Текст книги "Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)"

IV. Россия в войне

Л. Троцкий. ГРЕГУС{9}9
  Грегус – известный охранник, прославившийся истязаниями заключенных в Риге после революции 1905 г. – Ред.


[Закрыть] ПО ДЕМОКРАТИЧЕСКОМУ СПИСКУ

Так как русская цензура стесняет русский либерализм в выражении чувств патриотического подъема по поводу освободительной миссии русской армии, то г. Милюков[132]132
  Милюков, П. Н. – см. т. II, ч. 1-я, прим. 89.


[Закрыть] очень счастливо воспользовался интервьюером, чтобы довести до сведения европейского общественного мнения свои надежды и ожидания.

Настоящая война имеет своей задачей «уничтожение милитаризма» и «упрочение принципов демократии». Это мы слышали не раз и притом с разных сторон. Но полную уверенность в военном торжестве демократии получаешь только тогда, когда в защиту ее поднимается, как на этот раз, голос из утробы русского патриотизма. Старая парламентарная Англия располагает, в конце концов, как снова показывают события, слишком незначительными военными ресурсами, чтобы совершить освободительный поход по европейскому континенту. Вряд ли также можно отваживаться взваливать на республиканскую Францию, с ее 40-миллионным населением, задачу перестройки и перекройки Европы. Тем более утешительно услышать от г. Милюкова подтверждение той мысли, что царская Россия, с ее неисчерпаемым человеческим материалом, – несмотря, увы, на все финансовые затруднения, – взялась вплотную за «уничтожение милитаризма» и «упрочение принципов демократии». Та война, которою на русской стороне руководит великий князь Николай Николаевич,[133]133
  Николай Николаевич, великий князь (род. в 1856 г.). – Окончил военную академию в 1876 г. Участвовал офицером в русско-турецкой войне. В период от 1895 до 1905 г. был генерал-инспектором кавалерии. В 1905 г. был назначен главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. По своим политическим убеждениям Николай Николаевич – крайний реакционер-черносотенец. Немедленно после объявления войны 1914 г. Николай Николаевич назначается верховным главнокомандующим. 23 августа 1915 г. Николай II сместил Николая Николаевича с должности главнокомандующего и занял этот пост сам. После снятия с поста главнокомандующего Николай Николаевич назначается наместником Кавказа и главнокомандующим Кавказской армии. 3 февраля 1916 г. эта армия взяла крепость Эрзерум. 2 марта 1917 г. Николай Николаевич отправил Николаю II телеграмму, в которой писал:
  «Победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить ваше императорское величество спасти Россию и вашего наследника, зная чувство любви вашей к России и к нему. Осенив себя крестным знаменем, передайте ему ваше наследие. Другого выхода нет».
  В день своего отречения от престола (2 марта 1917 г.) Николай II вновь назначил Николая Николаевича верховным главнокомандующим. Однако, вступить в эту должность последнему помешала революция. В 1918 г. Николаю Николаевичу, проживавшему до того времени в Крыму, удалось выехать за границу на английском судне. В настоящее время он живет под Парижем и возглавляет зарубежную русскую монархическую контрреволюцию, выставляющую его кандидатом на российский престол.


[Закрыть] есть в сущности «колоссальная революция – против милитаризма за национальность, против империализма – за демократию». Не совсем ясно, кому собственно принадлежит эта программа: г. Милюкову или великому князю? Если также и великому князю, то почему собственно Милюкову приходится об этой программе сообщать… на итальянском языке? Если пока что только Милюкову, то какими путями предполагается на службу ей поставить русскую армию и русскую дипломатию? На этот счет г. Милюков выражается невнятно. «После этого страшного кровавого урагана, – говорит он, – народы имеют твердое право на мир и на освобождение от невыносимого бремени вооружений». Мы, правда, не думаем, что «право» на мир и свободу от милитаризма должно быть укреплено за народами посредством «кровавого урагана». Но вопрос сейчас не в этом, а в том, какие реальные силы призваны осуществить платоническое право на мир? «Победившие демократии, – говорит либеральный политик, – должны принудить разоружиться не только страны, участвовавшие в войне, но и нейтральные». Это почти похоже на ответ, нужно только развернуть его содержание. «Победившие демократии» – это, стало быть, Франция и Англия. Но как быть с победившей автократией? Ясно: она должна быть принуждена разоружиться. Кадетский лидер призывает – иначе этого не поймешь – Францию и Англию насильственно разоружить царизм. Вот какую революционную программу развивает русский либерал… на итальянском языке!

