Текст книги "With skylarks"

Семнадцать пятого утра

Вечер, долгожданный вечер, без дел, пару приглашений, так, ничего важного, балаболки. Сон вошел вчерашний, разбередил внутреннее болотце, вкрался лишними ядовитыми стрелами. Что делаешь?

Словно царевна среди кувшинок, а стрелы сотнями зеленых разрывают болотца гладь. Звук шанса, резкий всплеск, и очередное счастье рядом, но не то, не в ледяное сердце. Пошло прошлое. А я тут вот, а ты что?

Придумала, не случилось. Проверяя советы взрослых на своем приборчике, кровь качающем тепло. Временами помогает, но жаль, не предупредили, что так дым болезненно выходит. За внешней уверенностью поступков, приключений кошечкой обняла бы, прижалась, так хочется, но… Нельзя, нельзя, дурная, носит внутренние соломенные шалашики. Что делаешь?

Просится одна из десятка внутренних к нему, достала, никак не успокоить. Как можем, останавливаем на время, пока не выбьется из сил. Хитра лиса, днем – ничего, спит или подсматривает, а вечером начинает шоу. То о дверь ногтиком жалобно скребется, словно нерешительная, милая актриса. Вышивает словосочетаниями, перелистывая пальчиком картинки добрые прошлые, забавно входят. Демонстрирует, раскладывает, с нежностью стирает пыль, так странно, умудряется из самых забытых уголков чердака, подвала прошлого выудить тепло. Транслирует на звезды, а я тут вот, а ты что?

Обычно ближе к ночи, когда стрелки, словно солдатики, по вертикали выстраиваются в стойке смирно, засов запретов строгости уже вином подточен. Не спит, стережет момент. Использует каждый шанс перевернуть, знаем. Выбирается. В рукава ручонок бережливо пряча контрабандную ленту с няшностями прошлого. Знает, запрещена, не задекларирована, пошлинами фантастическими увешана для устрашения. Но не для нее, ее знать внутри, а не снаружи надо. Незаметно, бесшумно на цыпочках вместо DC историй, включает двадцать пятым кадром, вставляет. Погружает все глубже, глубже, бессовестная. Плоды итальянских виноградников смягчают строгость восприятия. Правила на паузу. Всеми персонажами впитываем картинки мелькающие. Ей мало, хлопком в ладоши требует его бумажные свитера из букв сплетений. Что делаешь?

Ближе к двум ночи, сдаемся, когда уже наигралась внешним действием, персонажами разными, клоунами пьяными. Беззаботно, смешно искрами, веселья звон хрустальными, но жажды темной ночи пледа плена никто не отменял. Чужое на потом, одна. Как только стрелки сонные начинают сдаваться от усталости ближе за четырем. Выбирается, листает, ласкает на расстоянии. Таки теребит страницы. А я тут вот, а ты что?

Наличие характерных персонажей внутри, творящих два, три, пять сценариев событий, не свойственных типажу. Погружаясь глубже, разбираясь, вникая в происходящее, замечаем зависимость от определенного освещения, сцен, окружающих героях, цвета ночи. Ведь чаще знакомимся с одним, двумя. Вспоминаем, как волнует. Дрожат коленки. С размаху дверь захлопнута, стонут петли. Стоны, крики от открытий. Проходили. Пока чудовище с аленьким цветочком не начнет заново приручать. Убаюкивая лаской мира, движения к целям и говорить, говорить, раздаривая по пути цветочные призы. Путаница. Как так? Советуют швейцарские институты спустя десятки лет исследований: «Не лишним будет просто не трогать в момент открытия нового персонажа внутри родного. Довольствуясь ролями, отобранными на кастинге начала отношений, а остальных позволить выгуливать вдалеке, вне дома. Вне вашего поля зрения. Природа своевольничает. В моменте, как ощущаете себя? Близко? Остальное шелуха. Мы многоликие, такова природа».

Вернемся к ней. Истомилась вся без отсутствия внимания. Уложила спать, напоив Гордость, скотчем спутав Агрессию, словно мумию, не жалея. Наручниками вокруг березки намертво сковав Сплетницу с Завистницей. Остальные пусть, добрые, с ними можно даже в дождь договориться. Что делаешь?

