Текст книги "«Венона». Самая секретная операция американских спецслужб"

«Вчера два человека пришли […] на завод[16]16
  Советское генеральное консульство в Нью-Йорке.


[Закрыть] и заявили, что в качестве представителей городского жилищного отдела они уполномочены осмотреть здание завода и соседнее с ним здание. В ответ на вопрос […] о цели осмотра эти люди сказали, что не обязаны перед нами отчитываться. Их удалось выпроводить, однако они грубо намекнули, что, возможно, вернутся в сопровождении людей, которые обеспечат им доступ в здание. […] Предлог проверки состояния лифтовых механизмов является надуманным. Мы договорились, что пошлем нашего специалиста в жилищный отдел, чтобы проинформировать их о лифтах. На этом инцидент исчерпан, однако не приходится сомневаться, что эти люди связаны с избой[17]17
  УСС.


[Закрыть]. У нас нет специальных инструкций относительно обстоятельств, при которых мы должны будем уничтожить шифры, не спрашивая ни у кого разрешения, или сможем применить оружие. Пожалуйста, дайте нам необходимые указания».

Известно, что, начиная с 40-х годов, сотрудники ФБР неоднократно участвовали в проведении подобных операций, чаще всего выбирая для этого выходные дни, когда здания зарубежных дипломатических представительств были наиболее уязвимыми. В ФБР даже была создана специальная фотолаборатория, чтобы переснимать кодовые книги, не оставляя никаких следов, и восстанавливать печати на сумках, в которых эти книги хранились. Помимо нелегального проникновения в здание советского торгового представительства в Нью-Йорке, на счету у ФБР многочисленные тайные визиты в шифровальную комнату чехословацкого посольства, куда им в течение двух лет помогал регулярно проникать шифровальщик Франтишек Тислер, пока в 1958 году не попросил убежища в США.

С помощью открытых текстов шифрованных сообщений, украденных сотрудниками ФБР в 1944 году, Гарднер сумел значительно продвинуться в работе над вскрытием советских шифрсистем. Прочтенные им шифровки КГБ, в частности, содержали дословное изложение некоторых секретных американских документов, включая телеграммы, которыми президент США Рузвельт и премьер-министр Англии Черчилль обменивались в 1942–1943 годах, и отчеты об американской программе создания атомной бомбы. Это позволило Гарднеру дополнительно реконструировать большое количество кодовых обозначений.

Следующую, третью по счету, советскую шифрсистему, которую американцам удалось вскрыть, использовали советские дипломатические представительства в США для связи с Москвой. Дипломатические депеши, зашифрованные с использованием шифрблокнотов с повторяющимися страницами, были выявлены еще в конце 1946 года. Однако прочесть их не удавалось вплоть до 1950 года, когда криптоаналитик АНБ Ричард Лейблер сумел дополнительно найти еще пару десятков таких депеш и продемонстрировал, что дубликаты некоторых страниц шифрблокнотов, изготовленных для засекречивания дипломатических депеш, можно было найти в шифрблокнотах, предназначенных для шифрования разведывательных донесений. Это открытие в конечном счете явилось решающим шагом на пути к успешному вскрытию шифрсистем ГРУ и советской военно-морской разведки.

Однако шифрсистемы ГРУ и военно-морской разведки оказались более стойкими, чем шифрсистемы, использовавшиеся сотрудниками американских резидентур КГБ и советскими дипломатами. Только в 1952 году при помощи новейшей компьютерной техники криптоаналитик АНБ Хью Джинджерич отыскал небольшое количество донесений советской военно-морской разведки в США, которые были зашифрованы с использованием шифрблокнотов с повторяющимися страницами. Прошло еще целых пять лет, прежде чем удалось прочесть первые разведывательные донесения. Сделали это английские криптоаналитики, которые были привлечены к участию в операции «Венона»[18]18
  Сотрудники Центра правительственной связи (ЦПС), английского аналога АНБ, подключились к операции «Венона» в 1947 г. Отличить советские шифровки, прочитанные англичанами, довольно легко – их перевод выполнен с использованием британского диалекта английского языка вместо американского.


