Текст книги "Образы сущего. Доктрина этического максимализма, метафизика живого универсума"

Процесс, инициируемый неуместным поступком личностей, порождает материальную субстанцию так называемого следующего слоя, т. е. материя слоя является следствием неуместных деяниях разума предыдущего слоя. Текущий слой возник точно так же. Слои в многослойном мире выстроены в причинную последовательность. Материя – это отделенная сложность, появившаяся в результате поступков индивидов предшествующего слоя.

Время слоя велико, но в какой-то момент личность перемещается в следующий слой. Переход определяется Судом и зависит от успеха этического и смыслового восхождения личности. Это не просто перерождение, но погружение в среду иной материи.

Существуют пространства – (1) пространство идей, (2) реальные пространства. Вторые порождаются материей. Размерность пространства идей нам не известна. Идея имеет векторное представление; длина вектора условно пропорциональна энергии реализации идеи (см. 4.1.5). Следует отметить, что главные объекты мира (Ресурс, Абсолют, супервизоры) лишены дислокации. Для них не существует феномена места в обыденном понимании.

Что касается наблюдаемого пространства-времени (названного вместилищем), его становление описано в главе 8.“Генезис материи” (раздел 8.6.“Место”). В нем обитают личности. Для изучения мира реального необходимо понимание свойств идеального.

Идея является сущностью не количественной. Геометрический образ ее – это не сама идея, а модель, говорящая о том, что идея имеет универсальную структуру, сходную со структурой переноса и движения в реальном пространстве-времени. Ведь все, происходящее в мире, является движением (изменением) или совокупностью движений, это находит отражение в свойстве идей. И поведение – есть движение. А в этике живет идея правильного поведения, т. е. правильного движения. Главные проблемы мира вращаются вокруг этой “правильности”.

Идея состоит из обертонов. Обертон – это спектральная составляющая идеи – тоже некоторая идея. Одна и та же идея может быть представлена разными наборами обертонов (как сумма своими слагаемыми). Представление идеи конкретным множеством и последовательностью обертонов называется реализацией идеи.

Я признаю онтологию мировой сложности. Не уверен, однако, что сложность можно определить исчерпывающим образом. Оценка ее включает субъективные черты наблюдателя. В этом она сходна с информацией и вероятностью; последние в массовых явлениях обретают статус объективного показателя. Сложность же – внешняя оценка внутреннего устройства – не всегда имеет адекватное отражение в числах. Феномен сложности предполагает существование оценщика, знающего абсолютный смысл ее.

В конце концов, нам не требуются точные оценки сложности, но важны два крайних значения – конечное и бесконечное. Я исхожу из следующей гипотезы: Для данного объекта либо все приемлемые определения сложности дают конечную величину, либо все – бесконечную. Иначе говоря, не может быть такого, что по одному определению сложность конечна, по другому – бесконечна. Основанием такой гипотезы является наличие смысловой характеристики сложности. Бесконечность – это “неподвижная точка” всех определений, и важно реальное существование объектов бесконечной сложности.

Алгоритмическая сложность объекта определяется длиной текста алгоритма воссоздания его универсальным роботом.

Замечание

Алгоритмическая сложность обладает замечательным свойством – она почти не зависит от языка, на котором написан данный алгоритм. Почти – значит с точностью до длины текста транслятора, которая есть константа, зависящая лишь от соотношения языков, но не от самих алгоритмов (теорема А.Н. Колмогорова).

В утверждении “любовь обладает бесконечной сложностью” подчеркивается непостижимость рациональным сознанием феномена любви. Мы говорим, что объекты этической реальности бесконечно сложны. Но ведь хаос предстает лишенным смысла, а кажется бесконечно сложным. В чем здесь преимущество объектов этической реальности? Нравственное узнаваемо и онтологично по сути, как первопричина всего. Его непостижимость рациональным сознанием находит объяснение в представлении о бесконечно сложном. Оно само устанавливает смыслы в мире. С другой стороны, хаос, будучи лишенным смысла, имеет нулевую сложность (постулируется). Бессмысленность – и есть хаотичность. Хаотичность означает отсутствие объекта.

Что есть смысл собственно? Смысл изначально присутствует в процессе творения. Логика нам говорит: указанный вопрос не к ней, она отказывается от ответа, не отказываясь от признания феномена смысла. Она признает: это объект этической реальности. Следовательно, она утверждает: постижение смысла есть не столько логическая функция сознания, сколько нравственная. Смысл всему в мире дается творческим разумом, однако, творение бывает доброе и греховное. Все, что есть в материи, возникло в неуместном деянии, и смыслы, стоящие за ним, “отрицательны”.

