Электронная библиотека » Лев Толстой » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 6 мая 2014, 04:22


Автор книги: Лев Толстой


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Шрифт:
- 100% +
ПРИЛОЖЕНИЕ I
(К гл. III)

Самые вредные люди повешены или сидят по каторгам, крепостям и тюрьмам; другие, менее вредные десятки тысяч людей, выгнаны из столиц и больших городов и голодные, оборванные бродят по России; явные полицейские хватают, тайные разведывают и следят; все вредные правительству книги и газеты извлекаются из обращения. В Думе идут споры ораторов разных партий о том, как соблюсти благо народа, строить или не строить флот, так или иначе устраивать крестьянское землевладение, как и почему собирать или не собирать собор. Есть лидеры, которые ходят по кулуарам, есть кворум, блоки, премьеры, и всё до капельки, как у всех цивилизованных народов. Казалось бы, чего же еще. А между тем распадение существующего строя жизни именно теперь и именно у нас в России всё больше и больше приближается.

Ну хорошо, вы, правительственные люди, перевешаете, перестреляете еще 5, 10, 30 тысяч, как, очевидно, вы, подражая прежним европейским подавлениям революций, и собираетесь сделать. Ну хорошо, вы сделаете это. Но ведь, кроме петли, виселицы, шпионов, винтовки, приклада, тюрем, есть еще силы духовные, самые могущественные, гораздо более сильные, чем всевозможные виселицы и тюрьмы. Ведь у всех задавленных вами веревками и застреленных вами, над вырытыми для них, живых, могилами, были и есть отцы, братья, жены, сестры, друзья, единомышленники, и, если казни эти избавляют нас от тех, которые зарыты в могилы, то эти казни возрождают не только в их близких, но и в чужих людях вдвое больше и вдвое злейших врагов вам, чем те, которые вами убиты и зарыты в землю. Чем больше вы перебьете людей, тем меньше вам возможности избавиться от главного врага вашего: от ненависти к вам людей. Своими преступлениями вы только удесятеряете эту ненависть и делаете ее для себя более опасной.

Но мало того, что вы среди близких казненным увеличиваете врагов своих и увеличиваете их ненависть, вы этими самыми казнями увеличиваете и в совсем посторонних и вам и вашим врагам людях то чувство жестокости и безнравственности, с которыми вы думаете, что боретесь этими казнями. Ведь казни эти не делаются сами собою теми бумажками, которые вы пишете в своих судах и министерствах. Казни делаются людьми над людьми. Молодой, бывший солдат с явным недоумением о том, как надо относиться к этому, рассказывал мне, как его заставляли рыть траншею – могилу для 10 живых, приговоренных к расстрелу, и как заставляли одних солдат убивать этих приговоренных, а других стоять с заряженными винтовками позади убивающих и быть готовыми стрелять в этих, если они поколеблются в исполнении требуемого от них страшного, нечеловеческого дела. Разве может пройти даром для душ человеческих исполнение таких ужасных дел по приказанию всех властей, которых им внушено уважать и считать священными?

На днях я прочел в газете сообщение о том, как какой-то несчастный генерал-губернатор отдал приказ, в котором выражал похвалу и одобрение двум, по его выражению, молодцам городовым, назначив им по 25 рублей награждения за то, что они застрелили безоружного пленника, который, соскочив с повозки, хотел убежать от них. Я не поверил этому ужасному поступку начальства и написал в редакцию газеты, прося подтверждения. Мне прислали подлинный приказ и объяснили, что такие похвалы за убийства – самые обыкновенные явления, и самые высокопоставленные лица высказывают такие похвалы.

Разве могут такие дела и такие слова проходить бесследно? Не могут такие дерзко высказываемые, извращенные мысли и чувства не оставлять страшных следов развращения, безнравственности, жестокости в душах людей, участвующих в таких делах и читающих такие приказы. Не могут такие дела и приказы не вызывать в людях и недоверия и презрения к тем людям, которые предписывают эти ужасные, противные человеческой совести дела и хвалят и награждают за них. Так что, если казнены тысячи людей, то сколько десятков, сотен тысяч людей, участвовавших так или иначе в этих делах, развращены этим участием, лишены этим участием последних остатков религиозных и нравственных основ и подготовлены к тому, чтобы, если не ненавидеть еще, то уже презирать людей, совершающих такие дела, и совершать при первом случае те же самые злодейства против тех самых людей, которые теперь заставляют делать их против врагов своих.