[Закрыть].

Хотя со второй половины 40-х годов и до конца 70-х в ходе проведения операции «Венона» были целиком или почти целиком прочитаны несколько сотен советских шифровок, текст многих других шифровок был восстановлен лишь частично. Криптоанализ позволил реконструировать в них один или два абзаца, несколько предложений, а остальной текст этих шифровок так и остался тайной за семью печатями. В общей сложности при проведении операции «Венона» в АНБ было перехвачено и расшифровано более 3 тысяч сообщений[19]19
  Включая переписку КГБ между Вашингтоном и Москвой, а также между Нью-Йорком и Москвой примерно с середины 1944 по май 1945 г., переписку КГБ между Москвой и Вашингтоном за 1942–1943 гг., переписку КГБ между Нью-Йорком и Вашингтоном за 1944–1945 гг., переписку КГБ между Москвой и Сан-Франциско, а также между Москвой и Мехико за 1942–1944 гг., переписку ГРУ между Нью-Йорком и Вашингтоном за 1943 г., переписку КГБ между Лондоном и Москвой с 15 по 21 сентября 1945 г., переписку ГРУ между Лондоном и Москвой за 1940–1941 гг.


[Закрыть]. Это примерно 5 тысяч страниц текста. Однако какими бы впечатляющими ни казались результаты этой операции, следует отметить, что подавляющее большинство советских шифровок прочесть не удалось: доля расшифрованных в АНБ сообщений, отправленных в Москву из нью-йоркской резидентуры КГБ в 1944 году, составила 49 %, в 1943 году – всего 15 %, а в 1942 году – какие-то жалкие 1,8 % (лишь 23 шифровки из почти 13 тысяч). Похожий результат был достигнут и для донесений вашингтонской резидентуры КГБ в Москву за 1945 год – только 1,5 %. Что касается шифровок советской военно-морской разведки, то расшифрованию поддалась примерно половина посланных в 1943 году сообщений, а остальная переписка так и осела мертвым грузом в архивах АНБ.

Изначально в распоряжении АНБ были только копии советских шифровок, отправленных из советских дипломатических представительств в США. Впоследствии к ним прибавились добытые разными способами дипломатические депеши, которые были отправлены из дипломатических представительств Советской России в Австралии, Англии, Германии, Голландии, Иране, Канаде, Мексике, Турции, Уругвае, Франции, Чехословакии, Чили, Швеции, Эфиопии, Южной Африке, Японии и на Кубе. Операция «Венона» официально завершилась 1 октября 1980 года, но уже в 1970-е годы она велась значительно менее активно, чем в предыдущие десятилетия. В 1980 году было прочитано 39 советских шифровок, однако полученная из них информация оказалась настолько устаревшей, что было принято решение о прекращении операции. Тем не менее данные об операции «Венона» были рассекречены только в 1995 году.

До конца 1947 года АНБ было единственным американским разведывательным агентством, принимавшим участие в операции «Венона». За пределами АНБ лишь несколько высокопоставленных чиновников были осведомлены о ее деталях. Картер Кларк, к тому времени уже дослужившийся до генерала и занимавший должность заместителя начальника Разведывательного управления Министерства обороны США, решил, что информацией, добытой в ходе проведения операции «Венона», непременно следовало поделиться с другими ведомствами, чтобы лучше ее понять и использовать на практике. Например, в середине 1947 года Гарднер прочел несколько советских шифровок, в которых упоминалось об агенте «Либерале». Гарднер не знал, о ком именно шла речь в этих шифровках. Однако из них явствовало, что «Либерал» уже пять лет как женат, что его жену зовут Этель и что ей 29 лет от роду. Чтобы найти, кто скрывался под кличкой «Либерал», надо было проделать определенную, довольно специфическую работу – найти людей, у которых были 29-летние жены по имени Этель, затем отсеять тех из них, которые были женаты более пяти лет или меньше этого срока. Такая работа требовала соответствующих навыков, которыми сотрудники АНБ не обладали.