Какими путями «победившие демократии» выполнят эту задачу по отношению к победившей автократии, это опять-таки не совсем ясно. Голыми руками они царизм не возьмут. Выполнение программы г. Милюкова предполагает, в сущности, войну Франции и Англии против России – в целях обеспечения «права на мир». Не ошибаемся ли мы, однако, коренным образом в нашем истолковании мыслей г. Милюкова? Не включает ли г. Милюков в число победивших демократий также и царскую Россию – по тому же самому методу, по которому некогда предтеча русского официозного демократизма, Собакевич, включал Елизавета Воробья[134]134
  Собакевич и Елизавет Воробей. – Собакевич – одно из действующих лиц поэмы Гоголя «Мертвые души». Тип помещика-крепостника, неотесанного и грубого человека, жадного, тупого и вместе с тем жуликоватого, сумевшего надуть Чичикова при продаже ему «Мертвых душ». В список «мертвых душ» мужского пола Собакевич занес крестьянку Елизавету Воробей, переделав ее имя на «Елизавет Воробей».


[Закрыть] в список душ мужского пола? И не является ли эта собакевичская традиция основной предпосылкой всех либерально-патриотических спекуляций г. Милюкова на итальянском, как и на русском языках? Августейший Елизавет Воробей немало должен был бы смеяться по этому поводу себе в бороду, если бы жестокая природа не отняла у него, в числе многих других даров, и дар иронии.

