Текст книги "Образы сущего. Доктрина этического максимализма, метафизика живого универсума"

В мире много такого, в котором Бог не участвует, Его там нет. Вся материя лишена Божьего участия, но если бы только она! Наша судьба, вся жизнь, воплощенная в ткань вещества, не зависит от Бога. И во всем, чего мы хотим добиться в материальном мире, в природе, стихии, в движении и в покое – во всем этом Бога нет. Следовательно, Его нет вообще для тех, кто иного, кроме материи, не видит, не признает.

Но неужели бесполезны наши просьбы и молитвы, когда мы исповедуемся, сообщая о делах, успехах, болезнях, когда мы просим Его помочь? Нет. Потому что мир разума велик и распростерт далеко за пределами Земли. Его популяция – это глубоко структурированная иерархия, где случается и так, что одни видят других, а другие о них только догадываются. Мы оказываемся внутри крупных космических эгрегоров, где желания и чаяния людей обретают резонанс во многих разумных существах. Мы обращаемся к Богу, а наш призыв слышат те, кто разделяет нашу любовь к Нему. Дело здесь не в том, что они могут то, чего не может Бог, или что они поступают вопреки Его желанию. Нет, именно Бог призывает отвечать на просьбы, потому что от разума к разуму должно идти добро, разум должен “дружить”, добродеяние – норма жизнедеятельности. Ничто так сильно не может объединить разум (реализованный, к тому же, в различной плоти), как любовь к Богу

Богу нужно, чтобы мы любили друг друга. В любви божественное начало находит Собеседника. Единство мира пребывает в Нем. Поэтому правы и идеалисты – наши молитвы слышны.

А на Суде предстанут все грехи наши.

Религиозная нетерпимость – не только неуважение к личности, но безграничная самоуверенность и истерическая торопливость, которая есть “знак безумия”. Мы хотим, чтобы уже сегодня, сию минуту восторжествовала наша правда, хотя мы и сами ее еще до конца не поняли. Культура индивида формируется под влиянием многих обстоятельств жизни. Мучительно и медленно истина пробивается в сознание. Нетерпимость влечет за собой последствия и более тяжкие, чем разделение религий. Таковым является изгнание науки на сырое поле материализма.

Присмотримся к понятию “истина”. Кажется, наука, например, имеет отношение к истине. Но многие полагают, что истина не формулируема, а наука обязана свои утверждения формулировать. Наука имеет дело с достоверностью, информацией, алгоритмами (“тряхнул ветки, посыпались яблоки”). Также печатное слово, да и всякое произведение рук, ума и души человека, отчужденное от человека, лишь исполняет функцию катализатора узнавания истины. На холсте, на бумаге, в скульптуре, в теории мы находим телесный след ее, но не саму ее.

И все же существует выразитель истины – сама личность. Если ей дать слово, мы увидим истину. В одном единственном деянии – в общении, на короткое время, мы непосредственно соприкасаемся с истиной, при условии, что наш собеседник открывает свою личность. Мы ее узнаем сразу без сомнения в разговоре, жесте, обаянии, в убежденности, в каком-то неуловимом движении и нюансах, в ауре. Личность, дух пробивает толщу плоти, подчиняя плоть, играя в глазах, эмоциях, словах собеседника. Мы узнаем ее по той высокой чистоте любви, совершенства, доверия, открытости, непосредственности, которая только и должна быть в истине. Я такое испытал рядом с Александром Менем. Он сеял добро, заражал энергией вдохновения, поражал эрудицией и глубиной мысли.

А что еще для нас может быть истиной? Проповедник – тот, кто чист, кому дано раскрыть свое доброе сердце людям, свою личность. Его сердце становится дверью истины. Истинность есть свойство ученья (вероучения) и свойство его проповедников. Истину мы можем услышать в устах христианина, иудея, мусульманина, буддиста, даосиста и т. д., и материалиста. А если постараемся, то и в себе. Можно по-разному относиться к концептуальным основам веры, но великие деятели мировых религий достойны уважения и почитания.