А влияние прочитываемых миллионами газетных известий о том, сколько казнено и приговорено к смерти, печатаемых каждый день, как известия о переменах погоды, которые должны и не могут не повторяться ежедневно и постоянно. Если читающие каждый день такие известия и не спрашивают себя, как примирить такие, совершаемые по повелению высшей власти дела, не говорю уже с евангелием, но с 6-ой заповедью Моисея, то не могут противоречия эти не отозваться в душе людей и пренебрежением к заповедям, к религии вообще и к власти, совершающей дела, явно противные и религиозному закону и совести.

Разве не ясно, что совершаемые правящими властями злодеяния, имеющие целью избавление себя и видимых врагов правительственной власти, подготавливают для себя вдвое, вдесятеро больше врагов невидимых и злейших?

Казалось, не может не быть очевидным всякому мыслящему человеку, что такая деятельность правительства не может улучшить положения. Это должно быть очевидным не только посторонним, но и самим правителям. Не могут они не видеть ясно тщету своей деятельности, не могут не видеть и всей преступности ее. Не могут не видеть потому, что то учение Христа о любви к врагам, которое так старательно скрывалось и скрывается людьми, живущими насилием, – хотя и не вполне, в полном и истинном его значении, а некоторыми частными проявлениями, но все-таки проникло уже в сознание людей христианского мира и думаю, что не ошибаюсь, – особенно живо воспринято было простым рабочим русским народом, который теперь так усердно развращается правительством.

Если Марк Аврелий мог, несмотря на всю свою кротость и мудрость, с спокойной совестью и воевать и распоряжаться казнями людей, то люди христианского мира уже не могут этого делать без внутреннего сознания своей преступности, и какие бы они ни придумывали лицемерные и глупые гаагские конференции и условные наказания, все эти лицемерные глупости не только не скрывают их преступлений, но, напротив, показывают то, что они сами знают, что то, что они делают, дурно. Сколько бы они ни уверяли себя и других, что они по каким-то высшим соображениям делают те ужасные преступления всех законов и божеских и человеческих, которые они не переставая делают, – они не могут скрыть ни от себя, ни от всех добрых людей всей преступности, порочности, низости своей деятельности. Ведь все уже знают теперь, что убийство, какое бы то ни было, гадко, преступно, дурно; знают это и все цари, министры, генералы, сколько бы они ни прятались за какие-то выдуманные высшие соображения.

То же самое и революционеры каких бы то ни было партий, если они допускают убийство для достижения своих целей. Сколько бы ни говорили они о том, что, когда власть будет в их руках, им не нужно будет употреблять тех средств насилия, которые они употребляют теперь, – поступки их столь же безнравственны и жестоки, как и действия правительств. И потому точно так же, как и злодейства правительств, производят такие страшные последствия: озлобления, озверения, развращения людей.

Отличается их деятельность только тем, – отчего она и представляется менее преступной, – что тщета деятельности стоящего во власти правительства очевидна, тогда как деятельность революционеров, проявляемая большею частью в теории и только урывками на практике – во времена революций, как у нас теперь, – не так очевидна.

Приемы же и средства борьбы у тех и других одинаково чужды свойствам человеческой души и основам христианского учения и, одинаково озлобляя людей и доводя их до высшей степени неразумия и озверения, не только не достигают той цели, которую они выставляют, но, напротив, только отдаляют людей от возможности достижения ее.

Положение и деятельность обеих враждующих сторон – правительства и революционеров – как в России, так и во всем христианском мире, с их средствами улучшения быта народа насилием, подобны людям, которые для того, чтобы согреться, ломают стены того дома, в котором живут, и топят ими.