Г-н Милюков как будто и сам почувствовал, что выходит как-то не кругло, а, может быть, его навел на эту мысль интервьюер Магрини. Кадетский лидер увидал себя вынужденным от перспектив международного пацифизма и международной демократии перейти к недостаткам внутреннего механизма… «Накануне войны, – признает г. Милюков, – русский народ был преисполнен недовольства, которое выражалось с большой энергией… На улицах происходили беспорядки, вызванные громадными стачками». Устранены ли причины этого недовольства? Милюков не решается это утверждать. Зато он утверждает – и с известным основанием – нечто другое: «Все недовольство России, которое накопилось против бюрократии, нашло общий выход против Германии: открылся как бы большой сток». Другими словами, Милюков признает, что война сослужила огромную службу делу реакции, позволив нашей постоянной внутренней опасности укрыться за внешнюю опасность и направив народное недовольство по ложному пути. Короче сказать, воинствующая реакция обманула народ. Правда, не весь народ. Мы знаем о поведении социал-демократических депутатов и трудовиков, о нелегальных прокламациях, ответе Вандервельде, аресте социал-демократической конференции.[135]135
  Ответ Вандервельде и арест с.-д. конференции. – В ноябре 1914 г. известный бельгийский социалист Вандервельде, с самого начала войны вошедший в состав бельгийского правительства, отправил социал-демократической фракции IV Государственной Думы телеграмму, в которой призывал ее единодушно высказаться за участие в войне против «прусского юнкерства». Ссылаясь на то, что: «демократы, республиканцы и социалисты Бельгии и Франции решили использовать во всей полноте свое право на законную оборону», и считая, что победа над Германией будет в значительной степени зависеть от «российского революционного пролетариата», Вандервельде призывал с.-д. фракцию «стать на общую точку зрения социалистической демократии в Европе», признающей, что «против опасности торжества германского империализма настоятельно необходима коалиция всех живых сил Европы»… Текст своей телеграммы Вандервельде редактировал вместе с русским послом в Бельгии Кудашевым. Телеграмма Вандервельде обсуждалась большевистской пятеркой с.-д. фракции (Петровский, Муранов, Бадаев, Самойлов и Шагов). От имени этой пятерки был составлен ответ Вандервельде, напечатанный в газете «Социал-Демократ».
  Приводим этот ответ целиком:
  "Дорогой товарищ!
  Ознакомившись из русских газет с вашей телеграммой, мы считаем нужным с своей стороны сделать вам следующее заявление:
  Великий конфликт, столкнувший между собой главные цивилизованные нации, не может оставить российскую социал-демократию безучастною. Эта война глубоко затрагивает интересы всемирной демократии: с одной стороны, ставит французскую республику, английскую и бельгийскую демократию под удары германского полуфеодального милитаризма и, с другой – ведет к росту политического влияния и усилению деспотической монархии Романовых.
  Учитывая в полной мере антидемократический характер прусской гегемонии и прусского милитаризма, мы, русские с.-д., не можем забывать и другого, не менее опасного врага рабочего класса и демократии, а именно – русский абсолютизм.
  В области внутренней политики он по-прежнему остался выразителем беспощадного угнетения и беспредельной эксплуатации. Даже и теперь, когда война, казалось бы, обязывала его к большей осторожности, он остается верным своей природе и продолжает политику подавления всей демократии, всех угнетенных национальностей и особенно рабочего класса.
  В настоящее время все социалистические газеты закрыты, рабочие организации распущены, аресты и ссылки без суда продолжаются. Если война закончится полным торжеством русского правительства, если не восторжествует демократическое движение, то это правительство после войны будет продолжать свою антинародную политику как внутри, так и вне, где оно может стать центром и оплотом международной реакции. Поэтому русский пролетариат не может ни при каких условиях идти рука об руку с нашим правительством, не может заключать с ним никаких перемирий, хотя бы и временных, и не может оказывать ему никакой поддержки. Здесь не может быть речи ни о какой лояльности. Напротив, мы считаем своей неотложной задачей вести с ним самую непримиримую борьбу, стоя на почве старых требований, столь единодушно выдвинутых и поддержанных рабочим классом в революционные дни 1905 года и снова встретивших широкое признание в массовом политическом движении русского рабочего класса за последние два года. Нашей (ближайшей) задачей во время войны, в которую втянуты миллионы крестьян и пролетариев, является только противодействие бедствиям, вызываемым войной, путем расширения и энергичного развития классовых организаций пролетариата и широких слоев демократии, и использование военного кризиса для подготовки народного сознания, облегчающего скорейшее осуществление народными массами задач 1905 г. Нашим очередным лозунгом остается созыв учредительного собрания.
  И это мы делаем именно в интересах той демократии, к поддержке которой вы приглашаете русскую социал-демократию в вашей телеграмме. Российская социал-демократия составляет далеко немаловажный отряд в рядах всемирной демократии, и, борясь за ее интересы, мы в то же время и этим самым отстаиваем интересы второй, расширяем ее базу и укрепляем ее силы.
  Вместе с тем мы не думаем, чтобы эта наша борьба шла вразрез с дорогими нам всем интересами европейской демократии. Напротив, мы убеждены, что именно существование в России абсолютизма, главным образом, и поддерживало в Европе реакционный милитаризм и сделало Германию гегемоном в Европе и опасным врагом европейской демократии.
  Кроме того мы не можем закрывать глаза и на будущее европейского социализма и демократии. После войны неизбежно наступит эпоха дальнейшего строительства европейской демократии. И тогда русское правительство, которое выйдет из победоносной войны с возросшими силами и престижем, явится одной из сильнейших преград и угроз для этой демократии.
  Вот почему всестороннее использование нами его затруднительного положения в интересах российской свободы составляет наш прямой долг и, в конечном счете, окажется выгодным как раз для того дела демократии, которое нам столь же близко, как и всем членам Интернационала. Действительные интересы европейской и всемирной демократии могут быть обеспечены не русским царизмом, а только ростом и укреплением российской демократии.
  Таким образом, со всех точек зрения история возлагает на нас задачу дальнейшей борьбы с господствующим в России режимом за очередные революционные лозунги. Только таким путем мы сослужим действительную службу и русскому рабочему классу, и всемирной демократии, и социалистическому Интернационалу, роль которого, по нашему глубокому убеждению, должна в ближайшем будущем, при подведении итогов этой ужасной войны, неизбежно возрасти, так как эта война непременно откроет глаза отсталым слоям трудящихся масс и заставит их искать спасения от ужасов милитаризма и капитализма единственно в осуществлении нашего общего социалистического идеала.
  Центральный Комитет Росс. С.-Д. Рабочей Партии".
  Интересно сравнить этот ответ с ответом Объединенного Комитета (меньшевистского; ответ был составлен Ю. Лариным), в котором говорилось: «Мы заявляем вам, что в своей деятельности в России мы не противодействуем войне…»
  Интернационалистическое поведение большевистской группы с.-д. фракции IV Думы, ее агитация против войны заставили царское правительство поспешить с репрессиями. Воспользовавшись, как предлогом, участием большевистских депутатов в с.-д. конференции от 4 ноября 1914 г., царское правительство 8 ноября арестовывает 5 большевистских депутатов: Петровского, Муранова, Бадаева, Самойлова и Шагова.
  Правительственное сообщение, выпущенное вскоре после ареста, гласило:
  "С самого начала войны народ русский, объединившись в сознании необходимости защитить достоинство и целость родины, дружно, с патриотическим подъемом помогал государственной власти в осуществлении ее задач, вызванных военными действиями.
  Совершенно особое положение в этом отношении заняли некоторые члены социал-демократических организаций, которые поставили целью своей деятельности поколебать военную мощь России путем агитации против войны, посредством подпольных воззваний и устной пропаганды. В октябре правительство получило сведения о предполагаемом созыве тайной конференции представителей социал-демократических организаций для обсуждения мероприятий, направленных к разрушению русской государственности и к скорейшему осуществлению мятежных социалистических задач.
  4 ноября полиция выяснила, что заседание упомянутой конференции происходит в одном из домов на Выборгском шоссе, в 12 верстах от Петрограда; прибывший на место наряд полиции застал там 11 человек, среди коих были, как потом оказалось, члены государственной думы: Петровский, Бадаев, Муранов, Самойлов и Шагов. Так как противогосударственное значение конференции не подлежал сомнению, то участники собрания, застигнутые на месте преступления, после обыска были задержаны, а члены Государственной Думы отпущены…
  Познакомившись с бумагами, найденными при обыске, судебный следователь постановил всех участников конференции привлечь в качестве обвиняемых в преступлении, предусмотренном ст. 102-й (ч. I) уголовного уложения, и заключить под стражу".
  В числе арестованных на с.-д. конференции от 4 ноября находился также и посланный ЦК РСДРП для работы в Россию Л. Б. Каменев.
  О суде над с.-д. фракцией и о приговоре см. прим. 185.


