

Нас разозли, не отдали б Москвы.

Двуглавое ведь было поколенье.

Но почитанье благородной лени,

Седьмой воды да на восьмом колене,

Плюс превосходство каждой головы.

Посторонись, историк, водолей!

Бумажный рубль построчно не измеряя,

В писательский союз не зная двери,

Князья взялись за точенные перья,

Держать ответ пред Родиной своей.

Не важно – в этом годе, иль давно,

Когда не пёрла карта при Цусиме,

Мы ни минуты не считались с ними,

Псарями ль, денщиками ли своими.

Они же уже бегали в кино.

Уже тогда, как нынче, так и впредь,

Они в столицу стаптывали лапти,

Сперва нуждаясь хоть в навозном старте,

Потом места цепляя в аппарате,

А после: «Кто не с нами, тому смерть!»

А мы экзотику по кабакам

Для радостных сюжетов собирали,

Потом за них под пули попадали,

Коль промахнутся, в стол надолго клали,

Уверовав, что дарим их векам.

Разбрасывали земли за дуэль,

Набрав каре, не дорожили жизнью,

Считая чести песнь особой тризной,

А чувство сохраненья атавизмом,

За остров счастья принимая мель.

Они в этот момент прошли форпост —

Хребет уральский долами, как мыши,

Перетекли дыханья ветра тише.

Мы ж думали, что не бывает выше.

Китайская стена – плетенчик прост.

Где рыцари? Где кавалеров сонм?

И Александр Василич рвал к востоку.

А остальные не искали толку

В сопротивленье местному потоку.

Ах, да падёт скорей тяжёлый сон.

Но быдло захватило «статус-кво»,

И продолжало это регулярно,

И одиночно, и потом попарно.

Кровь голубая высохла бездарно,

Беспечно вони отворив окно.

Как эти люди просочились в жизнь,

Которую мы так оберегали!?

Ложь! Кроме этикета и регалий —

Их, кстати, тоже скоро отобрали —

Ничем никто из бар не дорожил.

Когда они ступили за Урал,

Их новые потоки с тонкой лестью,

Я был уже в Москве давно известен,

Но, как и все, купался в море песен,

И Кремль, как Зимний, на Москве отдал.

Теперь мне страшно, я не знаю стиль,

В котором можно не терпеть урона,

Как здесь обычно. Срочно верный трону,

Не меря, Черногорскую Корону

Патрициански просто упустил.

Они Урал с собой приволокли,

Они мне ум закапали собою,

Поработив российское без боя,

Тунгусы, уренгойские ковбои —

Культурою себя вдруг нарекли.

Самодержавный правнук, брось перо,

Как бросил всё, и тешь свои «обломы».

Не Гулливер, не Крузо – только гномы

Приковывают крепко крышу к дому.

А на тебе дворянское тавро.

Ищи сюжеты в парках и пивных,

Поигрывай изображеньем знати,

Огуливая фрейлин на закате.

Но знай, ещё немножечко и хватит!

Живей тебя Котлы и Валуны.

Они теперь традиции несут,

Они сорвали тонкие погоны,

И отняли у Колчака вагоны,

И написали новые иконы.

Они вокруг! Я слышу этот зуд.

16.06.99.

ГЕФСИМАНСКИЙ СОН

Непонятно, зачем?

Непонятно, за что?

Я очнулся теперь

В Гефсиманском саду.

Нет ножа под рукой,

И украден мой хлеб.

И чужие кругом.

И петух прокричал.

Череп мой рассечен,

И догадок в нём сто.

Неужель, от потерь

В изначальном году

Я тоской наделён

Лишь теперь? Да и где б —

В своём сне дорогом,

Как водой из ручья.

И сторонен мой взгляд,

Не участник я там.

Только стражник толкнул,

Да и плётку занёс.

Я за всеми не шёл,

И с колен я не встал.

Почему-то в руке

Непочатый инжир.

Ощущаю и сад,

И тепло на устах.