ПРИЛОЖЕНИЕ II
(К гл. VII)

Христианское учение в его истинном значении, признающее высшим законом жизни человеческой закон любви, не допускающий ни в каком случае насилие человека над человеком, учение это так близко сердцу человеческому, дает такую несомненную свободу и такое ни от чего не зависимое благо и отдельному человеку, и обществам людей, и всему человечеству, что, казалось бы, стоило только узнать его, чтобы все люди приняли его за руководство своей деятельности. И люди действительно, несмотря на все усилия церкви скрыть этот закон, всё более и более понимали и стремились осуществить его. Но горе было в том, что к тому времени, когда христианское учение в его истинном значении стало выясняться людям, большая часть христианского мира уже привыкла считать истиной те внешние религиозные формы, которые не только скрывают от людей истинный смысл христианского учения, но и утверждают прямо противоположные христианскому учению государственные установления. Так что для восприятия христианского учения в его истинном значении людям христианского мира, более или менее понявшим истину христианства, нужно освободиться не только от веры в ложные формы извращенного христианского учения, но еще и от веры в необходимость, неизбежность того государственного устройства, которое установилось на этой ложной церковной вере.

Так что хотя освобождение от ложных религиозных форм, всё убыстряясь и убыстряясь, совершается, люди нашего времени, откинув веру в догматы, таинства, чудеса, святость библии и другие установления церкви, не могут все-таки освободиться от тех ложных государственных учений, которые основались на извращенном христианстве и скрывают истинное.

Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по преданию исполнять то, чего требуют церкви, и отчасти вера в это учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в то, возникшее в церковной вере и основанное на насилии государственное устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским учением в его истинном значении. Другие же люди, так называемые образованные, большей частью уже давно не верящие в церковное, и потому и ни в какое христианство, так же бессознательно верят, как и люди народа, в то государственное устройство, основанное на том самом насилии, которое введено и утверждено тем самым церковным христианством, в которое они давно уже не верят.

Так что одинаково верят в необходимость насилия, как главное орудие устройства общества, как те, которые, как рабочий народ, верят в законность существующего устройства общества, так и так называемые образованные люди, которые стараются постепенно исправить или революционным переворотом изменить существующее. И те и другие не только не признают, но не могут себе представить устройства общества, как только основанное на насилии.

Вот эта-то бессознательная вера, вернее суеверие людей христианского мира в законность поддерживания устройства мира насилием и в законность и неизбежность самого насилия, – вот эта-то вера, основанная на извращенном христианстве и прямо противоположная истинному (хотя люди, освободившиеся от веры в лжехристианство, и не признают этого), и составляла и составляет до последнего времени главное препятствие для принятия людьми всё более и более выясняющегося для них в наше время христианского учения в его истинном значении.


ПРИЛОЖЕНИЕ III
(К гл. VIII)

Стоит только упомянуть об учении Христа, воспрещающем противление злу насилием, и люди, принадлежащие к привилегированному, в сравнении с чернорабочими, сословию, и верующие и неверующие, только иронически улыбнутся на такое упоминание, как будто положение о возможности непротивления злу насилием есть такая очевидная нелепость, про которую нельзя и говорить серьезным людям.

Большинство таких людей, считая себя нравственными и образованными людьми, будут серьезно говорить и спорить о троичности бога, о божественности Христа, об искуплении, таинствах и т. п., или о том, какая из двух политических партий имеет более шансов на успех, какой союз государств более желателен, чьи предположения более основательны: социал-демократов или социалистов-революционеров, – но и те и другие совершенно согласно убеждены в том, что о непротивлении злу насилием нельзя говорить серьезно.

Отчего это?

А оттого, что люди не могут не чувствовать, что признание положения о непротивлении злу насилием под корень разрушает всю установившуюся их жизнь и требует от них чего-то нового, неизвестного и кажущегося им страшным.

От этого-то и происходит то, что вопросы о троичности, о бессеменном зачатии, о причастии, крещении могут занимать людей религиозных; так же могут занимать людей нерелигиозных вопросы о политических союзах, партиях, о социализме и коммунизме, но вопрос о непротивлении злу насилием им представляется какой-то удивительной бессмыслицей, и тем большей бессмыслицей, чем большими преимуществами при теперешнем устройстве мира пользуются люди.

От этого происходит и то, что наиболее резкое отрицание учения о непротивлении и непонимание его всегда пропорционально степени власти, богатства, цивилизации людей.