[Закрыть] Наконец, и наш «Голос»[136]136
  «Голос» – русская ежедневная газета, выходившая в Париже начиная с сентября 1914 г.; орган группы социал-демократов интернационалистов. В «Голосе» принимали участие Аксельрод, Антонов-Овсеенко (Галльский), Лозовский, Луначарский (Воинов), Мануильский (Безработный), Мартов, Мартынов, Павлович (Волонтер) и Троцкий. Благодаря сотрудничеству Мартова, Аксельрода и др. интернационалистский характер газеты был недостаточно выдержан. В январе 1915 г., после выпуска 100 с лишним номеров, газета была закрыта по распоряжению французского правительства. Но уже в конце того же января 1915 г. она возобновилась под названием «Наше Слово».


[Закрыть] не случайно возник, он отражает собою настроения и взгляды известной части народа. С кем же г. Милюков: с теми, которые обманывают, или с теми, которые разоблачают обман? Он с теми, которые хотят быть обманутыми, чтобы сохранить за собой возможность помогать обманывать. Ведь в этом и вообще состоит скромное историческое амплуа русского либерализма!

Во исполнение своей миссии лидер русского либерализма уверяет итальянцев, что «по окончании войны русское правительство вынуждено будет склониться к необходимым демократическим реформам». Почему собственно? «Союзник Франции и Англии, русская нация ведет войну в защиту демократических принципов. Как же может быть, чтобы эти принципы не одержали победы внутри страны?» Совершенно правильно: правительство, ведущее войну во имя интересов демократии, прежде всего обеспечило бы этим принципам торжество в собственной стране. Но именно поэтому нелепой и постыдной ложью является утверждение, будто царизм способен вести войну во имя «демократических принципов». Что завоевание Галиции, Персии, Армении, Константинополя и проливов послужит развитию русского капитализма, сомнения нет. Но на этих основах процветет не демократия, а воинствующий империализм, который железным веером развернет свои задачи на Балканах, в передней и Южной Азии и на Дальнем Востоке.

Даже итальянского интервьюера, по-видимому, не вполне удовлетворил подписанный г. Милюковым демократический чек на неопределенное будущее. Он поинтересовался, как обстоят дела сейчас. Что слышно насчет Польши, Финляндии, Кавказа и евреев? Но тут либеральный лидер сразу увял. «Можно думать», что Польша получит обещанную автономию. «Мы», во всяком случае, будем «хлопотать» за автономию Финляндии, где пока что вводятся бобриковские мероприятия,[137]137
  Бобриковские мероприятия – см. т. IV, прим. 131.


