Текст книги "Будни и праздники императорского двора"

Привычка к мундиру вошла в плоть и кровь будущего императора с детских лет. Примером служили и отец, и старшие братья. Никакие старания Марии Федоровны оградить Никошу и Мишеля от чрезмерного увлечения военным делом со всеми его эффектными аксессуарами не помогли. Все мужчины дома Романовых во все времена хотели быть военными. В парадном измайловском мундире (он был шефом и командиром Измайловского полка) встретил Николай Павлович и день 14 декабря 1825 г.[230]230
  Корф М. Л. Восшествие на престол императора Николая I-го // 14 декабря 1825 года и его истолкователи. М., 1994. С. 267.


[Закрыть] Впоследствии он носил старые измайловские мундиры без эполет в качестве домашнего костюма. В таких мундирах принимал он близких и даже просто знакомых по службе людей[231]231
  Смирнова-Россет Л. О. Автобиографические записки. Вариант 3. Фрагменты // Смир-нова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 146; Воспоминания декабриста Александра Семеновича Гангеблова. М., 1888. С. 69; Глинка М. И. Записки. М., 1988. С. 173.


[Закрыть]. А когда в 1834 г. для Александры Федоровны в тайне от нее была построена в качестве подарка-сюрприза Никольская изба, то хозяйку домика встретил на пороге сторож-инвалид в форме Измайловского полка.

Солдаты и матросы хорошо понимали смысл военного мундира и то символическое, что за ним скрывалось. Вот реакция бывшего офицера-преображенца, оказавшегося свидетелем первого появления Николая Павловича 15 декабря 1825 г. перед толпой генералов, флигель-адъютантов и других офицеров: «И вскоре я увидел вышедшего молодого императора в родном мне Преображенском мундире, которого до сего дня никогда на нем не видал (потому что он до сего дня носил всегда измайловский мундир, как шеф этого полка)»[232]232
  Деменков П. Четырнадцатого декабря 1825 года на петербургских площадях: Дворцовой, Адмиралтейской и Петровской. // РА. 1877. Кн. 3. № 9. С. 266.


[Закрыть]. Тем самым он выразил признательность к лейб-гвардии Преображенскому полку, батальон которого первым поддержал его 14 декабря.

Вообще Николай Павлович часто использовал театральные и в то же время символические эффекты. На торжество в связи со 100-летием Академии наук он прибыл, как сообщала «Северная пчела» 1 января 1827 г., «в мундире Преображенском, мундире полка Петра Великого»[233]233
  Цит. по: Костина Н. Г. Освещение Петра I в русской периодической печати в первые годы после 14 декабря 1825 года // Учен. зап. Горьковского гос. ун-та. Серия историко-филологическая. № 78: Из истории общественного движения и общественной мысли в России в XIX веке. Горький, 1966. С. 554.


[Закрыть]. Одной из мемориальных акций Николая I сразу после вступления на престол была передача 19 января 1826 г. мундиров покойного Александра I по соответствующим воинским частям[234]234
  РГИА. Ф. 516. On. 1. (внутр. оп. 28/1618). Д. 133. Л. 3; История лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка (1775–1857) / Составил полковник Константин Манзей. Ч. 4. СПб., 1859. С. 192–193; Там же. Приложение. С. 99; Маевский С. И. Мой век или история генерала Маевского. 1779–1848. Часть 2. Аракчеевщина // PC. 1873. Т. 8. № И. С. 772.


[Закрыть]. Даже колкому на язык цесаревичу Константину Павловичу этот жест пришелся по душе. В письме к Ф. П. Опочинину от 29 января 1826 г. он благодарил корреспондента за описание «священной и трогательной церемонии принесения в назначенные места мундиров»: «Я очень доволен, что крючок от мундира покойного государя императора зацепил его императорское величество. Это хороший знак и означает, что мундир, который имел счастие быть покойника государя, как бы чувствует, что царское к царскому прицепляется, и как бы поцеловался»[235]235
  Цесаревич Константин Павлович в 1826 г.: Переписка с Ф. П. Опочининым // PC. 1873. Т. 8. № 9. С. 374.


[Закрыть].

Уже в детские годы Николая мундир часто заменял ему гражданский костюм. Лучшей наградой для него было разрешение присутствовать в мундире Измайловского полка на месте развода войск[236]236
  Лакруа П. История жизни и царствования императора Николая I / Перевод с франц. А. Смирнова. Т. I. Кн. 1. М., 1877. С. 22.


[Закрыть]. В приходно-расходных книгах сохранились сведения, что в 1803 г. для великого князя было сшито 16 измайловских мундиров, в 1804 г. – 11 мундиров и 30 фраков. Впрочем, для мальчика тогда предназначалась и различная одежда из меха: медвежьи шубы, собольи сюртуки, круглые шляпы на вате, теплые бекеши и перчатки. С 1806 по 1810 г. Николай носил лайковые перчатки, затем – только замшевые. С 1814 г. в приходно-расходных книгах фигурируют уже только мундиры, а также огромное количество перчаток. В сентябрьскую треть 1814 г. было изготовлено для великого князя 113 пар перчаток, а в январскую треть 1815 г. – 93 пары[237]237
  Корф М. Л. Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования: Рождение и первые двадцать лет его жизни (1796–1817) // Сб. РИО (Сборник Императорского русского исторического общества). 1896. Т. 98. С. 17, 24,55,74, 82.