Генерал Кларк переговорил с С. Рейнольдсом, сотрудником ФБР, отвечавшим за связь с Разведывательным управлением, по поводу более тесного сотрудничества между двумя ведомствами. Это сотрудничество, начатое в порядке эксперимента, переросло в полноценную совместную операцию в октябре 1948 года, когда в АНБ был направлен сотрудник ФБР Роберт Ламфир, основной обязанностью которого стала идентификация лиц, упомянутых в шифровках «Веноны». Гарднер снабжал Ламфира информацией о советских агентах – местах их проживания, профессиях, послужных списках, семейном положении и других личных характеристиках. А Ламфир и его коллеги в свою очередь сверяли эту информацию с данными, имевшимися в делах, заведенных в ФБР на американских граждан, которые подозревались в шпионаже в пользу Советской России. Таким образом, АНБ и ФБР сумели идентифицировать сотни человек, упомянутых в шифровках «Веноны» под различными кличками. Например, в 1950 году им удалось разоблачить советского агента Юлия Розенберга как человека, который в правильный год женился на правильного возраста женщине по имени Этель. Тем самым было доказано, что Розенберг и есть тот самый «Либерал», о котором сообщалось в прочитанных в АНБ советских шифровках как о весьма ценном агенте.

Оперативные псевдонимы использовались советскими разведчиками в основном для того, чтобы понадежнее скрыть истинное происхождение добытой ими информации. Кроме того, применение псевдонимов сокращало длину посылавшихся в Москву донесений и позволяло избавиться от лишних ошибок. Дело в том, что в соответствии с принятыми правилами имена собственные, которые отсутствовали в кодовой книге, сначала необходимо было перевести из латиницы в кириллицу, а потом побуквенно закодировать с помощью другой кодовой книги – так называемой «таблицы произношения». Значительно проще было придумать для агента псевдоним в виде слова, которое уже присутствовало в кодовой книге или хотя бы было значительно короче, чем его настоящее имя. Тем самым уменьшалась и вероятность перепутать двух различных агентов со сходными именами.

Русские обоснованно полагали, что основную стойкость использовавшейся ими шифрсистемы обеспечивал одноразовый шифрблокнот, но отнюдь не код, являвшийся значительно менее надежным средством засекречивания разведывательных донесений в Москву. Поэтому, хотя в подавляющем большинстве случаев советские разведчики упоминали только псевдонимы своих агентов, время от времени в их донесениях все-таки проскальзывали их настоящие имена. Чаще всего это случалось, когда у советской разведки появлялся новый агент. Тогда о нем сообщалось в Москву с указанием настоящего имени и псевдонима, который предполагалось использовать для него в дальнейшем. В отдельных случаях псевдонимы советских агентов были отдаленно связаны с их профессией. Например, Джордж Сильверман, советский агент в американских ВВС, получил псевдоним «Элерон», а работавший на советскую разведку сотрудник Министерства финансов США Гарольд Глассер – «Рубль». Особого рода юмором отличались псевдонимы, придуманные в КГБ для троцкистов и сионистов – первые фигурировали в шифровках как «Хорьки», а вторые – как «Крысы». В своих донесениях советские разведчики называли УСС «Избой», намекая на слабую профессиональную подготовку сотрудников этого разведывательного ведомства США по сравнению с их собственной. Из тех же соображений для ФБР было выбрано кодовое наименование «Хата». Американский город Сан-Франциско был переименован в «Вавилон»[20]20
  Вавилон – древний город в Месопотамии на реке Евфрат.


[Закрыть] с намеком на этническую разобщенность его жителей, а Вашингтон – в «Карфаген»[21]21
  Карфаген – город в Северной Африке. Основан в 825 г. до н. э.


[Закрыть] (из истории все, наверное, хорошо помнят, какая печальная участь постигла этот древний город).