Люди, занимающие важные положения во власти, люди очень богатые, люди, привыкшие к своему положению, и люди, оправдывающие это положение, как большинство ученых, только пожимают плечами в ответ на упоминание о непротивлении. Люди менее значительные, и менее богатые, и менее ученые – менее презрительны. Еще менее презрительны люди еще меньшей важности, достатка и учености. Но все-таки все люди, жизнь которых непосредственно основана на насилии, хотя и не одинаково презрительно, но всегда отрицательно относятся к мысли о возможности приложения к жизни учения о непротивлении злу насилием.

Так что если бы решение вопроса об освобождении себя от извращенного христианского учения и вытекающего из него допущения насилия, нарушающего любовь, и признание христианского учения в его истинном значении зависело только от людей цивилизованных, пользующихся в нашем обществе в материальном отношении лучшим, в сравнении с большинством рабочего народа, положением, то предстоящий переход людей от жизни, основанной на насилии, к жизни, основанной на любви, еще не был бы так близок и настоятелен, как он близок и настоятелен теперь и особенно у нас в России, где огромное большинство народа, более двух третей, еще не развращено ни богатством, ни властью, ни цивилизацией.

А так как этому большинству народа нет причины и выгоды лишать себя блага любовной жизни, допуская в нее возможность насилия, то среди этих людей, не развращенных ни властью, ни богатством, ни цивилизацией, и должна бы начаться та перемена строя, которую требует совершившееся уяснение христианской истины.


ПРИЛОЖЕНИЕ IV
(К гл. XVII)

Но как ни странно кажется мне ослепление людей, верящих в необходимость, неизбежность насилия, как ни неотразимо очевидна для меня неизбежность непротивления, не разумные доводы убеждают меня и могут неотразимо убедить людей в истине непротивления, убеждает только сознание человеком своей духовности, основное выражение которого есть любовь. Любовь же, истинная любовь, составляющая сущность души человека, та любовь, которая открыта учением Христа, исключает возможность мысли о каком бы то ни было насилии.

Полезно ли, не полезно ли, вредно ли, безвредно будет употребление насилий или претерпение зла, я не знаю и никто не знает, но знаю и знает это всякий человек, что любовь есть благо, благо и любовь ко мне людей и еще большее благо и любовь моя к людям. Самое же великое благо – это любовь моя к людям не только не любящим меня, но, как и сказал Христос, ненавидящим меня, обижающим меня, делающим мне зло. Как ни странно это кажется тому, кто не испытал этого, это так, и когда вдумаешься в это и испытаешь это, то только удивляешься, как мог я не понимать этого. Любовь, истинная любовь, любовь, отрицающая себя и переносящая себя в другого, есть пробуждение в себе высшего всемирного начала жизни. Но она тогда истинная любовь и тогда дает всё то благо, какое она может дать, когда она только любовь, освобожденная от всего личного, от всякой малейшей доли пристрастия для себя к предмету любви. И такая любовь может быть только к врагу, к ненавидящим, обижающим. И потому предписание любить не любящих, а ненавидящих, не есть преувеличение, не есть указание на возможность исключений, но есть только указание на тот случай, ту возможность получения высшего блага, какую дает любовь. То, что это так должно быть, вытекает из рассуждения, и стоит испытать это, чтобы убедиться. Так что случаи обиды, нападения станут дорогими, желательными. Так что, вникнув в сущность свойств души человеческой, мы увидим, что она такова, что отвечание злом на зло заставляет ее страдать, и напротив, отвечание любовью на зло дает высшее доступное ей благо.

И потому всякое противление злу злом есть лишение блага, всякое любовное отвечание на зло есть приобретение блага, и такого блага, которое, уничтожая личность и потому давая высшее благо, уничтожает вместе с тем и всякое страдание и, главное, вызывающее сопротивление пугало – страх смерти.

Комментарии П. С. Попова

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ И ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ

20 января 1908 г. Толстой записал в Дневнике: «Начал писать статью «Об упадке, безверии и непротивлении. Не очень дурно, но слабо» (т. 56, стр. 93). Эта запись является первым свидетельством о работе Толстого над статьей «Закон насилия и закон любви», которая первоначально была озаглавлена «Всему бывает конец». Однако, переработав несколько раз первую черновую редакцию начала статьи, Толстой вскоре отложил ее и стал писать статью в форме воззвания. В Дневник 9 февраля он внес ряд мыслей и пометил: «Всё это заметки для задуманного воззвания» (т. 56, стр. 99).

