Текст книги "Это случилось в Черёмушках – на Енисее"

На Дамбу Познякова пригласил управляющий вторым трестом строителей Дамбы Геннадий Степанович Комаров, знавший Познякова по Красноярской и Нурекской ГЭС. «Как относился Валерий к своему геройству?» – спросил Горин Комарова в конце девяностых: «Спокойно. Валера заработал свою звёздочку горбом. Я повидал полсотни бригадиров плотников-бетонщи-ков. Валера лучший из них. Никогда не был нахлебником в бригаде. Расставит людей, даст задание и сам становится на рабочее место. Учил по принципу «делай, как я». Брался за вибратор, за бензорез, если надо было научить. Никто в бригаде Познякова не бегал в поисках гвоздей, электродов, бригадир обеспечивал. Нынешний развал переживает тяжело. «Что же Вы Геннадий Степанович, мы простые работяги, а куда вы смотрели, как допустили? Ведь это же не работа». Виноваты мы перед Валерой: позвали, а дать ничего не можем, живёт с семьёй в общежитии, работа и зарплата, знаете какая? Вот он и не хочет ни с кем встречаться. Виноваты мы перед Валерой».

В последний раз приезжал Валерий Позняков на Саяны поздней осенью 1993 года. Тянуло, видимо, Героя прогуляться по дорогам былой славы. Заходил к осевшим в Черёмушках знакомым с бутылкой. Заглянул в музей полюбоваться «боевой лопатой», которой на стройке махали космонавты и другие почётные гости, потрогать огромный вымпел «Слава труду», который не раз поднимал в торжественные дни. Адреса ленинградского не оставлял. Не хотел, видимо, признаваться, что герой Позняков с семьёй живёт в общаге. Говорил, что ушёл в отпуск в ноябре потому, что тошно на работе. Не работа, а симуляция. «Помню, как лет десять назад был с делегацией на большой стройке во Франции, стояли на смотровой площадке. Хорошо строят, организованно. И я старался так строить. Они так строили капитализм, а я – коммунизм. Они, наверно, продолжают строить, а я оказался не нужен, хотя строить пока ещё умею».

* * *

Идёт прохожий мимо стройки, подходит к строителю:

– Ты чем занимаешься?

– На хлеб зарабатываю.

Подходит к другому:

– А ты чем занимаешься?

– Не видишь что ли? Камень тешу.

Подходит к третьему:

– Ну, а ты чем занимаешься?

– Строю Руанский собор.

Эту притчу рассказал Горину в трамвае по пути с работы Владимир Павлович Тарасенко.

– Володя, а вы что делаете здесь?

– Когда мальчишкой работал в бригаде Познякова – строил крупнейшую в мире ГЭС. Собирался детей приводить: «Смотрите, детки, что папка ваш со товарищами соорудил». Потом делал, полезную, как мне казалось, работу, участвовал в разработке автоматизированной системы управления технологическим процессом на ГЭС. Сейчас зарабатываю деньги. В перспективе четвёртый этап – работа из-под палки. Палка? – Отсутствие другой работы. «Не нравится – уходи», – говорит начальство. А куда пойдёшь? Мы здесь на острове. Единственное место работы. Начальству это удобно. Никуда не денемся. Да нет, не плохо. Просто сама мысль, что выбора нет, гнетёт.

Родился Володя и прошёл начальную школу на бывшем золотом прииске Жайма Майского района Красноярского края. Была в Жайме только начальная школа. Прииска давно нет, золото кончилось. Теперь Жайма – маленькая железнодорожная станция на «трассе мужества» Абакан-Тайшет. В 1961 году семья перебралась в Дивногорск, на строительство крупнейшей тогда в мире Красноярской ГЭС. Там окончил школу. Потом армия. Саяно-Шушенская ГЭС. Восемь лет проработал плотником-бетонщиком, вначале в бригаде Горбаня, а потом у Познякова. Учился заочно в Уральском университете на математико-механическом факультете. В 1982 году, будучи на пятом курсе, поменял физическую работу на умственную: стал работать на АСУ ТП ГЭС. Был в прошлом энтузиастом. Стал скептиком, негативистом, индивидуалистом.

– Что тебе, Володя, дало восемь лет в блоке?

– Остеохондроз заработал. Больше, пожалуй, ничего.

Комплексная бригада плотников-бетонщиков в те годы – это команда из сотни молодых парней. Их дело «зачистить» основание блока бетонирования, установить опалубку и арматуру, уложить бетон в блок, уплотнить уложенный бетон вибраторами и масса других менее трудоёмких работ. Работа в три смены в любую погоду. Работают ребята в «тепляке» – временном шатре, прикрывающем блок. В тепляке жара, баня, на улице – сибирский мороз, в руках двухпудовый вибратор. Вышел из тепляка на мороз, заработал остеохондроз. Текучесть в такой бригаде за год до ста человек. Но костяк, человек сорок приживается.

Боевая лопатка, тотем, вымпел «Слава труду»…Горин в своих сочинениях позволял себе иронию по поводу вымпелов, рапортов и прочих ритуалов. И сегодня позволяет себе временами идти в ногу со временем. Но ведь те молодые ребята воспринимали это всерьёз. И Горину отчасти за это стыдно.

Субчик Затовский и его команда

Для монтажа турбин и генераторов Генеральный подрядчик (основная строительная организация) обычно привлекает субподрядную организацию («субчиков») под названием СГЭМ (Спецгидроэнергомонтаж)». Убрать из текста ниже курсива слова: «Сто девять торжественных пусков за тридцать четыре года. Каково?»

В «Российском Гиннесе» есть такая запись:

«Рекордная суммарная мощность четырёх станционных гидроагрегатов, введённых в девятимесячный срок – два миллиона киловатт, была зафиксирована на Красноярской ГЭС в 1969 году. Этот рекорд был установлен Братским монтажным управлением Всесоюзного треста «Спецгидроэнергомонтаж» под руководством Н.В.Батовского. И хотя прошло более тридцати лет, пока ещё нигде в мире не удалось ввести в эксплуатацию подобной мощности на одной гидроэлектростанции. Всего прославленным коллективом монтажников с 1960 по 1994 г было введено в строй 109 гидроагрегатов общей мощностью 26,5 млн кВт».

Сто девять торжественных пусков за тридцать четыре года. Каково? Монтажники – элита строителей. При советской власти – элита и по квалификации, и по зарплате, и по числу орденов и медалей, и по количеству выпиваемой водки. Все вышеперечисленные качества находились в диалектической взаимосвязи. Орденоносная контора эта по сей день располагается в Питере на Гончарной улице. Там, возле Московского вокзала, сидят чиновники, а собственно монтажники кочевали по всем стройкам мира. За кочевой образ жизни монтажникам сверх зарплаты платили всяческие командировочные-колёсные. Что особенно ценно, командировочные-колёсные не облагались алиментами. Поэтому в монтажники охотно шли квалифицированные рабочие сложной судьбы, обременённые алиментами, которым было тесно в больших городах из-за милиционеров и вытрезвителей. Была такая эмпирическая закономерность: чем крепче пьёт, тем «золотее руки».

Командовал этими чудо-богатырями субтильный старичок, легендарный монтажник Николай Васильевич Затовский. Свой первый орден Ленина «папа» Затовский получил за Великую стройку коммунизма – Волго-Донской канал. За турбины Красноярской ГЭС Затовский вместе с заводчанами получил Государственную премию. И всё такое прочее.

Горин когда-то воспел славные подвиги монтажников и их папы Затовского в своих произведениях. Чтобы добиться большей достоверности образа папы, Горин провёл малый социологический опрос. Портретов получилось примерно четыре Затовский глазами человека «снизу», Затовский глазами человека «сверху», Затовский глазами человека «сбоку», Затовский глазами соратника.

Человек «снизу»: «Самый обходительный кавалер среди начальства. Когда я была вот такусенькая ещё на Красноярской ГЭС, мне часто приходилось голосовать – поднимать руку, чтобы остановить попутную машину. Затовский всегда останавливался и ещё приятной беседой по пути развлекал. Потом он долго работал в Бразилии. Когда вернулся, оказалось, что он прекрасно помнит незнакомую девчонку, которую подбирал на дорогах, даже имя помнил. Есть у Затовского хобби – ремонт часов. Лучше любого часовщика. Всем бесплатно часы перечинил».

Человек «сверху» – бывший главный инженер строительства Саяно-Шушенской ГЭС Кирилл Константинович Кузьмин: «По общей культуре и эрудиции в СпецГЭМе равных Затовскому нет. Я его ещё по МЭИ помню, учился на два курса младше. Думал, что начальник из него не получится. А потом смотрю – начальствует и неплохо. Как уж у него получается, не знаю. В оценках людей осторожен, уклончив, как все интеллигенты. Помню, ездил к нему в Братск, посоветоваться, кого на Асуан старшим на монтаж брать – Инюшина или Лохматикова. Сказал, что Лохматиков подходит, но как инженер, технический руководитель, Инюшин сильнее. Отправили тогда обоих. Видимо, правильно сделали». Кирилл Константинович тогда работал в Гидропроекте, командовал отделом, проектировавшим Асуанскую ГЭС в Египте. Герой Соцтруда Георгий Прокопьевич Лохматиков за Асуан получил из рук президента Египта орден Заслуг первой степени с лентой поперёк груди. В окаянные девяностые Юрий Инюшин уехал в Колумбию, основал фирму из бывших СГЭМовцев. З.Г.

Человек «сбоку» – Стафиевский Валентин Анатольевич, бывший главный инженер Саяно-Шушенской ГЭС: «Первый раз я увидел Затовского на Красноярской ГЭС в конце шестидесятых. Сгорел подпятник первой машины. Все лучшие умы собрались возле разобранного подпятника. Напряженная тишина. Вдруг откуда-то появляется невысокенький такой гражданин лет пятидесяти, подошёл, спел песенку, протанцевал круг вокруг подпятника, сказал: «Повторение Братска», – и удалился пританцовывая. Я оторопел: это что за шут гороховый? Объяснили. Я знал двух Затовских. Один – этакий шутник с причудами, дедушка из ковбойского фильма, другой – жёсткий человек с чёрной записной книжкой. Всегда держался в сторонке. На всех пусках-праздниках под знамёнами крутились его знатные монтажники, герои-орденоносцы, Но все знали, кто такой папа. Монтажники – гвардия строителей, а Затовский их командир. И коллектив сумел подобрать. Как они работали?!. Ни дня, ни ночи, ни выходных. И гуляли широко, как работали. Гремел Затовский в нашей среде. Шутник Затовский в деле был человек серьёзный».

Танец вокруг сгоревшего подпятника Николай Васильевич Затовский пояснил Горину так: «Лучшим умам, собравшимся вокруг подпятника, было это в новинку, а я уже видел четыре подпятника, сгоревших на Братской ГЭС. Машины стали большими, давление на подпятник стало таким, что отжимало смазку. Без принудительной смазки было не обойтись, а главный конструктор был против. Когда баббит подпятника подплавился, быстро привезли из Братска всё необходимое для смазки».

Вежливый, обходительный «папа» Затовский держал своих героев крепко. Была у него элита для знамен и наград, преданная ему. А была и чёрная кость; могли погрузиться в запой на неделю-другую. Потом приходили, опустив голову. «Нехорошо, Володя, подвёл ты меня. Больше так не поступай, скажет огорчённый «папа» – Ну иди, работай». Только вынет чёрную книжечку и сделает в ней пометочку. И напомнит Володе об этом инциденте, когда надо будет ехать туда, где денег мало, а работы много. И поедет Володя. Куда ему деваться?

Весной 1961 года на Братский участок СпецГЭМа, которым командовал Затовсий, приехали по распределению четыре однокурсника Горина. Жизнь ребят пролетела в пути: Сибирь и Средняя Азия, Ближний и Дальний Восток, Китай и Бразилия, Аргентина и Канада, Румыния и Югославия – как у путешественника Миклухо-Маклая. И ещё неизвестно, кому было проще находить общий язык: Миклухо– Маклаю с папуасами или им со СГЭМовской вольницей. Один из четверых упомянутых соратников папы, Генрих Козловский был четвёртым в социологическом опросе: «Про жёсткость Затовского тебе говорил человек со стороны, не монтажник. Бил Затовский только тех, кто мог устоять. Но тех, кто упал, всегда поддерживал. Был у нас электрогазосварщик экстра-класса Мошников Иван Иванович. Четыре раза его исключали из партии за пьянство. Каждый раз Затовский вмешивался: «Не исключайте, это последнее, что у него осталось». Никогда Мошникова папа ни в какую дыру не посылал. Помнил, что у него неизлечимо больная жена в больнице, и он один растит дочь. Прежде чем в дыры рабочих посылать, папа ездил туда сам. Заставлял работать, но сам работал в три раза больше. Шуточки были больше для посторонних. Какие уж тут шутки, когда рабочий день начинался в восемь утра, а закачивался планёркой в одиннадцать вечера».

* * *

Был у Горина в руках ещё один материал на папу Затовского – негативный. Однажды к Горину позвонил один СГЭМов-ский начальник и попросил посмотреть на рукопись книги одного простого работяги электрогазосварщика СпецГЭМа Староверова Геннадия Егоровича. Начальник предупредил, что Геннадий Егорович – главный кляузник их треста и пишет во все инстанции.

Предисловие к книге Г.Е.Староверова написал писатель Борис Николаевич Никольский, бывший тогда главным редактором журнала «Нева», видным деятелем Перестройки, парламентарием, одним из авторов знаменитого «Закона о печати», открывшим эру свободной печати в России: «Эта книга – исповедь человека въедливого, неравнодушного, не умеющего мириться с несправедливостью, бесхозяйственностью, безалаберностью окружающей жизнью. Автор книги из породы людей, кто, что называется, режет правду-матку в глаза любому начальству, не робея ни перед министром, ни перед Генсеком. Обо всём, что он видел, пережил, передумал, обо всём, что наболело в его душе, он и рассказывает в своей книге».

С позволения Геннадия Егоровича Горин сделал выжимку из текста не напечатанной книги и поместил ее в своём опусе «Чудо Саян». Однако текст Геннадия Егоровича столь колоритен, что Горин решил его пунктирно отразить ниже. Это не пас в сторону, ибо сквозь негатив в тексте Геннадия Егоровича просматривается трудовой порыв и энтузиазм гидростроителей тех лет, а также показывает, как легко обмануть «человека со стороны» – честного журналиста Б.Н.Никольского, принявшего малограмотное каляканье пожилого кляузника за голос борца за правду, радетеля народа.

Начинал Геннадий не в СГЭМЕ, а в ГЭМе. Большая разница: СГЭМ монтировал турбины и генераторы, ГЭМ – трансформаторы и подстанции. В СГЭМ, к папе Староверов попал в 1967 году. Итак, портрет Николая Васильевича Затовского, нарисованный сварщиком-диссидентом (с сохранением стиля, орфографии и пунктуации цитируемой рукописи).

«Моя семья жила в Красноярске, а я жил в общаге в Дивногорске. Ездил домой только по воскресеньям. Агрегат уже монтировали (их два сразу, это было к 50-летию советской власти). Это была круглая дата, понаехало много «пускачей» отовсюду, особенно из Москвы. Работали по многу часов. Я, в основном, сидел на аргонодуговой сварке, на алюминии. Моя жена была в положении, а мне даже некогда было съездить домой. Было трудно, и агрегаты подходили к пуску. Шинопровод готовый пустили на холостые обороты. Они отработали 72 часа, стали пускать под напряжение, стал греться шинопровод. Решили срочно делать токосъёмные шины.

Это была ошибка завода. Это работа СГЭМа, а у них не было ареонщика-сварщика. Меня отдали к ним с моей аппаратурой. Нужно было срочно заварить три тысячи колец. А мои ребята ушли в отгулы, питерские уже уехали. И вот мне пришлось работать пять суток. Поставили раскладушки на работе. Слесаря подгонят – я варю, пока новые делают – я сплю, ведь 7 ноября скоро. Был председатель госкомиссии Беликов (старичок седой). Он всегда заходил смотреть. Видимо, вовсе не спал. Вот как-то ночью запнулся он за мои шланги. Я промолчал. Он ещё раз запнулся. Я не выдержал и говорю ему: «Что ты ходишь тут, как маятник?». Утром спрашиваю мастера Валеру Зотова: «Кто этот дед?» Он мне говорит: «Это председатель госкомиссии, будет докладывать Брежневу о пуске агрегатов». Я говорю: «Валера, я его ночью оттянул». А он, видимо, услышал наш разговор, потом заходит и говорит: «Ничего, сынок, я в молодости тоже горячий был, а ты молодец. Ты даже не знаешь, какую работу ты сделал». Ведь оставалось 6 часов до пуска. Сделали, пустили под нагрузку, отрапортовали. Бочкина качнули. Он сказал, чтобы два ящика водки передать монтажникам. На то были монтажники СГЭМ.

Как обошлись со мной? Не заплатили ни СГЭМ, ни ГЭМ. То есть мне сказал Лис из СГЭМ, что они перевели в нашу организацию, а они, а мне говорят «нет». Вот так отнеслись – конечно, обидно. А ведь потом закатили банкет в ресторане «пускачи», которые палец о палец не ударили, получили награды, премии по несколько окладов. Дали мне бумажку грамоту за подписью Непорожнего и «иди Вася гуляй».»

Не только бумажку за подписью дали Вам, Геннадий Егорович. А два ящика водки от начальника строительства? А трёхкомнатная квартира в Дивногорске взамен однокомнатной в Красноярске? Старичка, «который вовсе не спал» звали академик академии архитектуры Беляков Александр Александрович – доверенное лицо партии и правительства в гидроэнергетике. Ни один выбор створа новой ГЭС, ни один торжественный пуск не обходился без старичка, «который вовсе не спал».

В книге Геннадия Егоровича 130 страниц и все фамилии подлинные, кроме одного героя под псевдонимом Лис. Взял тогда

Лис Староверова из ГЭМа в СГЭМ и отправил на Вилюй. «Поставили меня на спиральную камеру. Это работа ломовая: толщина металла до сорока милиметров и надо варить ручной сваркой. Делать в общаге нечего, и я работал по 10–12 часов. Первый месяц заработал тысячу рублей». – вспоминал Геннадий Егорович. Неплохая зарплата для 1968 года.

Начиная с 41-ой страницы до последней сто тридцатой страницы, повествует Стапроверов, как почти сорок лет «резал правду-матку» хитрому Лису: там Лис не доплатил, там недодал. Под псевдонимом Лис скрывался папа Затовский. Побаивался, видимо, хотя и уважал слегка: «Лис технически грамотный. Начинал на Куйбышевской ГЭС, прошёл большой путь. Лис лауреат Госпремии два ордена Ленина и так далее. Авторитет у него большой. Он всегда экономию давал тресту за счёт рабочих. И не брал новой техники, но всегда занимал первое место. Он был судья. Никто не мог ему указывать. Много было грамотных молодых ребят из института. Но если кто шёл против него, то он быстро с таким человеком расставался. Дураков уважал, ведь с ними легче работать. Он человека чувствовал и знал хорошо психологию, и этим манипулировал. Для него не заплатить – это был его конёк. Для него расценки, ценники не существовали. Ему говорили, что вот, дескать, стоит столько, он своё, и так работал его плановый отдел и вся контора. Он один только и командовал. Но он не любил сильных людей, и для него составляло особую радость покорить такого, а унизить – это запросто».

* * *

Не стало папы Затовского в 2014-ом, не дожил полгода до девяностпятилетия. В Саяногорске, на стене блочной пятиэтажки, где жил папа с женой, соратники повесили мемориальную доску.

* * *

В 1996 году папа Затовский передал Горину неопубликованную книгу монтажника Деменчука. В книге взгляд на пуск десятого гидроагрегата Красноярской ГЭС из турбинной шахты.

«Монтаж. 18 февраля 1970 года.

Захватывающее зрелище – опускание в статор девятисоттонного ротора. Народа в машзал набивается – не пройти, не проехать. Его величество по такелажу Палатин расшвыривает всех плечами. Он такой, когда священнодействует с тяжестями, ему не указ ни начальник, ни сам министр. Под потолком съехались два пятисоттонных крана. Палатин единолично выкрикивает смазливым крановщицам Тане Карпатовской и Гале Боченковой.

Стоим на фланце статора по всей окружности. У каждого в руках по картонке – толщина, как на книжных обложках. И вот красная шайба шестнадцати метров в диаметре начинает опускаться на нас. Тысяча тонн без шестидесяти на голову ползёт – о-го-го! Это киношникам хорошо с камерами сверху снимать – снизу никого не видно. Только мы во главе со Ждановичем и папой. (М.М.Жданович – бригадир монтажников, не Герой соцтруда, но кавалер ордена Ленина. З.Г).

А ротор все ниже и ниже. К нам приближается. Прижимаем картонки к стенкам статора – это единственная поблажка точности, допустимый зазор между полюсами ротора и железом статора. Железная громадина повинуется движениям губ Палатина и прямо по нашим картонкам входит на своё место.

Пуск десятого. 16 марта 1970 года.

Шестнадцатого, как обещали сгэмовцы, десятый был поставлен на холостые обороты. Гостей понаехало, понабежало – монтажникам негде было подступиться, Ребята, усталые, перемазанные, почти не спавшие восемь недель, уселись в сторонке над стенкой на досках. Юбилейный задрожал от оборотов – девятьсот шестьдесят тонн ротор генератора, тысяч четыреста шестьдесят тонн колесо турбины, скорость на ободе – пять километров в минуту. Кто-то речи произносил и «ура» кричал, кто-то пятаки ставил ребром на крестовину – стояли, не падая, значит добро сработано, не бьёт машину. Потом все разошлись, лишь монтажники остались со своим многотрудным детищем. На всех узлах дежурных выставили, а остальных отдыхать отправили.

Истекли трое суток. Папа скомандовал остановить машину, и Тихомиров поворотом маховика закрыл лопатки направляющего аппарата.

Парни Сахатыря (В.Я.Сахатырь тоже бригадир и тоже Герой Соцтруда З.Г.) раскидали подпятник и вытащили на проверку все двадцать четыре сегмента по шестьсот килограмм каждый. Проверять будут.

С двадцати часов до нуля всех домой отпустили – нас, четырнадцать во главе с Ждановичем, оставили на высоковольтные испытания. Проводят его после семидесяти часовой прокрутки, и они являются как бы венцом многолетней работы конструкторов, заводчан, монтажников, пусконаладчиков. Самый тревожный и волнующий момент. Доступ на агрегат всем закрыли. Пусконаладчики протянули экранированные провода. Мы промеж статором и тормозными тумбами втискивали свёрнутые пополам в ладонь шириной резиновые маты.

Папа то появлялся на виду, то исчезал – закинув руки назад и сцепив пальцы за бёдрами. Он бысренькими шажками обегал подпятник, выходил в генераторный отсек и тут кружил с обнажённой головой. Сжатые челюсти да пульсирующая на правой стороне шеи вена говорят о том, что сердце его переместилось в район горла. Ждём: выдержит статор или нет после трёхдневных вибраций на холостом ходу. Бог – что хочет, человек – что может.

– Внимание! Подают, – произнёс прораб Коля Горев.

Помимо природных зарев мне пришлось повидать и военные, и как Сталинград пылал по ночам, и как горел Будапешт наблюдал сопляком-юнгой с борта военного катера. Однако не с чем сравнить эти призрачные короны, созданные и управляемые человеком. П когда в третий раз утонуло в темноте дивное диво. Четырнадцать человек заорали «Ура!»

Таким был пуск глазами писателя-романтика Деменчука. Встретиться с Деменчуком Горину свидеться не довелось. Монтажник тяжело болел. Лечился в Сочи.