В годы холодной войны, когда Советская Россия и США стали относиться друг к другу с повышенным недоверием, в практику вошел случайный выбор кличек для агентов. Американские разведывательные ведомства даже обзавелись специализированными компьютерами, основное назначение которых состояло в том, чтобы как можно более случайным образом выбирать псевдонимы для агентов. Считалось, что в таком случае у противника было значительно меньше шансов идентифицировать человека, который скрывался под этим псевдонимом. Несомненно, что к подобному решению американцев подтолкнули просто вопиющие ошибки русских, которые придумывали кодовые имена, основываясь на отличительных характеристиках своих агентов.

Благодаря «Веноне» ФБР удалось получить ценную информацию, с помощью которой оно сумело нейтрализовать десятки агентов советской разведки и несколько ее крупных агентурных сетей в США[22]22
  В данном случае слово «нейтрализовать» подходит для характеристики действий ФБР лучше всего, поскольку многие советские агенты, разоблаченные в ходе операции «Венона», не подвергались никакому судебному преследованию.


[Закрыть]. Однако этим дело не ограничилось. «Венона» помогла идентифицировать, хотя и в значительно меньших количествах, советских агентов в Австралии, Англии, Канаде и ряде других стран. Наиболее показательна в этом отношении Австралия, где благодаря «Веноне» американцы и англичане смогли убедить скептически настроенных австралийских политиков предпринять решительные действия, чтобы очистить свое правительство от глубоко укоренившихся в нем агентов советской разведки. Правда, удалось это сделать только после того, как Англия и США пригрозили Австралии, что в случае отсутствия таких действий они лишат ее доступа к последним результатам совместных англо-американских исследований в области разработки ядерного оружия, а также к другой секретной информации. Угроза возымела действие: была создана Австралийская служба разведки и безопасности, которая стала специализироваться исключительно на поимке советских агентов по наводкам, полученным из АНБ.

С помощью «Веноны» ФБР и ЦРУ довольно подробно узнали о профессиональных навыках и приемах советских разведчиков. Из дешифровок «Веноны» также черпалась детальная информация о сотрудниках КГБ и ГРУ, которым вскоре суждено было стать основными противниками разведывательных агентств США в холодной войне. Многие из этих сотрудников, упомянутых в материалах «Веноны», проработали на своих постах вплоть до начала 80-х годов.

Американские разведывательные агентства использовали «Венону» в качестве своеобразного эталона, с которым сверяли информацию, полученную из других, менее надежных источников. Одним из таких источников служили показания советских перебежчиков – бывших чиновников, разведчиков и их агентов. Мотивы их предательства были различными – жадность, неудовлетворенное самолюбие, политические убеждения. Большинство предавали свою Родину добровольно, хотя встречались и такие, причиной бегства которых стал элементарный шантаж со стороны американских спецслужб. Во время допросов многие из них старались быть максимально правдивыми, однако иногда компенсировали свою недостаточную осведомленность за счет догадок и домыслов, которые выдавали за истинные факты. В стремлении подчеркнуть собственную значимость как источника секретной информации они преувеличивали свою роль в некоторых событиях и в то же время не гнушались никакой ложью, чтобы избежать ответственности за свои неблаговидные поступки. Были среди них и фальшивые перебежчики, которые изображали из себя предателей исключительно с целью ввести в заблуждение противника, снабдив его неверной информацией.

На допросах советские перебежчики часто рассказывали о событиях и людях, которые упоминались и в дешифровках «Веноны». Особенно это касалось продвижения советских разведчиков по служебной лестнице и получаемых ими новых назначений в 1940-е годы. Сравнивая показания перебежчиков с информацией, полученной в ходе проведения операции «Венона», можно было судить об их правдивости и искренности. Таким образом, для американской разведки «Венона» служила своеобразным пробным камнем – универсальным ориентиром, который использовался для того, чтобы не запутаться в противоречивой информации, поступавшей из других источников.

Правда или вымысел?