Удаляется гул,

Очень хочется слёз.

Я с инжиром смешон,

А заря так проста!

Бросил дом налегке

И в Собор поспешил.

18.07.99.

ЧУЖАЯ МИГРЕНЬ

Во мне народу пятьдесят процентов

Известных повестей, романов, пьес —

И я давно готовлюсь в пациенты,

Да и живу я рядом с МПС.

Мне кажется, порой, что из палаты

Уже в театр я вышел, словно тень,

И подружился с Понтием Пилатом,

И излечил ужасную мигрень.

Уже сжигал я рукопись в Ливане,

Она ж на Бронной возникала вновь,

И перед зеркалом, и на диване

Я пил вино, похожее на кровь.

Меня обняв, богиня Маргарита

Была податливо теплей песка.

И Бегемотом был я! Всё забыто,

Но вспоминать заставила тоска.

Вокруг толпа «бездомных берлиозов»,

И занавеса хочется в тиши,

Чтоб никогда не увядали розы

У тела прочь отпущенной души.

В аукционе лет за сорок лотов

С двойным прочтеньем. Комментарий – лёд.

Я доказал, что может быть полётом

Прогулка и прогулкою полёт.

Вино ещё, представьте, не погасло,

И не трещит под тяжестью инжир.

Глаза бывают зелены и красны,

Следами их ожогов дорожи.

Палата ждёт, постелька даровая.

Я ж с неба шпорами рассыпал плач.

И засновали юркие трамваи!..

Бал без хозяйки…, кресло пусто… Плащ!!!

10.08.99.

ФЛАГ КОМАНДОРА

Николаю Гумилёву

Флаг командора в придорожье пыльном

Я отыскал и с горечью поднял.

Кричали галки, громко мы ли выли

Знаменьем достопамятного дня.

Да, мы не носим кружев на манжетах,

За это светлой зависти полны.

Но языки страшнее пистолетов,

И в их заряженности мы вольны.

Во мне число серебряных флюидов

За гранью нормы. Для меня легко

И окружиться племенем друидов,

И Фею полюбить, и моряком,

Не ощущая воды океана,

Кильватера не оставляя след,

Вдруг отыскать неведомые страны,

Которых вовсе не было и нет.

Вот так, мой ангел, мы с тобой без спора

О смысле смерти, впереди невежд,

С пером гуся и флагом командора

Пересекаем вековой рубеж.

7.12.99.

ФАТАЛИСТ

Взгляни с небес на чистый лист,

Голубоглазый честный дока!

Я прирождённый фаталист,

Певец и рока, и порока.

Любовь не крал, судьбу ругал —

Всё это не моргнувши глазом.

Со смертью часто я играл,

Но не проигрывал ни разу.

И от безверья, и от вер,

От позы, и от просторечья —

В душе, конечно, офицер,

Но доказать случилось нечем.

Любовь терял и не жалел.

Неладно было всё и ладно.

За смертью следом я летел,

Но поворачивал обратно.

Словист, славянин, словоблуд,

Несвоевременен, но вечен —

Отвечу, коли сильно пнут,

И пну, коли ответить нечем.

Свою судьбу не крал. Ругал

Любовь, когда она обманет.

Со смертью в прятки я играл.

Пока не найден! Я в чулане.

19.04.00.

НЕВЕДОМАЯ ПТИЦА

Над водою я душою пролетаю.

Над прудами, как неведомая птица.

Я покинул расшумевшуюся стаю —

Не прельстило подалёку веселиться.

Взмахом крыльев гладь волную, как руками.

Хоть снижаюсь, далеко ещё посадка.

Ясно вижу через воду сверху камни,

И на них древнейшей формулы загадка.

Как прочесть сии замшелые страницы?

Человека что за див во мне разбудит?

Кругом вверх и, наглотавшись интуиций,

Прямо в омут головою. Будь, что будет!

И окажутся озёра по колена.

Сердце глубже то, к которому стремился.