[Закрыть]. Упоминания о большом количестве перчаток не случайны. При всей непритязательности быта Николай Павлович отличался исключительной чистоплотностью. По воспоминаниям его дочери Ольги Николаевны, он каждый день менял белье и «шелковые носки, к которым он привык с детства»[238]238
  Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 203.


[Закрыть].

Его взгляды и привычки формировались под влиянием Отечественной войны 1812 г. и последующих заграничных походов русской армии, событий, которые придали военному мундиру новую притягательность в русском обществе. «До 1825 года, – писал А. И. Герцен, – все, кто носил штатское платье, признавали превосходство эполет…» Однако уже после 1825 г., по его мнению, «офицеры упали в глазах общества, победил фрак, – мундиры преобладали лишь в провинциальных городишках да при дворе – этой первой гауптвахте империи»[239]239
  Герцен Л. И. О развитии революционных идей в России // Герцен А. И. Собр. соч: В 30 т. Т. 7. М., 1956. С. 210.


[Закрыть]. Николаю Павловичу ни до, ни после 1825 г. такая мысль просто не пришла бы в голову или показалась бы кощунственной. Став императором, Николай Павлович воспользовался своим правом ношения мундиров всех полков и надевал их в зависимости от обстоятельств, иногда довольно часто меняя их. На официальные церемонии в зависимости от повода он надевал мундиры различных полков: Преображенского, Семеновского, Кавалергардского, Казачьего, финляндского стрелкового батальона. В мундире Северского конно-егерского полка, шефом которого он был, появился перед окружающими после первой свадебной ночи[240]240
  Дараган П. М. Воспоминания первого камер-пажа великой княгини Александры Федоровны. 1817–1819. С. 791.


[Закрыть].

У императора Николая Павловича хранились также прусские и австрийские мундиры. Насмешек над военным мундиром Николай Павлович не признавал даже в театральных постановках. Однажды один из его любимых артистов А. М. Максимов спросил императора: «Можно ли на сцене надевать настоящую военную форму?» Государь ответил: «Если ты играешь честного офицера, то можно; представляя же человека порочного, ты порочишь и мундир, и тогда этого нельзя!» Однажды А. М. Максимов в водевиле «Путаница» все-таки надел мундир офицера лейб-гвардии Конно-пионерного полка, так что в антракте в закулисной полутьме Николай I принял его за настоящего офицера и долго всматривался, пытаясь его узнать, пока не понял свою ошибку: «Фу, братец, я тебя совсем не узнал в этом мундире»[241]241
  Бурдин Ф. А. Воспоминания артиста об императоре Николае Павловиче // Николай Первый и его время. Т. 2. М., 2000. С. 283.


[Закрыть]. Недовольство Николая Павловича вызвало осмеяние фельдъегеря в одном из произведений, опубликованных в журнале «Сын Отечества» в 1842 г. Цензор А. В. Никитенко, пропустивший этот эпизод, несмотря на протекцию А. X. Бенкендорфа, был отправлен на одну ночь на гауптвахту, так как насмешкам подвергся государственный служащий, исполняющий различные поручения императора[242]242
  Никитенко А. В. Дневник. Т. I. М., 1955. С. 253.


[Закрыть].

Соответствие мундира занимаемой должности, так же как соблюдение всех нюансов ношения формы, были аксиомой в представлении императора. Малейшее нарушение формы одежды или ошибка «в исполнении приема» не ускользали от его строгого взора. Служивший одно время поэт А. А. Фет передает случай, о котором рассказывали в гвардии. Когда цесаревич Александр Николаевич показал отцу одну из первых фотографий, запечатлевших парад на Марсовом поле, которым сам же командовал, государь первым делом обратил внимание на солдата, поправлявшего сбитый кивер, что во время смотра осталось незамеченным: «Посмотрите, Ваше Высочество, – сказал он, обращаясь к наследнику, – что у Вас делается, когда меня встречают»[243]243
  Фет А. А. Мои воспоминания. Ч. 1. М., 1890. С. III.


[Закрыть]. Впрочем, в отличие от своего младшего брата Михаила Павловича, он мог все же проявить и сочувствие. Так, при встрече в 1852 г. на Мариинской площади с гвардейским поручиком, больным водянкой, оказавшемся в незастегнутом сюртуке и без сабли, государь посмотрел только в молящие о пощаде глаза офицера и молча прошел мимо. Дело осталось без последствий, хотя в таком случае нарушителя мог бы ожидать перевод из гвардии в армию в том же чине[244]244
  Рассказы об императоре Николае I // PC. 1898. Т. 98. № 7. С. 35–37.