[Закрыть] в свое время испугавшие даже Плеве.[138]138
  Плеве – см. т. II, ч. 1-я, прим. 47.


[Закрыть] «Может быть», и Кавказ можно охватить автономией. Евреи? «К сожалению, среди солдат в Польше ведется усиленная антисемитская пропаганда. Евреи обвиняются в шпионстве». И это весь задаток под демократию?

Нет, не весь. У г. Милюкова есть козырная карта. «Наибольшая победа, которую мы одержали над немцами, это – уничтожение пьянства». При чем тут немцы? – спрашиваем мы себя в полном недоумении. Не намек ли на графа фон-Витте,[139]139
  Витте, С. Ю. – см. т. IV, прим. 30.


[Закрыть] отца винной монополии и шефа придворной германофильской партии? Ничуть не бывало. Было бы неправильно искать в этой фразе намеков, как и вообще мысли. Одной из задач войны является ведь, как мы уже знаем, направить недовольство, которое накопилось против бюрократии, по новому «стоку» – против Германии. Русский либерализм и взял на себя миссию одной из «сточных» канав. При этом приходится попутно выкидывать, как стеснительный балласт, даже те пятикопеечные истины, которые развивались самими либералами на антиалкогольных съездах: что голыми запретами ничего не достигнешь, что необходимо поднятие культурного уровня масс, что нужен простор для народной самодеятельности и пр. и пр. Если обо всем этом промолчать, то итальянец, пожалуй, не догадается, что русский мастеровой пьет сейчас денатурированный спирт и политуру.

Мы еще не исчерпали всего интервью, а между тем давно уже испытываем неловкость за тот политический уровень, на котором приходится удерживать читателя. Это проклятое время будет ошельмовано будущим историком не только как эпоха зверства и дикости, но и как эпоха глупости и лицемерия. Обе эти черты не случайны, в них отражается потрясающее несоответствие между войной и всей созданной человечеством культурой. Захваченные врасплох рецидивом самого отвратительного варварства отдельные лица, партии и целые нации глупо или лицемерно приспособляют еще не позабытые ими понятия и терминологию сложной культуры к фактам кровавого грабежа и массового душегубства. Русский либерализм тут не исключение, только положение его труднее. Так как историческая природа царизма проявляется в этой войне с несравненной яркостью в Лемберге, как и в «Петрограде», то русскому либерализму в его апологетической работе приходится расходовать непомерные количества обеих идеологических «субстанций»: лицемерия и глупости.

– Вы видите, – говорит г. Милюков европейскому общественному мнению: – вот это наш общественный рижский Грегус. Раньше он у нас числился по застеночному ведомству и казенными свечами поджаривал пятки пойманным демократам. А теперь мы его перевели в Лемберг, и те же казенные свечи в его руках призваны играть роль факелов демократии. Народы имеют право на мир и свободу от милитаризма. И то и другое им даст Грегус, душегубствующий по демократическому списку.

«Голос» N 76, 10 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. ВА-БАНК

Организованное 29 января при Государственном Совете совещание по экономическим вопросам представляло собою непредусмотренную никакими основными законами совещательную конференцию бюрократических, дворянских и капиталистических верхов, – в целях некоторого «идейного» контроля, а может быть, и взаимного поддержания духа. Война фактически упразднила конституционный механизм – не только в России, но и в странах исконного парламентаризма. Партии народных масс либо добровольно надевают на себя кандалы «национального единства», либо, как у нас, заковываются в кандалы правительством при поддержке партий думского большинства. Освобожденная от всякого контроля, хотя бы в форме одной только критики, государственная машина превращается в упрощенный передаточный механизм между народным достоянием и разверстой пастью войны. Как во время мобилизации железнодорожное ведомство нарушает всякие регламенты и расписания поездов, так правительство каждой воюющей страны, а России в особенности, попирает во время войны все нормы государственного хозяйства, руководясь одной целью: возможно больше выжать в кратчайший срок из достояния нынешнего и будущих поколений. И как нарушение железнодорожных регламентов неизбежно приводит в полное расстройство все сообщение, создавая на всех линиях «пробки» и всюду поселяя хаос, так и военно-полевое государственное хозяйство лихорадочно подрывает собственные основы и, чем дольше длится война, тем больше упирается в тупик. Отмена водочной монополии, представляющая с фискальной точки зрения в своем роде «героическую» меру, оказалась для старой бюрократии осуществимой только в условиях государственно-финансовой игры ва-банк: больше или меньше одним миллиардом, не все ли равно?