Будто должное, наступит перемена.

Оперенье опадёт и растворится.

Между небом и землёй болтаться стая

Будет долго, перепутав, где роднее.

Не дописана история простая.

Ясно вижу камни с формулой на дне я.

И не ведаю – я птица ли, душа ли?

Впереди ли превращенье, или в прошлом?

Слишком много этой птице разрешали,

Чтобы в омут опускаться осторожно.

23.05.00.

МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ПЕЧАЛЬ

Заходите на погосты.

Не по датам, в будни, просто.

В эти скорбные моменты

Отлетает лишний лоск.

Ведь настанут дни другие,

Перед временем нагие,

Обветшают монументы,

Где стоим мы в полный рост.

Всё течёт в угоду мнений,

Но, увы без изменений,

Снова чтится только Ныне

Или слишком древний год.

И с умом душа не ладит:

Спит – храпит, летает – гадит.

Мы без рук стоим, немые,

И не вытереть помёт.

Мы и стела, и колонны,

Бюсты, фрески и иконы.

Перемены – что ни ветер,

Сразу оттепель – чуть стих.

Были дрянь, пока живые,

Нынче ж бронзы дармовые,

И без нас на этом свете

Понаделают других.

Но теперь нам не пристало,

Отойдёмте с пьедестала,

Глянем, зрителю подобно,

Посмеёмся звоном лат,

Как примерят нашу зелень

Прямо в мраморных постелях,

Кто и как, с какою мордой

Поползёт в достойный ряд.

За валюту сменят даты,

Кто-то станет бородатым…

В общем нам пора укрыться

На погостах в пух земли.

Проплывают пусть незримо

Пантеонов новых мимо

Наши души, наши лица,

Как печали корабли.

В дни простые, без охраны,

Забредайте, мы вам рады.

Лишь хозяев мавзолеев

Даже в гости не зовём.

Постамент пустой не прочен,

А цветы – приятно очень.

На привычных нам аллеях

Мы в вас снова заживём.

25.05.00.

ИЗ БЕЛОГО ТУМАНА

Ирине Борисовой

Судьбу свою менять и не пытаюсь

И ей безмерно всяко потакаю.

Меня нельзя терять, я потеряюсь.

Меня нельзя искать, я возникаю.

Из белого тумана или дыма,

Как очень быстро тающие свечи.

Не удивляйтесь, проплываю мимо.

Не окликайте, вдруг я не отвечу.

Решается всё формулой простою,

Забыть её так просто за делами:

Меня нельзя любить – я недостоин,

И не любить нельзя – я так желанен!

Пусть я слова, порой, и повторяю,

Вес и порядок проверял собою.

Я вас найду и вновь не потеряю,

И полюблю, и поделюсь судьбою.

4.06.00.

СОЛНЕЧНЫЙ РОМАНС

Ирине Борисовой

Шесть лет скакал я наугад

Через чащобы и трясины,

Гонял русалок, кушал яд —

И это правды половина.

И преступлений был мешок:

Не знал, кто есть и кем я буду…

Но солнце справа мне взошло,

Я ж не заметил это чудо.

Шесть лет я полз, как прочий змей,

И раздавал плоды раздора.

Хоть индульгенцию имей —

Змей, влезший в душу, хуже вора.

Раскаиваясь в тишине,

С судьбой беседу мнил за бремя.

Светило солнце слева мне,

Но я луне дарил всё время.

Шесть лет труда, борьбы и бед

Рука на ножнах отдыхала.

Я знал, что рядом счастья нет,

И не искал его начала.

Но правда теплилась в груди,

Пытаясь вовремя проснуться,

Ведь солнце было позади,

Лишь пожелать и обернуться.

Я понял, солнце – это ты.

И стал я жить совсем иначе:

Я подчинил тебе мечты,

А уж желания тем паче.

И вот, теперь ещё шесть лет,

Что в лотерею мне досталось —

Что буду сдержан, это бред,

Но что люблю, уже не мало.