Экран смартфона среди ночи, ноготки с подушечками листают инфу, тишина. Лишь хитросплетение намеков, как хочешь понимай. Под звездным весенним, окутывает тишина. Шатает алкоголь на каблуках.

 
«Привет, это я.
Я тоже.
Б…»
 

Всего лишь двадцать пять

Вежливо, ненавязчиво, болтая ножками в сандалиях над оврагом, солнышко ласкало, от тепла. Одна.

На другом краю луга рядом с неказистой зелено-бурой извилистой речкой, поросшей вдоволь камышами, играл с ершами. Один.

Хорошо. Солнце, забавляясь, играло в прятки, развлекаясь с белоснежными небесными барашками. В компании.

Совсем пахнет пробуждением, задумалась, вдохнула, продолжила. Застежка расстегнулась, может спасть, глупенькая. Пусть, не важно, лень и не хочется менять картинку сладкую. Вертится в тоненьких пальцах телефон с лайками, все пустое, внешнее.

В глазах рябит от водной глади, смыкается, размыкается водная гладь от шлепков стоп долговязых конечностей, распугивает, размыкает на доли времени, мгновение и снова, снова невозмутимая бежит. Брось, глупое, посмотри, все ноги уже зеленые. Вертится в грубых пальцах телефон с возможностью, но перебирая чуланчики, останавливает. Пусть, не важно, лень и не хочется, менять картинку наслаждения от глупостей.

Лес – бродяга душевный, шумит, раскинувшись фривольно. Словно в оркестровой яме, весь набор музыкантов для создания чарующей классики, гениально дирижирует листвой, птицами, ельником, шарканьями муравьиными, восторженно. Устали менять себя, перемены пятнадцатиминутной недостаточно. Укоры конструктором из букв, поступки острые, до крови ранящие, ожидание новых неожиданных действий, молчаливое согласие на изъяны никуда не девается, накапливается. Перерыв, перерыв, бегом на перемену, кто куда за удовольствиями, кто куда спрятаться в тишину. Тикает время голодное, тик-так, тик -так. Беззаботны, накормлены, друг от друга в десятках… наслаждаются тишиной без вмешательства. Тишина прелестная, наготой завораживающая. Бесноватое солнце не угомонится. Разогнав кучерявых, принялось с детьми, взрослыми развлекаться, то тут блеснет, ослепит отражением, то теплом раскалит верхние накидки, скучно ему, а тут еще и врозь рассажены, балуется. Хороша тишина, пахнет спокойствием. Независимыми единицами эффективнее, без лишних – все по полочкам, вдвоем чуть расхлябаннее, насыщаются соскученностью от обладания. Вращают внутри формулу, ровно год на проникновение, не более. Шантаж ограничением удовольствий уже не работает, привыкли, перемешались характеры. Зачастую неразгаданные, полутона, фразы с намеками, загадки.

Словно листая цитаты реплик о гении: «У Драйзера действительно есть странные фразы, не музыкальные, даже формально не очень грамотные. Но такие ему и нужны для создания того эффекта, который он задумал. Это не плохой стиль, это его стиль. Мы не раз встречались с этим в литературе. Достоевского постоянно обвиняли в неуклюжести стиля, у Уолта Уитмена много странных, не певучих, не поэтичных фраз».

Просто произнести вдалеке сложнее, когда рядом. Время на познание внутренних реликвий, особенностей, взвешивая на ювелирных весах с гирьками, а надо ли далее? Потом снова в цели, достижения, возможно, вместе, при наличии рядом доверия. Пусть контент шумит эфиром, предлагая рисковать и ставить на кон все, безответственно.

Вот вредное, избаловалось вседозволенностью, грозовых туч сегодня на него нет, ничего не поделаешь. Дирижирует теплом энергии. Не успокоится, пока не сблизит, заставит обняться и поцелуями друг друга окутать.

Невозможно с этими детьми без строгости.

Игра азартных

Нет идеальности.

«Подай мне одеяло, укрой меня, а там бутылочка еще с прошлых перелетов».