Если известен алгоритм порождения объекта (креативный алгоритм), то длина текста его дает оценку сложности, и, формально, смысл объекта здесь не нужен. Смысл, однако, привлекается в представлении объекта как алгоритма – когда мы говорим, что данный алгоритм относится к данному объекту, когда мы их отождествляем. Алгоритм – это продукт сознания, а сознание предполагает наличие креативной идеи, ассоциированной с объектом. Создать алгоритм и спроектировать объект – творчески, одно и то же.

Если некоторый объект рассматривается, как возникший случайно, то говорить о сложности можно лишь в плане моделирования его создания. Но, будучи лишенным смысла созидания, он ничем не отличается от объекта хаоса и априорной сложностью не обладает. Однако в излагаемой идеалистической доктрине все базовые элементы материи (частицы, атомы, молекулы) обладают априорной сложностью, ибо возникли в процессе целенаправленной деятельности сознания.

Бывает необходимость дать более или менее точное описание самого смысла. Для представления и передачи его создаются тексты (объекты). Мы не можем говорить о сложности смысла вообще, но можем – о сложности текста (об этом рассказано в разделе 8.4.“Текст” главы 8.“Генезис материи”).

Замечание 1

Некоторые авторы полагают, что существуют материальные объекты, лишенные сложности, объясняя это тем, что невозможно создать их креативный алгоритм. Во-первых, речь идет о принципе, о потенции такого созидания. Во-вторых, концепция первичности мирового сознания предполагает творчество разума при возникновении всякого материального объекта. Даже в искусстве процесс созидания продукта содержит последовательность операций конечной сложности.

Замечание 2

Сложно не то, что кажется таковым, а что не поддается простому рациональному описанию. Например, бесконечный ряд представляется формулой своего члена, и сложность ряда равна сложности этой формулы. Она конечна. Другими примерами могут служить известные в математике так называемые фракталы, множество Мандельбройта. Они формально просты, но задают узоры, поражающие своей красотой и фантастичностью. То же можно сказать о всякой монотонной иерархичности. Бесконечность множества никак не характеризует сложность множества. Важна внутренняя описательная сложность, а не та, что действует на наше воображение. Конечная сложность поддается конечному описанию. Предел же ее возрастания является объектом этического переживания. И сколько бы от него наше рацио ни отнимало, его тайна останется той же.

Замечание 3

Алгоритмическая сложность сама по себе является некоторым конструктом, который лишь приближенно отражает наше интуитивное понятие сложности. Такой пример: Нужно описать алгоритм построения прямоугольника со сторонами, имеющими длины, исчисляемые двумя разными иррациональными числами – количество знаков в описании их бесконечно. Смысл простейший, а алгоритм бесконечный. Но дело в том, что реальный физический прямоугольник содержит конечное число атомов, поэтому фактически его алгоритмическая сложность, в любом случае, конечна. Как я сказал, в трактате важно не само значение сложности, а отличие конечной сложности от бесконечной.

Замечание 4

Бесконечная сложность (как бесконечное множество) можно разделить на части той же “мощности”, т. е. – бесконечно сложные, где части “эквивалентны” целому. Таким свойством не обладают сущности конечной сложности. Это свойство бесконечности лежит в основании иерархии автономий Мирового Ресурса – иерархии жизни (см. раздел 8.2. “Ресурс” второй части книги).

Замечание 5

Неравновесная термодинамика открытых систем описывает происхождение порядка из хаоса, но этот порядок имеет очень низкую сложность. Есть другая задача – объяснить переход от низкой сложности к высокой, например, – объяснить спонтанное возникновение самовоспроизводящихся автоматов, функционирующих на базе регулярной среды простой структуры. Или, говоря конкретнее, – объяснить происхождение живой клетки.

Замечание 6

Не корректно использование свойства высокой сложности в качестве аргумента малой вероятности. Лишь в массовых событиях вероятность информативна. Если же речь идет об уникальных явлениях, типа первого появления клетки (я опускаю проблему достаточности одного появления), то случайность вполне логична. И аргумент здесь только один – вера. Однако тут нет преимущества у материалистов. Ведь случайно могло так оказаться, что нашим миром правит Бог.

Сложность – это абсолютная “креативная” характеристика объекта, информация – относительная. Алгоритмическая сложность связана с первым появлением идеи объекта, информация – с ее воспроизведением средствами, доступными человеку. Было ли реальное начальное созидание или нет – вопрос мировоззренческий, но сложность оценивается длиной алгоритма потенциально предполагаемого процесса, осуществляемого процедурами универсального робота.

Процесс воспроизведения на основе информации экономит труд повторного созидания, поскольку алгоритм воспроизведения проще алгоритма создания. Обычно это означает наличие процедур, сходных с матричными, которые, собственно, и представляют стержень информационного процесса. Такой пример: Нужно вырастить злак. “Информационный” алгоритм прост: внеси удобрение, выбери время, посади семя – вырастит злак. Сложность же злака не меньше сложности его генома. Алгоритмическое основание феноменов сложности и информации роднит их. Но лишь информация обладает атрибутом ценности, который заключен в относительной простоте процедур воспроизведения. Последние избавляют разум от труда познания сложности. Информация эффективна тогда, когда экономит усилия, главное из которых – изучение деталей внутреннего устроения компонент и продуктов процесса. Информация избавляет нас от сложности. В этом факте заключается глубинная причина повышенного внимания к информации.

Информация – цель науки. Существует ли ситуация, когда людей интересует сложность, но не интересует информация? Да, такая ситуация имеет название “нравственное состояние”, и главным объектом интереса в ней является человек.

На первый взгляд, если некоторый объект не является объектом изучения, он сложностью не характеризуется. Ситуация здесь очень похожа на стоимостную оценку товара: Вне разума, вне социума категория сложности бессмысленна, как и категория стоимости. Все определения сложности (алгоритмическая, информационная, статистическая и т. д.) содержат оценку затруднений разума.

Почему мы полагаем, что живые организмы сложнее неживых? Почему вообще мы одно называем сложным, другое простым? Разве мы в чем-то исчерпали путь познания? Живое требует от нас больше внимания. Оно движется, мешает, помогает, паразитирует, и мы вынуждены больше усилий тратить на его постижение. И уж самую высокую сложность мы приписываем человеческому телу. Мы говорим: человеческий организм очень сложный, хотя мы констатируем лишь высокую степень своего усердия в изучении его. Столько же сил можно потратить на изучение муравья или песчинки. Песчинка проста, потому что нам достаточно малой информации о ней.

Итак, сложность не существует вне разума, как не существует стоимость вне труда, и то, что законсервировано в материи, с одной стороны, явилось результатом отделения сложности в процессе деятельности разума, с другой – может наблюдаться как сложность только в познании.

Замечание

Иногда говорят: общество сложнее человека, потому что оно состоит из людей. Однако вхождение элемента в состав объекта не означает автоматическое привнесение его полной сложности. Например, армия, как механизм ведения войны, вообще говоря, не сложнее человека-солдата. Все зависит от определения, от смыслового содержания объекта. Оценка конечной сложности зависит, в частности, от выбора базовых “конструктивных” элементов. Общество сложно для социолога, человек – для биолога и психолога.

Поступок сопровождается волевым актом субъекта-созидателя. Если воспользоваться образом вычислительной машины, то можно сказать: тело машины является ресурсом, идея – характеристикой вычислительного процесса. Однако, с феноменом воли субъекта, модель вычислительного ресурса расширяется до модели вычислителя.

Сложность имеет отношение к реализованной идее. Когда мы говорим о переносе сложности на внешний объект, остается не совсем ясной проблема “расхода” сложности. Понятно, например, что информация тиражируема. Нет, здесь в значительной мере отражен жизненный фактор, т. е. воля как абстрактная жизненная сила. В воле присутствует трансформированная любовь Творца, а она не тиражируема. Поэтому перенос сложности связан с преобразованием нетварной стихии любви, имеющей абсолютный исток.

В общем случае в поступке участвуют, по меньшей мере, три идеи:

• Идея действия характеризует непосредственное использование воли и ресурса индивида в поступке. Например, программист отладил средства компьютерной защиты информации от копирования. Отладку полагаем одним действием.

 Желание характеризует мотив действия. В нашем примере – желание защитить данные. Идея желания имеет социальную значимость и свидетельствует о ресурсных отношениях в обществе. Мотив – сердцевина поступка, главный показатель его этичности, главный атрибут поступка личности.

• Идея долга – осознаваемый нравственный эталон поведения в ситуации поступка. В примере – подспудное осознание тщеты перестраховки. Идею долга можно считать императивом индивида. Если индивид выбирает мотив вопреки этому знанию, поступок, чаще всего, оказывается неуместным.

Один и тот же тип поведения может скрывать разные мотивы, а одни и те же мотивы людей возможны при различных видах поведения.

Всегда ли мы в поступке руководствуемся мотивом? Всегда ли мы осознаем свои цели? Ведь бывает так, что, защищаясь, мы убиваем, а убийство – это волевое действие; мы и подумать толком не успели, как действие уже совершилось. Или другое: всегда ли применимо понятие “мотив” к любви?

Продолжение темы – в подразделе 7.3. “Добро и зло”.

Абсолют отделил от Себя часть и сотворил личности. Каждая личность получила бесконечную порцию сложности. В сфере стихии сложности Абсолют породил личности именно из Себя – такова интерпретация самого процесса творения, и в этом смысле все личности – Его дети. Почему бы не предположить, что личности существуют, независимо от Творца, зачем вообще говорить о творении, в каком смысле трактовать деяние Абсолюта? Ответ, как обычно, лежит в этической плоскости: творение личностей объясняет существование единой нравственной правды, и это главное.