16.06.00.

НИКТО ЛИ НЕ ВХОЖ?

Ирине Борисовой

Мыши, вы меня простите,

Я нашёл в пещеру вход,

И в зеркальном сталактите

Жизнь моя наоборот.

Капля долбит глупый камень,

А язык мой точит нож.

Лира в хрустале веками

Тихо спит. Никто не вхож.

Я нажал плечом на ветку,

Пяткой ощутил кольцо.

Свирепели злые ветры

И царапали лицо.

Но теперь здесь полумрачно,

Тихо, нежно и тепло.

Я ощупываться начал,

Чтоб виденье не прошло.

Я поверю этим чарам,

Окунусь в подземный ключ.

Мыши злое запищали,

Крылья их чернее туч.

Блики лиры, жарьте солнцем

На земную пыль тропы.

Мы в пещере остаёмся —

Я и ящерка судьбы.

15.07.00.

ПОД ОДИНОКИМ ПАРУСОМ

Мой парус поднят. На флагштоке

Какой-то радостный урод.

Возможно даже, одинокий,

Но как он искренне поёт.

И на носу распятым девам

Давно он возжелал добра.

Им – ни направо, ни налево.

Теперь – вперёд! Ура-ура!

Суровой бури жаждет очень,

Весёлый череп-мальчуган.

Пусть утомлён он поздно ночью,

Но ранним утром жаждет ран.

Он нужен мне, он чистит реи

От оборванцев и деляг.

Когда я редко холодею,

То признаю, что всё не так.

На парусах уже заплаты

Суровой ниткой на лоскут.

Меня любою мерой злата

От палубы не оторвут.

И то, что видно за кормою,

Как от руля дельфины прочь,

Увы, придумано, не мною,

Но повторяется точь-в-точь.

Ура-ура! Уходим в ночь…

16.08.00.

ГАМЛЕТ И АРХЕОЛОГИ (МОГИЛЬЩИКИ)

Первый: Мне надоело глину бить киркой.

Второй: И мне слои промёрзшие лопатить.

Первый: Возьмём же передышку на покой.

Второй: До сумерек. Всё. На сегодня хватит.

Первый: Я тут припас лекарства по глотку —

От скуки и от трудовых порывов.

Второй: Да ты колдун?!

Первый: Ну, мысль читать могу.

Второй: Так по глотку! За землю и нарывы!

(Пьют.)

Первый: Что под нарывами ты мнишь в земле?

Второй: Могилы.

Первый: Нет, могилы – след нарыва.

Нарывы – люди, рождены во мгле.

Коль выдавишь – здоров.

Второй: А время?

Первый: Лживо.

Второй: Учился где ты?

Первый: К счастью, Бог не дал.

Второй: Не посещал ли университета?

Первый: Я все учения в себе рождал,

Из капли зелья, с уса скромным следом.

Когда б ты не копать могилы мог,

Не задавал бы глупые вопросы.

Археолóг! Эпохи возле ног.

Руками можешь взять. Не суй лишь носа.

Второй: Что? Их дела и нынче знать – запрет?

Но согласись, что редко так бывает.

Первый: Нет, минуло достаточно уж лет.

Тебе добра хотел. От них воняет.

Второй: Так чьи тут черепа?

Первый: Пора учить.

Умру, тебе экскурсии морочить.

Второй: Ох, не лукавь, бессмертна сказки нить.

Первый: Молчи, услышат! Гулок воздух ночью.

Да, нас с тобой не поглотила смерть,

Как этих, под ногами, ярку россыпь.

Их легче было времени стереть,

И автору проснуться в краске после.

Второй: Так кто же здесь?

Первый: Полоний, ближе всех.

Земной был червь и первым в землю канул.

Второй: Ложь! Первым был Король.

Первый: Убийца всех?

Второй: Нет, старший!

Первый: Редкий был пример для клана.

Души не чаял в сыне – унижал.

