Текст книги "Это случилось в Черёмушках – на Енисее"

Как горели красноярские генераторы

Триумвират: плотина-турбина-генератор. Вода, падая с плотины, вращает колесо турбины. Колесо турбины вращает генератор. Генератор вырабатывает электрический ток. Ток по проводам приходит к нам домой в виде тепла и света. Первый казус с Красноярскими генераторами описан в предыдущей главе. Пришла пора рассказать о втором, более масштабном. Генераторы бывают разные и по конструкции, и по единичной мощности. На стройках коммунизма, в пятидесятые годы самыми мощными в мире были генераторы Сталинградской и Куйбышевской ГЭС: 125 тысяч киловатт. Потом «большой скачок» – генераторы Братской ГЭС-225 тысяч киловатт. Потом следующий скачок самая мощная тогда в мире Красноярская ГЭС – 500 тысяч киловатт. Каждый скачок – новые сложности и неприятности. Не обходится без ошибок. Без риска не бывает прогресса. Красноярские генераторы по конструкции почти близнецы Саянских. О них и пойдёт речь.

Героем рассказа будет Валентин Иванович Брызгалов, в те годы главный инженер Красноярской ГЭС, впоследствии первый Генеральный директор Саяно-Шушенской ГЭС. Ему и слово. Спустя тридцать лет записал рассказ Брызгалова Горин Захар Ильич.

Когда сгорели три генератора, стало ясно, что это не случайность, а закономерность. Перед отлётом в Москву на совещание в министерстве, я попросил сфотографировать сгоревшие машины. Картина была жуткая. Вёл совещание министр энергетики Непорожний, присутствовал заместитель министра электротехнической промышленности, то ли Оболенцев, то ли Майорец. Не помню. Слушали меня без особых эмоций. Потом решение. Обычное рутинное решение: «усилить, улучшить, обязать». После совещания подходит ко мне референт Косыгина Захаров, он тоже был на совещании: «Ты когда собираешься назад? Завтра? Задержись на несколько дней. Зайди ко мне завтра».

Так я первый раз попал в Кремль. Волновался, конечно, мальчишка ещё, тридцать шесть лет. Выслушал Захаров, посмотрел фото и говорит» «Через двадцать минут заседание Президиума Совета министров, схожу, покажу фото Косыгину, а ты посиди, подожди». Ну, думаю, влип в историю. Через полчаса Захаров возвращается: «Через два дня заседание Президиума Совета министров, тебя тоже приглашают».

Заседание проходило в так называемом круглом зале. На самом деле зал овальный. Столы буквой «Т». За столом «по горизонтали» сидит Косыгин, «по вертикали» – его заместители Мазуров, Кириллин и другие. Потом ряды кресел, в креслах министры. Сбоку – приглашённые, и я в том числе. Помню среди приглашённых главный конструктор с «Электросилы» Романов, заместитель главного конструктора Дукштау. Первым «на ковёр» был вызван министр электротехнической промышленности А.К.Антонов. Тот что-то говорил про большие токи в стержнях статора. «Вы что, не знали про большие токи? – начал на повышенных тонах Косыгин. Я узнаю, что горят генераторы на Красноярской ГЭС, не от своих подчинённых, а из передач зарубежного радио. А может быть, на станции сидит какой-нибудь мерзавец и вредит? Владимир Алексеевич – обращается к Кириллину – возглавите комиссию по выяснению причин аварии, в комиссию включите заместителя Генерального прокурора Шикина. Через два дня вылетаете».

Я думал, что крик на Президиуме Совмина – обычное явление. Потом сведущие люди мне сказали, что ни разу не видели, чтобы Косыгин кричал. Впервые после смерти Сталина сразу два министра Антонов и Непорожний получили по выговору. Под удар был поставлен престиж страны. «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Одно из главных достижений, приуроченное к пятидесятилетию Октябрьской революции, на грани срыва. Ситуация усугублялась ещё тем, что об авариях не было вовремя доложено на самый верх.

Раз министр получил выговор, он должен собрать Коллегию министерства и раздать, что положено, подчинённым. Святое дело. В кулуарах ходили слухи, что директора Красноярской ГЭС Б.Растоскуева и главного инженера В.Брызгалова будут снимать с работы. Все собрались, а министра нет. В чём дело? Проходит несколько минут ожидания. Как потом оказалось, министр звонил к Владимиру Ивановичу Долгих, тогда первому секретарю Красноярского крайкома. Не мог министр наказать подданных Красноярского края без согласования с партией. Приходит министр. Начинается Коллегия. Формируется мнение: Растоскуева и Брызгалова снять с работы. Министр молчит и даже кивает.