С нравственного все начинается и к нравственному возвращается. Только в каком времени? Речь идет о череде слоев. Они выстроены последовательно во времени, объединяющем все слои. Многослойный мир – это книга, где каждая страница повествует почти одну и ту же историю, но история заново переписывается, дополняя и совершенствуя простой сюжет рассказа.

Можно предположить, что, создавая свободные личности, Бог сохранил связь с ними, и воля всякой личности поистине принадлежала ей, когда принадлежала Богу. Разрубив связующий узел, Адам сделал самоубийственный шаг – он собственную сложность объявил автономной. Что же осталось на месте связи? – “торчащие провода”. Личность без Бога стала открытой системой, не полной, не целостной. Она пустилась в плавание по жизни в поиске ответов на запрос оборванной связи. У нее появились желания. Обретя желания, личность оказалась перед соблазном их неуместного удовлетворения. Разрывы происходили где-то во времени разных слоев, и мы видим не их, а последствия – следы греховных деяний.

Со временем разум обнаруживает законченность, исчерпанность своей рациональной функции. Опосредование – неизбежная функция сознания, обнаруживающего те же идеи на новом уровне абстракции. Каждый шаг суть законченный цикл деяний, получающий оценку Высшего Суда, подводящего нравственный итог жизни личности. В пределах одного слоя начинается и заканчивается путь постижения мировых смыслов. Перемещение в новый слой – это погружение в мир следующего этапа пути, мир материализованной греховности старого слоя, это обретение плоти в новой серии перерождений. Собственно, только этика дает основание для разговора о времени. Ибо грех содержит необходимость последующего искупления.

Ощущение этического фактора, лежащего в основании мира, вероятно, – наиболее ценная составляющая познания. Я лишь прикоснулся к тайне связи между судом и конструкциями. В действительности, связь эта очень сильная, и познание разумом может иметь успех, если подкреплено мудростью сердца.

Сложное может существовать только наряду с разумным, как категория смысла, как продукт созидания. Смыслы и созидание пребывают внутри этики. Материя предстает созиданием, несущим окраску темного тона.

Глава 4
Смысл

Исчерпывающий ответ на вопрос “что такое смысл?” неизвестен, хотя существование этого феномена не вызывает сомнения. Вся наша деятельность, да и сама жизнь, есть развернутый комментарий смыслов. В трактате много говорится о поведении. Смысл поведения имеет этическое содержание.

Обычно (объективный) идеализм рассматривает идеи и смыслы как нечто априори данное, не зависящее от людей. Но кто же автор их, если не человек, – конечно, Бог. Однако в варианте идеализма, который утверждает неучастие Бога в делах материальных, невозможно приписать Богу авторство всех идей. Остается предполагать Его участие лишь в созидании духовных смыслов – тех, которые регламентируют отношения и поступки разумных монад. Идеи и смыслы вещей сами по себе (до появления разумных монад) в мире не существуют, а смыслы поведения – существуют. Мы говорим: “смыслы изначально рождены Абсолютом”. О чем они? К чему относятся? Что в них? Мой ответ: Смыслы отражают жизнь разума и относятся к взаимоотношениям и поступкам, к поведению в общении. Никаких иных, специфически материальных, “физических”, природных смыслов априори не существует. Человек, не задумываясь, привлекает смыслы поведения к материи, и все модели его по сути живые, даже антропоморфные. Фетишизация, идеализация вещей питается подспудным желанием превратить в куклы и оживить предметы этого большого кукольного театра. Мы запоминаем, потому что переживаем (“дважды два четыре!”), а переживаем, потому что оживляем. Хороший экспериментатор преуспевает в опыте, когда входит “в душу” объекта, будь то человек, бактерия или электрон.

Например, смысл функции болта и гайки – это общий смысл явления закрепления, связи, сборки. Основополагающих идей в мире не так уж много, и познавательный процесс нацелен на постижение смысловых иерархий. В трактате речь идет, в основном, о смысле действия и о мотиве поведения. Когда мы говорим о смысле вещи, то, скорее всего, имеем в виду смысл использования вещи. Смысл вещи в общем случае не совпадает со смыслом, который обуславливает сложность вещи (3.1.6).

Итак, все смыслы изначально относятся к области отношений разума. Постижение их есть проникновение во все более тонкие нюансы отношений и расширяющуюся сферу ответственности.

Бесконечная сложность не может быть проявлена в чисто материальных конструкциях. Она проявляется в поведении разумных существ, и смыслы – суть основа их поведения.

Смысл не следует отождествлять с идеей. Идею можно описать, а смысл – нет – только прокомментировать (см. 8.4.7 “Смысл, идея, текст”).