[Закрыть].

При Николае I продолжалась работа по усовершенствованию и унификации гражданских мундиров. Накануне воцарения Николая I уже существовали гражданские мундиры одинакового покроя. Они были однобортными со стоячим воротником и вырезом юбки спереди наподобие фрака, отличались цветом: красные у сенаторов, темно-синие у чиновников Министерства просвещения и Ведомства путей сообщения и у некоторых других и темнозеленые у большинства служащих. Считая, что гражданским мундирам «недостает единообразия», Николай Павлович обратил на них внимание в начале царствования. Так, 14 января 1826 г., были утверждены мундиры для чиновников Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 29 апреля того же года – для председателя и членов Государственного совета (в связи с предстоящей коронацией), а 7 ноября 1827 г. – для чинов Государственной канцелярии. Генеральная же реформа гражданских мундиров была проведена 27 февраля 1834 г.[245]245
  Шепелев А. Е. Гражданские мундиры начала николаевского царствования // Философский век: Альманах [вып.] 6. Россия в николаевское время: Наука, политика, просвещение. СПб., 1998. С. 261–271. См. также рисунки мундиров: РГИА. Ф. 1409. Оп. 10. Д. 12, 24, 35, 40 и др.


[Закрыть] Все мундиры были сведены в единую систему «с общим порядком обозначения рангов должностей»[246]246
  Шепелев А. Е. Титулы, мундиры, ордена в Российской империи. Л., 1991. С. 145.


[Закрыть]. Вскоре, 5 марта 1834 г., был обнародован указ о «перемене формы» в министерствах. Предусматривались парадная, праздничная, обыкновенная, будничная, особая, дорожная и летняя форма одежды. Реакция современников была различной. Сенатор П. Г. Дивов, отмечая изменение формы одежды сенаторов (по сравнению с формой 1801 г.), писал: «Сенату вместо красного цвета присвоен зеленый, по-прежнему с бархатным обшлагом; оставлен прежний мундир, но к нему добавлены ботфорты со шпорами в некоторых случаях. Вид получается довольно смешной»[247]247
  Из дневника П. Г. Дивова // PC. 1900. Т. 103. № 7. С. 188.


[Закрыть].

Еще раньше произошли изменения при дворе. Уже в 1826 г. все придворные чины получили темно-зеленый мундирный фрак с черным бархатным отложным воротничком, а указы от 11 марта 1831 г. и 27 февраля 1834 г. ввели новые фасоны придворных мундиров. Они напоминали гражданские мундиры, изготавливались из темно-зеленого сукна и имели красные суконные стоячие воротники и обшлага, отличаясь более роскошным шитьем с бранденбурами (вышитыми золотом ниспадающими кистями). Последним указом было добавлено шитье вокруг воротника. Парадные мундиры должны были носиться с белыми штанами до колен (кюлотами), белыми чулками и башмаками с пряжками или белыми брюками с золотыми лампасами. Новые мундиры оказались долговечными и просуществовали вплоть до 1917 г. Мундирный фрак носили с черными брюками. Мундир камер-юнкера от камергерского ничем, кроме золотого камергерского ключа, не отличался.

В каждом конкретном случае следовало предписание, в какой форме являться на официальное мероприятие, что фиксировалось и в камер-фурьерских журналах. На балы кавалеры приглашались обычно не в мундирах, а в мундирных фраках[248]248
  РГИА. Ф. 516. On. 1. (внутр. оп. 28/ 1618). Камер-фурьерский журнал, 1838 г. Л. 10, 34 об. и др.


[Закрыть]. Когда А. С. Пушкин был назначен камер-юнкером (7 января 1834 г.), то на первый бал в январе 1834 г. в Аничковом дворце он прибыл в камер-юнкерском мундире и, узнав, что гости во «фраках» (мундирных фраках), оставил на балу супругу и, переодевшись дома в штатское, демонстративно отправился на вечер к С. В. Салтыкову. Император «был недоволен, – отметил 26 января А. С. Пушкин, – и несколько раз принимался говорить обо мне»[249]249
  ПушкинАС. [Дневник 1833–1835 гг.] //Полн. собр. соч. [В 16 т.] Т. 12. [М.; Л.], 1949. С. 319.


[Закрыть]. На Масленице А. С. Пушкин уже танцевал мазурку на утреннем балу в Зимнем дворце. Особенной радости ему это не доставляло, тем более что с соблюдением формы одежды ему явно не везло. Описывая бал в Аничковом дворце в декабре 1834 г., поэт подробно рассказывает, как он прибыл не в круглой, а в треугольной шляпе с плюмажем: «Г.[раф] Бобр[инский], заметя мою… треугольную шляпу, велел принести мне круглую. Мне дали одну, такую засаленную помадой, что перчатки у меня промокли и пожелтели. Вообще бал мне понравился. Г[осуда]рь очень прост в своем обращении, совершенно по-домашнему»[250]250
  Там же. С. 334.