Потом выходит патриарх энергетики Александр Александрович Беляков. Он категорически против снятия. «Ну, вот, Александр Александрович, мы их собираемся снимать, а ты их в икону вставил», – подал голос министр. Получили мы с Растоскуевым по выговору. Потом оказалось, что пришёл министр на коллегию уже с согласованным с Долгих решением, но для острастки, в назидание до конца своего решения не афишировал.

В правительственную комиссию вошли наиболее авторитетные специалисты страны. Винили во всём эксплуатационников. Всем академикам и профессорам возражал лишь молодой человек – В.И.Брызгалов. Он доказывал, что неправильно запроектирована система водяного охлаждения статора генератора. И доказал. Переделали систему охлаждения. И аварии прекратились.

* * *

В 1995–1996 годах Захар Ильич недолгое время (около двух лет) работал на ГЭС, в Питере институт «стоял на коленях». Приехал «на прокорм». На Саянах был приглашён в банное общество, состоявшего из четырех человек: главного инженера ГЭС Валентина Стафиевского, главного спортсмена Черёмушек Саши Фунтикова, тренера футболистов и лыжников, бессменного капитана сплавщиков по Кантегиру и пожилого подполковника в отставке, начальника первого отдела ГЭС. Каждую неделю, по четвергам общество собиралось в сауне, располагавшейся в СТК-2 (служебно-технологическом корпусе номер два). Члены общества были убеждёнными трезвенниками, даже пива не пили – все спортсмены, почти все (кроме Горина) ежегодно отмечали Новый Год марафонским забегом Черёмушки-Майна (двадцать пять километров).

Валентин Стафиевский в те годы был ещё маленьким начальником – мастером электроцеха и всю эпопею с генераторами в поисках дефектов прополз на коленях (в генераторах нельзя стоять – низко, можно только на коленях). «Я приехал на Красноярскую ГЭС на шестом агрегате, – рассказывал Стафиевский. – Три машины к этому времени стояли. Седьмая машина уже пришла, восьмая и девятая были в пути. Брызгалов тогда проявил волю и мужество: добился модернизации машин. На генераторах Красноярской ГЭС, по-видимому впервые в мире было реализовано непосредственное водяное охлаждение. Главных дефектов было четыре». Здесь Горин делает паузу и опускает техническое описание четырёх дефектов.

Последние две красноярские машины – прототипы Саянских. «Прекрасные машины на Саянах. Каких только видов типовых и нетиповых испытаний не проводили, вплоть до внезапного короткого замыкания. Всё выдержали, – продолжал Стафиевский, – Но главный путь был пройден в Дивногорске. В те годы Валентин Иванович был жёстким руководителем. Я бы даже сказал жестоким. Убеждённым, твердокаменным коммунистом был».

* * *

В 1992 году увидела свет книга воспоминаний бывшего директора Красноярской ГЭС Героя соцтруда Б.Растоскуева. О ней В.Брызгалов сказал: «В Бориной книге блестящая только обложка». В «Бориной книге» сага о сгоревших генераторах изложена несколько иначе. И вообще в «Бориной книге» среди сотен героев главный инженер ГЭС почти не просматривается. У каждого своя правда.

Пуск первого агрегата глазами Андрея Митрофанова

Первый крупный этап строительства, предшествующий пуску, – перекрытие русла Енисея. Одиннадцатого октября 1975 года. Тысячи людей в пластмассовых касках и матерчатых шлемах шли и ехали по обоим берегам на трудовой праздник. «Их издалека приветствовал с огромного портрета Владимир Ильич – требовательный и зоркий взгляд чуть прищуренных глаз, спокойное лицо с едва заметной улыбкой» (В.Рушкис. «Радуга в каньоне»). Многотонный каркас с портретом был установлен на плотине передовой бригадой Мащенко и поднимался вверх по мере роста плотины.

В 10 часов утра 11 октября 1975 года начальник строительства Станислав Иванович Садовский рапортует «Хозяину Сибири», первому секретарю Красноярского крайкома Федирко о готовности. «Хозяин Сибири» даёт команду: «На штурм». И первый «четвертак» – двадцатипятитонный самосвал с камнем, на котором белым по красному начертано «Мечте Ильича сбыться», трогается к прорану. За рулём шофер-орденоносец Илья Кожура, рядом – почетный гость – главный космонавт страны Береговой. Через три часа, в 13 часов 28 минут Енисей перекрыт. Крики «Ура», приветствия, поздравления. Вымпел «Слава труду» поднимает лучший бригадир плотников-бетонщи-ков стройки и министерства Валерий Позняков.

