Текст книги "Образы сущего. Доктрина этического максимализма, метафизика живого универсума"

В дуалистической доктрине некоторые сущности имеют двойственное определение. Повторю определение, данное в подразделе “Теодицея” (первой главы). Оно относится к трансцендентному миру: Зло связано с отсутствием любви, а любовь – это дисциплина Мирового Ресурса. Ресурс представляет собой “суп” процессов, “данными” которых являются процессы. (5.1.4) Т. е. Ресурс в основе своей таит опасность саморазрушения, и зло, отказ от любви есть активное содействие этому разрушению.

Другие определения относятся к миру наблюдаемому и не противоречат приведенному. Но любовь здесь не имеет определения, определение имеет добро и зло (см. подраздел “Поступок” второй главы). К этому добавлю:

• Добро и зло проявляются в поступках.

• Добрый поступок инициируется желанием добра человеку, зложеланием зла. Желание выступает в качестве мотива поступка, обуславливая абсолютность феномена добра и зла.

• Нравственность в духовном плане – есть доброта, безнравственность – зло.

• Никакого значения в вышеуказанных определениях не имеет характер действия, производимого в поступке. Общество судит по действию, Бог – по мотиву.

• Совершить одновременно добро и зло (зло ради добра) невозможно. Зло убивает не только жертву, но и добро в человеке (7.6.3, 7.6.4).

• Попытка представить нравственность в терминах деятельности человека обречена на неудачу – нравственный закон в форме правил поведения невыразим.

• Добро творится наиболее успешно, когда любовь сочетается с гнозисом.

• Нравственные императивы людей могут быть разные, а категории добра и зла универсальны.

В целом, могу сказать, что (1) никакие принципы (морали, законов, идеологий) не определяют добро и зло, и (2) действия, руководимые желанием добра, этичнее любых принципов.

Возникает вопрос: корректно ли рассуждать о том, что есть добро и зло для Бога? Ответ на него – элемент религиозной доктрины. Но позволим себе спросить: если убийство ребенка для нас зло, то может ли оно быть добром для Бога? Может ли быть добром для Него трагедии Холокоста, Беслана и т. д.? Неужели нужно думать, что Бог желает добро ребенку, направляя его в газовую камеру? Ведь есть же такая точка зрения, что все от Бога, и нет ничего плохого. Я бы сказал так: если эти трагедии есть добро для Бога, то такой Бог нам не нужен, т. е. такая религия не нужна. Ничего не меняет идея божьего попустительства (оправданного принципами типа падения Адама, кармического воздаяния, вины отцов и др.). Если Бог может предотвратить убийства, зверства, а Он не предотвращает, значит, Он их соучастник. Единственным приемлемым объяснением здесь может быть только следующее: Бог в материи не участвует, и в этом смысле Он не всемогущ (см. также подраздел 1.3.1 “Жизнь за счет жизни”). Зло универсально – для нас и для Него. Он также страдает, как и мы, видя убийство ребенка. Милосердие сильнее принципов, и если бы мог, Он спас бы ребенка. Но действует Он только в сфере духа (см. 6.1.6).

Я думаю, со временем, трагедии Холокоста, Беслана и др. так же изменят менталитет мира, как распятье Христа.

Два противоположных фактора, две цели и ценности являются сегодня определяющими для социума – экономика и экология. Рассмотрим ряд моментов их противостояния.

1. Экономика строится исходя из жизненных потребностей индивида, с учетом локализованных в пространстве и времени интересов. Проблемы сохранения среды обитания относятся к социуму в целом и предполагают учет широких временных и пространственных границ; в идеале – всей планеты. Экономика отталкивается от близкодействия людей, экология нацелена на полномасштабное дальнодействие.

2. Борьба за сохранение среды требует знание процессов развития природы, но эта проблема в сознании обывателя не становится в один ряд с его материальными потребностями, по крайней мере, до тех пор, пока загрязнение среды не примет угрожающий характер, когда уже фактически поздно что-либо предпринимать.

3. Ценностной характеристикой в обществе обладает труд человека, а не дары природы, поэтому нет внутренней экономической оправданности и необходимости тратить первый ради вторых. На фоне высокой цены труда мораль безответственно относится к природе, сохранение которой человек осуществляет для себя, а не для нее. В любом случае, он не будет переусердствовать и допустит реальное исчезновение ее малых компонент, что, однако, приведет к необратимым изменениям.

4. Имеет место антагонистическое развитие двух явлений: (1) рост энергии технологических процессов, (2) рост числа людей, владеющих этими процессами. Первый – увеличивает степень необходимой ответственности перед природой и жизнью. Второй – реально растворяет эту ответственность. Мы не способны остановить науку, технический прогресс, энерговооруженность, эксплуатацию природных ресурсов. Мы живем, как жили, заботясь о хлебе насущном, а этого уже недостаточно, требуется повышенная осторожность, осмотрительность.

5. Одновременно ускоренно растет параметр “сложности на душу населения”. С ростом сложности систем растет вероятность ошибок в них. Простой пример – архитектура персональных IBM компьютеров, ставших неотъемлемой частью нашей жизни. Легкомыслие ее авторов (исходивших из лучших побуждений) повлекло за собой рождение компьютерных вирусов и целой индустрии борьбы с ними. И еще хорошо, если эти механизмы не находятся в системе управления высокоэнергетическими процессами.

6. Создавая системы с большим количеством участников, мы, порой, уповаем на коллективный разум человечества. Но такового в природе нет. Мы забываем о презумпции личностного перед общественным.

7. Все более интенсивно осваивая природу, человечество постепенно достигает границ возможного, входя вовнутрь узкого коридора, стены которого выстроены из угроз разрушения среды обитания. Угроза становится компонентом экологического равновесия. Возрастает степень зависимости общества от поведения отдельных его членов.

Беда нас подстерегает не от увеличения зла, а от дефицита добра, который с развитием технологии и науки делается более ощутимым. Доброта должна увеличиваться вслед за ростом энерговооруженности человечества, но этого не происходит.

Представим себе следующую ситуацию: Вам предлагают спасти своего ребенка. “Вот кнопка – говорят – нажмите ее, и ребенок спасен”. Современные технологии позволяют за этой кнопкой скрыть весьма разрушительные силы, что ставит вас в тупик. Однако речь идет о жизни дитя. Ничего не изменится, если вы узнаете, что нажатием кнопки уничтожается город N. Здесь тот случай, когда правила невозможны. Человеку решать, а Бог рассудит. Особенность ситуации в том, что выбор нажатия вовсе не диктуется злостью. Мы часто сетуем на низкую нравственность, полагая ее главной причиной всех бед, но в данном случае безвыходность имеет место и для человека высокой морали.

В чем же дело? От искушений нам не избавиться, но если человек способен нажатием кнопки уничтожить город, то общество, в котором он живет, никуда не годится. Чем сильнее жизнь многих зависит от воли одного, тем хуже, “злее” социум. Общество судит по делам, а Бог – по мотивам. В этом факте всегда таится противоречие и потенциальная угроза антиобщественного поступка. Но общество должно ограничить его последствия. В нем не должно быть такого, что один человек, какими бы намерениями ни руководствовался, смог повлиять на судьбы многих людей без их согласия.

Реально мы уже давно испытываем последствия “нажатых кнопок”. Уничтоженный лес, загазованная атмосфера, грязная вода, грохот транспорта, нарушенная экология – все это пока цветочки, рожденные причинами не обязательно злыми – вероятно, каждый раз кто-то “спасал ребенка”. И хорошо еще, что действие “кнопки” не всегда катастрофично. А что будет дальше? Кто или что за это отвечает? – Безнравственность?

Некоторые почему-то обожествляют технический прогресс, как сферу чуть ли не возвышенного творчества человека. На самом деле словосочетание “технический прогресс” вообще некорректно. Есть техническая эволюция, которая на деле несет высокий риск большой беды, – эволюция, которую уже сейчас можно полагать человеческим регрессом. Неудержимое наращивание средств воздействия на природу лишает человека независимости и свободы, наполняет мир постоянно подстерегающими опасностями, вооружает грозную стихию террора.

Нам угрожает и компьютерная революция. Рост возможностей средств обработки данных сопряжен с неизбежным переносом на них все более сложных и ответственных функций. Заманчивая новизна эпохи роботов (как в прошлом эпохи просветительства) обернется очередным умственным вывертом, еще большей утратой простоты быта, погружением в виртуальные миры патологических переживаний. Это последняя и самая тяжелая ноша цивилизации, потому что она ляжет на главный телесный орган разума – головной мозг. Люди не станут умнее и счастливее. Наоборот, отупение и стресс ожидает тех, кто не достаточно защищен учителями вечных истин.

Видимо, на ранних ступенях развития общества выполнение долга сочеталось с любовью к ближнему. Забота человека о ближнем была одновременно заботой об обществе. Однако теперь это сочетание далеко не всегда возможно, и забота об обществе не стала одновременно заботой о ближнем, а требование выполнения долга порой оказывается помехой любви к ближнему.

Алгоритмы, с которыми имеет дело человек, делятся на два класса: природные и рукотворные. Совокупность рукотворных алгоритмов образует алгоритмический багаж культуры, на который опирается технический прогресс. Самым важным свойством этого багажа является относительная самостоятельность, независимость от разума. Он представляет собой (явную или виртуальную) библиотеку описаний программ действий, которые, вообще говоря, могут быть исполнены универсальными роботами. Неважно, что таких роботов реально не было или пока нет “в металле”, важно, что алгоритмы действий результативны и полностью формализованы. Можно сказать, алгоритмический багаж – сердцевина роботосферы – этой массы выстроенных друг другу “в спину” и распараллеленных технологий.

Возникновение последней есть важнейший итог технического прогресса, и все дальнейшее развитие ее самой, и весь наш быт становятся зависимыми от слаженной работы ее. Мы не спрашиваем у будущих поколений, нужно ли им это, мы творим мир, в котором они окажутся поневоле, мир глиняного колосса “суммы технологий” (по С. Лему). Мы и сами уже живем, подчиненные выбору наших отцов. Человечество большую часть сил тратит на устранение последствий старых ошибок. Радикально исправить их оно не в состоянии. Ибо глиняный колосс уже твердо стоит на ногах, и мы оказались втянутыми в процесс все нарастающего его усложнения. Мы уже живем в мире множества неисправимых ошибок, находясь на гребне лавины, которая стремительно несет нас в пропасть.

Продолжу, однако, разговор о духовной жизни, начатый в первых главах книги. С одной стороны, он очень важен для нас, с другой – наполнен неясным, неопределенным содержанием, передающим смыслы, которые находятся на вершине смыслового багажа и которым этот багаж постоянно мал. Здесь есть и спорные, и несомненно верные мысли. Ради последних я рискнул озвучить спорное, пытаясь ответить на вопросы:

1. Что такое духовность?

2. В чем может заключаться конкретное содержание этого феномена?

3. Какова связь общественного прогресса и духовности?

4. Каковы исторические перспективы реального прогресса?

В текущем разделе я отвечаю на первые два вопроса, в следующем – на последние.

Ниже дается определение духовности.

Духовность – понятие весьма эфемерное, но очень важное для темы социальных процессов. Есть, например, такое определение: духовность человека определяется ценностями. Чем меньше предпочтений он оказывает материальным ценностям, тем выше духовность. Однако, власть и тщеславие, порой, не нацелены на материальный достаток, но может ли это быть признаком духовности власти и тщеславия?

Иногда явно указывают на важность именно духовных ценностей. Но что это такое? Разве у атеиста нет духовных ценностей? Многие материалисты ведут себя в жизни более праведно, чем те, кто верует в Бога. Предпочтение к умственным занятиям также не является достаточным признаком духовности.

Лично мне все определения, основанные на “образе жизни”, не нравятся. Я предпочитаю свое, основанное на понятии “одухотворенность”. Конечно, оно тоже имеет недостатки, но считаю его более продуктивным и близким к тому, что хочется выразить.

Одухотворенность – это пребывание индивида в его “рекорде”, где он переживает состояние возвышенности всех своих нравственных сил. Это состояние вдохновения и самого высокого доступного индивиду смысла (см. главу 4. “Смысл”). Оно может быть не видно со стороны, но хорошо известно ему самому. Оно не зависит ни от религиозности, ни от мировоззрения, не связано напрямую с ценностями и творческими занятиями человека.

У всякого есть свой духовный рекорд. Он знает минуты жизни, за которые ему не стыдно и в которых он был воистину человеком. Однако индивид по большей части находится в состоянии, далеком от своего рекорда. Но когда ему удается вновь там оказаться, – это и называется одухотворенностью. Важен не уровень рекордного смысла, а фактор пребывания в этом состоянии, поэтому и дворник, и епископ могут быть одухотворенными. Пребывание в состоянии рекорда важнее уровня рекорда, ибо сопровождается возвышенным этическим чувством и чревато дальнейшим подъемом. Духовность индивида “измеряется” количеством времени пребывания в состоянии одухотворенности. Духовность, таким образом, – это способность быть в состоянии одухотворенности.

Замечание

В СССР в последние десятилетия прошлого века бурно расцвело молодежное движение авторской песни (называемое КСП). Совершенно непродуктивно его оценивать с точки зрения качества литературного и музыкального жанра (хотя его продукт, порой, вполне сопоставим с лучшими образцами профессионального творчества). Это типичное проявление феномена духовности в том его понимании, которое описано выше.

Никто не заставляет нас находиться в состоянии одухотворенности, нельзя сказать, что оно самое легкое, или несет какую-то выгоду. Но есть духовная жажда разума, жажда Истины, и, наконец, есть стимул высшего смысла существования – Божье Признание.

Духовной, как я уже сказал, является деятельность, осуществляемая в состоянии возвышенных (“рекордных” для данного индивида) смыслов, а духовность определяется количеством времени, проводимом в данном состоянии. Эту деятельность мы различаем по признаку участия или неучастия в ней любви. Смыслы вообще, и высшие в том числе, можно принимать и рассматривать разумно, как идеи, не привлекая к ним переживания сердца и совести. Иногда это даже необходимо; например, – врачу, судье, воину. Профессионализм исключает сопереживание, отвлекающее от работы. Практика показывает, что весьма рискованно хирургу оперировать любимого человека. Любовь мешает обратить смысл в чистую идею. К сожалению, многие профессии падшего мира вовсе не требуют любви к человеку, на которого обращена деятельность.

Поступок, совершаемый в состоянии смыслового “рекорда”, есть комментарий высшего (для индивида) смысла. Но без любви и в нем возможно зло. Деятельность, руководимая страстью, лишенная любви, не имеет отношения к одухотворенности.

Духовная деятельность – есть творчество, но не всякое творчество сопряжено с поступком. Поступок – это волевое действие в среде разума, возникающее после внутреннего решения индивида “да будет”. Размышления и переживание – еще не поступок. Поступок непременно адресован личности. Буду говорить о добрых поступках, совершаемых в состоянии одухотворенности. А они непременно наполнены любовью (см. раздел 7.3.“Добро и зло”).

В физике живого универсума мы имеем дело с вниманием (см. 8.5.“Внимание”) к идеям. Можно условно назвать его рациональным. Энергетическая природа и ресурсное качество его порождают физические свойства мира. Духовное внимание имеет ту же энергетическую природу, но лишено ресурсного качества – оно обретается не в борьбе, а достойным поведением, поэтому вокруг него нет конкуренции.

Что же представляет собой духовное внимание? Говоря попросту, это внимание к объекту, как продукту любви, к самой любви. Обычное внимание рассматривает объект, как носителя идей; индивид – это просто феномен окружающего мира. Духовное внимание видит в нем дитя – воплощенный Замысел родителя, читает историю восхождения и становления личности. Люди – это дети, они любят и в любви продолжают свое детство. Любовь и переживания – главный предмет духовного внимания. Оно обращено не к логике и конструкциям, а к страданию и радости.

Перспективы развития социума напрямую связаны с изменением структуры внимания в сторону увеличения доли духовного внимания. Есть важный аспект труда и взаимоотношений людей. Речь идет о свойстве отделимости продукта труда от производителя (например, искусство актера, до появления современных средств записи, можно было отнести к категории неотделяемых продуктов). Человеческий труд обладает свойством взаимообмена, и основные проблемы социальной несправедливости связаны с неравным обменом. Такое возможно лишь при условии, что продукт отделяется от производителя, обретая форму товара, что является неизбежным следствием наличия физической плоти, основная функция которой заключается в прямом воздействии на материальный мир.

Неотделяемым продуктом человека остается его внимание. Будучи само ресурсом, оно использует в своих интересах материальную деятельность. Последняя является важнейшим инструментом привлечения внимания. Однако этого не происходит, в случае духовного внимания. Духовное внимание не является ресурсом.

Итак, два типа внимания имеют различие в цели деятельности. Духовное внимание привлекается добродеянием, которое представляет собой цель деятельности. Обретение же рационального внимания само по себе является целью, направляющей деятельность.

Мы не рождаем личности и не имеем замысла, разве что – надежды на большую удачливость потомства. Личность создается Богом. Созидание – акт любовный и гностический. Гностическая суть акта созидания заключена в Замысле, обуславливающем уникальность личности.

Вряд ли мы сможем понять содержание Замысла в полной мере, но есть очевидные факторы, которые играют здесь важную роль. Основной тезис таков: Все, что рождается, должно способствовать мировой гармонии (см. 5.1.4. “Дао и любовь” главы “Любовь”), т. е. укреплению духовной дисциплины, которая суть Любовь – главный инструмент самоорганизации жизни. Это означает, что основой Замысла является приход в мир такой личности, которая в данной среде, в определенное время способна укрепить гармонические (любовные) отношения. Новая личность наделяется способностью возлюбить мир, в котором она начинает путь, обратить на него любовь, полученную при рождении.

Энергия любви ограничена и является ресурсом Абсолюта, поэтому Замыслом решается подзадача общей задачи оптимизации энергии Мирового Ресурса.

Я часто говорю о главной тайне – тайне личности. Духовное познание ее – первый шаг в добродеянии. В принципе, то же самое имеет место в рациональном познании личности – мы интересуемся ее лицами. Но узнаем мы не сами лица, собственно, а лишь идеи, к ним прикрепленные, – это идеи поступков личности (см. раздел 8.3.“Пометка”). Духовное знание может сочетаться с рациональным, но идеи – далеко не главный его предмет. Ибо познать и отразить тайну личности невозможно в понятиях. Лишь любовь постигает ее, даря нам внутреннее проникновение, ощущение раскрытия и понимания. Это познание сердечное, сближающее, роднящее, хоть и не облаченное в слова и формулы. В нем чувственное порождает образное, наполняя невыразимыми деталями и красками.

Тайна личности тесно связана с уникальной ролью ее в гомеостате Мирового Ресурса. Следовательно, это тайна мира. Духовное знание сопровождает смысловой процесс, который восходит к самым общим задачам, делает индивида активным участником мирового этического движения, пребывает в мотивах духовного внимания. Духовное знание – это и есть знание истинной реальности, которая суть реальность этическая. Оно серьезно, содержательно, интеллектуально.

Наконец, мы должны постоянно помнить, что духовный комфорт создается индивидом также для внутреннего мира его личности.