Никто не выдержит чужих амбиций, перепадов, спадов, коронованных взлетов, кроме того, кто изучил все ниточки содержания, понятен, и внутри не идеальная структура скелета. Улыбаемся, прищуриваясь на капризы, сквозь ресницы мягче. Лишь родное. Словно нянечка ясельная в возрасте. У всех одинаково, и писаются, и бегают по-большому, иногда и словами выходит, не контролируя значения. Навидалась всяких, натерпелась разноцветного, пережито, пройдено, теперь теплой ладошкой по волосам. Так спокойнее, так опытнее, убаюкивает разговорами, интонацией шепота, раздаривает примерами, поясняет, что никто не хочет воевать, про черные мысли – это выдумки, хорошая. Засыпаем. Вздрагиваем.

Разнообразие характеров в нас, восхищают возможностью антиполярности, боремся с коалициями персонажей, с отдельными героями доминанты черной. Местами получается, партизанят хайпом. Нет ни у кого, нет внутри спокойствия, к сожалению. Чуть больше, чуть меньше прикрыты налетом вежливости, покерного добродушия. А потом на бешеной скорости, невзирая на пробок опасности, по встречке перемешивая с запрещающим красным, лишь бы добраться, не дать хищникам вырваться. Вовнутрь жадно таблетками или химией слов обученных психов, других, с такими же проблемами на бытовушечке.

Нет идеальности.

Весь выбор только внутри, с кем из персонажей водить дружбу. Важно разделять понимание, оболочка зачастую отформатирована однотипностью устройств внешних данных: двух наборов конечностей, пары видеорегистраторов, устройством для вещания, особенной горбинкой носа, длиной ног, качеством тряпочек, но речь о персонажах глубоко внутренних. Так устроена лишь оболочка, но монологи с диалогами, поступки, иные ниточки на троне контролируются кардиналом серым. Взаимоотношения, знакомство первое, приближение, совместные истории. Пару раз выводя персонажей отрицательных, не получая обратной еды, энергии для поддержки шоу, меняет за мгновение переключением тумблеров. Манипулируем? Безусловно. Пока не прирастаем канатами, пока не обменяемся чипами с ценностями, примем точки зрения, шутки на ситуации, поступки в моменте, словно художники бездарные, рисуем портрет спутника. Цитируя Honorе de Balzac: «Никогда не следует судить тех, кого любишь. Настоящая привязанность слепа», а после снова бросался за перо, творя очередные сплетения узоров букв, рассылая по аналогам сетей.

Нет идеальности.

Зачастую воспитав под себя и позволяя в своем обществе выпускать исключительно нужных, комфортных для родного сумасшествия, близких по духу, взглядам. Временно, пусть продолжительно, но временно. Голод выгула всех абсолютно индивидуальностей никто не отменял, никто не отменял их жажду воздуха, их жадность напитаться, получить все за минуты, секунды, доли… Чаще взламывают систему безопасности, когда вне зоны видимости, кто куда, кто в пещеру одиночества, кто в статусную забегаловку в окружение схожих щебечущих. Лучше не видеть, зрелище не для близких, переживающих. Выпас на пастбище других, иных себя, для очередного погружения на долгие двадцать четыре, а то и на сезон без света, без кислорода, нужны силы, чтобы упрятать необузданное обратно в клеть.

Нет идеальности.

Остается испачканная одежда от выгула, по неосторожности не успели отмыть, хотелось быстрее нырнуть в комфорт родного. А там холод восприятия, вопросы дурацкие, недоверие. «Очнись, это Я, что ты делаешь?» Дети, персонаж ребенка внутри нас жесткий временами, не прощаем, замечаем мелочи. Никто не учит терпению, пониманию, доброте нежностей. Чаще звучит в динамики о материальных прелестях, но молчат трансляторы, о душераздирающем зверином вое без души от цены одиночества. Кипит в черных котелках грязь восприятия отношений, мало своего испорченного, раздают советы глупые, не оценивают важность влияния контента на слабое. Не несут ответственности, бесплатны. Бушуют черные маньяки в нас, шепчут, плещут язвами, плюются грязью. Не по своей воле, но уже снаружи дикие, издеваются в тихую над домашним садом, выращенным не за один сезон, с фруктами, без сорняков чужих. Позволяем, не успеваем включить, выпустить охранника, поздно, выжжено буквами, действиями, носит бездарностей. Никто этого не видит, и никто не расскажет и это за копейки – снимать стресс, на людях обнимать и жалеть, а на деле – метлой, прогибая мораль ценностей, больно родному.