Потом, как положено, банкет. «Только одно выступление покоробило Садовского. Хорошо, что не с трибуны, а на заседании штаба…Инженер Зайцев. Говорят, сыграл очень важную роль в конструировании плотины. И с виду человек положительный! И надо же сказать такое: поздравляю, говорит с успешным перекрытием, но крайне озабочен наметившимся отставанием по бетонным работам…Ведь придёт день, когда Енисей потребует всех сооружений».(В.Рушкис. «Радуга в каньоне»).

Пуск первого агрегата по плану – 1980 год. Но вот – «благая весть»: будем пускать досрочно, в 1978-ом. С этой целью первые две турбины будут оснащены сменными колесами. Для их работы нет нужды в напоре в 120 метров, достаточно шестидесяти.

Досрочно? На два года раньше? Дело привычное. Перекрывали тоже досрочно. Намечалось по плану 15 октября. Взяли обязательство перекрыть на четыре дня раньше. В книге «Саянский плацдарм» написано: «Выигрыш четырёх дней может решить задачи по ускорению строительства Саяно-Шушенской ГЭС». Десять лет стройка еле теплилась, а тут четыре судьбоносных дня. На два года раньше? Будет на два раньше. Годы 1976–1978 прошли в лихорадочной гонке плотины вверх. В «Экономической газете» за ноябрь 1977 года начальник строительства, в прошлом первый секретарь обкома ВЛКСМ, в будущем первый заместитель министра писал: «Важной особенностью Саяно-Шушенской ГЭС является резкое нарастание темпов работ: уложить миллион кубометров в 1977 году, миллион шестьсот тысяч в 1978-ом».

А вот письмо главного инженера проекта Александра Ивановича Ефименко писателю Валентину Соломоновичу Рушкису, автору книги «Радуга в каньоне»: «Карабкаемся к пуску, но за 1977 год вместо миллиона по плану уложили восемьсот тридцать три тысячи кубометров. Объём необходимый для пуска, однако в 1978 году потребуется уложить полтора миллиона… И лозунгами, как это любят делать некоторые наши общие друзья, дело не поправишь».

Почти три года длился большой аврал. Рабочих сняли с других строек и привезли на Саяны. По проекту плотина по подошве имеет толщину 104 метра, её гнали вверх при толщине 80 метров, четвертый столб прилепили позже. Бетон при твердении разогревается, поэтому по проекту блоки бетонирования должны были быть не выше трёх метров, иначе образуются трещины, а бетонировали шестиметровыми. Пока строилась плотина, первоначально вода Енисея сбрасывалась через донные отверстия. К пуску агрегата уровень водохранилища должен был быть такой, что затворы донных отверстий не держали напора воды. Донные отверстия забили пробками, а новые отверстия на более высоких отметках из-за отставания укладки бетона были не готовы.

Нужна ли была такая спешка? Вряд ли. В 2000 году в Заключении комиссии по приемке ГЭС в постоянную эксплуатацию сказано, что:

– ввод мощностей опережал потребность в электроэнергии и транспортирующую способность ЛЭП; иными словами предприятия Южно-Сибирского территориально-промышленного комплекса, для электроснабжения которых строилась ГЭС, существовали пока на бумаге, и линии электропередач для транспортировки этой энергии не были готовы;

– в 1979 году ГЭС выработала ноль целых шесть десятых миллиарда киловатт-часов электроэнергии, заработала за это 4 миллиона рублей, а затраты по временной схеме составили 25 миллионов застойных рублей;

– первые десять лет не было здания ГЭС, первые гидроагрегаты эксплуатировались под временными шатрами в пыли и грохоте большой стройки.

Дата пуска по новому плану была назначена на 22 декабря 1978 года.

Горин в те годы имел к ГЭС опосредованное отношение – что-то рассчитывал на прочность, сидя в отраслевом НИИ. В командировки не ездил. Потому воспользуется рассказами очевидцев и наиболее достоверной книгой на эту тему В.Рушкиса «Радуга в каньоне».

Секретарь Красноярского крайкома товарищ Федирко: «Пуск был снайперски точен» (в интервью после пуска).

Директор ГЭС В.И.Брызгалов (спустя тринадцать лет в частной беседе с Захаром Ильичём): «Пуск был на грани срыва. При первом включении взорвался выключатель. Наступила жуткая пауза. Полно гостей. Включились на Абаканском выключателе».