Жену любил, но подтолкнул к другому.

Не подавил в Полонии ужа.

Любил народ, но вверг в войну!

Второй: Знакомо.

Офелии здесь череп не лежит?

Первый: Она покоится на дне озёрном,

Но голос над туманами звучит.

Душа чиста, встречает утра зори.

Второй: Продолжим лекцию, мой друг, как кон…

Первый: И по глотку! Не против ты, уверен.

Второй: Но кто там скачет?

Первый: Провиденье! Он!

А ну-ка, приготовь шута мне череп.

Второй: Неужто, принц, опять, через года!

Первый: Он вечен. Знать, не спится. Мир тревожит

То новая душа вселилась.

Второй: Да?

Первый: Сведёт с ума и выбросит.

Второй: Вот, тоже.

Гамлет: Друзья, привет! Где шут мой? Грустен я!

Второй: (голосом Йорика) Я здесь, дитя.

Гамлет: Ну, вот, уже и легче.

Лопатами не очень теребят?

Второй: (голосом Йорика) Стерпелся. Особливо не калечат.

Гамлет: Спасибо!

Первый: Нас всегда ты здесь найдёшь,

Наш принц.

Гамлет: А где Горацио?

Первый: Приставлен.

Открыли прошлое его…

Гамлет: И что ж?…

Второй: Теперь обход кругами ада правит.

Первый: Дороги светлой!

Второй: Ветра!

Гамлет: От червей

Держите дальше полые карманы! (Ускакал)

Первый: Не грач кричит, зелёный соловей.

Второй: Для пенья птиц не поздно и не рано.

Первый: Помчался в Эльсинор.

Второй: Там был ремонт.

Первый: Слова и мысли в замке не стареют.

Давай-ка черепа все на фронтон!

Второй: Ты чувствуешь начало?

Первый: Да, скорее!

Он призван Бесом пережить опять

Любовь и грусть, убийство и смиренье.

Второй: А нам-то что?

Первый: Бери кирку. Копать!

Мы символы, как он. Благодаренье!

1.09.00.

СПАРТАНСКИЙ ОТВЕТ

Желаете серьёзный разговор?

Моё же настроенье просит фарса.

Мы не сойдёмся в разговоре. Вздор!

И вообще, Луна – не спутник Марса.

На Фермопилах общий интерес,

Хотя у вас везде рука Афины.

Сумею удержать Пелопоннес,

А ваша проза – «веритас», но мнима.

Начало вашей речи я забыл,

Конец не понял. Мысли укачало.

Не туп, не невнимателен я был.

Всё потому, что я забыл начало.

Достойна чести белизна ворон.

В мешке-то кот, да слон из мухи ведом.

Волк и голодный различает, трон —

Папье-маше под бутафорским пледом.

В погоду с моря в людях динамит,

А мы ещё и завтрак не доели.

Как Царь, как трагик, просто Леонид,

Вам отвечаю: «Вы мне надоели!»

Начало речи напрочь я забыл.

Конец не понимаю. Мнём мочало!

Продолжить? Без меня! Не нагрубил?

Я окончательно забыл начало!

12.09.00.

ДОЖДЬ ИЗ ИСТИН

Ирине Борисовой

Каравелла поднималась

Прямо с моря в небеса,

Взмахи вёсел, ветра малость,

Руль – русалочья коса.

Опадали капли соли

На другие корабли.

Достиженье светлой воли

Не зависит от Земли.

Не зависит ни от Солнца,

Ни от Марсов и Венер,

Кто куда когда вернётся,

И кому подаст пример,

Кто попросит разрешенье

На кусочек пирога.

И не важно, чьё решенье

Будет сердце и рука.

Капли соли с киля в мили —

Дождь из истин – тёплый хмель.

Привяжите к борту милых.

Богу – рифы! Чёрту – мель!

Будешь там, где раньше не был.

Станешь грустен, где был твёрд.

Не спеша, плывём по небу —

Море – жизнь, земля ей – порт.