Но чем затяжнее война, чем неопределеннее ее перспективы, тем чаще должны правящие заглядывать в государственный кошелек, тем тревожнее должны имущие верхи, первоначально озабоченные только барышническим использованием «национального» предприятия, спрашивать себя: точно ли бюрократия знает, куда ведет и к чему приведет страну? Плодом этой нарастающей тревоги и явилось «экономическое совещание» Государственного Совета. Министры являлись на это совещание для «обмена мнений» с представителями «реальных интересов», в лице фон-Дитмаров и Авдаковых, и «государственного разума», в лице отставных бюрократов. Однако, этот комитет общественного спасения имущих продержался недолго: 29 января произошло первое заседание, 1 апреля (ст. ст.) совещание было неожиданно закрыто. Готовность отдельных ведомств поделиться полюбовно ответственностью с такими столпами порядка, как члены Государственного Совета, разбилась о болезненную стыдливость государственной власти, которая, как библейская Сусанна в бане, оказалась не в силах выносить взор даже благочестивейших тайных советников старого режима. Третьеиюньская[140]140
  140 Закон 3 июня 1907 г. – см. т. IV, прим. 161.


[Закрыть] Сусанна, нравы которой, как нравы жены Цезаря, выше подозрений, гневным жестом завернулась в покрывало, шлепнув концом его по многим авторитетным и высокопоставленным носам. Принцип: ва-банк! не терпит никаких ограничений. Такова мораль той первоапрельской шутки, которую отечественный режим разыграл – над самим собою.

«Наше Слово» N 77, 29 апреля 1915 г.

Л. Троцкий. ПОЛИТИКА «ТЫЛА»

С духовной скудостью остяка, песня которого исчерпывается пятью или шестью словами, русская пресса твердит изо дня в день о «мобилизации промышленности» и «организации общественных сил». Высшим средоточием этой мобилизации и организации должен явиться военно-общественный комитет, главной чертой которого остается пока полная неопределенность его задач, состава и полномочий: речь идет не то о вспомогательном органе при военном министерстве, не то о сверх-правительстве, органе парламентской диктатуры, комитете общественного спасения.

В одном только все как будто сходятся: и мобилизация сил и военно-общественный комитет – все это нужно против внешнего врага, все это – политика «тыла»: поскольку буржуазная оппозиция проявляет признаки жизни, она остается целиком на патриотической почве, и пока что весьма жидкая мобилизация общественных сил совершается во имя более действительной «национальной обороны», так что можно бы сказать, что Гучков[141]141
  Гучков – см. т. II, ч. 1-я, прим. 259.


[Закрыть] и Милюков учинили политический плагиат у Плеханова, если бы вся позиция Плеханова не была печальнейшим заимствованием из фондов Гучкова и Милюкова.

Под мобилизацией промышленности понимается такое ее приспособление к военным нуждам и такое распределение казенных заказов, при котором армия получала бы как можно больше амуниции и боевых припасов. За образец взяли Англию. Закрыли только глаза на то, что в Англии дело идет о приспособлении могущественнейшей и в своем роде очень совершенной капиталистической организации и гибкого демократического государственного аппарата к потребностям войны, при чем, как показывает опыт, и там дело идет гораздо медленнее, чем предполагалось и обещалось вначале. У нас же дело идет о технической, экономической и государственной импровизации: о создании хорошо налаженной сети железных дорог, новых заводов, новых технических кадров, толковых и не ворующих чиновников, т.-е. дело идет о таком техническом и культурном скачке вперед, – пред линией немецких маузеров и штыков, – который является чистейшей утопией. Этого не может не понимать само правительство, которое лучше, чем кто бы то ни было, знает, как глубоко оно увязило отечественную телегу. Для него вопрос сводится поэтому в действительности, главным образом, к переложению более прямой и непосредственно-хозяйственной ответственности за войну на те имущие классы, которые уже раньше взяли на себя полноту политической ответственности за нее. В ответ на это партии и организации имущих классов требуют – без всякой, однако, энергии и настойчивости – не власти, но большего приближения к ее источникам: политическим, административным и финансовым. Правительство отнюдь не обещает, но и не отказывает начисто. Происходит симуляция «сближения» – по классическому образцу «весны» покойника Святополк-Мирского.[142]142
  «Весна» Святополк-Мирского – см. т. IV, прим. 199.