Форма воззвания была также скоро оставлена Толстым. Она нашла отражение лишь позднее, в двух последних главах статьи. Толстой вернулся опять к первой редакции статьи, начав разрабатывать и расширять в ней ту часть, в которой говорилось о состоянии современной прессы.

Мысль об обзоре номера газеты у Толстого возникла еще в 1888 г. (см. запись 24 ноября, т. 50, стр. 4). В первой стадии работы над «Законом насилия» эта тема также включалась в план статьи. Толстой девять раз переделывал главу о газетах. Между тем позднее он решил посвятить обзору номера газеты отдельную статью, что и исполнил, написав в 1909 г. статью «Номер газеты» (см. т. 38).

Начав перерабатывать часть первой редакции, касающуюся состояния прессы, Толстой присоединил к ней и набросок воззвания в виде второй главы. Вскоре статья разрослась и насчитывала уже девять глав.

В Записную книжку Толстой заносил свои мысли в соответствии с переработкой и расширением темы статьи (см. записи за февраль – март 1908 г., т. 56, стр. 313—319).

По мере того как статья разрасталась, работа над ней усложнялась. 21 февраля H. Н. Гусев записал в своем дневнике: «Про свою статью «Всему бывает конец», над которой он теперь работает, Л. Н. сказал мне сегодня: Я там так напутал… Вот вы имейте это в виду, когда будете писать. – Что? – Я вчера был в дурном расположении духа – и все-таки начал писать, и всё перемешал и испортил».[1]1
  H. Н. Гусeв «Два года с Л. Н. Толстым», М. 1912, стр. 94.


[Закрыть]
23 февраля: «Теперь я буду свою чепуху кончать (это он сказал про статью, которую теперь пишет, – «Всему бывает конец»). Хотя она и чепуха, но она так захватила меня, что не могу ничем иным заниматься».... Я понял, что.... он назвал свою статью «чепухой» именно потому, что ему долгое время, несмотря на все усилия мысли, не удавалось выразить то, что он хотел, с достаточной ясностью и определенностью. Он недавно даже приписал на обложке после заглавия «Всему бывает конец»: «даже и этой чепухе».[2]2
  Н. Н. Гусев, «Два года с Л. Н. Толстым», М. 1912, стр. 96.


[Закрыть]
Обложка, описанная Гусевым, сохранилась; на ней помета: «17 марта».

В работе Толстого назревал перелом. К середине марта 1908 г. определилось, что Толстой недоволен статьей в том виде, как она развивалась. 9 марта он отметил в Записной книжке: «Статья плохо подвигается. Думается об описании убийц революционеров, палачей и правительства» (т. 56, стр. 301); в Дневнике 10 марта: «Не идет, а не хочется оставить» (т. 56, стр. 109); и в Записной книжке 18 марта: «Хочется бросить начатую статью» (т. 56, стр. 321).

К этому сроку кончается тот этап работы, который определяется заглавием «Всему бывает конец». В связи с новым приступом к работе материал начинает распределяться уже в соответствии с окончательной структурой статьи «Закон насилия и закон любви». Между тем старое заглавие статьи еще продолжало держаться. Последний раз под этим заглавием статья фигурирует 5 апреля (помета на обложке). Однако в связи с перепланировкой всего материала Толстой стал подыскивать и новое заглавие. Так имеется обложка с рядом заглавий: «Не может не быть», «Христианское учение в его истинном значении», «Закон любви – закон высший». Заглавие «Закон насилия и закон любви» Толстой зафиксировал окончательно 12 мая 1908 г., хотя впервые статья была им обозначена 23 апреля.[3]3
  Там же, стр. 129.


[Закрыть]

Во второй половине марта Толстой приступил к новой редакции статьи. 21 марта он записал в Дневнике: «Нынче спал до 9 часов и, несмотря на нездоровье, писал статью очень хорошо. Всё, что было неясно, уяснилось, и гуляя думал, и кажется всё ясно, и допишу» (т. 56, стр. 110).