[Закрыть].

Не любил Николай Павлович и очки, считая их признаком вольнодумства и неблагонадежности. Собственно очки были запрещены при дворе и в предшествующее царствование. Александр Павлович и Мария Федоровна, будучи близорукими, пользовались лорнетами. Николай I также не признавал очков, и редко кто по медицинским показаниям их носил.

Для женской половины императорской семьи были привычны так называемые мундирные платья. Александра Федоровна была шефом Кавалергардского полка, Александра Николаевна – лейб-гвардии Гусарского.

В кабинете Николая I висел портрет его покойной дочери, одетой в мундир этого подшефного полка. Эти факты дали основание одному современному историку, И. Ф. Савицкому, вслед за польском мемуаристом заметить, что «Николай даже женскую прелесть без мундира не воспринимал»[251]251
  Цит. по: Смирнов Л. Ф. Разгадка смерти императора // Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 459


[Закрыть]. Конечно же, это не так, но в представлении Николая Павловича мундирное платье женской красоте не вредило. Хотя карикатурные изображения женщин в военных мундирах на рисунках ему тоже были свойственны.

Романтизм, оказавший столь заметное влияние на развитие искусства, проявлялся и в моде, особенно дамской. С конца 1820-х гг. изменяется силуэт платья: юбка расширяется, талия затягивается корсетом (лиф с «осиной талией»), появляется обширное декольте, открывающее плечи, становится модным рукав «жиго» («бараний окорок»), который к 40-м гг. снова становится узким и прилегающим. Для придания пышной формы юбке используются несколько нижних накрахмаленных, но вскоре их сменяет кринолин.

Уже упоминавшийся кринолин (от франц. erin – волос и lin – лен; возможно на основе лат. erinis – волос и linum – полотняная ткань), характерный еще для периода испанской моды в Европе и продержавшийся до Французской революции, вновь вернулся в моду к 1850 г. и продержался примерно до конца 1860-х гг. (более характерен в период между Крымской и франкопрусской войнами). Сначала кринолином называлась жесткая волосяная ткань, помогавшая поддерживать форму юбок (что позволяло не носить множество нижних полотняных накрахмаленных юбок). Но изобретатель и основатель известной фирмы Чарлз Ворт (англичанин по рождению, как пишет о нем Т. Т. Коршунова) запатентовал специальное устройство, позволявшее сжимать и разжимать обручи юбки по мере надобности. Стальные пружины «нанесли удар» первоначальному устройству кринолина.

В 1830-х гг. начала складываться и определенная формула для свадебных платьев: традиционно белое или кремовое платье. Свадебные вуали были редкими до начала XIX в., но позже фату из белого кружева закрепляли на голове, и она свисала почти до полу[252]252
  Нанн Д. История костюма. 1200–2000. С. 161.


[Закрыть]. Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике 6 декабря (1838 г.): «В Петербурге в церкви Эрмитажа была торжественно объявлена помолвка. Мэри в русском парадном платье была очень хороша: белый тюль, затканный серебром и осыпанный розами, обволакивал ее. Мама сама придумала ее наряд. Он был так прекрасен, что с тех пор стало традицией надевать его во всех парадных случаях»[253]253
  Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 254.


[Закрыть]. Тогда же, в 1830-х гг., к свадебному наряду добавился флердоранж (венок из цветков апельсина)[254]254
  Нанн Д. История костюма. 1200–2000. М., 2003. С. 161.


[Закрыть].

Традиции мундиропочитания перешли от отца к сыновьям. Николай Павлович с подросткового возраста приучал сыновей к мундиру. Так, 10 июня 1830 г. он пишет из Варшавы воспитателю своего тринадцатилетнего наследника К. К. Мердеру: «К приезду нашему вели изготовить Саше кавалергардскую форму, но постарайся, чтоб хорошо его одели, жене сделаем сюрприз и 1 июля пропарадируем с разводом»[255]255
  РГИА. Ф. 706. On. 1. Д. 69. Письма императора Николая I К. К. Мердеру. 1824–1833 гг. Л. 1.


[Закрыть]. У наследника были также гусарский, павловский и казачий мундиры. Вступив на престол, Александр II свое царствование начал с изменения униформы, как гражданской, так и военной. Подвергся модернизации гражданский мундир, когда мундир «французского образца» с вырезом юбки спереди был заменен полукафтаном с полной юбкой[256]256
  Шепелев А. Е. Титулы, мундиры, ордена в Российской империи. С. 147.


[Закрыть]. Продолжая традицию, Николай Павлович также оплачивал счета глухонемому художнику В. Королеву за изготовление моделей с образцами обмундирования. В начале царствования, как отмечали современники, на улицах Петербурга нередко можно было встретить офицеров одного и того же полка, но по-разному экипированных. Офицеры не поспевали за указами об изменении формы одежды[257]257
  Штакеншнейдер Е. А. Дневник // Штакеншнейдер Е. А. Дневники и записки. М.; Л.,
  С. 103–104; Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 1. М., 1990. С. 18.