Замечание 1

Мне скажут: Наука вызывает переживание истины. Но этим-то как раз она не отличается от религии, искусства. Принято, однако, называть истиной результаты науки, что не совсем верно. Происходит неосознанная подмена понятий: переживание истины ассоциируется с истинностью научного результата, который, к сожалению, немедленно находит материалистическую интерпретацию, а само переживание в расчет не берется.

Замечание 2

Строго говоря, не корректно утверждение “после лета будет осень” называть истиной. Лучше его называть правдой, достоверностью. Термин “истина” мы приберегаем для более возвышенного содержания, имеющего нравственный смысл. В нем откровение окончательной сути и цели бытия. В истине есть радость узнавания высшего чаяния души и разума, полнота ощущения присутствия в центре жизни.

Люди, как дети, ждут подарка от Деда Мороза. Они хотят чуда. Они ведь не понимают, что чудес не бывает, что чудо – это реальное деяние разумной личности, у которой свои проблемы. Как добрый родитель, заботливый некто подкладывает под елку ожидаемый или неожиданный подарок. Самая лучшая профессия – это кудесник. Впрочем, нет, лучшая профессия – учитель, а потом кудесник, волшебство которого просто и объяснимо: он так живет. Сколько нужно душевного тепла и любви? Нам кажется много, но для него это естественно. Когда мы обнаруживаем счастливую неслучайность, надо понимать, что кто-то о нас позаботился, ибо само собой приходит чаще разрушение.

Почему мы сами не такие, почему только просим и ждем? Как будто обстоятельства обязаны выстраиваться в соответствии с нашими ожиданиями. А как расстраиваемся, когда мир ведет себя по-своему, не так, как хотим! Мы любим владеть ситуацией и готовы винить весь свет, но не себя. Во всех наших серьезных начинаниях присутствует наивная мечта о кладе. Мы и в познании настроены на клад. Физик, психолог, оккультист, астролог, да и философ – где-то внутри хранят ожидание – кажется, еще немного, еще шаг, и вот оно. А что?

Но вот, наконец, мы все пережили, поняли, что счастье только с Богом. Всем нутром, всей своей душой вняли: твори добро ближнему Но нет, раздался звонок, и опять мир ожиданий. Несомненно, понимание творит свою тихую работу – мы меняемся. Но очень, очень медленно. Потому что требуется полное перерождение, уход, исчезновение, чтобы пришло обновление. Наше понимание не только помогает, но и мешает. Оно по большей части мешает. Ибо мы знаем, где лежат подарки, и думаем о них, а это отбрасывает назад. Не нужно стыдиться призыва “НАДО ЛЮБИТЬ”. Не нужно бояться фальши, ибо это, вероятно, боязнь любви. Другого, более умного, разум не подскажет.

Для хандры у нас много причин, но хандра – это грех. Что нужно человеку, чтобы он всегда находился в состоянии духовного подъема? Нужна память любви. Да, мы должны помнить солнечное утро, ласку, улыбку, подаривших нам радость. Нам дано поверить, что они – главные составляющие вселенной, без них ничего бы не было. Это не чудо, это реальность, это опора, к которой невозможно привыкнуть.

Не хочу выступать в качестве разрушителя чьей-то веры, но мне кажется, сказанное ниже поможет некоторым неверующим устранить препятствия, мешающие поверить в Бога.

Все, что происходит в мире, можно условно разделить на (1) действие и (2) поведение. Действие частично описывается законами природы, поведение оценивается по соответствию законам этики. В принципе, нам известны определенные правила действия и поведения. Иногда они нарушаются. Действие, происходящее вопреки известным законам, мы называем чудом, неуместное поведение – грехом или злом. Порой кажется, что неэтично поступает субъект, от которого мы такого поведения не ожидаем. Эту ситуацию мы называем абсурдной, и абсурдной кажется вера в такую возможность.

Абсурдной является вера в попустительство зла Богом, ибо Бог является эталоном нравственного поведения. Эту абсурдность признает сам верующий. Он полагает, что поскольку мы не единосущны Богу (лишь подобны Ему), нравственный закон, которым Он руководствуется, не соответствует закону, данному людям, в частности, для Него наше зло не является злом, и жизнь человека предопределена. Но это не объясняет попустительство злу, и адепты христианской религии давно уже обсуждают так называемую проблему теодицеи – объяснение существования зла в мире, управляемом Богом.