21.09.00.

КТО МЫ?

Вопрос вопросов, не стесняюсь – кто мы?

Ещё вопросней, что такое мы?

Ведь не одно: где дом? и где мы дома?

И где пристало греться до зимы?

Кто мы в душе? И кто падёт нам в душу?

Что сможем в песне слёзно донести?

Какой язык приятнее нам слушать?

И в поцелуе с кем язык сплести?

Косых и жадных взглядов не встречаю,

Когда задумаюсь назло судьбе.

Но «нашего» спокойно отличаю —

Как в одиночестве, так и в толпе.

У наших женщин, да, тугие косы,

Но в них заплетена вся скорбь земли.

И мы не скифы, не прямые росы,

Не хунны, не хазары, не жмули.

Досадные татарские флюиды —

Изгиб спины, но не следы оков.

Мы повзрослей! Мы дети Атлантиды,

Бредущие порывами песков.

Вот, что мы унесли, сойдя с Парнаса,

И Грецию сменив на Рим в веках:

Раз – не смеяться за спиною Красса,

Два – не нуждаться в частых Спартаках.

Египетское нам знакомо лоно,

Мягка постель из мамонтовых шкур.

К тротилу, что под башней Вавилона,

Для археологов проложен нами шнур.

Мы и звезду в паденье можем сглазить,

Мы братство сочетаний странных слов.

Ответ ответов – мы толпа фантазий,

С Земли на Землю космонавты снов.

20.11.00.

УДАЧА

За плачем и потерей праздник ведом,

Ты только ему место укажи.

Удача – женщина, как и Победа.

Мы – рыцари у них или пажи.

Какая маска будет тебе ближе,

Ты сам решишь и, сняв колпак шута,

В каком-нибудь пророческом двустишье

Легко зевак отправишь в никуда.

Удача познакомит и Успехом,

И не дольёт привычный яд в вино.

Её желания, твои доспехи —

Заря сплетёт угодливо в одно.

Ты знал лишь то, что ничего не знаешь.

Всё понимал, не смея объяснить.

Распилена решеточка резная,

Крепка в побег капроновая нить.

Ваш верный конь насытился. В дорогу!

Костёр Савонаролы – не рентген.

Возрадуемся светлому прологу

Столетней шутки на манер легенд.

Под звуки стрел, поющих будто струны,

Вы подчините Гром и Тишину.

Потомки назовут её Фортуной.

С тобой же она просто – Леди У.

27.11.00.

НЕТ ЛИШНЕГО И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ

Возможна ль жизнь, чтоб чище света,

Как из источника вода?

Чтоб лишнее ушло, и нету?

Чтоб нужное было всегда?

Но кто решит, кому быть лишним,

И что в природе не нужно́?

Старик, что мантией напыщен?

Дитя ль, какому не грешно?

Необходимы иль избыток

Нам Солнца, Воздухи, Миры,

Жара Любви и Боли Пыток,

И Воздержанья, и Пиры?

Что лишнее? Алтарь иль жертва?

Дорога или же забор?

Для поиска, где мельче, жерди?

От стужи головной убор?

Вдруг красота прекрасной дамы

Напрасна вовсе нам, как пыль?

Иль книги, письма, телеграммы,

Кофейник и автомобиль?

Метанье молота и диска

Необходимо не для всех?

А для других потребность риска?

Для третьих звонкий детский смех?

Нет лишнего и быть не может!

Чего-то может не хватать.

И как лишить его негоже,

Так и преступно навязать!

Пусть жизни – смерть, веселье – скуке,

Сырому месту – дутый гриб,

И следу – снег, и деньгам – руки,

И ветру – деревянный скрип.

9.12.00.

ТО, ЧТО ЕСТЬ

Что есть вокруг: всё то, что от природы

Так далеко, что стыдно ей самой —

Дурные языки любой породы

И леденящий моросящий зной.

