Текст книги "Рассказы майора Пронина"

7

– Вас-то мне и надо! – облегченно воскликнул Виктор, увидев Пронина. – А я уж было к вам собирался…

Пронин потрепал Виктора по руке и попросил:

– Чаю.

– Понимаете ли, нашел что-то, – продолжал Виктор. – И вдруг – провал…

– Я тебя не узнаю, – вторично остановил его Пронин. – У тебя просят чаю, а ты вместо гостеприимства…

Виктор с сердцем стал молча накрывать на стол. Включил электрический чайник, расставил посуду…

– Есть хотите? – отрывисто спросил он Пронина.

– Нет, не хочу, – спокойно ответил тот, будто не замечая недовольства Виктора.

Пронин терпеливо дождался чаю, отхлебнул несколько глотков и только тогда обратился к Виктору:

– Ну а теперь рассказывай.

Виктор, все еще продолжая сердиться, рассказал о своих беседах с бактериологами, о посещении Полторацкого и исчезнувших бумагах, сухо передавая только одни факты.

– Вот видишь, как тут все туманно, – сказал Пронин. – Тебя следовало остудить, иначе ты засыпал бы меня предположениями. Я же видел, что ты захлебываешься словами. А сейчас ты следил за собой и передавал только действительно необходимое.

– Опять урок! – воскликнул Виктор, и досадуя, и остывая. – Губит меня характер!

Пронин усмехнулся.

– Это не характер, а возраст. Вот поживешь с мое… – Он вдруг быстро взглянул на Виктора. – А был ли вообще водопроводчик? Может быть, дамочки просто не захотели дать бумаги? Вынули сами и показали пустые ящики?

– А пыль?

– Разве что пыль. А может быть, они раньше их куда-нибудь дели?

Виктор отрицательно покачал головой.

– Нет, водопроводчик был. Другие жильцы его тоже видели.

– Ладно. Но почему водопроводчик и есть похититель?

– Но ведь это был не водопроводчик?

– И что же ты предпринял, чтобы его найти? Виктор пожал плечами.

– Я нуждаюсь в вашем совете. Пронин улыбнулся.

– А что же я тут могу посоветовать? Виктор с досадой махнул рукой.

– Найти-то ведь нужно?

– Давай лучше делать то, что в наших силах, – назидательно сказал Пронин. – Мы ведь с тобой не Шерлоки Холмсы, и нам недостаточно найти на лестнице волосок, чтобы по его цвету определить внешность и характер преступника. Да и преступники что-то не всегда заботятся о том, чтобы оставлять улики. – Он достал из бокового кармана аккуратно свернутый носовой платок, осторожно его развернул и указал на ампулу, наполненную бесцветной жидкостью. – У меня для тебя несколько поручений. Во-первых, ты поедешь по магазинам лабораторного оборудования и в одном из них приобретешь сотню таких ампул. Затем отправишься в бактериологическую лабораторию и дашь исследовать содержимое этой ампулы. Утром ты привезешь ко мне на квартиру анализ и ампулы, а в течение дня соберешь сведения о всех сотрудниках, которые работали вместе с Бурцевым в последние два—три года перед его смертью, и вечером я уеду обратно.

И, нагрузив своего помощника всеми этими поручениями, Пронин отправился домой, лег спать, и только приход Виктора разбудил Ивана Николаевича. Он взял анализ, просмотрел его и удовлетворенно стал что-то насвистывать, – анализ, видимо, ему понравился, потом взял сверток с ампулами, внимательно его осмотрел и принялся насвистывать еще оживленнее.

– Все отлично, – похвалил он Виктора.

И поторопил:

– За тобой еще одно дело. Возвращайся не позже семи.

Но Виктор вернулся много раньше.

– У Бурцева была очень маленькая лаборатория, – виновато доложил он, чувствуя, что не такого ответа ждет от него Пронин. – Вместе с Бурцевым работали всего-навсего ассистентка и два лаборанта – бывший фельдшер и какая-то малограмотная сиделка. На всякий случай я собрал о них анкетные данные, но все они погибли и похоронены…

Виктор передал листок со своими пометками Пронину.

– Жаль, – озадаченно протянул Пронин. – Я рассчитывал, что сотрудников у Бурцева было значительно больше. – Он помолчал, просмотрел заметки Виктора и задумался. – Ну ничего, решим как-нибудь и эту загадку, – утешил он своего помощника. – Сегодня, кажется, неплохой футбольный матч. Поезд отходит только в девять, а так как сейчас нет еще четырех, не отправиться ли нам на футбол?

8

Пронина встретили в совхозе как старого знакомого, да и сам он на этот раз держался проще.

Он встретился с Коваленко во дворе около конюшен, и директор, еще издали завидев приезжего, заулыбался ему, а подойдя, многозначительно спросил:

– Ну как?

Но так как к разговору их прислушивались обитатели совхоза, Пронин ответил совсем неопределенно:

– Ничего. Съездил, доложил. Осталось выполнить кое-какие формальности. На том, видимо, и кончим.

Позднее он попросил Коваленко послать кого-нибудь за следователем, и следователь, получив коротенькую записку Пронина, тут же собрался в совхоз, и поэтому за ужином у Коваленко сидели двое гостей.

– Придется вам завтра утром опять вызвать Горохова, – сказал Пронин следователю, когда они остались после ужина наедине. – Поговорите еще раз о Царевой, составьте еще какой-нибудь протокол. Задержите фельдшера часа на три, необходимых мне для одной дополнительной проверки.

– Неужели вы думаете, что Горохов имел хоть какую-нибудь причастность к заражению этой птицы? – недоверчиво спросил следователь. – Почти десять лет, говорят, он безвыездно здесь живет, все отлично его знают. Нет, ваши предположения кажутся мне маловероятными…

– Там будет видно, – уклончиво сказал Пронин. – Но вас я пока что попрошу выполнить мое поручение.

– Хорошо, допустим, вы правы, – возразил опять следователь. – Но не сможет ли тогда это излишнее внимание спугнуть преступника?

– Нет, – уверенно сказал Пронин. – Если он не преступник, ему и пугаться нечего, а если и преступник, тоже не испугается. Мне кажется, он не слишком высокого мнения о наших с вами способностях. Так и быть уж, признаюсь вам заранее: если предположения мои окажутся верными, он захочет исчезнуть лишь после того, как я сам скажу ему одну невинную на первый взгляд фразу…

Следователь не спал всю ночь, пытаясь разгадать мысли Пронина, но так ничего и не придумал, и поэтому решил, что предположения Пронина покоятся на очень зыбкой почве. Однако утром он вызвал Горохова и принялся уточнять различные подробности, касающиеся Царевой. Фельдшер пришел хмурым, жалуясь на обилие работы, потом разговорился, повеселел и с легкой снисходительностью сам принялся подсказывать следователю всякие вопросы.

Пронин же ушел из совхоза до появления фельдшера и пошел в деревню не по дороге, где мог встретиться с Гороховым, а тенистой низинкой, по мокрой от росы траве. Подойдя к деревне, он поднялся на взгорье, дошел до фельдшерского пункта, заглянул в амбулаторию. Там санитарка Маруся Ермолаева, степенная молодая женщина, утешала плачущую старуху, у которой нарывал палец.

– Кузьма Петрович у себя? – спросил Пронин.

– В совхоз ушел, – сказала Маруся.

– Ну так я на улице подожду, – сказал Пронин, вышел на крыльцо и через сени прошел в комнату Горохова.

Пробыл он там недолго, вернулся в амбулаторию, поговорил с Марусей о работе, о больных, о всяких обследованиях и ревизиях, о самом Горохове и ушел, так и не дождавшись фельдшера.

Когда Пронин вернулся в совхоз, следователь все еще беседовал с Гороховым.

– А я к вам ходил, товарищ Горохов, – приветливо сказал Пронин, входя в комнату. – Здравствуйте.

– Очень приятно, – вежливо ответил Горохов, в свой черед улыбаясь Пронину. – Опередили вас, сюда позвали. Впрочем, если вам что угодно, я готов…

– Да нет уж, все ясно, – весело сказал Пронин. – Пора кончать. Как это говорится: закруглять дело?

– Что ж, я очень рад, – сказал Горохов. – Признаться, оно и мне, и всем надоело.

– Разумеется, – согласился Пронин. – Мы и решили на месте здесь все покончить. Завтра к вечеру приедет профессор Полторацкий, составим окончательное заключение…

– Это еще какой Полторацкий? – спросил следователь.

– А известный бактериолог, – пояснил Пронин. – Мы там у себя в Москве посоветовались и решили осветить наше заключение авторитетом крупного специалиста. Вернее будет.

– Это очень справедливо, – сказал Горохов. – Профессор – это уж, конечно, высший авторитет.

– Вот я к вам потому и ходил, – обратился к нему Пронин. – Вы уж подготовьтесь к беседе с профессором. Кто знает, какие подробности заинтересуют его, а вы среди нас как-никак единственный медик.

– С великим удовольствием, – сказал Горохов.

Они еще поговорили втроем, потом следователь отпустил Горохова, тот вежливо пожал им руки, тихо притворил за собой дверь, и Пронин и следователь долго еще смотрели в окно на фельдшера, неторопливо пересекающего просторный двор совхоза.

– Ну как? – спросил следователь, оставшись с Прониным наедине. – Подтвердилась ваша гипотеза?

– Почти, – сказал Пронин. – Будем надеяться, что сегодня ночью он постарается исчезнуть из деревни.

– Это что же, профессор Полторацкий так его напугал? – догадался следователь.

– Вот именно, – подтвердил Пронин.

– Но что же здесь будет делать профессор? – заинтересовался следователь.

– А профессора сюда никто и не приглашал, – сказал Пронин. – Это имя употреблено вместо лакмусовой бумажки.

– Однако реакции я что-то не заметил, – сказал следователь.

– Будем надеяться, – повторил Пронин, – что она произойдет нынешней ночью.

– Но вы говорите, он исчезнет? – встревожился следователь. – Быть может, вы собираетесь ему сопутствовать?

– Вот именно, – сказал Пронин. – А вас я попрошу завтра произвести в квартире Горохова тщательный обыск и о результатах его немедленно сообщить в Москву.

– Хорошо, – сказал следователь и опять не удержался от вопроса. – Скажите, а вам известно, куда он собирается скрыться?

– Почти.

Пронин усмехнулся и попросил:

– Вы уж больше не допрашивайте меня. Пока это все еще только предположения, и они легко могут быть опровергнуты. Потерпим еще немного.

9

Весь день Пронин удивлял следователя своим легкомыслием: он гулял, купался, вел с ребятами совершенно бесцельные и пустые разговоры, рассказывал им диковинные истории о разведении карасей, учил делать удочки, ходил с Коваленко осматривать птичники, расхваливал золотистых род-айландов и рано лег спать.

Ночевали Пронин и следователь в одной комнате, и следователь, ни на секунду не забывая мрачное предсказание Пронина об исчезновении преступника, с недоумением убедился в том, что Пронин заснул и спит безмятежным детским сном. Следователь спал плохо и проснулся раньше Пронина, а тот встал бодрым и довольным, умылся, позавтракал, попросил Коваленко одолжить ему на часок машину и затем сердечно с ним распрощался.

– Поедемте, – пригласил он следователя. – Завезу вас по дороге в деревню, да и себя на всякий случай проверю.

Было еще очень рано. Деревня только просыпалась. Над трубами вились седые дымки. Они подъехали к деревенской амбулатории. Пронин соскочил на землю, легко взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Никто не отзывался. Из-за угла вышла Маруся с ведром воды.

– Долго спите! – крикнул ей Пронин.

– А Кузьма Петрович уехал! – тоже крикнула в ответ ему Маруся. – Его срочно вызвали в здравотдел! Он еще затемно ушел к поезду!

– Видите?! – воскликнул Пронин, обращаясь к следователю. – Принимайтесь за работу. Жду известий. – Он пожал следователю руку. – А я на станцию.

Но до станции Пронин не доехал. Отпустив шофера неподалеку от вокзала, он пешком пошел к дому, в котором жил начальник станции. Жена начальника ждала мужа к чаю, но тот все не шел, и Пронин попросил сходить за ним, а когда начальник явился и они поговорили, между квартирой начальника и вокзалом началось необычное движение. Начальник сходил в кассу, вернулся, снова ушел, потом к Пронину явился телеграфист, и Пронин, по-видимому, остался всем очень доволен. Когда же подошел поезд на Москву и Пронин пошел садиться, то сел он в свой вагон не со стороны платформы, откуда садятся все пассажиры, а с другой стороны, и в течение всего пути беспечно играл с попутчиками по купе в преферанс и отсыпался.

Лишь минут за десять до прихода поезда в Москву вышел он в тамбур вагона и, не успел поезд остановиться, смешался с толпой людей, снующих на перроне большого московского вокзала. Не отрываясь следил Пронин за одним из вагонов и облегченно вздохнул, когда в дверях его показался Горохов, одетый в серое потрепанное пальто, с помятой фуражкой на голове и брезентовым старомодным саквояжем в руке.

Горохов прищурился от яркого света, недовольно осмотрелся, не спеша сошел по ступенькам и тоже смешался с потоком людей, устремившихся к выходу. Шагах в двадцати позади него следовал Пронин, ни на мгновение не теряя его из виду. Горохов двигался в общем потоке, как-то напряженно глядя вперед. При выходе с перрона, где контролеры отбирали у пассажиров железнодорожные билеты, толпа стиснулась, Горохов тоже на мгновение задержался и вытолкнулся за ограду…

Пронин вышел за ограду и закусил от досады губу. Он быстро оглянулся, но того, чего он искал, найти уже было нельзя. Горохов по-прежнему неторопливо шел к выходу, но саквояжа в руке у него уже не было.

Пронину не нужно было тратить время на размышления: его перехитрили, это было очевидно, и тут же на ходу ему приходилось менять весь план действий.

Пронин прибавил шагу и нагнал Горохова.

– Товарищ Горохов! – окликнул он его. – Добрый день!

– Ах, это вы, товарищ Пронин? – сказал Горохов с легким удивлением, оборачиваясь к Пронину, и Пронин почувствовал, с каким облегчением произнес Горохов эти слова. – Разве вы тоже ехали в этом поезде? Как же это я вас не заметил?

– Случается, – сказал Пронин и быстро спросил: – А где же ваш саквояж?

– Боже мой! – воскликнул Горохов спохватываясь. – Как же это я не заметил… Украли! Хотя там и пустяки…

Пронин осторожно взял его за руку.

– Я хочу вас попросить заехать со мной в одно учреждение.

– В Управление птицеводством? – с легкой усмешечкой спросил Горохов.

– По соседству, – добродушно ответил Пронин. – Пойдемте.

Они вышли на площадь. Виктор ждал Пронина в машине. Доехали до комендатуры. Пронин шепотом отдал Виктору какое-то распоряжение, и тот уехал на этой же машине. Затем Пронин распорядился, чтобы Горохову выдали пропуск, и сам повел его к себе в кабинет.

– Садитесь, – сказал Пронин, указывая Горохову на кресло и садясь за письменный стол. – Давайте побеседуем. Может быть, вы расскажете мне еще раз все, что известно вам о гибели кур?

Горохов сердито посмотрел на Пронина.

– Я ничего не знаю, – вежливо сказал он. – Я ни в чем не виноват.

– Ну что ж, – сказал Пронин, – тогда я сам вам кое-что расскажу.

Он вызвал по телефону стенографистку. Она пришла, поздоровалась с Прониным и села в стороне за маленький столик. Все молчали, и Пронин не нарушал молчания, точно чего-то ожидал.

Действительно, вскоре зазвонил телефон, и Пронин коротко сказал:

– Можно.

Дверь открылась без предупреждения, и в сопровождении Виктора в кабинет вошла женщина лет сорока, с болезненным бледным лицом, с реденькими, начавшими уже седеть волосами, заплетенными в косички, по старой моде закрученными над ушами.

– Елизавета Васильевич Бурцева, – громко назвал ее Пронин, хотя сам видел ее впервые.

Бурцева растерянно улыбнулась, смущенно обвела всех взглядом, остановила свой взгляд на Горохове, и точно тень мелькнула по ее лицу.

– Алеша, Алеша! – закричала она внезапно и вдруг пошатнулась и, не поддержи ее Виктор, вероятно, упала бы на пол.

Горохов приподнялся было с кресла и тотчас опустился.

– Алеша, где же ты находился все эти годы? – тихо спросила Елизавета Васильевна.

Горохов молчал.

– Что ж, расскажите вашей жене о своей жизни, – строго сказал Пронин.

– Я жил в деревне… – неуверенно пробормотал Горохов. – Ты меня прости, Лиза… Но я не мог. Я жил в деревне и не мог…

– И ни разу… Ни разу… – с горечью проговорила Елизавета Васильевна.

Потом резко повернулась к Пронину и глухо спросила:

– Что же вам от меня нужно?

– Нам нужно было только узнать, ваш ли это муж, – объяснил Пронин. – Но вы можете с ним поговорить.

Елизавета Васильевна не посмотрела больше на мужа.

– Нам не о чем говорить… – сказала она, с заметным усилием сдерживая себя. – Этот человек сам… сам пожелал умереть для меня восемь лет назад… И если вам нужно что-нибудь от меня, вызовите меня в отсутствие… Когда его здесь не будет.

– Слушаюсь, – мягко сказал Пронин. – Вы извините нас, но…

Он вежливо проводил Елизавету Васильевну до двери и вернулся к столу.

– Ну а теперь, – сказал Пронин, – давайте, доктор Бурцев, поговорим начистоту.

10

– Итак, – сказал Пронин, – мы можем поговорить.

– Нам не о чем говорить, – отрывисто сказал Бурцев, пытаясь даже улыбнуться, но губы его задрожали.

– К сожалению, есть, и я советую вам набраться мужества и быть правдивым, – настойчиво произнес Пронин.

– Нам не о чем говорить, и говорить я не буду, – резко повторил Бурцев и отвернулся от Пронина.

– Значит, придется говорить мне, – произнес тогда Пронин. – Ладно, будьте слушателем, хоть вы и осведомленнее меня, а там, где я ошибусь, вы сможете меня поправить. Восемь лет назад молодой ученый Бурцев занялся изучением возбудителей азиатской холеры и холероподобных заболеваний. Неизвестно, пытался ли он найти совершенное средство против холеры, но в изучении этих заболеваний он достиг больших успехов, нашел способ ускорять размножение бактерий, ускорять течение болезни, вызывать молниеносную холеру… Об опытах Бурцева стало известно в кругах ученых, сообщения о них появились даже в специальных иностранных журналах. Тогда одно специальное ведомство крупной капиталистической державы тоже заинтересовалось открытием Бурцева… О нет, не в целях спасения жизни тысячам своих подданных, умирающим от этой болезни, а именно как средством уничтожения людей… Лабораторию Бурцева посетили несколько иностранных ученых и любознательных туристов. В их числе находилось и лицо, которое было послано ведомством с определенной целью. Бурцев продолжал опыты. Неизвестно, спровоцировали ли Бурцева или он сам рискнул перенести опыты на людей, но погибли три ближайших его сотрудника…

– Это ваша выдумка, – глухо прервал Бурцев рассказ, глядя на свои ботинки. – Это неправда.

– Может быть, вы будете продолжать сами? – спросил его Пронин.

– Нет, – упрямо сказал Бурцев. – Я буду слушать.

– Возможно, что я ошибся, – продолжал Пронин. – Произошла несчастная случайность. Но сотрудники погибли, и Бурцев испугался ответственности, а быть может, кто-то нарочно постарался запугать его этой ответственностью… Вольным или невольным, но виновником смерти своих сотрудников был Бурцев, и, чувствуя за собой вину, он решил исчезнуть – и от ответственности, и от лица, которое его этой ответственностью запугивало. Он присвоил себе документы своего умершего лаборанта, фельдшера по образованию, инсценировал самоубийство, и через некоторое время в провинции возродился фельдшер Горохов… В течение нескольких лет никто Бурцева не беспокоил, и сам он, по-видимому, был удовлетворен своим скромным положением… Увы, некоторые государства усиленно готовились к войне и в этой подготовке не брезговали никакими средствами. Все то же иностранное ведомство вспомнило и о докторе Бурцеве. Отыскать его было нетрудно, так как ведомству были известны обстоятельства, связанные с его исчезновением… И вот в один прекрасный день фельдшерский пункт посетил инспектор здравотдела, оказавшийся тем самым лицом, которое посещало уже однажды Бурцева. Как известно, Бурцев не отличался смелостью и полностью находился во власти ведомства… Бактериологу Бурцеву приказали заняться изготовлением холерной вакцины. Надо думать, Бурцев пытался отказаться. Ему пригрозили разоблачением. Бурцев попытался увильнуть и сослался на отсутствие рукописей и дневников. Рукописи были похищены и вскоре же доставлены в деревню вместе с незамысловатым оборудованием походной лаборатории. Бурцев подчинился и возобновил прежние опыты. Действие вакцины необходимо было проверять на практике. Экспериментировать с несколькими курами у себя дома Бурцев не мог, – в проверке нуждалось не действие вакцины на отдельные живые существа, а именно возможность массового распространения инфекции. Для этого он решил использовать Дусю Цареву… Вероятно, Бурцев неплохо относился к девушке, занимался с нею, поощрял ее желание учиться… Сама Дуся, разумеется, испытывала к Горохову большое уважение, впрочем, как и все, кому приходилось сталкиваться с этим образованным и умным фельдшером. Дуся верила Горохову, а тот доверял девушке. Он обманул ее и уговорил подмешать в птичнике к воде вакцину… Обманул, потому что нет оснований допустить, что Дуся Царева могла согласиться причинить какой-нибудь вред совхозу. Вероятно, он сказал ей нечто вроде того, что изобрел средство для усиления роста птицы или что-нибудь в этом роде… Куры погибли. Испуганная и взволнованная девушка пришла к фельдшеру. Бурцеву нетрудно было притвориться таким же огорченным, как Дуся, и он убедил ее испробовать свое средство еще раз. Куры опять погибли, и на этот раз Дуся, вероятно, говорила с Гороховым более решительно. Бурцев что-то плел ей, доказывал, убеждал. Но, по-видимому, или куры дохли недостаточно быстро, или вакцина нуждалась еще в какой-то проверке, – во всяком случае Бурцев принудил девушку отравить воду в третий раз. После опыта Дуся решила сознаться в своем преступлении и сказала о своем решении Горохову. Тогда новый опыт он произвел над самой Дусей. Способ для этого найти было нетрудно… Когда в совхозе началось следствие, фельдшер Горохов находился совсем в стороне. Он только издали присматривался к происходящему, убежденный в том, что ему не грозит никакая опасность. Не вызвал у него опасений и приезд ревизора из Москвы… Бурцев сумел сдержаться даже тогда, когда услышал о приезде Полторацкого, хотя встреча с Полторацким означала его разоблачение. Он решил бежать в Москву, сдать изготовленную вакцину и потребовать, чтобы его оставили в покое. Со станции он послал телеграмму, извещавшую о выезде, – к сожалению, адрес его корреспондента остался нам неизвестен, телеграмма была отправлена до востребования, – и на вокзале в Москве передал вакцину лицу, ожидавшему Бурцева на перроне.

Пронин поднял и переставил тяжелое пресс-папье, точно поставил заключительную точку.

– Не так ли? – спросил он Бурцева.

– Так, – подтвердил тот, голос его прервался, и он попросил: – Дайте мне воды…

– Виктор, – распорядился Пронин, – будь любезен…

Виктор налил в стакан воду и поставил перед Бурцевым, но тот не прикоснулся к воде, точно сразу забыл о своем желании.

– А теперь вы нам скажете, – произнес Пронин, – кто был этот человек.

– Я никого не знаю, – ответил Бурцев. – Оставьте меня в покое.

– Но Гороховым вы были, вакцину приготовляли, Цареву убили, – это же факты? – спросил Пронин.

– Я признаюсь во всем, – равнодушно сказал Бурцев. – Я производил преступные опыты, я отравил кур. Но мне никто ничего не поручал. Саквояж у меня украли.

Пронин усмехнулся.

– Я ручаюсь вам, – сказал он, – что с вашей помощью вор отыщется…

Он не договорил и, опрокинув вазу с карандашами, перегнулся через стол. Но Бурцев еще быстрее успел поднести руку ко рту, что-то проглотить и отхлебнуть из стакана воды. В следующее мгновенье Пронин уже вышиб стакан из рук Бурцева…

– Врача! – закричал он Виктору. – Какая глупость…

Он схватил Бурцева за руки.

– Отпустите, – сказал Бурцев. – Ведь я тоже… врач…

– Кто? Кто вас встречал на вокзале? – закричал Пронин…

Но Бурцев ничего не ответил. Глаза его стали какими-то стеклянными, и он безвольно поник в руках у Пронина…