Текст книги "Медиум идет по следу"

– Что будем делать? – спросил Брен.

Я взглянула на него с обожанием. Он будто взял надо мной шефство с того самого момента, как защитил в детстве, став братом, в котором я отчаянно нуждалась.

– Утром пойду в библиотеку, – с трудом скрыв зевок, ответила я – сказывалась усталость от наполненного событиями дня. – Если плащ-невидимка не выдумка, упоминание о таком могущественном артефакте, скорее всего, попало в Валиантум. Заодно обновлю в памяти знания о магических родах Воральберга.

– На тот случай, если плащ все-таки вымысел? – кивнул Брен.

– Да. Мы не можем быть ни в чем уверены…

Внезапно мой помощник насторожился. Послышался звук открываемой двери и тяжелые шаги.

– Это я, не бойтесь, – услышали мы низкий голос Бродяги. – Я вернулся.

– Какое облегчение, – пробормотал Бреннон и поднялся. – Надеюсь, вас никто не видел?

Оборотень посмотрел на меня, и я увидела сожаление в его глазах.

– Ни одна живая душа, – твердо ответил он. – Завтра вечером я уйду. Вам больше не придется ни о чем беспокоиться.

Можно было подумать, что он ответил Расмусу, но я знала – его слова предназначались мне. Его присутствие не тяготило меня, но… смущало. А мне бы хотелось сохранить чистоту помыслов.

– Разве это возможно рядом с таким мужчиной? – послышался ехидный голосок тети. – Ты только взгляни на этот торс, на эти кубики, я бы даже сказала, на эти…

Тихонько зашипев сквозь стиснутые зубы, я резко встала:

– Прошу меня простить, я устала и иду к себе.

– Доброй ночи, Линн! – несколько удивленно сказал Бреннон.

– Доброй ночи, леди Эвелинн, – в один голос с ним произнес совершенно не удивленный Бродяга.

Чувствуя спиной их взгляды, я покинула комнату.

Как хорошо, что никто, кроме меня, не слышит призраков. Нет, это не хорошо. Это просто отлично!

* * *

Я спустилась в библиотеку до завтрака. Спала очень плохо – мне снились торс, «кубики», и что там еще тетя имела в виду. Промучившись всю ночь, встала злая, как кошка, которую уронили в полную воды раковину. Бреннон, видимо, что-то почувствовал, потому что в башне я его не нашла. Секретарь растворился в утренней дымке, предусмотрительно оставив мне чашку горячего чая и печенье в вазочке.

Бродягу я тоже не встретила. Должно быть, он отсыпался в кладовке, набираясь сил перед предстоящей дорогой. Меня это устраивало – после сомнительных снов видеться с их непосредственным участником не хотелось.

В бабушкином поместье я гостила два-три раза в год. Но, даже заходя в библиотеку, ни разу не просматривала Валиантум – справочное пособие магических родов и артефактов. Валиантумы велись в каждой отдельной области Норрофинда и в каждом городе областного значения. Надо ли говорить, что в землях с богатой историей Валиантумы составляли несколько десятков томов, каждый из которых было непросто снять с полки.

Воральбергский Валиантум целиком занимал огромный шкаф, который расположился отдельно, в специально оборудованной нише в стене. Рядом стояла передвижная лестница – добираться до самых высоких полок.

Войдя в библиотеку, я остановилась на пороге и зажмурилась – в чисто вымытых стеклах дверец шкафа полыхал отраженный горный восход. Казалось, тома Валиантума вспыхивают пламенем одновременно алым, оранжевым и желтым, и небесный огонь грозит перекинуться на остальные книги.

Полюбовавшись рассветом, я задернула шторы и задумчиво посмотрела на одинаковые тома в богатом малиновом переплете с золотым тиснением. Неужели придется начинать поиски плаща с тех незапамятных времен, когда «смелый юноша из рода Кендриков охотился в глуши и увидел прекрасную деву, совершавшую омовение на берегу лесного озера»?

Решительно нахмурив брови, я полезла на лестницу. К работе с литературой мне было не привыкать! Когда другие пансионерки играли на улице – я в одиночестве делала уроки, когда они делали уроки – я пряталась в библиотеке пансиона, куда почти никто не заходил.

Один за другим вытаскивая тома, я обратила внимание на последний – его бархатная обложка была ярче остальных, а тиснение не потускнело. Должно быть, бабушка не так давно приобрела новое издание.

Не знаю почему, но меня тянуло взять книгу в руки. Что я и сделала. Она была не такой объемной, как предыдущие, поэтому я с комфортом устроилась в кресле у окна и принялась перелистывать страницы. С них смотрели маги последнего столетия, уродившиеся в этой земле.

Слияние Кармодона и Неверии в одно государство возымело неожиданный эффект, вошедший в историю под названием «Слабость маны». Кармодонцы, способные к магии, были чрезвычайно редки. А среди неверийцев, наоборот, рождалось много сильных волшебников. Сам за себя говорил тот факт, что все знаменитые маги прошлого появились на свет именно в Неверии. Когда граница между государствами исчезла, браки между кармодонцами и неверийцами стали делом обычным. Среди детей, родившихся в таких браках, процент имеющих магические способности был выше, чем раньше, а «сила» магии – на порядок ниже, чем у волшебников прошлого. Проще говоря, Норрофинд оказался наводнен магическими посредственностями, по-настоящему сильные маги стали редки.

Отчим был сильным магом. Возможно, именно этим объяснялось его требовательное отношение ко мне. Когда выяснилось, что я – магическая бездарность, он был сильно разочарован. Его попытки исправить ситуацию и сделать из меня полноценную волшебницу попортили нам обоим немало крови. Однако, когда я покинула дом, отношения стали вполне терпимыми. Он начал относиться ко мне, как к вещи, которая не нужна, но выбросить не позволяют правила приличия. За редкими совместными обедами мы поддерживали светскую беседу и регулярно поздравляли друг друга с праздниками и памятными датами.

Выбросив из головы не самые приятные воспоминания о времени, когда я жила в материнском доме, я перевернула страницу.

По традиции Валиантумы иллюстрировали вручную. С картинки на меня смотрел худощавый темноволосый мужчина с «ястребиным» носом, острым подбородком и пронзительным взглядом серых глаз. Художник исключительно удачно передал их оттенок – не классический серый, а серый стали с неярким блеском…

Невольно повернувшись к створке шкафа, я взглянула на свое отражение. От отца мне не досталось ничего, кроме цвета радужек. Серо-стального цвета.