[Закрыть] На почти-девственное косоглазие власти «общественные деятели» отвечают робкими касаниями рук, газетный хор умоляет о «доверии», – словом, проделывается заново весь ритуал лицемерия и глупости, как если бы после «весны» Святополк-Мирского не было никогда 9 января и всего вообще 1905 г., как если бы на свете никогда не существовало опыта двух первых Дум и 3 июня 1907 г., как если бы, наконец, не те же самые персонажи стояли на сцене, только облезшие и потерявшие последние зубы за протекшие десять лет.

Комитет национальной обороны должен стать центром объединения власти с обществом и средоточием национальной мобилизации против внешнего врага. Но чем же в таком случае должно быть министерство? По смыслу вещей, именно оно должно бы, кажись, играть роль «комитета национальной обороны». Между тем оно намерено, сложив с себя добрую долю ответственности, тем вернее оставаться бюрократическим средоточием власти. Все слухи о назначении в министры братьев Гучковых, Волконского[143]143
  Волконский, В. М. (род. в 1868 г.) – депутат III и IV Государственных Дум от Тамбовской губернии; беспартийный правого лагеря. В обеих Думах был товарищем председателя. Летом 1915 г. под влиянием сильного движения прогрессивной буржуазии, вызванного военными поражениями, Волконский был назначен товарищем министра внутренних дел. «С назначением Волконского, – писал по этому поводу Милюков, – близится торжество идей парламентаризма». В январе 1916 г. Волконский вышел в отставку, так как «считал невозможным продолжать службу, когда все идет вразрез с общественными организациями, с земской Россией, Государственной Думой и Государственным Советом».


[Закрыть] и других оказались преждевременными. Очищения всей Галиции недостаточно для очищения бюрократией хотя бы только двух или трех министерских мест. Пока что дело ограничивается назначением «деятелей» в совещательные комиссии.

Но если бюрократия не торопится очищать посты, то так называемые общественные деятели как будто не торопятся сейчас протягивать к ним руки. «Беспартийная» левая печать обвиняет Милюкова в недостаточно настойчивом требовании созыва Государственной Думы и создания комитета национальной обороны. Но чего искать Милюкову сейчас в Думе? Ему придется там не призывать к отчету правительство, а давать отчет в своем доверии правительству. Еще меньше может ему дать пресловутый военно-общественный комитет: взяв на себя практическую ответственность за непосредственную «организацию обороны», кадетская партия[144]144
  Кадетская партия – см. т. II, ч. 1-я, прим. 172.


[Закрыть] закрыла бы для себя ту последнюю щель, в которой еще может оперировать сейчас ее оппозиция, – между политикой государственной власти и ее материально-техническими ресурсами и методами. Это и есть та самая щель, куда Плеханов и иные наши социал-патриоты покушаются загнать политику партии пролетариата.

Но социал-демократия так же мало может примкнуть к «тылу» Николая Николаевича, как усмотреть своего союзника в армиях Гинденбурга, приоткрывающих министерские двери пред партиями национального либерализма. Та страшная «критика оружием», которая совершается на русском западном фронте, не идет дальше оружия же, т.-е. военно-технических плодов государственного режима России. Идейная и материальная критика этого режима в целом ложится сейчас, более чем когда-либо в прошлом, на российский пролетариат.

«Наше Слово» N 145, 22 июля 1915 г.

Л. Троцкий. НЕ В ОЧЕРЕДЬ

Некоторое время тому назад русские газеты сообщали, что в Омске оказалось огромное количество овец из восточной Пруссии. Как восточно-прусские овцы нашли дорогу в Сибирь и кто именно им служил путеводителем, об этом газеты ничего не говорили. Зато они подробно сообщали, что эти овцы распределяются между хозяевами на чрезвычайно строгих условиях, очевидно, в соответствии с нормами международного права: каждый претендент должен обязаться взять на свое иждивение не менее 500 овец, и так как дело идет не о русских зауряд-подданных, а о восточно-прусском скоте, то по отношению к нему власти требуют постройки солидных хлевов с надлежащей температурой, строго регламентированной пищи и вежливого обращения. Принимая во внимание, что, согласно нравственному закону Канта,[145]145
  Кант, Эммануил – см. т. XII, прим. 172.