[Закрыть]. «Крючок» от мундира Николая I «зацепил» и его сыновей…

Впрочем, были в мундирах и своеобразный блеск, и великолепие. Уж на что нелицеприятно описывал высшее петербургское общество маркиз де Кюстин, но и он заметил: «У нас балы обезображены унылыми фраками мужчин, тогда как петербургским салонам особенный блеск придают разнообразные и ослепительные мундиры русских офицеров. В России великолепие женских украшений сочетается с золотом военного платья»[258]258
  Кюстин А. Россия в 1839 году: В 2 т. Т.1. С. 196.


[Закрыть].

«Быть дамам в русском платье»: дамская униформа

Первые упоминания о каких-то русских платьях относятся еще ко времени Екатерины II[259]259
  Уортман Р. Сценарии власти… С. 425.


[Закрыть].

В 1791 г. в журнале «Магазин английских, французских и немецких мод» сообщалось, что «для балов в торжественные дни и для выездов в знатные и почтенные дома носят дамы: русские платья из объярей, двойных тафт и из разных как английских, так и французских материй, шитые шелками или каменьями, с юбками одинаковой материи или другого цвету; рукава бывают одинакового цвета с юбкою; пояса носят по корсету, шитые шелками или каменьями по приличию платья; на шее носят околки, или род косынок на вздержке или со складками из блонд или из кружева, на грудь надевают закладку или рубашечку из итальянского или из простого флеру…»[260]260
  Цит. по: Захарова О. Светские церемониалы в России XVIII – начала XX в. С. 195–196.


[Закрыть]

Объярь — шелковая переливчатая одноцветная ткань, позднее называвшаяся муар.

Тафта (от перс, tafta – сотканное) – шелковая или хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения из туго скрученных нитей основы, отличалась тонкостью, но при этом была жесткой, как говорили, «хрусткой».

Так называемые русские платья выглядели своеобразно. Великая княгиня Елизавета Алексеевна (супруга Александра Павловича) так описывала в письме к матери рождественский бал 1792 г.: «На следующий день было Рождество. Танцевали и играли в игры в тронном зале, в русских костюмах; правда, одеты были в довольно маленькие кринолины и очень легкие платья. Позавчера состоялся большой бал. Императрица была так добра, что подарила мне бархатное платье цвета аметиста, расшитое золотом, и сатиновую юбку соломенного цвета»[261]261
  Петербург, 28 декабря 1792/8 января 1793. Цит. по: Васильева Л. Н. Жена и муза: тайна Александра Пушкина. С. 21.


[Закрыть].

В 1799 г. И. Г. Георги (более известный своим описанием Санкт-Петербурга) опубликовал этнографическое обозрение России под длинным названием, характерным для XVIII в.: «Описание всех обитающих в Российском государстве народов, их житейских обрядов, обыкновенных одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей» (2-е изд., СПб., 2005), в котором также упомянул о русском придворном платье: «Женщины придворные одеваются в так называемое русское платье, но оное весьма мало отвечает сему наименованию и есть паче утонченного европейского вкуса, ибо и сам вид оного больше на вид польского похож»[262]262
  Георги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов, их житейских обрядов, обыкновенных одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей. 2-е изд. СПб., 2005. С. 512.


[Закрыть].

При Павле I была восстановлена старая мода. Графиня В. Н. Головина сообщает, что во время коронации Павла I весной 1797 г. «все были в полном параде: в первый раз появились придворные платья»[263]263
  Мемуары графини Головиной, урожденной графини Голицыной (1766–1811).


[Закрыть]. Имеются в виду робы, то есть кринолины, которые, казалось, давно сделала немодными Французская революция. В «Объявлении экспедиции церемониальных дел», относящемся, по-видимому, к декабрю 1796 г., предписывалось дамам иметь во время коронационных торжеств робы из черного бархата с таким же шлейфом и юбкой[264]264
  Шепелев А. Е. Чиновный мир России. XVIII – начало XX в. С. 422.


[Закрыть]. Однако на большие балы, как правило, надевали русское платье. На бал в Кавалергардской зале Гатчинского дворца 30 августа 1797 г. предписывалось прибывать «по учиненным накануне повесткам, дамы в русском платье, кавалеры в праздничных кафтанах, а штаб и обер-офицеры в мундирах и башмаках»[265]265
  Цит. по: Казнаков С. Павловская Гатчина. С. 258.


[Закрыть]. На маленьких балах, а также во время «вечерних собраний» в Кавалергардской или Кавалерской комнатах допускались отступления от этикета. Тогда дамы были в обыкновенных, а не русских платьях[266]266
  Казнаков С. Павловская Гатчина. С. 258.


[Закрыть].

А. Малюков. Портрет императрицы Александры Федоровны. 1836 г.

При Александре I русское платье было восстановлено в правах. Сопровождавшая прусскую королевскую чету в Санкт-Петербург придворная прусская статс-дама Фосс записала в дневнике от 9-го января 1809 г.: «Утром пришла графиня Ливен с портным Ея Величества императрицы-матери. Он снял с меня мерку для Русского платья, которое государь желает мне подарить». В два часа дня во время обеда прусской королевы на ней уже был «синий русский сарафан»[267]267
  [Фосс] Из дневника графини Фосс, обер-гофмейстерины Прусского двора // РА. 1885. Кн. 1. № 4. С. 182.


[Закрыть]. 13 января в 11 часов в дворцовой церкви во время обручения великой княжны Екатерины Павловны с принцем Ольденбургским все прусские дамы «были в русских придворных платьях, подаренных нам самим царем»[268]268
  Там же. 183.


[Закрыть].

К 1810-м гг. относится портрет великой княжны Александры Павловны, написанный неизвестным художником[269]269
  Неизвестный художник. Великая княжна Александра Павловна // Гатчина при Павле Петровиче, цесаревиче и императоре. С. 236.


[Закрыть]. Судя по кокошнику, в русском платье была и великая княгиня Александра Федоровна в Александро-Невской лавре во время богослужения в 1818 г. Описывая свое болезненное состояние, она между прочим заметила, что была «вовсе не интересна в… розовом глазетовом платье, с кокошником, шитым серебром, на голове»[270]270
  Цит. по: Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Кн. 1. С. 110.


[Закрыть].

Глазет – ткань с шелковой основой и металлическим утком серебряного цвета, то есть разновидность парчи.

Коронационные торжества Николая I в Москве также предполагали русское платье. На 25 июля 1826 г. был назначен торжественный въезд императорской четы в Москву. В камер-фурьерском журнале осталась запись: «25-го сего июля пополудни в 4 часа для чего все придворные обоего пола… съезжаться в 3 часу пополудни в петровский дворец и быть дамам в русском платье, а кавалерам в праздничных кафтанах. За подписанием камер-фурьера Бабкина»[271]271
  РГИА. Ф. 516. Оп. 2 (28/1618). Д. 131. Л. 617 об.


[Закрыть].

В первых записях камер-фурьерских журналов за 1826 г. также неоднократно упоминается «белое русское платье» или «белое круглое платье».

В таком платье дамы должны были быть 1 января и 18 апреля на Св. Пасху, так же как и во время торжественного въезда в Москву 25 июля.

Писатель Ф. Ансело, находившийся в составе французской делегации на коронации Николая I, писал о предписании императора относительно костюма на маскараде: «Женщинам полагалось явиться в национальном костюме, и лишь немногие ослушались этого предписания. Национальный наряд, кокетливо видоизмененный и роскошно украшенный, сообщал дамским костюмам пикантное своеобразие. Женские головные уборы, род диадемы из шелка, расшитый золотом и серебром, блистали брильянтами. Корсаж, украшенный сапфирами и изумрудами, заключал грудь в сверкающие латы, а из-под короткой юбки видны были ножки в шелковых чулках и вышитых туфлях. На плечи девушек спадали длинные косы с большими бантами на концах»[272]272
  Ансело Ф. Шесть месяцев в России: Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году в пору коронования Его Императорского Величества / Вступ. ст. (с. 5-20), сост., пер. с франц. и коммент. Н. М. Сперанской. М., 2001. С. 151–152.


[Закрыть]. В дневнике А. С. Пушкина от 6 декабря 1833 г. (день именин Николая I) сообщается о некоторых новых назначениях и далее следует фраза: «Дамы представлялись в русском платье»[273]273
  Пушкин Л. С. [Дневник 1833–1834 гг.] С. 317.


[Закрыть].

Вскоре русское платье окончательно приобрело официальный статус. В николаевском указе от 27 февраля 1834 г. «Описание дамских нарядов для приезда в торжественные дни к высочайшему двору» русское платье было детально регламентировано. Парадный дамский наряд состоял из бархатного вечернего платья, имевшего разрез спереди книзу от талии, который открывал юбку из белой материи, «какой кто пожелает». По «хвосту и борту» платья, также «вокруг и на переде юбки» предписывалось иметь золотое шитье, «одинаковое с шитьем парадных мундиров придворных чинов». Статс-дамы в русском платье были изображены на известной картине А. И. Ладурнера «Вид Белого (Гербового) зала в Зимнем дворце» (1838), хранящейся в Эрмитаже. Через две недели после указа о дамских нарядах фрейлина А. С. Шереметева сообщила в письме домой от 10 марта 1834 г. о вечернем собрании у Александры Федоровны: «На императрице было русское платье нынешнего покроя без талии»[274]274
  [Шереметева Л. С.] Письма Анны Сергеевны Шереметевой // Архив села Михайловского. Т. 2. Вып. 1. СПб., 1902. С. 37.