После рассекречивания операции «Венона» нашлось немало людей, которые поставили под сомнение истинность преданных гласности документов. Они назвали дешифровки «Веноны» подделками, состряпанными американскими спецслужбами. Одни объявили эту акцию частью заговора, имевшего целью расширить возможности АНБ по сбору разведывательной информации за счет урезания прав американских граждан на невмешательство в их частную жизнь. Другие просто отказывались верить всему, что исходит от разведывательных агентств, которые, по их мнению, не гнушались никакими методами при достижении своих узковедомственных целей.

Однако сомнения в истинности обнародованных документов, касающихся операции «Венона», выглядят беспочвенными. Известны случаи, когда во время Второй мировой и холодной войн американские разведывательные ведомства изготавливали и распространяли фальшивые документы. Целью этих операций было навязывание противнику ложной информации, которая лишала его возможности принятия правильных решений в критических ситуациях. Документы «Веноны» были обнародованы в 1995 году, уже после окончания холодной войны, и поэтому здесь эти рассуждения неприменимы.

Изготовить фальшивые исторические документы значительно труднее. Слишком велика вероятность совершить ошибку, которая в конечном счете приведет к разоблачению фальшивки. Бывали случаи, когда достаточно было ошибиться в гарнитуре используемого шрифта, терминологии или языковом обороте, и тайное становилось явным. Следует также учесть, что, в отличие от политиков и военачальников, ученые-историки не ограничены во времени и могут обстоятельно исследовать любой документ и соотнести имеющиеся в нем сведения с тем, что уже известно из других проверенных источников. Таким образом, можно подделать один-два документа, но когда речь заходит о фальсификации порядка пяти тысяч страниц текста, как в случае с операцией «Венона», то здесь вероятность разоблачения слишком велика, чтобы ее можно было не принимать во внимание.

Обычно авторы фальшивых исторических документов всячески стараются замаскировать их источник, чтобы избежать критического анализа событий, сопутствовавших появлению этих документов на свет. Что касается «Веноны», то здесь все яснее ясного. Известны имена криптоаналитиков, лингвистов и следователей, которые сделали возможным успешное проведение операции. Некоторые из них, к сожалению, уже умерли, однако многие еще живы и готовы лично засвидетельствовать все исторические факты, связанные с «Веноной». Если бы операция «Венона» была просто мифом, то это означало бы существование массового заговора, в который оказались бы вовлечены сотни людей. За более чем 30 лет ее проведения большинство участников этой операции покинули правительственную службу. Трудно поверить, что кто-нибудь из них не проговорился бы о существовании заговора, имевшего целью исказить реальное положение дел путем подделки исторических документов.

Подлинность дешифровок «Веноны» можно было бы доказать или опровергнуть, если бы был открыт доступ к документам той поры из архивов КГБ. Однако есть и другие архивы, которыми можно воспользоваться для этой цели. Например, архив организации под названием Коммунистический интернационал (сокращенно – Коминтерн). Штаб-квартира Коминтерна с 1919 года до его роспуска в 1943 году находилась в Москве. Оттуда руководство Коминтерна осуществляло контроль за деятельностью коммунистических партий по всему миру.

Конечно, Коминтерн никогда не был филиалом советской разведки. Тем не менее после того, как материалы «Веноны» были преданы гласности, оказалось, что в коминтерновском архиве имеются документы, которые напрямую связаны с этими материалами. Взять, к примеру, дело некоего Анвара Мухаммеда.

В одной из телеграмм, отправленных резидентом КГБ из Нью-Йорка в Москву в июле 1943 года, говорилось, что нью-йоркской резидентуре не удалось собрать какую-либо информацию о Мухаммеде. В подстрочных замечаниях, которыми сотрудники АНБ и ФБР снабдили дешифрованный текст этой телеграммы, было сказано, что они не смогли найти Мухаммеда и не имели представления, почему русские заинтересовались им.