Нет идеальности.

Напитались, искромсали, разбили вдребезги, насытились разрушением и, словно неженки, обратно спрятались безответственные. Оставив разгребать последствия Настоящих в нас, заново осколки склеивая, цементируя по кирпичику, сложно, но так многое устроено. Лавочка с пальцами переплетенными, разрушены, но сильные к замкам сказочным.

Песок сквозь пальцы

Новое утро, спрятав горячее дыхание в холодную ладошку. Греем поцелуями, чуть прикасаясь к поверхности. Вкус тебя проступил сквозь капилляры губ, облизываю шершавыми ворсинками, пытаются вспомнить еще и на вкус, добавить эмоций в спящий туман серого. Будим по утрам солнце вместе, ресницы друг друга целуем, шепчем: «Доброе утро». Родные разные, восторженные, бываем грустные, милые. Просыпаясь окончательно, шутим улыбками, утро с щебетом птиц за окном, с конструктором буквами от Экзюпери, балуемся. Каждый рисует своими кистями, рассказывает о снах, искрит, выбирает тона красок, смешивая, воспринимаем сквозь фильтры опыта. Тепло.

Лишние иногда звонки врываются «Алло, да, да, bуе, bye». Словно молния с грозовыми тучами. Шепчут в трубку о необходимых дарах недвижимых, свои цели навязывают, советуют, советуют. О золотых брякающих, дни монетизируют, взвешивают приданое. Наверное, дождливые, наверное, прохладные. Напоминают ежедневно о стрелках часов возраста, словно куклой с витрины, пытаются торговать прелестями, клеят расценки на предоставленные удовольствия. Вырастили, вложились заботой и временем, разумное желание мгновенно получить дивиденды без рассрочек, оценивая цену приносимым тобой удовольствиям. Советуют, советуют, шушукают, наблюдают, вслушиваются, можно понять, волнуются. Недовольные, рассматривая дыры своей перештопанной. Не хотят завершить словами Оскара: «Или я, или эти мерзкие обои в цветочек».

Пара, пора, диктуют о поре знакомства. Слова медленные, потом кричащие. Сканируют, то тем, то этим, словно солдатика оловянного пытаются вертеть, рассматривая, улыбаемся, переживаем смотрины, обнимая искренне. Звучат звуки бесспорные, безоговорочные.

Стоп. Лишнее. Перерыв в испытании. Уютный вечер. Свечи. Очарование вечера. Глаза твои напротив пахнут искренностью. Рыскает по памяти, собирая по пикселям визуальные картинки, просыпается, добавляет на уголки губ долю улыбки, нравится. Мешает успокоиться услышанное, разбередили сравнением. Тише, тише, и океан не всегда чарует гладью, бывает, волнуется. Из ничего, из пластилина воздуха, вылепливается картинка расплывчивая, с каждой долей секунды все более, более и более отчетливо. Грусть подружка – ржавая, дать чуть, и захватит безропотное.

Треплет бессовестный ветер волосы, беспорядки творит с прическою, смеемся, чуть легче. Смех пошлости, гулять, гулять тянут изящные конечности, вырываются из рук, балуются. Успокаиваемся волнами или пытаемся так выглядеть, гладим по колкостям, тише, тише, гладим ладошками. Насыщенно. Командировки. Зрелища. События.

Бывает, один из нас хищным просыпается, одним из лиц, внутри обитающих. Мечется один. Холодные простыни дикие. Все минусовые мысли в один момент сталкиваются, рушат спокойствие. Психонедовечера выкачивают из сосудов настроение влюбленности, все масштабнее окружающее весну. Тише, тише, разговор сквозь расстояние, терпение и великолепие возвращения. Объятия, с поцелуями соскученности смешанные. Любование.

Отражение его – это она, стоит на доли мгновения погрузиться в ее мысли внешние, ужином для общества приготовленные, смутитесь от иного восприятия мира. На минуту стеснение овладеет Вами от невежественности рядом с уником личности. Цветет, пахнет родным ароматом, сладким солнечным. Песком сквозь пальцы чужие просеется, непонятая, сумасшедшая, родная инопланетная.