Летописец В.Рушкис. Потом кричали «Ура», качали Белякова, Садовского. Митинг. Оркестр. Вечером – банкет. «В забитой до отказа гостинице «Борус» звенели стаканы и песни, приезжие руководители проекта и монтажа говорили речи связные, а за полночь – бессвязные. Главный инженер электрической части Владимиир-Шандор Ласло оказался отличным гитаристом. (Поправка. Ласло был не гитаристом, а аккордеонистом. З.Г) А ночью дежурная гостиницы приняла почти трагическое известие. Короткое замыкание, станция выпала, необходим Ласло, машина за ним выехала. Оказалось – провода, подвешенные по временной схеме, провисли и замкнулись. Место замыкания обнаружили, провода подтянули, линию включили – только и всего».

Бывший главный инженер ГЭС (о нём подробный рассказ ниже) Андрей Митрофанов при пуске первой машины был релейщиком в ЭТЛ (электротехнической лаборатории ГЭС). Его «взгляд снизу» представляется Горину наиболее приближенным к действительности. «В книгах не разделяют два события: пуск на холостом ходу и подключение к сети. Готовый гидроагрегат первые трое суток – не наш. Его хозяева заводчане и пусконаладчики Гидроэлектромонтажа и Спецгидроэнергомонтажа. Проработал подключенный к сети гидроагрегат 72 часа – он объявляется действующим и переходит к службе эксплуатации ГЭС.

Перед постановкой на холостой ход пусконаладчики и наши ЭТЛовские ребята ночевали в «зелёном домике» рядом с ГЭС, нашим ДИСам поставили раскладушки в здании ГЭС. Словом, при проверке готовности к пуску жили на казарменном положении. За несколько часов до пуска забежали мы с Володей Агеевым в зелёный домик вздремнуть. Вздремнули, встали, пришли. Полетела релюшка пожаротушения. Пускать нельзя, надо менять. Я полез с инструментами в шкаф заменять реле, а Володя корреспондентов отвлекает, за ручку вежливо от шкафа отводит. Я заменяю, а почётные гости ждут. Заменили, можно пускать. После включения генератора в сеть отнесли инструменты в мастерскую. Возвращаемся на ЦПУ (центральный пульт управления), а там немая сцена: генератор аварийно отключился от сети, сигнализация молчит: девушки-оперативницы с перепугу вырубили сигнализацию, узнать, что произошло невозможно. «Покажите, – говорю, – где хоть мигали лампы аварийной сигнализации» Показали. Стало ясно, что произошло короткое замыкание на перекидке пятьсот киловольт от машины к ОРУ (открытому распределительному устройству). Точно: прибежали строители, говорят, что зацепили негабаритом провода воздушного перехода от машзала к ОРУ 500 в Карловом логу. Короткое замыкание, «гром и молния». Полыхнуло, и на ОРУ сгорели выключатели. Чтобы не сорвать торжественного пуска, включились на Абаканских выключателях. В восемь вечера восемнадцатого декабря торжественно включили генератор в сеть. Через пятьдесят минут авария, и только через семнадцать часов включились через подстанцию Абакан-500».

В своей первой книге о Саяно-Шушенской ГЭС под названием «Разорванная паутина» есть отрывок-пересказ бесед Горина с главным инженером проекта Александром Ивановичем Ефименко и директором ГЭС Валентином Ивановичем Брызгаловым по поводу пуска первого агрегата. Пересказом фрагмента из старой книги хочу завершить рассказ о пуске первого агрегата.

– Сегодня принято ругать какую-то злую силу, которая всё подавляла, заставляла идти на неоправданный риск. А если честно, многое сами заваривали. Сами были системой. Первая крупная ошибка на Саянах – пуск первого агрегата в 1978 году. По-хорошему пускать надо было в 1979-ом. Все это понимали. Совмин не выкручивал нам рук, сами готовили постановление правительства о пуске. У каждого был на это свой резон. Чтобы пустить первый агрегат со сменным колесом турбины при пониженных напорах требовалось уложить в плотину более четырёх миллионов кубометров бетона. Мы все вместе главный инженер строительства Кирилл Константинович Кузьмин, директор ГЭС Валентин Иванович Брызгалов и я урезали пусковой комплекс. Довели объём бетона до трёх с небольшим миллионов кубометров. И гордились этим. Вам Валентин Иванович не рассказывал, почему он подписал урезанный пусковой комплекс?