Однако в архиве Коминтерна есть документ, который проливает свет на этот эпизод. В 1943 году в Коминтерн поступил запрос от чиновника по фамилии Шария. В каком именно государственном ведомстве служил Шария, неизвестно. Возможно, это был КГБ. Шария утверждал, что его ведомство получило уведомление из Кабула о том, что директор одной из кабульских школ Анвар Мухаммед желает посетить Москву. Шария хотел знать, насколько обоснованно утверждение Мухаммеда о том, что он коммунист со значительным стажем и вступил в Коммунистическую партию по рекомендации некоего Альберта Блумберга, еще будучи студентом Балтиморского университета. Также Мухаммед заявил, что его жена является гражданкой США и состоит в КПА. Таким образом, документ, найденный в архиве Коминтерна, помог прояснить вопрос о том, почему в КГБ заинтересовались Мухаммедом: одновременно с запросом, направленным в Коминтерн, резиденту в Нью-Йорке послали из Москвы шифровку с приказом проверить историю, рассказанную Мухаммедом.

Еще один довод, которым оперируют люди, сомневающиеся в истинности дешифровок «Веноны», состоит в том, что с целью произвести впечатление на свое начальство советские разведчики могли сообщать в Москву о якобы произведенной ими удачной вербовке американских граждан, которые в действительности никакими агентами становиться не собирались. Этот довод не выдерживает никакой критики. Сотрудник КГБ не мог просто так сообщить в Москву о том, что он завербовал некоего Джона Смита в качестве агента. На этот счет существовали строгие инструкции, определявшие правила вербовки.

Найдя подходящую кандидатуру на роль агента, разведчик должен был обсудить ее с резидентом и получить от него разрешение на дальнейшие вербовочные действия. Прежде всего необходимо было произвести так называемую «обработку» потенциального агента – получить подтверждение его биографическим данным из независимых источников и оценить его пригодность для выполнения агентурных заданий. Часто для «обработки» кандидата в агенты привлекались люди, работавшие связниками между КГБ и КПА. Иногда случалось так, что предложенная кандидатура не выдерживала проверки и отклонялась. Если этого не происходило, резидент запрашивал разрешение Москвы на вербовку.

В Москве к этому запросу относились со всей серьезностью. Зачастую оттуда следовал ответный запрос в резидентуру с целью уточнить некоторые данные. Время от времени Москва проводила собственную проверку и обращалась за дополнительной информацией в КПА. Так случилось с американским дипломатом Мэрион Дэвис, которую КГБ наметил для вербовки в качестве своего агента. В рапорте, отправленном резидентом в Москву, говорилось, что Дэвис одно время работала в американском посольстве в Мехико и имела контакты с советскими дипломатами. Руководство в Москве не только обратилось в Коминтерн за данными на Дэвис, но отказалось санкционировать ее вербовку до тех пор, пока не получило отчет резидента КГБ в Мехико.

Коль скоро Москва давала добро на вербовку, кадровый офицер КГБ назначал кандидату встречу, на которой объявлял ему о принятом в Москве решении привлечь его к работе в качестве агента[23]23
  В очень редких случаях вместо офицера КГБ эту встречу поручалось провести одному из особо доверенных штатных агентов.


[Закрыть]. По итогам встречи советский разведчик отправлял в Москву донесение, в котором подтверждал факт вербовки. Впоследствии от него требовалось посылать в Москву регулярные отчеты о работе с агентом. А резидент время от времени поручал курировать этого агента другим своим подчиненным. Отсюда следует, что любые попытки составить отчет, в котором упоминался бы несуществующий агент, или значение какого-либо агента было бы сильно преувеличено, или имелись бы другие не соответствующие действительности «факты», были бы очень скоро пресечены с самыми суровыми для обманщика последствиями.