Некоторые утверждают, что истинная вера и есть вера в абсурд. Однако и без того есть нечто, требующее веры – мир содержит трансцендентную составляющую, этические законы которой являются универсальными, и вера в существование этой невидимой составляющей мира ничего общего с абсурдом не имеет. Почему же вера в абсурд оказывается столь сильной? Ответ, полагаю, таков: важнейшим элементом веры является признание всемогущества Бога. Ведь Бог предстает как справедливый Судья, способный наказать любого грешника. Если мы утверждаем, что некоторое явление имеет божественное происхождение, то всемогущество нам как бы гарантирует абсолютный успех этого явления. Но всемогущество сочетается с всеблагостью, и мысль о попущении злу обнаруживает нелепость.

Материя мира – результат творения, но какого творения? Я согласен с теми, кто полагает, что Бог материю не создавал и в ней не действует. Существуют миры, лишенные материальной субстанции, обитатели которых не имеют физического тела (см. 10. “Миры”). Материя – следствие падения разумных монад, и к Богу никакого отношения не имеет. Она несет в себе следы порчи, соблазна, борьбы и смерти. Когда мне приходится спорить о генезисе материи, я говорю: мы рискуем ошибиться в своих гипотезах, но лучше недооценить масштаб Божьего созидания, чем приписать Ему авторство мерзости (1.3.1). Для Бога воспрепятствование злу, требующее материального действия, фактически невозможно.

Мир – бесконечно сложный объект, управляемый Абсолютной волей. Управление может быть либо (1) только централизованным, либо (2) сочетаться с элементами самоорганизации. Второй вариант наиболее логичен. Поскольку мир состоит из множества автономных монад, он сохраняет свою устойчивость на основе самоорганизации, предполагающей наличие свободы разумных монад. Этой свободы оказывается достаточно для произрастания плевел зла, и дело не в том, что Бог честно соблюдает принцип свободы человека, не желая ее отнимать, а в том, что отнять ее невозможно без разрушения устоев мира. Бог не вмешивается в наши намерения, но Он является Учителем мира.

Ограниченность власти Бога не распространяется на возможность справедливого божьего наказания. Ибо (а) наказание совершается именно в моральной сфере, (б) не ущемляет свободу человека, (в) оно наиболее серьезное из всех мыслимых наказаний. Речь идет о Божьем Мнении, которое, в принципе, имеет два крайних полюса – божье признание и богооставленность (отвращение). Именно последнее и есть страшнейшее по сути наказание. У Бога нет возможностей непосредственно повлиять на акт злодеяния, но есть (моральная) возможность наказать грешника. Бог наш Родитель, Учитель и Судья. У нас есть свобода выбора в поведении и есть нравственный закон, нарушение которого наказывается Его Судом.

Верить в чудо можно, в абсурд – бессмысленно.

Всякая концепция, теория, писание, проповедь суть отражение веры. Но лишь приближенное отражение. Оно излагает рациональную модель. Скудность слова и рационального метода лишает нас возможности адекватного описания – не только для читателя, но и для самого автора. Не нужно его спрашивать: “Веришь ли ты в то, что говоришь?”. Ибо и он порой сомневается (и должен сомневаться) в своих утверждениях. Слово – элемент культуры и связи людей. Термы понятийной системы рассеяны в широком поле общения. Мы используем ближайшие подходящие вешки, но они расставлены на некотором расстоянии, и, хватаясь за них, оказываемся не совсем там, где хотели бы. И все же – это ближайшие вешки. В творческом откровении многое возникает исподволь, как будто подсказанное, нашептанное кем-то, и автор вправе усомниться в своем авторстве. Где тут вера, а где видение? Верить, видеть, объяснять – разные качества. Верит священник, видит художник, объясняет философ. Все это сочетается в каждом, но средства выражения ограничены. А вера наша не поддается описанию.

Если спросить человека, во что он верит, то вопрос скорее всего его смутит. В крайнем случае, вы услышите ответ типа: “Верю в справедливость, в дружбу, в любовь”, или “Верю в силу богатства, материального благополучия”. Мало, кто искренне скажет “Верю в Бога”. Слишком интимны и плохо осознаваемы отношения с Всевышним. Некоторые идентифицируют себя с какой-то религией, что обусловлено, вероятно, не верой, а традицией. В религии мы ищем объяснения и мистический опыт, а верим все равно в простые вещи. Мы верим, что весна сменит зиму, что добро победит, что мир гармоничен и достоин любви. Счастлив верующий в небесного Отца – Бога Благодатного. Счастлив увидевший протянутую руку Господа и прильнувший к ней.

Глава 7
Общество

Человек – базовая ячейка общества, и при определении первичных отправных условий анализа общества мы должны отталкиваться от жизненных потребностей ячейки. Но дело в том, что эти потребности вовсе не всегда выражаются в желаниях индивида. Если спросить человека, что он хочет, что любит, то услышим, как в “денискиных рассказах”, перечисление вкусного. Это и есть телесный подход. В большинстве случаев человек не знает своего счастья. Он уже давно стал придатком самообусловленных процессов производства избыточного материального блага. Он растерял цели и смыслы. Духовные мотивы этического максимализма звучат фантастично, хотя в них-то и заключено знание идеала, предчувствие основной реальности.

Общество образуется как синтез коллективного выбора его участников, но общественное сознание не знает реального выбора. Выбора и нет на ниве удовлетворения потребностей человеческой плоти. Есть лишь гомеостат страстей, перманентно и драматично меняющий одно устойчивое состояние на другое. Изменения эти остаются в рамках, выстроенных всей предысторией. Человек, появляясь на свет, вынужден перенять культуру, условности и ограничения социума. Взрослея, он пытается их преобразовать, задавая новые заботы будущим поколениям.

Центральная проблема общества, как системы регулирования отношений людей – проблема зла. Общество – есть механизм организации “дальних (неближних)” отношений, призванный минимизировать зло.

У каждого своя дорога, но иногда она пересекается с дорогой другого человека, и кому-то надо уступить. Человеческая самость творит дискомфорт конфликта. Конфликт разрешается многими способами. Остановлюсь вкратце на них.

Мораль – фундамент отношений в социуме, совокупность неписаных правил поведения (впрочем, правила могут быть и записаны, но от этого они не обретают юридическую силу). Мораль определяет, что стыдно, а что не стыдно, на нее оказывают влияние культурные традиции, этнические и национальные особенности, общее благосостояние людей, законы социума и религия.

Законы образуют выраженную в слове и закрепленную в документах правовую базу отношений. Правила отражают социально-экономическое устроение общества, его систему вешек. Чем стабильнее социум, тем совершеннее законы, тем выше правовая культура граждан. Процесс формирования законов испытывает влияние морали и идеологий.

Идеологии также накладывают ограничения на поведение людей. Основное их поприще – мировоззрение; они навязывают свое и отрицают иное мировоззрение, беря порой на себя ответственную функцию оправдания зла. Обрастая развитой системой описания мира, идеология пытается дать ответ на все вопросы, унифицировать мысль и поведение индивида. По существу все мировые религии – суть идеологические системы. Они противостоят условностям и морали “светского” общества и в хорошем смысле творят человеческую культуру. Вне идеологий, как и вне мировоззрения, индивид не живет, поэтому влияние их весьма сильное.

Духовные учителя пребывают в основании идеологий, но не отождествляются с ними. Трансформация учения в идеологию, к сожалению, неизбежное историческое явление. Но чем чаще рождаются Учителя, тем заметнее и успешнее восхождение социума. Эпоха бездуховности, пошлости, меркантильности, холодной рассудочности очень нуждается в учителях, которые помогли бы вернуться человеку к своему возвышенному началу без риска общественного непонимания. Хорошие наставники способны внести свежую струю в одряхлевшую систему. Ведь люди следуют за идеями, и за их яркими проповедниками, сумевшими проникнуться болью страдающей души, отразить ее чаяния в речах и делах, посеять надежду, утешить, обратить к разумному человеческому началу. Деятельность политиков создает белый шум вокруг осевой линии истории, медленный подъем которой обусловлен подвижничеством духовных учителей.