Coffee

Рецепт горячего крепкого. Рекомендовали. Попробуем. Продали в долг, записали на счетчике, отсчитав миллилитры прозрачной из крана для приготовления напитка. Пользуйтесь, позвольте себе не отказывать, кричат краткими месседжами. Наслаждайтесь влагой, радуйтесь. Вам повезло быть счастливыми. Много контента разного, стремясь завоевать внимание, повлиять на выбор, решение, неугомонно стучится, вламываясь. Остановись с переживаниями, дальше, дальше, для создания. Еще пакет с зерном не распечатан. Томятся в ожидании, перешептываются, трутся прожаренными боками, создавая аромат сочный. Рука сама черпает, вздрагивая от прикосновений первых, растекаясь по подушечкам пальцев, все далее по, словно бархатная массажистка, позволяет издать томный стон от наслаждения. Секунды на наслаждение.

Голодное железо заглатывает, слышно, как клокочет, завывает от нетерпения перемолоть в компонент приготовления, гудит, фыркает, не спокойный. Своенравный просит команды для жестких действий, не пощадит, раздавит в клочья, затем выдаст сыпучий порошок без целостности для напитка. Искрит, топчется на одном месте, беснуется от тяжести и ртутности времени. Иногда приятно поставить на паузу… Секунды на наслаждение.

Наблюдая за эффектом ожидания, чьим-то бездушным фырканьем, волнением, попыткой перевернуть с ног на голову, завладеть самостоятельностью, воздушной, призрачной волею… Вкус выбора принятия решения, чуть что-то не так, не под настроение, не под еле уловимые лучики, в сторону приготовление, стоп… Сегодня достаточно молочного стакана из холодильника. Оставлен у треснувшего деревянного, без золотой благодарности. Но так не сегодня, так может быть завтра или через десятки закатов, а сегодня есть желание и будет приготовлен, чуть побалуемся со временем ожидания и примемся заново… Секунды на наслаждение.

Ничего личного, все как у всех, просматривая слова Фицджеральда: «В сущности, я – профессиональный литературный вор, которому не дают покоя лучшие приемы любого писателя моего поколения».

Все и вся зависимы, невозможно без обмена поцелуями приветствия, рукопожатиями уступок, обмена вежливыми репликами… Глупый. Не угомонится, клокочет, бурчит от своенравия. Надоело. Хочется спокойствия. Выдернув из розетки его энергию, сник, окаменел, смиренным стал за мгновение, а ведь мне это ничего не стоило. Секунды и тишина от гордости. Пару десятков секунд и заново, струи живительной вовнутрь, россыпь зерен до краев, голодному, энергии, и запуск, заедает кнопка. Кочевряжится. Гордость мешает. Грешная гордость, без нее никуда. Шум, гулкий шум от процесса приготовления, бурлит, пару всплесков волн, и успокоится, войдет в русло. Глажу по стальной поверхности брендового, сначала по шерстке, потом против, также на автомате, чередуя свои режимы. Время, время бессовестное и неугомонное тикает, отсчитывая срок до финиша. Секунды на наслаждение.

Маленькая чашка из коллекции фарфора чешского, на решеточку, согревается, готова принять в себя извержения гейзера. Вся сжалась от ожидания, не успокаивает жар снизу, дрожит, волнуется, как в первый раз, невинная. Секунда, две, три и… Тонкой струйкой, чуть сдерживаясь, перемешиваясь каплями, торопясь, толкаясь горного водопада струями в белоснежное. Секунды до наслаждения.

Губы пересохли, просят влагу, предчувствуют наслаждения, как дикие животные беснуются, требуют, нет повиновения. Дикие до наслаждения.

Ароматный кофе

«Да, пошел ты!!!»