[Закрыть]. Вскоре, 25 марта, она же уточняла, рассказывая о подготовке к балу в связи с присягой цесаревича: «Мы все будем в русских платьях, т. е. дамы будут одеты в чем-то вроде сарафанов, но из легкой материи, а на голове будут розаны в виде кокошника. Молодые дамы (танцующие) в гирляндах из белых розанов. Императрица будет также сама в сарафане»[275]275
  [Шереметева Л. С.] Письма Анны Сергеевны Шереметевой // Архив села Михайловского. Т. 2. Вып. 1. СПб., 1902. С. 40.


[Закрыть].

Платье гофмейстерины должно было быть из бархата малинового цвета, у статс-дам – зеленого цвета с золотым шитьем, у камер-фрейлин – пунцового, у наставниц великих княжон – синего с золотым шитьем[276]276
  Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ РИ). Собр. 2-е. Т. 9. № 6861. СПб., 1835. С. 181–182.


[Закрыть]. Именно таким был наряд у камер-фрейлины и наставницы великой княжны Ольги Николаевны. В конце 1836 г., накануне Николина дня, 5 декабря, у великой княжны Ольги Николаевны появилась новая воспитательница – Анна Алексеевна Окулова (1794–1861), старшая из пятерых сестер Окуловых, выпускница Екатерининского института, которая заменила гувернантку шведку Дункер. Выбор был сделан самим Николаем I. Об Анне Алексеевне с благодарностью вспоминает Ольга Николаевна: «Ее сделали фрейлиной, по рангу она следовала за статс-дамами и получила, как Жюли Баранова (Ю. Ф. Баранова, урожденная Адлерберг. – А. В.), русское платье синего цвета с золотом, собственный выезд и ложу в театре… Она мне предложила вести дневник»[277]277
  Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 222.


[Закрыть].

У фрейлин великих княгинь, как и у фрейлин царицы, платья были с серебряным шитьем, у фрейлин великих княжон – из светло-синего бархата. Замужние придворные дамы должны были «иметь повойник или кокошник», а девицы «повязку» произвольного цвета с белой вуалью. Описанный наряд также получил название русского платья. Фасон платья приглашенных ко двору дам также должен был соответствовать тому же образцу, но платья эти могли быть «различных цветов, с различным шитьем», но нельзя было повторять узор, назначенный для придворных дам[278]278
  Шепелев А. Е. Чиновный мир России. XVIII – начало XX в. С. 430.


[Закрыть].

В дальнейшем во время всех торжественных церемоний, например во время обручения Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, следует стандартное объявление: «дамам быть в русском платье, а кавалерам в парадных мундирах»[279]279
  Высочайше утвержденный церемониал обручения Ея Императорского Высочества государыни великой княжны Ольги Николаевны с Его Светлостью герцогом Максимилианом Лейхтенбергским // Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем 1.1838–1839. С. 234.


[Закрыть]. Как уже отмечалось, придворные дамы имели также особые знаки отличия – портреты носили на правой стороне груди, а фрейлины вензеля (шифры) – на левой стороне корсажа[280]280
  Шепелев А. Е. Чиновный мир России. XVIII – начало XX в. С. 432.


[Закрыть].

В обычные воскресные дни и во второстепенные праздники имел место не большой, а малый выход, то есть кавалеры свиты – в обыкновенной форме, а придворные дамы в городских платьях, все же очень нарядных, собирались к обедне в маленькую церковь. Обедня начиналась в 11 часов, и после службы император и императрица, цесаревна и цесаревич принимали лиц, желавших им представиться, в прилегавшей к церкви зале, называемой ротондой»[281]281
  Тютчева Л. Ф. Воспоминания. С. 37–38.


[Закрыть].

Несовершеннолетние великие княжны с некоторыми поправками следовали также общему стилю. Та же Ольга Николаевна вспоминает о крестинах родившегося 9 сентября 1827 г. великого князя Константина Николаевича за пять дет до указа 1834 г.: «К крестинам нам завили локоны, надели платья-декольте, белые туфли и Екатерининские ленты через плечо. Мы находили себя очень эффектными и внушающими уважение. Но – о разочарование! – когда Папа увидел нас издали, он воскликнул: "Что за обезьяны! Сейчас же снять ленты и прочие украшения!" Мы были очень опечалены. По просьбе Мама нам оставили только нитки жемчуга… Уже тогда я поняла его желание, чтобы нас воспитывали в простоте и строгости, и это я ему обязана свои вкусом и привычками на всю жизнь»[282]282
  Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 180.


[Закрыть]. Для несовершеннолетних княжон Николай I считал излишним не только трен (шлейф. – А. В.) и платье с декольте, но и Аннинские ленты через плечо. В 1833 г., когда той же Ольге Николаевне исполнилось 11 лет, положение несколько изменилось. Она с гордостью записала в своих воспоминаниях «Сон юности»: «По обычаю в одиннадцать лет я получила русское придворное платье из розового бархата, вышитого лебедями, без трена. На некоторых приемах, а также на большом балу в день Ангела Папа, 6 декабря, мне было разрешено появляться в нем в Белом зале (то есть на придворных балах. – А. В.)»[283]283
  Там же. С. 205.