Существует важное явление духовной жизни индивида, названное в главе “Смысл”, восстановлением. Высшее духовное достижение личности фиксируется в ней навечно. Личность не часто пребывает в этом состоянии, но оно остается в ее глубинной памяти, образуя самое ценное достояние. Мы возвращаемся в свою высшую точку, когда ничто нам не мешает, или в раскаянии. Более того, возврат неизбежен, ибо с ним сопряжен основной смысл и стимул существования. По этой причине нам нужен отдых – не только от трудов, но и от людей. (Столпотворение – такая же беда, как и одиночество: мы лишаемся общения; ведь наши ячейки близости имеют оптимальные размеры.) В суетной жизни индивид настоящего отдохновения не получает.

Трудно находиться в высшей точке своего нравственного состояния и постоянно спускаться в пространство обыденных ценностей. Это требует нравственной жертвы. И легче оставаться на одном уровне, на одной плоскости, цепко держась за мораль и условности мира. Собственно, здесь-то и обнаруживается настоящее назначение морали. Ее смыслы доступны; она спасает людей от постоянного переживания грехопадения, она вообще уменьшает страдания совести. Мы не “падаем” уже потому, что и так пребываем низко, а раз не “падаем”, то, следовательно, меньше грешим. Впрочем, это относительно – мы просто меньше сомневаемся.

Человек вынужден подчинять себя обстоятельствам, поступая, порой, в ущерб собственным принципам. Мораль помогает совершать жертву служения мамоне. Но если бы в личности не было процесса восстановления, человечества не существовало бы. Этот процесс идет постоянно и действует, как сжатая пружина, стремящаяся распрямиться.

Итак: (1) Мораль мира сего уменьшает общее число переживаний падения в грех. (2) Она добивается этого путем культивирования смыслов, которые для индивида не являются высшими. (3) Она внушает заинтересованность в пребывании на этом низком уровне – меньше падения. (4) Однако индивид тянется к своему высшему нравственному состоянию. Ему приятны минуты одиноких раздумий, полезно общение с природой. Возвращаясь в среду коллектива, он невольно стремится повысить планку морали. (5) Кому удается удержаться на вершине, тому удается улучшить свой смысловой “рекорд” в общении с Учителями. (6) Но мораль не отпускает от себя далеко. Чем выше стремление индивида, тем в большей мере оно становится личным подвигом.

Уровень культивируемых моралью смыслов является главным показателем состояния общества и определяющим фактором его прогресса.

Замечание 1

Приведу пример морально оправданной пошлости: труд за деньги на ниве помощи человеку. Есть страны, где профессия врача является высокооплачиваемой. Нас уже не удивляет факт постоянного заработка на болезнях человека. Жизнь на Земле протекает за счет жизни, но в данном случае – за счет больного. Если есть чем заплатить – лечить будут, если нет – не будут. Чем это не мародерство? Можно ли представить себе спасателя, берущего деньги у спасенного, раненного, покалеченного? По сути, целитель не должен требовать вознаграждения и жить должен “на подаяния и пожертвования”. Но это невозможно. Мы либо во всем обязаны поступать лишь по душевному велению, либо за все брать мзду. В таком случае само общение высыхает, и любовь отчуждается, ибо, по логике вещей, и ей подобает иметь денежный эквивалент.

Замечание 2

Важной функцией морали является поддержание, оправдание, защита неравенства. Казалось бы, свобода современного цивилизованного общества гарантирует полное равенство людей. Но это равенство нарушается не диспропорцией материальных благ, а моралью, фактически идеализирующей эту диспропорцию. Нормальный человек понимает, что его достоинство не измеряется богатством, что миллиардер ничем не лучше его, и все мы равны пред Всевышним. Но, если бы это убеждение было полным и широко распространенным в массе людей, современной экономики не было бы. Мир озабочен мамоной.