[Закрыть] ныне благополучно приспособленному Плехановым к международной политике царской дипломатии, личность есть самоцель, и не имея ничего возразить против того, чтобы под действие вышеозначенного закона подпала и личность восточно-прусской овцы, мы не восстаем ни против теплушек, ни против вежливого обращения. Мы полагали бы только необходимым, в интересах социал-патриотической пропаганды и доброго имени России, запросить вышеозначенных овец, покинули ли они пределы Пруссии добровольно, как подобает автономным личностям, или, вопреки Канту, подверглись принуждению?

Сколько было таких «добровольных» овец? Сколько было утечки, пока они добрались до Омска? Какие именно участники «национального единения» пошли навстречу требованиям овечьей конституции?

Вот тема, достойная не только кисти Айвазовского,[146]146
  Айвазовский, И. К. (1817 – 1900) – известный русский художник. Окончил Академию Художеств в 1843 г. В 1847 г. получил звание профессора живописи. Считается одним из лучших художников-маринистов. В 1874 г. во Флоренции была устроена выставка произведений Айвазовского, доставившая ему мировую известность.


[Закрыть] но и расследования Алексинского.[147]147
  Алексинский, Г. А. – бывший революционер. В 1907 г. разошелся с большевиками и вместе с Богдановым, Луначарским и др. издавал «лево»-большевистский журнал «Вперед». Как только началась мировая война, Алексинский немедленно порвал с партией и стал в ряды наиболее оголтелых русских социал-шовинистов. Вместе с Плехановым, Аргуновым и др. он издавал в Париже социал-патриотический журнал «Призыв» и сотрудничал в «Русской Воле» – газете, издававшейся в 1916 г. октябристом Протопоповым. В настоящее время Алексинский находится за границей и ведет клеветническую кампанию против Советского Союза. (Подробнее см. т. VIII, прим. 46.)


[Закрыть]

Небезызвестный Ник. Иорданский[148]148
  Иорданский, Николай – бывший меньшевик, редактор журналов «Мир Божий» и «Современный Мир». Во время войны ярый социал-шовинист, сторонник Плеханова. После Октября эволюционировал влево и одно время издавал в Гельсингфорсе русскую газету, стоявшую на платформе Советской власти. С 1922 г. – член ВКП(б).


[Закрыть] чрезвычайно вдохновлен ролью «третьего элемента» в войне. Если названный публицист, сам третий элемент при социал-демократии (социал-демократия, считаем нелишним напомнить, есть соединение рабочего движения с научным социализмом; по отношению к этим двум элементам, пролетариату и науке, гг. Иорданские являются несомненно третьим элементом, т.-е. заведомой исторической роскошью), если г. Иорданский о слиянии интеллигенции с армией говорит покуда что прозой, то только потому, что не овладел тайной стиха. Судите сами. «В той готовности, с какою студенты и общественные деятели носят теперь военную форму, есть нечто символическое. Военная форма даже внешним образом приобщает интеллигенцию, еще вчера находившуюся за чертою государственности, к властному осуществлению национальных задач. Военная форма даже внешним образом создает нашему среднему сословию то положение, к которому это сословие давно стремится под давлением объективных условий экономического развития. Военная форма – символ власти, полученный гражданами для удовлетворения повелительных требований национального чувства»…

Борьба за власть таким образом разрешилась для «сословия» Иорданских борьбой за военную форму. До сих пор считалось, что, надев на демократического интеллигента погоны, государство получало полную власть над его душой и телом. Теперь оказывается наоборот: натянув на себя форменные рейтузы, демократический интеллигент тем самым получает власть над государством. Эту мысль можно бы и детализировать. «Общественный деятель», которому государство надело на спину серую шинель с бубновым тузом, тем самым приобщается к власти по министерству юстиции.

Теперь потрудитесь сравнить: какая-нибудь овца, да к тому же и развращенная прусским милитаризмом, требует для себя, устами государства, надлежащей температуры и вежливого обращения; что же касается русского демократического интеллигента, то он для осуществления своего жизненного пути ничего ныне не требует, кроме форменных штанов. Если попасть в печальную необходимость выбора, то пришлось бы голосовать за восточно-прусскую овцу!..

«Наше Слово» N 166, 15 августа 1915 г.