Пошёл Захар Ильич от Александра Ивановича к Валентину Ивановичу и выслушал его рассказ:

– К концу стройки, когда работы пойдут на убыль, часть строителей должна была перебазироваться на новые стройки – на Катунскую или Средне-Енисейскую ГЭС. Служба эксплуатации ГЭС набирается обычно за полгода до пуска первого агрегата. По проекту для службы эксплуатации половина жилья строилась, а половину должны были освободить строители. Я понимал, что такого никогда не будет: строители всеми силами будут цепляться за такое благодатное место, как Черёмушки, квартир не освободят. Поэтому стал добиваться разрешения на строительство посёлка эксплуатационников на Верхней террасе, Черёмушек 2. Долго не мог пробить разрешения и финансирования. Ведь мы были страной плановой: вначале сами составляли ошибочные планы, утверждали их наверху, делали их руководством к действию, а потом героически их выполняли и перевыполняли. Запланировали один посёлок на Нижней террасе – так тому и быть. Подготовил я письмо к Косыгину и понёс к тогдашнему хозяину Сибири первому секретарю крайкома Павлу Стефановичу Федирко. В письме просил построить сверх запланированного тридцать пять тысяч квадратных метров жилья на верхней террасе. Сулил пуск первого агрегата к дню энергетика 22 декабря 1978 года. Федирко прочитал, схватил карандаш, вычеркнул «к 22 декабря» и начертал «К девятнадцатому декабря» «Никаких двадцать вторых. К девятнадцатому. Понял?» Позже я узнал, что отцы края уже обещали пуск первой машины как подарок к дню рождения Леонида Ильича Брежнева. Что оставалось делать? Плотина не готова, её ещё гнать и гнать вверх. Здания ГЭС нет. Значит, работать первой машине под временным шатром, в пыли и грязи стройки. Но момент упускать нельзя, иначе остались бы без жилья.

Потом Александр Иванович Ефименко, главный инженер проекта, дополнил рассказ Брызгалова: «Об одной детали не сказал Валентин Иванович: откуда деньги взялись на строительство? Это я дал ему справку об экономии 10 миллионов рублей, согласно которой следовало, что построим поселок, не выходя из сметы строительства. Сегодня он корит проектировщиков в промахах, а в те годы сам был участником того, что аукается сегодня».

Разными они были людьми. Александр Иванович Ефименко «командирского голоса» не имел. О первой своей встрече с Брызгаловым на Саянах вспоминал: «Я был главным инженером проекта уже лет пять, когда в 1977 году Брызгалов пришёл на ГЭС директором. До того мы общались в Дивногорске, на строительстве Красноярской ГЭС, где Валентин Иванович был главным инженером, а я начальником отдела рабочего проектирования. Первая неформальная встреча состоялась дома у Брызгалова. Всё было очень мило, но запомнилась одна фраза Валентина Ивановича: «Будете прислушиваться к моим советам – сработаемся» Такое предупреждение при первой встрече настораживает».

Известный гидротехник и ещё более известный как герой песни А.Пахмутовой и Н.Добронравова «Марчук играет на гитаре, а море Братское поёт», однажды на банкете сказал: ««На Саянах есть удивительный человек. Он может кому угодно, если не согласен, вслух без обиняков сказать «нет»». Жёсткий руководитель Брызгалов вспоминал: «Когда я первый раз пришёл на штаб стройки, был шокирован. Тридцатитысячная армия идет в наступление, на носу пуск первого агрегата, а генералы спорят, в какую сторону наступать. Главный инженер стройки Кузьмин, бывший проектировщик чуть что говорит главному инженеру проекта: «Давай менять проект». Тот соглашается. Начальник строительства Садовский, бывший комсомольский вождь, позволяет класть бетон не туда, где надо, а там, где удобно бригадирам плотников-бетонщиков для перевыполнения плана. А главный инженер проекта молчит. На Красноярской ГЭС такой анархии не было».

Возможно, Валентин Иванович был не во всём прав в своих оценках. Первая книга Горина о Саяно-Шушенской ГЭС была написана в 1994 году. Готовую рукопись он показал героям опуса. Один из героев Михаил Григорьевич Александров, главный инженер проекта Майнской ГЭС и здания Саяно-Шушенской ГЭС, отозвался о рукописи так: «Отношение к написанному негативное. Получается, что строили Кузьмин и Брызгалов, а Ефименко и Александров только мешали. Когда Валентин Иванович заказывает и платит, то результат предсказать нетрудно».

Ругались, спорили, и всё-таки построили.