И что? Значит, так надо было…

Нет смысла, все это блеф в твоей дурной голове, очнись, оглянись, ты уже вне контента. Без руководителей сверху, без ощущения быть нанятой, угождать кому-либо, только для себя, только собственные интересы, только я…

До очередной ночи, скрючившись, до очередной ночи одной с бокалом на донышке. До смятых постелей в пять утра, сбегающих, трусливых, остатки забытой одежды, развлекаясь, сжигаю в камине, балуюсь. Словно в мартеновских печах, вой стоит безголосый, тупой, жадный, одинокий от холодной ртути в сосудах. Ничего, ничего, маленькая, еще не такое видела, не через такие чащи пробиралась на земляничную поляну, солнечную. Пусть с кострищами прошлыми, но на родное, настоящее… По привычке сама с собой пару слов, изредка со своими сороками глупыми.

Познакомилась, глубже проникаю вопросами, знакомимся, наблюдаю за поступками, умением считывать мной не произнесенное. Скромничаем, делимся шоколадными. Собранные мамой мысли раздариваем, словно дети, хотим показать самое лучшее в нас, подарить самые любимые игрушки, отдать все в надежде… Проращиваю в нем чудные теплые ростки к нам, не рассматривая иных вариантов, только взаимность. Упиваюсь теплом слов. Тикают, бежит время, сквозь пальцы, осваиваемся, наслушавшись историй начальных, верю, нет повода не верить. Тикает, тикает время, сквозь пальцы теплый песок пустыни. Освоились, обстроились, распределили мелочи обязанностей. Привыкла к пальцам, шуткам заученным, смеюсь, а как?

Слишком спокойно, слишком хорошо, выспрашиваю вечером. Как объяснить, что неспокойно мне? Как показать рядом лязгающие клыки, не замечает, как можно? А вдруг, может, обман? Вне дома хватает разного, слов, прикасаний, желаний, прихожу в грязных тряпках, долго отмываюсь в душе. Проветриваю нараспашку, бегу отсчитывая, бегу без памяти, вытряхнуть черное, оставить теплые ласки домашние. Страх, страх парализует, а вдруг уйдет? Пошлого, резкого валом, разменять за минуты, если только выйти с согласием, но не то, не так хочу, хочу такого с нежностью. Плачу сама с собой бессмысленно. Хватаюсь за авторов из любимчиков, доживших до 94-х, перечитывая их отношение, улыбаюсь на секунду: «Прекрасно, только мне докучают врачи, утверждая, что я умру, если не буду есть мясо». А затем: «Прекрасно, больше меня никто не беспокоит: те врачи, которые меня пугали, что я не смогу прожить без мяса, уже умерли». Смеюсь, снова плачу…

Усталость, растекающаяся ртуть по венам, требуется обновление. Решительные шаги, пахнут грязью и началом для начала нового пути. Внутренний страх, обволакивая, шепчет, шепчет, отрывая куски мяса от кости. Селит тревогу нелепую и безрассудную. Ничего конкретного, насыщено прилагательными, не закреплено конкретикой, ни одной цифры лживой, ни одной даты обмана со сроками. Противный щебет, щебет, щебет сорок за виноградным, бередят внутри. Сами голодные, побираются чем попало, хвалятся безделушками сверкающими, глупые. Видимо, надо утонуть, чтобы проснуться обновленной или никак. Безвольное тело просится, умоляет, капризничает, причиняет боль своим нытьем, глупое. Потерялась ладошкой в волосах его, как все рассказать? Как? Обратилась, вопреки строкам, к халатам белоснежным за помощью. Забылась, наверняка отрасль не стоит на месте, выдумали усыпление раздвоения меня жесткой, пошлой внутренней… Беда, беда за откровенными разговорами, обескуражили, сами на витаминках счастья и без прогрессирующих годами улучшений, беда. Извините, пока обойдусь.

Так хочется в детство, пожаловаться маме на Алешку и Петю, не забыть рассказать о подружке Кате, мама выслушает, посоветует, укроет одеялом ласково, спать уложит. Ну, а сегодня лучшее по-прежнему – это междусобойчики с виноградными, иногда с зерновыми, все от желания вперемешку с настроением. Глупая? Ветряная? Распыляюсь? Да. Знаю, знаю, заю-себя. Поучайте, поучайте, конечно.

Секундочку, да тише вы, телефон звонит, слышите? Он, простите. «Да, да, да, милый, конечно, через три минутки выхожу, выхожу, милый». Извините, пора. «Пока, девочки».