Что дорого внутри: любовь, надежда,

Потом ещё надежда и любовь —

Чтоб чаще было тихо, чутко, нежно,

Чтоб не слезами осветилась новь.

Что ни к чему: да то, что многим нужно

До дрожи и прыщей на всех местах —

Чтобы рукопожатие натужно,

И сладостный укус рвался в устах.

Что недоступно: кафедра рито́ра —

Софизмы ныне, право, не в чести —

Апокрифически хочу простора,

Всё брошенное в ветер подмести.

Что хорошо: об этом как-то скучно,

Об этом спрятал, ключик повернул,

Поскольку непременно можно лучше,

Но человек – не запряжённый мул.

Что мучит больно: мыслей обналичка,

Секреты слов, но пуще, сам стыжусь —

Дурная европейская привычка —

Как вижу трон свободный, так сажусь.

24.12.00.

ПОЛНОЧЬ КОЛДОВСТВА.

Ирине Борисовой

Колдовство межгодовое

Демократизаций выше —

Звон шаров и запах хвои,

Отъезжающая крыша.

Тише, мыши…

Потрясённым снегом платье

Облетает твои плечи,

Грёзами из воска плачут

Беззастенчивые свечи.

Ночь – не вечер…

Хоть и форточка открыта,

Занавески не колышет.

Пузырится Дух забытый,

Охлаждён, но зол и дышит.

Глаз не слышит…

Затаившаяся встреча.

Тише, мыши, лишних ищем.

Ночь – не вечер, но предтече.

Глаз не слышит, мысли выше.

Полночь вечна.

31.12.00.

НЕБУ НУЖНЫ ГЛАЗА

Столько неба нужно глазам,

Сколько смысла есть в пустоте.

Пусть отразится путь колеса

Жизни, которой есть предел.

Столько небу нужно Богов,

Сколько нету в поле цветов.

Лишь бы эхо в поле тайком,

Если гром прозвучать готов.

Сколько мест красиво пустых,

Столько Храмов нужно Богам.

Лучше, чтобы их звон не стих,

Чем бы волю давать рукам.

Сколько порожних в миру голов,

Стольким людям уши нужны.

Перезвонами колоколов

Их наполнит и укружит.

Тем ушам, кому люди – наказ,

Всем важнее глаза иметь,

Чтобы смело глохнуть подчас,

Чтобы чаще в небо смотреть.

22.01.01.

ЗВЁЗДНЫЕ ТРОПЫ

Мы звёздами были когда-то,

И не было видно нас днём.

Лучами – стрелами богаты

Мы в космосе жили своём.

Летали, играли хвостами.

И боги нам были друзья.

Задумывались ли мы сами,

Что греть нашим блеском нельзя.

Мы падали в шутку, не зная,

Где в космосе верх, и где низ.

Созвездия ночью вязали,

Которым недолгая жизнь.

Плевали мы в глаз телескопа

Пощёчин не чуяли вес.

Пунктирные звёздные тропы

Надолго на картах небес.

Мы пыль безвоздушного взрыва —

Галактики лик раздражён —

Мы, прежде светились красиво,

Мы падали ярким дождём.

Мы звёздами были когда-то,

Ещё не имея сердец.

Мы этой легендой богаты…

Мы стали людьми, наконец.

14.03.01.

ЧЕРЕЗ ВЕК ПО КАМНЯМ

Полжизни пропущено, слышится зов

Иного, небесного плача.

Совсем не учитель, скорей, филосо́ф,

Лентяй и монах неудачник —

Позволил себе, нос макая в вино,

Сто мыслей построить беспечно

В учебник того, чего быть не должно,

Того, что прискорбно и вечно.

Влачить существо – не такой уж кошмар,

Хоть горести на плечи сели.

Повеса и дамских сердец кулинар,

Всю жизнь посчитавший дуэлью —

Безденежьем гордый в доход превратил,

Раскинув привычные сети,

Свой неповторимый сплошной детектив

О том, как хитра добродетель.

И руки заныли уже от халтур,

И сердце внимает резону.

Фигляр балаганный, лихой трубадур,

Менявший лицо по сезону —

Пройдя по канату тройным колесом,

Пропел, чтоб толпа замолчала,

Безумную сказку с жестоким концом,

Зато с очень добрым началом.

И трудно шагать по камням через век,

Но память важнее здоровья.

Разбойник и тать, неплохой человек,

Амброзий не путавший с кровью —

К распятию вышел и Богу в глаза

Вознёс без сомнения тени

Молитву из слов о мечте и слезах,

И об одиноком терпенье.

Родителем гордым воспитанных слов

Пора становится. Иначе —

Полжизни пропущено, слышится зов

Иного, небесного плача.

Уколом смирит тебя брат-санитар,

Границы раздвинув постели.

Влачить существо – не такой уж кошмар,

Хоть горести на плечи сели.

И шрамы всех стилей, и боли фактур

В скелете пропишутся сонном.

И руки заныли уже от халтур,

И сердце внимает резону.

Но должен себя пробудить человек,

Пиратски сощурив надбровье.

И трудно шагать по камням через век,

Но память важнее здоровья.

20.04.01.

ЭЛИКСИР

Но сперва меня убили,

А потом превознесли.

И возможности, что были,

Без сознанья возросли.

Всё, естественно, законно.

Всё должно было быть так.

И шагрени два рулона

Я забросил на чердак.

Пусть кредит судьбы пылится.

Мне б и сто хватило лет.

Настоящий-то патриций —

И политик, и поэт.

На трибуне я повыше,

Скромен, ежели пластом.

У меня скрипач на крыше,

И в подвале свой фантом.

Пошлых истин злую пропись

Вырубать мне довелось,

И вернулась Мери Поппинс,

Только я уже подрос.

Что могу, то и велю я,

И виляю лишь с тоски.

Долги наши поцелуи

И объятия крепки.

Но сперва меня убили,

Обокрали щели дыр,

А с рассветом подложили

Стихотворный эликсир.

С эликсиром неизбежно

Вновь начну расти во сне.

Я шагрени всем отрежу,

Кто не плюнет в спину мне.

2.05.01.

БУМАЖНАЯ МЕЧТА

Несметную данность веков-территорий

Народ Победитель Себя населял.

От группы поддержки Отец Мораторий

Мечтой на поляне его наделял.

Сажали себя, поливали и жали,

Снимали на плёнку потом урожай,

Мечтали и этой мечтой угрожали

С высоких и низких трибун Миража.

Но вот, над Поляной порхнул свежим ветром —

Игрушка, бумажный малёванный Змей —

Мечта перед вами! – продали билеты,

Пинком подсказали, – Бегите за ней!

Верёвки в руках, а земли уж не чуют.

Поляна народу в полёте – пупок.

От радости тяжести кругом кочуют —

На запад нельзя и нельзя на восток.

Отец Мораторий не раз уже в бозе.

А Змей всё на привязи – это ж игра.

Бумага протёрлась, Поляна в навозе,

Верёвки и те переплесть бы пора.

Но группа поддержки опять не успела,

И Змей развалился, и выпал народ.

На сотни курганов огромного тела

Хватает теперь помечтать наперёд.

С Трибуны, где юг, обозначили север.

Закат в превосходной теперь стороне.

Усиленно тех поливают, кто сеял.

А тот, кто летал, тот виновен вдвойне.

Мечтами ж которые всех наделяли,

Собрали других и до них донесли,

Как верили, и как расстроены были,

Смолчали и руки слегка развели.

10.07.01.

АПОСТОЛЫ ГИМЕНЕЯ

Ирине Борисовой

I.

Весёлой розе грустная не вторит,

И в зеркале чужие голоса,

Не откупорена ещё роса

В чулане завалявшихся историй.

В партикулярном бродит Гименей

Дорогами затравленных губерний,

Как пёс некормленый за то, что верный,