[Закрыть].

В 1830-х гг. великие княжны стали надевать первые бархатные платья, произведенные на Фряновской шелкоткацкой мануфактуре купца-старообрядца Павла Назаровича Рогожина (Рагожина). «Ему мы, – записала Ольга Николаевна, – обязаны первыми бархатными платьями, которые мы надевали по воскресеньям в церковь. Это праздничное одеяние состояло из муслиновой юбки и бархатного корсажа фиолетового цвета. К нему мы надевали нитку жемчуга с кистью, подарок шаха персидского. Почти всегда мы, сестры, были одинаково одеты, только Мари разрешено было еще прикалывать цветы»[284]284
  Ольга Николаевна. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. С. 234.


[Закрыть].

Кокошники фрейлин бросились в глаза и маркизу де Кюстину в 1839 г. Впрочем, не отличавшийся влечением к женскому полу маркиз и в этом случае полон сарказма: «Национальный наряд русских придворных дам величественен и дышит стариной. Голову их венчает убор, похожий на своего рода крепостную стену из богато разукрашенной ткани или на невысокую мужскую шляпу без дна. Этот венец высотой в несколько дюймов, расшитый, как правило, драгоценными камнями, приятно обрамляет лицо, оставляя лоб открытым; самобытный и благородный, он очень к лицу красавицам, но безнадежно вредит женщинам некрасивым»[285]285
  Кюстин Л. Россия в 1839 году. В 2 т. Т. 1. С. 186.


[Закрыть]. Отклонения от регламентированного фасона, как правило, не допускались. Когда на одном из балов в 1840-х гг. некоторые дамы появились в кокошниках из цветов, это вызвало гнев императора, хотя возможность использовать украшения и драгоценные камни оставалась.

К свадьбе Марии Николаевны в 1839 г. ее приданое по обычаю было выставлено в Зимнем дворце. По свидетельству великой княжны Ольги Николаевны, «в третьем зале – русские костюмы в числе двенадцати, и между ними – подвенечное платье, воскресный туалет, так же как и парадные платья со всеми к ним полагающимися драгоценностями, которые были выставлены в стеклянных шкафах: ожерелья из сапфиров и изумрудов, драгоценности из бирюзы и рубинов»[286]286
  Ольга Николаевна. Там же. С. 256.


[Закрыть].

Во время торжественного въезда в Санкт-Петербург невесты наследника цесаревича принцессы Марии Дармштадтской 8 сентября 1840 г. она впервые надела, переодевшись в трактире «У трех рук», парадное светло-синее платье с серебряным кружевом и бриллианты. Императрица была в золотом платье с каштановым кружевом[287]287
  Жерихина Е. И. Приданое цесаревны Марии Александровны // Россия – Германия. Материалы X Царскосельской научной конференции. СПб., 2004. С. 157.


[Закрыть]. В то время камер-медхина А. И. Утермер, в замужестве Яковлева, впоследствии вспоминала об этом русском платье: «После приема принцесса вернулась в свои покои, где мне пришлось снимать с ее головы и шеи драгоценнейшие бриллиантовые уборы, какие я видела первый раз в жизни. На принцессе был голубого цвета шлейф, весь вышитый серебром, и белый шелковый сарафан, перед которого тоже был вышит серебром, а вместо пуговиц нашиты были бриллианты с рубинами; повязка темно-малинового бархата, обшитая бриллиантами; с головы спадала вышитая серебром вуаль»[288]288
  Яковлева Л. И. Воспоминания бывшей камер-юнгферы императрицы Марии Александровны // Александр II. СПб., 1995. С. 87.


[Закрыть]. Парадные шлейфы и сарафаны были приготовлены среди прочего приданого невесты за счет русского казначейства.

Венцель Гаффнер, присутствовавший на июльских празднествах в Петергофе в 1846 г., особо обратил внимание на костюм статс-дам: «Придворные дамы: белое шелковое платье с красным бархатным корсажем, открытым спереди и обшитым позументом с очень длинным и дорогим шлейфом, богато вышитым золотом. На голове они носили кокошник из красного бархата, унизанный брильянтами в несколько рядов. Само собою разумеется, что богачки вроде Паскевич носили брильянты также на шее, в ушах, на руках и на поясе»[289]289
  Гаффнер В. В. Три недели в России. С. 266.


[Закрыть].

В русском платье придворные дамы появлялись на всех официальных церемониях николаевского царствования. Фрейлина А. Ф. Тютчева, описывая события 1854 г., заметила: «В дни больших праздников и особых торжеств богослужение отправлялось в Большой церкви Зимнего дворца: в таких случаях мужчины были в парадной форме, при орденах, а дамы в придворных костюмах, т. е. повойниках и сарафанах с треном, расшитых золотом, производивших очень величественное впечатление»[290]290
  Тютчева Л. Ф. Воспоминания. С. 38.


[Закрыть].

С небольшими видоизменениями русский наряд при дворе просуществовал до начала XX в.