В большинстве случаев Москва требовала от сотрудников резидентуры отправки копий документальных материалов или отчетов, написанных самим агентом, дипломатической почтой. В случае их отсутствия куратор должен был дать письменное объяснение этому факту. В особых случаях разведчику разрешалось ограничиваться изложением устной беседы, проведенной с источником. Однако чаще всего это было не так. Например, в 1945 году Москва была очень недовольна тем фактом, что работа с таким ценным источником информации в правительстве США, как помощник президента Лочлин Керри, ведется исключительно через посредников. Кроме того, свои данные Керри предоставлял им только в устном виде. Москва в категоричной форме приказала резиденту КГБ выйти на прямой контакт с Керри. Поэтому весьма маловероятно, чтобы сотрудники американской резидентуры специально «пудрили мозги» своему руководству в Москве, в массовых количествах поставляя туда не соответствующую действительности информацию.

7 августа 1943 года директор ФБР Эдгар Гувер получил анонимное письмо, написанное по-русски[24]24
  См. приложение 4.


[Закрыть]. В нем перечислялись офицеры КГБ, работавшие под дипломатическим прикрытием в советских представительствах в США, Канаде и Мексике. В письме утверждалось, что всей разведывательной работой КГБ в США руководил Василий Зубилин (настоящая фамилия – Зарубин[25]25
  Зарубин Василий Михайлович (1894–1974), советский разведчик. В 1941–1944 гг. возглавлял резидентуру КГБ в США. Принимал активное участие в вербовочной работе.


[Закрыть]). Согласно письму, его жена Елизавета также была офицером КГБ. Среди других офицеров КГБ, названных в письме, были Павел Кларин и Семен Семенов, сотрудники советского консульства в Нью-Йорке, Василий Долгов, работник советского посольства в США, Григорий Хейфец, советский вице-консул в Сан-Франциско, Леонид Квасников, инженер Амторга, Андрей Шевченко и Сергей Луканов, сотрудники Советской закупочной комиссии, Владимир Павлов, второй секретарь советского посольства в Канаде и Лев Тарасов, работник советского посольства в Мексике.

Ознакомившись с письмом, сотрудники ФБР совершенно растерялись, а когда пришли в себя, то первым делом подумали, что это фальшивка. Однако последовавшее расследование деятельности сотрудников советского посольства и консульства в США подтвердило многое из того, о чем было сказано в письме. Спустя годы, благодаря «Веноне», были получены дополнительные подтверждения правильности изложенного в этом письме.

Мотивы, которыми руководствовался автор анонимного письма Гуверу, были ясны: он ненавидел Зарубина и обвинял его во всех смертных грехах, включая шпионаж в пользу Германии и Японии. В письме содержался призыв довести информацию о предательстве Зарубина до сведения советских властей. После этого, по мнению автора письма, Зарубин будет расстрелян на месте Василием Мироновым, еще одним офицером КГБ, работавшим в США под дипломатическим прикрытием.

В ФБР предположили, что автором анонимки был какой-то из сверхбдительных подчиненных Зарубина, недовольный своим начальником, но «вычислить» его так и не смогли. Впоследствии стало известно, что им, скорее всего, был Василий Миронов. В 1943 году этот человек написал в Москву письмо, в котором утверждал, что Василий Зарубин и его жена Елизавета были завербованы ФБР. Такой вывод Миронов сделал на основе негласного наблюдения, которое он вел за своим начальником, когда тот встречался со своими агентами. Проверка Зарубиных в Москве заняла полгода. Все обвинения, выдвинутые Мироновым, были отметены. Миронов же предстал перед судом за злостную клевету, и от тюрьмы его спасло лишь заключение судебно-психиатрической экспертизы, признавшей его невменяемым. Тем не менее, если исключить надуманные обвинения Зарубина в предательстве, практически все, изложенное в его письмах в ФБР и в Москву, нашло документальное подтверждение из других источников, в частности – из дешифровок «Веноны».

Важным является также вопрос о том, когда в Москве узнали об операции «Венона». Там, похоже, возлагали слишком большие надежды на абсолютную стойкость одноразового шифрблокнота. В конце 1941 года советский агент в Берлине сообщил в Москву о том, что немцы получили копию кодовой книги, которую финны захватили в Петсамо. Учитывая сложное положение, в котором Советская Россия оказалась после нападения на нее Германии, а также уверенность советских криптологов в том, что дополнительное шифрование кодированных сообщений с помощью одноразового шифрблокнота надежно защищает их от глаз противника, неудивительно, что русские не удосужились сменить код вплоть до 1943 года. А первую информацию о самой операции «Венона» в Советской России получили только примерно через полтора года после ее начала. Согласно свидетельским показаниям Элизабет Бентли, весной 1943 года помощник американского президента Лочлин Керри сообщил русским, что США вот-вот вскроют какую-то из их шифрсистем. Об этом событии он мог узнать, например, из отчета о ходе операции, который АНБ отправило в Белый дом.

Тогда в качестве ответной защитной меры Москва распорядилась с 1 мая 1944 года сменить индикатор. Отныне вместо номера страницы шифрблокнота, использовавшейся для зашифрования донесения, надлежало задействовать первую пятизначную группу, располагавшуюся в левом верхнем углу страницы. Эта незначительная поправка, скорее всего, должна была послужить для того, чтобы можно было быстрее отрапортовать столичному начальству о принятии необходимых мер, призванных повысить стойкость применявшихся шифрсистем. Однако вне зависимости от причин, побудивших русских сменить индикатор, это решение привело к катастрофическим последствиям для советской разведки.

В ноябре 1944 года 19-летний криптоаналитик из АНБ Сесил Филлипс, недавно подключившийся к участию в операции «Венона», заметил изменение формата советских шифровок и тщательно изучил пятизначные цифровые группы, стоявшие в начале и в конце нескольких сотен шифровок. Выяснилось, что в них преобладала цифра 6. Если бы эти группы были чисто случайными, то количество шестерок составляло бы примерно одну десятую часть от суммарного числа цифр в группах. Филлипс пришел к выводу, что пятизначные цифровые группы в начале и в конце каждого сообщения не были зашифрованы, то есть вставлялись туда непосредственно из одноразового шифрблокнота. Криптоаналитики АНБ так и не смогли найти разумное объяснение такому явному преобладанию шестерок – ведь последовательность цифр в одноразовом шифрблокноте по определению должна быть случайной.

Филлипс предположил, что первая пятизначная группа шифрованного сообщения служила указателем используемой страницы шифрблокнота. Совпадение индикаторов у двух сообщений означало, что для шифрования этих сообщений использовалась одна и та же страница. Открытие, сделанное Филлипсом, позволило его коллегам быстро найти пары телеграмм, зашифрованных с помощью повторяющихся страниц. Более того, выяснилось, что такие телеграммы отправлялись в Москву как резидентурой КГБ, так и советским торговым представительством в США[26]26
  Непосредственное участие Филлипса в операции «Венона» продолжалось вплоть до середины 50-х гг. После этого он занимал ряд руководящих должностей в АНБ. Выйдя на пенсию в 1980 г., Филлипс установил своеобразный рекорд, проработав в АНБ 56 лет. После предания гласности дешифровок «Веноны» он с удовольствием раздавал интервью журналистам и историкам, делясь воспоминаниями о своем участии в этой операции.


[Закрыть].

Примерно в это же время полковник Кларк получил из Белого дома приказ приостановить операцию «Венона». Аналогичное распоряжение поступило из Белого дома и начальнику УСС генералу Уильяму Доновану: от него потребовали прекратить сбор информации обо всех советских разведывательных операциях. Кларк полученный им приказ по поводу «Веноны» попросту проигнорировал. Донован же отнесся к распоряжению, поступившему из Белого дома, гораздо более серьезно, и вскоре его подчиненные в качестве жеста доброй воли передали русским их кодовые книги, которые незадолго до этого приобрели по случаю у финнов. Никаких документальных свидетельств, которые позволили бы однозначно идентифицировать должностное лицо в вашингтонской администрации, инициировавшее эти приказы, до наших дней не дошло. Однако свидетельские показания Элизабет Бентли относительно Лочлина Керри позволяют обоснованно предположить, что этим лицом был именно он.