Толстой вернулся к черновикам второй редакции. Переработав часть этой редакции, он пометил ее первой главой (впоследствии эта часть составила предисловие); затем он сравнительно быстро стал переходить от одной главы к другой, вовлекая порою написанное ранее, хотя и располагая материал по новому плану, близкому к окончательной версии «Закона насилия».

К концу марта статья вчерне была закончена. Она составилась из девятнадцати глав. В конце статьи Толстой пометил: «30 марта 1908 кончено начерно».

Внеся в эту редакцию статьи некоторые исправления, Толстой 14 апреля отдал ее в переписку. В письме к В. Г. Черткову от 1 мая он сообщил: «Статью кончил и взялся за другое, пока жив» (см. т. 89). Между тем вскоре же, получая переписанные части статьи, Толстой вновь начал ее «просматривать» и вносить изменения и дополнения. 10 мая Толстой внес на место главы XIII несколько измененную свою статью «Христианство и воинская повинность». К рукописи этой главы приложен экземпляр названной статьи в изд. «Обновление» (1906) с датой Н. Н. Гусева: « 10/V 08». 12 мая Толстой вновь отметил в Дневнике: «Прочел местами свою работу «Закон насилия и закон любви», и мне понравилась, и я кончил ее» (т. 56, стр. 117).

Но и на этот раз Толстой не окончил работы над статьей; следовал лишь перерыв до начала июня, в связи с другими работами. Окончательная редакция составилась 2 июля (авторская дата); отдельные же исправления Толстой вносил 8 июля и 6 августа.

В июне Толстой главным образом работал над главами X—XII. Для этих глав он использовал ряд печатных материалов, а также и письма своих корреспондентов.

Делая новые вставки и дополнения, Толстой наряду с этим выпускал некоторые ранее написанные главы. 16 июня H. H. Гусев записал в дневнике: «Вчера после обеда Л. Н. сказал мне: «Я сегодня в статье сделал кое-какие поправки. Одну главу я думаю совсем выпустить. – Какую, Л. H.? – Третью, – если помните, о русской революции. Она нарушает стройность изложения. Я еще над ней (то есть над статьей) поработаю: это для меня такой важный вопрос непротивления, хочется его выяснить основательно».[4]4
  H. Н. Гусев, «Два года с Л. Н. Толстым», М. 1912, стр. 66.


[Закрыть]
По времени эта запись Гусева совпадает с моментом перенесения части главы III в приложение I. За месяц до этого, 8 мая, Толстой выпустил еще две главы: IX, из которой образовалось Приложение II, и X – Приложение III.

Впервые статья «Закон насилия и закон любви» была опубликована неполностью и с цензурными пропусками в газете «Киевские вести» 1909, № 47 от 17 февраля (предисловие и гл. I—II); № 49 от 19 февраля (гл. III—V); № 52 от 22 февраля (гл. VI—VII). Полностью впервые, но с большим количеством опечаток и ошибок, опубликована в изд. «Свободное слово» (Christchurch, England, 1909); более исправный текст был опубликован в 1917 г. в изд. «Солдат-гражданин», № 6, под ред. В. Г. Черткова.

Общее количество рукописного материала, относящегося к статье «Закон насилия и закон любви» исчисляется в 1536 листов разного размера (в том числе и отрезки). Весь материал располагается в рукописях под №№ 1—58.

Рукописи №№ 1—27 представляют собой хронологически расположенные, начиная с первого автографа, рукописи ранних редакций статьи, носящей заглавие «Всему бывает конец» (январь – март 1908 г.). Рукописи №№ 28—58 относятся ко второй стадии работы Толстого над статьей, когда окончательно выяснился план статьи, озаглавленной «Закон насилия и закон любви» (апрель – июнь 1908 г.). В этих рукописях материал расположен последовательно по главам (так, в рук. № 28 – предисловие, № 29 – гл. I, № 30 – гл. II и т. д.). Некоторые главы занимают по нескольку рукописей. Внутри каждой отдельной главы материал располагается хронологически, в порядке последовательной работы над ней. Рукописи №№ 53—54 содержат обложки с пометами и датами Толстого и H. Н. Гусева. Последняя полная исправленная Толстым редакция статьи находится в рук. № 58.

В настоящем издании статья «Закон насилия и закон любви» печатается по рук. № 58.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации