Текст книги "Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)"

А ведь война там, где-то за Пиренеями, продолжается. В Париже ежедневно просматривал около 20 французских и иностранных газет. Здесь почти совсем не читаю. Вот что значит архинейтральный Кадикс со своим солнцем и морем.

Вчера кавалер Казеро – несмотря на мой ответ – явился ко мне с секретарем немецкого консульства. Оказывается, предприимчивый журналист успел уже побывать у Лаллемана, якобы от меня, но тот не мог прийти с ним ко мне или не хотел.

Секретарь консульства, гладкий немец, начал с того, что хочет устранить всякие недоразумения. Тут и так уж говорят, что я получил деньги из немецкого консульства… – Как так? – Да, да, хозяин отеля Кубана, недовольный тем, что я покинул его республиканскую берлогу, распространяет слухи, что некий немец, очевидно, из немецкого посольства, приносил мне деньги. На самом деле деньги, переведенные из Мадрида, приносил испанец французского происхождения, ярый франкофил, по фамилии Лаллеман, что по-французски означает немец. Сын хозяина Кубаны состоит на грех сотрудником республиканской газеты «El Pais», легко может статься, что «El Pais», до сих пор защищавший меня, ныне откроет против меня атаку. Неожиданный переплет из отельного счета и республиканского знамени… если верить секретарю немецкого консульства. Кавалер Казеро, редактор еженедельника под замысловатым названием, отобрал кое-какие сведения, особенно насчет высылки из Франции, и, уходя, заявил, что придет на другой день с фотографом, чтобы послать снимок в Мадрид: надеется, что в результате его публицистических выступлений высылка будет отменена. Визит германофильского испанца со штатным немцем произвел почти загадочное впечатление…

Сегодня утром был Лаллеман. Сообщил, что Казеро со своим журналом не имеет никакого влияния, промышляет всем, в том числе и шантажем. Хочет с меня, очевидно, получить за интервью и фотографию 100 фр. Кавалер в таком случае жестоко ошибется в своих расчетах. Пронюхал он это сам или нет, но сегодня больше не являлся, хотя вчера грозил еще интервьюировать меня насчет французских финансов, независимости Польши и иных высоких материй… Кстати: Лаллеман видел мой «кондуит», присланный из Мадрида: мне дается весьма удовлетворительная аттестация. Очевидно, испанская полиция состоит сплошь из «друзей»…

Вечером два испанских офицера играли в шахматы в вестибюле отеля. Расположение фигур казалось исключительно интересным. Игроки застыли в напряжении. Наконец, белые продвинули вперед короля – под черную пешку. Со словами – «шах и мат», черные схватывают вражеского короля, и партия закончена. Арабы, бывшие владыки Испании и мастера шахматной игры, очевидно не завещали своего искусства этим доблестным воинам короля Альфонса.

Шпичок сообщил мне на прогулке, что его дед был гранд, имел много золота, а отец состоял другом Альфонса XII, но что сам он – увы! – pobre, беден, получает всего 1.000 песет в год (он сказал 3.000 реалов – это звучит лучше!), а префект получает 9.000 реалов. Так как я реагировал на эту тему слабо, то шпик удвоил настойчивость. Оттопыривая нижнюю губу и мотая возмущенно головой по адресу негодного правительства, он повторял: 83 1/3 песеты в месяц, ему, потомку того предка, который был другом Альфонса XII! Да, плата небольшая. Тем не менее, за эту цену он готов перегрызть горло любому испанскому рабочему, который получает примерно столько же.

Памятник Морету.[270]270
  Морето, Августин (1618 – 1669) – известный испанский драматург, автор большого числа героических драм и шуточных комедий. Наиболее известны из его произведений трагедия «Доблестный кастильский судья» и комедии: «Презрение на презрение», «Прекрасный дон-Диего», «Тетушка и племянница» и др.
  За 10 лет до своей смерти Морето бросил литературную деятельность и удалился в монастырь.


[Закрыть] «Patriotismo», – читает шпик надпись на лицевой стороне и внушительно глядит на меня. «Libertad», – читает он под тыльной стороной Морета – и поднимает вверх палец.

Есть еще в Кадиксе памятник «республиканцу» Кастеляру,[271]271
  Кастеляр, Эмилио (1832 – 1899) – испанский политический деятель. Был профессором истории в Мадридском университете. В 1863 г. Кастеляр основал газету «La Democracia», в которой вел агитацию за низвержение монархии и провозглашение республики в Испании. В то же время Кастеляр решительно выступал против социалистических взглядов. В 1866 г. Кастеляр за участие в революции был заочно приговорен к смертной казни. В 1868 г., вернувшись в Испанию, был избран депутатом кортесов. В 1873 г. Кастеляр вступил в министерство – сначала в качестве министра иностранных дел, а затем премьер-министра. Придя к власти, Кастеляр немедленно ввел военное положение, отменил конституционные гарантии и ограничил свободу печати. Эти меры вызвали оппозицию со стороны большинства депутатов кортесов, и Кастеляр был вынужден подать в отставку. После отставки он вновь был избран депутатом кортесов, где выступал как умеренный республиканец.


[Закрыть] благополучно, кажись, примирившемуся в свое время с монархией. Crisobal Colon…кто бы это был? Долго не догадываешься. – Ба, да ведь это Христофор Колумб!.[272]272
  Колумб, Христофор – знаменитый путешественник, открывший Америку. Родился в средине 40-х годов XV века в Генуе. Поставив себе целью открыть кратчайший путь в Индию, он с великими трудностями добился необходимых средств для снаряжения экспедиции и в 1492 г. совершил свое первое путешествие, закончившееся открытием островов Сан-Сальвадора, Кубы и Гаити. В следующем году Колумб организовал экспедицию, в результате которой им были открыты острова Мария-Галанте, Гваделупа и др. Наконец, третья экспедиция Колумба, предпринятая в 1496 г., закончилась открытием южно-американского материка. Сам Колумб не подозревал, что им открыта новая часть света, и до конца своих дней был уверен, что ему удалось только найти кратчайший путь в Индию. Колумб умер в 1506 г.


[Закрыть]

Зелено, тепло, солнечно, а из Парижа пишут: «Вторую неделю холод, дожди со снегом, туман, мразь».

Перед губернским правлением, в центре обширной площади, подле набережной, ставится огромный и сложный памятник кортесам,[273]273
  Кортесы – название парламента в Испании. Впервые кортесы были созваны в городе Кадиксе в 1809 г. Созыву кортесов предшествовали многочисленные народные восстания против французского нашествия на Испанию. Основным результатом деятельности кортесов до 1813 г. явилась выработанная ими либеральная конституция (18 марта 1812 г.), составленная под непосредственным влиянием законодательных актов Великой Французской Революции. Кортесы провозгласили конституционную монархию, политические свободы, равноправие, неприкосновенность депутатов, подчинение короля кортесам и проч. Кроме того кортесы уничтожили инквизицию, запретили телесные наказания для краснокожих, отказывавшихся принять христианство, и т. д. С 1814 г. после вступления на испанский престол короля Фердинанда VII начинается борьба реакционных элементов с кортесами. Выработанная кортесами конституция была отменена, была восстановлена инквизиция, уничтожена свобода печати и т. д. В стране установилось господство реакции, вызывавшей частые вспышки народных восстаний. Всеобщее восстание 1820 г. заставило короля созвать кортесы и признать конституцию 1812 г. 28 сентября 1823 г., после вторжения французских войск в Испанию, кортесы возвратили абсолютную власть короля. В 1833 г. кортесы были вновь созваны. По конституции 1876 г. кортесы состоят из двух палат: сената и конгресса. В состав сената входят частью выборные депутаты, избираемые церковью, университетами, налогоплательщиками высших разрядов, частью депутаты, назначаемые королем. Конгресс состоит из 417 депутатов, избираемых на 5 лет. Избирательным правом в кортесы пользуются лица не моложе 25 лет, проживающие в течение 2-х лет в пределах избирательного округа.


[Закрыть] руководившим борьбою против французов. Постамент уже поднялся высоко. Аллегорические каменные фигуры в большом числе на земле. Шпик сбивчиво, но настойчиво разъясняет мне их смысл. "А нет ли среди них изображения тех патриотов, которых Фердинанд VII[274]274
  Фердинанд VII (1784 – 1833) – испанский король. Вступил на престол в 1808 г. Вследствие угроз Наполеона I Фердинанд VII вынужден был отказаться от престола и вскоре был Наполеоном отправлен в замок Валенсе. В 1913 г. Наполеон возвращает Фердинанд VII корону. Вступив вторично на престол, Фердинанд VII немедленно отменил радикальную конституцию 1812 г. и начал энергичную борьбу с кортесами (см. прим. 273). Все царствование Фердинанда VII заполнено непрекращающейся борьбой короля и окружающих его реакционно-клерикальных клик с революционным движением в стране. С 1814 по 1820 г. против Фердинанда VII было поднято более 10 восстаний; все они были жестоко подавлены королевскими войсками. В 1820 г. восставшие инсургенты ненадолго овладели городом Кадиксом. Когда угроза со стороны революционного движения стала особенно реальной, Фердинанд VII, в 1822 г., обратился к французскому королю Людовику XVIII за помощью, и весною 1823 г. французская армия вступила в Испанию. С победой французов Фердинанд VII восстановил свою власть и окончательно утвердил в стране господство крайней реакции.


[Закрыть] истребил после того, как они отвоевали для него трон?" – Шпик таращит глаза. Его исторические познания не идут дальше Альфонса XII,[275]275
  Альфонс XII (1857 – 1885) – испанский король. После революции 1868 г. в Испании уехал в Париж. С 1870 г., после отречения от престола его матери королевы Изабеллы II, объявил себя претендентом на испанский престол. В 1874 г., после захвата власти консервативной партией, Альфонс XII был провозглашен испанским королем и торжественно въехал в Мадрид. Период царствования Альфонса XII ознаменовался решительной борьбой реакционных сил, поддерживаемых королем, с республиканцами. На жизнь Альфонса XII было совершено два неудачных покушения.


[Закрыть] при котором дед шпика имел множество песет и реалов.

Немножко социальной статистики. В течение получаса, что я провел сегодня в кафе за чаем, мальчишки предлагали мне двенадцать раз «АВС», мадридскую иллюстрированную газету, четыре человека навязывали мне лотерейные билеты, три нищенки просили милостыню, три разносчика предлагали вареных раков, два – какие-то таинственные сладости, и если чистильщики сапог не делали мне никаких предложений, то только потому, что один из них обрабатывал все время мои сапоги.

Разговоры, книги

Старая испанская поэма повествует, как неверные сарацины разбили благочестивых испанцев:

 
Vinieron los Saracenos
Y nos mataron a palos;
Pues Dios esta por los malos
Quando son mas que los buenos.
(Пришли сарацины
И разбили нас наголову,
Ибо бог вступается за злых,
Когда их больше, чем добрых.)
 

Это совсем хорошо сказано, и римский папа, у которого немало чад в обоих воюющих лагерях, руководствуется, надо думать, той же самой мудрой тактикой. Во всяком случае, известный афоризм Наполеона: «Господь бог всегда на стороне более многочисленных батальонов» оказывается плагиатом, ибо та же мысль гораздо ярче выражена доном Герардо Лобо еще при Филиппе V.[276]276
  Герардо Лобо (1679 – 1750) – испанский поэт; писал главным образом лирические стихотворения. Филипп V – см. прим. 279.


[Закрыть]

Молодой испанец, чему-то учившийся, где-то бывавший, досужий, недовольный, разговорчивый, подошел на пристани с приветом, и после того встречается почти каждый день. Он разыгрывает из себя скептика, – ему, должно быть, 22 года, – и говорит о своем отечестве в тоне совершенной безнадежности.

– "Мы должны исчезнуть с лица земли. Испания везде отстала. Во всем – декаданс (упадок). Мы владели миром. Сейчас мы третьестепенная держава. Ужасающее невежество. Нет индустрии. Наши студенты не учатся. Никто ничего не делает. Если города тратят деньги, то на plazo de toros{19}19
  Арена для боя быков.


[Закрыть], а не на порты, не на школы. В Андалузии 90 % безграмотных. У нас есть поговорка: голоден, как народный учитель.

– Вывести из этого положения нас могла бы только республика, а привести к республике могла бы война. Война была бы спасением для Испании, она вырвала бы нас из застоя. Но к войне мы не готовы. Срамиться в войне мы не хотим. Вот почему я говорю: мы погибли…

– Вы хвалите нас. Все иностранцы, приезжающие к нам, хвалят нас. Мы гостеприимны, общительны. Это наследие нашего старого богатства. Когда мы были могущественны, мы выработали себе манеры широкие, великодушные. Теперь у нас только и осталось, что эти манеры. Хуже всего то, что мы не верим в собственное спасение. Мы не верим ни в какие идеи. Мы, испанцы – скептики. Все партии нас обманывали, каждая в свою очередь.

– Деньги! Нет идей – все за деньги. Вся наша политика основана на этом (движение пальцами, очень общее всем испанцам и выражающее хватание или щупание). Выборы? Основаны на песетах. Граф Романонес? Вся его сила в деньгах. Один из самых богатых людей в Испании. Он даже короля ссужает деньгами. Только этим и правит.

– Пресса? У нас не верят прессе. Есть хорошие журналисты, которых знают, но честных, таких, которым верили бы, – нет. Все убеждены, что пресса, как и политика, основана на этом (движение пальцами).

– Научная и учебная работа ведется кое-как. Студенты ежегодно устраивают забастовки по произвольным поводам, чтобы приблизить каникулы. Более серьезный характер имеет требование студентов об отмене местных учебников. Борьба вокруг этого вопроса очень характерна для состояния нашей университетской науки. Молодой профессор составляет наспех «свой» учебник, т.-е. из десяти плохих делает одиннадцатый, никуда негодный, и продает, как обязательный, своим студентам. Никто из авторов и не помышляет о том, чтобы учебник вошел в обиход во всей стране. Это просто местный и персональный налог на науку.

– Кто у нас национальный герой? Хуан Бельмонте, торреадор. Я его знал несколько лет тому назад землекопом и разносчиком плохих апельсинов. Теперь он богат, знаменит, идол, – иначе его не называют как fenomeno. Спросите испанца на улице, кто у нас военный министр или председатель кортесов? Вероятнее всего, он вам не ответит. Но спросите любого, кто таков Бельмонте? Он во всех подробностях расскажет его биографию.

– А кто, кстати, у вас военный министр теперь?

– Военный министр? Да… военный министр – генерал Лукэ, да, конечно, он…

– Хуан Бельмонте. Какая у него ступня (подробности). Это торреро, который может в последний момент плюнуть на быка. Для чего? Зачем? Чтобы показать, что у него горло не пересохло от волнения – высший признак самообладания! Галстуки Бельмонте! Шляпы Бельмонте! Испанцы стригутся под своих фаворитов – aficionados. Есть плешивый торреадор – полунегр, – его партизаны бреют голову. За последнее время все это не ослабевает, а усиливается. Король останавливает автомобиль, чтобы приветствовать торреадора. Богачи ему покровительствуют. В свою очередь и Бельмонте покровитель: через него хлопочут. Секретарь министерства собирается за него выдать дочь. Если в Испании есть справедливость, так в торрео. Даже сторонники свищут фавориту, если он не в ударе, и, наоборот, аплодируют противнику… Не едят, не пьют, закладывают платье, чтобы посетить торрео. Как жаль, что теперь не temporada{20}20
  Сезон боя быков.


[Закрыть] и вам не удастся повидать Бельмонте. Я не заражен нашей национальной страстью, но Бельмонте действительно феномен.

– У нас все думают, что после войны будут большие перемены. В чем? Во всем. А так как для Испании возможны перемены только к лучшему, – к худшему некуда, – то испанцы доверяют этим переменам и ждут их. Может быть, сильные станут слабее, а слабые сильнее. Но я этих надежд не разделяю. Я пессимист".

Ауто-да-фе удосужились отменить, а бой быков сохранили. Между тем в бое быков не многим меньше варварства, чем в сожжении ведьм. Борьба за отмену боя быков насчитывает столетия. В начале девятнадцатого века (1805 г.), во время борьбы с Наполеоном, Карл IV[277]277
  Карл IV (1748 – 1819) – испанский король. Вступил на престол в 1788 г. В 1793 г. вовлек Испанию в войну с Францией, закончившуюся полным поражением Испании и ее подчинением Наполеону. В 1808 г., воспользовавшись народными восстаниями в Мадриде, Наполеон заставил Карла IV отречься от престола в свою пользу. За свое отречение Карл IV выговорил себе у Наполеона ежегодную пенсию в 8 миллионов франков и замок Компьен.


[Закрыть] запретил «наконец» бои быков. Французский автор Бургоен писал в те времена по поводу запрета: «Эта мужественная реформа делает честь правлению Карла IV и свидетельствует о мудрости его первого министра. Все и вся будут, без сомнения, в выигрыше от этого: промышленность, земледелие и нравы»{21}21
  «Tableau de l'Espagn moderne», par S. Fr. Bourgoing, Paris 1807, 4-e edition (V. II, p. 417).


[Закрыть]. Но гроза великой революции стихла, и бои быков нашли свою реставрацию – одновременно с тем, как коронованные быки возвращали себе европейские троны. И теперь, 111 лет спустя, от «мужественной реформы» не осталось и следа.

Как филистеры склонны верить в отвлеченный прогресс! И как медленно тащилась в прошлые века его несмазанная телега! Единицы или группы достигали поразительных высот уже в древнейшие времена. А массы?..

Мальчики Мурильо, босоногие оборвыши, искатели вшей. Они и сейчас те же: сквозные дыры, грязные носы, вши в черных волосах. В 1680 г. – последнее публичное ауто-да-фе на Plaza Mayor в Мадриде. Балконы ломились от жадных зрителей. В благочестивой Севилье была сожжена женщина ровно 100 лет спустя, в 1780 г., следовательно, за девять лет до Великой Французской Революции.

Очень-очень медленно движется скрипучая телега прогресса, особенно в Испании, которая больше, чем какая-либо другая страна, живет вчерашним днем. Католицизм долго был знаменем в борьбе с сарацинами и крепко въелся в нравы. Инквизиции нет, на кострах не сжигают, но в Кадиксе есть газета («El Correo de Cadiz»), на которой значится: con cenzura, т.-е. выходит под церковной цензурой. Благочестивая газета печатает по поводу дороговизны статью, в которой укоряет дорогих сограждан в том, что они больше интересуются ценою баранины, чем спасением души (la Salvacion de nuestra alma). Это обличение превосходно звучит в дни великой людской войны, когда у самых католических народов человеческое мясо стало много дешевле баранины. Бедная католическая душа, которую заставляют нюхать иприт и накрывают сверху снарядом в 50 пудов весом. Но на этот счет вы тщетно бы стали искать сведений в испанских газетах. Кадикские поступают особенно находчиво – они вообще ничего не сообщают о войне, как будто бы ее не существовало. В конце концов, воюют далеко за Пиренеями, и французская пальба не заглушает звуков мессы. Когда я обращал внимание туземных собеседников на полное отсутствие военных бюллетеней в самой распространенной кадикской газете («El Diario de Cadiz»), мне отвечали удивленно: «Неужели! Не может быть!.. Да, да, действительно». Значит, раньше не замечали.

В 1777 г. будущий французский полномочный министр при Мадридском дворе Бургоен в качестве секретаря посольства въезжал в Испанию на шести мулах. Он написал об этой стране большой труд, который выдержал четыре издания. Первое вышло в год Великой Французской Революции. Посол старой Франции отнюдь не лишен наблюдательности. Его труд и сейчас выше того, что пишут об Испании иные лощеные французские академики. Во всяком случае Бургоен читается с интересом, особенно, если человек случайно застрянет в Кадиксе, ожидая парохода на Нью-Йорк. «С того времени как Европа цивилизовалась с одного конца до другого, – читаем мы во втором томе, – обитателей ее надлежит скорее распределять по профессиям, чем по нациям. Так, отнюдь не все французы, не все англичане и не все испанцы походят друг на друга, но лишь те из них, которые внутри каждого из этих трех народов получают примерно одинаковое воспитание и ведут примерно одинаковый образ жизни. Так, все их юристы сходны по своей приверженности к форме и страсти к кляузе; все их эрудиты сходственны своим педантизмом; все их коммерсанты – своей жадностью, все их матросы – грубостью, придворные – гибкостью». Этими словами Бургоен хочет опровергнуть ходячее представление об Испании, как о совсем особенной фантастической стране.

Но Бургоен умеет подмечать и действительные национальные особенности, ища их корней в истории. «В ту эпоху, – говорит он, – когда Испания играла столь великую роль, когда она открывала или завоевывала новый мир или, не довольствуясь господством над значительной частью Европы, возбуждала и потрясала другую ее часть своими интригами и военными предприятиями, в эту эпоху испанцы пропитались той национальной гордостью, которая излучалась из их внешнего обихода, из их жестов, из их слов». Времена владычества и мощи Испании были уже и для Бургоена прошедшими временами; но они оставили свой след в национальном облике страны: «Испанец XVI столетия исчез, но его маска осталась. Отсюда эти черты гордости и важности, которые отличают его еще и в наши дни».

Французский посол оспаривает мнение, будто леность является отличительной чертой всего испанского народа. Он ссылается на оживленную деятельность, которая господствует на берегах Каталонии, в королевстве Валенсии, в городах Бискайи, «всюду, вообще, где промышленность находит поощрение». Вспоминаются слова Депре, что 15 испанских служащих управляемой им конторы делают ту же работу, что и 15 французов; но в то время как для этих последних достаточно трудовой дисциплины, испанцев нужно уметь заинтересовать или увлечь соответственным обхождением.

Кадикс – весь в прошлом еще в большей степени, чем Испания в целом. Это не так чувствуешь, пожалуй, в порту и на улицах – время войны все же исключительное время и для Кадикса, – как в книжных магазинах и особенно в главной библиотеке Кадикской провинции. Старое здание, с холодными, влажными ступеньками, с некрашеными досчатыми полами, без солнца и без посетителей. Единственный библиотекарь и единственный сторож насчитывают совместно не менее полутораста лет. История библиотеки как бы оборвалась в первой четверти прошлого столетия. Совсем ничтожное количество книг более позднего времени. За последние 10 – 20 лет нет почти ничего, кроме бюллетеней официальной статистики, да и то разрозненных. Зато немало старых фолиантов, книг XVIII века и более ранних. Во всем книгохранилище одна немецкая книга, десятка два французских, зато много латинских.

Сторож приносит мне по спискам книгу за книгой, и уж один внешний вид их свидетельствует, что их давно не касалась человеческая рука. Это все преимущественно старые работы по истории Испании и, в частности, Кадикса. Здесь в первый раз мне посчастливилось убедиться на опыте, что книжный червь не есть только образное выражение. Большинство тяжелых томов, отпечатанных на старинной доброкачественной тряпичной бумаге, методически изъедено ученым червем, которому жители Кадикса предоставили достаточно широкий срок для работы. И какой искусной работы, какой точной, какой педантической! Цилиндрические ходы сложными кривыми поднимаются вверх, спускаются вниз. В зависимости от направления хода, отверстие имеет на странице круглую или эллиптическую форму. Читателю эта работа загадывает головоломные загадки, особенно когда червь унес с собою цифру или часть собственного имени.

В библиотеке тихо. Сквозь стены почти не доносятся звуки извне. Часы библиотечные стоят – с какого времени, не с середины ли прошлого столетия? Шпик сидит за тем же деревянным столом и сосредоточенно отплевывается. Наконец, он не выдерживает ученого томления. Из соседней комнаты раздается хриплый шепот: шпик беседует со стариком-сторожем. Шепот отвлекает от книги, я слышу: «Hombre de la ciencia… en-cy-clo-pe-dis-ta»… К кому на сей раз относятся вещие слова: к поднадзорному или все к тому же Мауре? Но шпик скоро уходит на крыльцо курить, – становится совсем тихо. В этой особой библиотечной тишине ухо ловит работу книжного червя.

«Но что придает Кадиксу особливое значение, что уподобляет его самым великим поселениям мира, – читаю я в старой книге, – это огромность его торговли. В 1795 г. здесь насчитывали более 110 собственников кораблей и около 670 торговых домов, не считая розничных торговцев и лавочников… В течение 1776 г. в порт Кадикса вошло 949 кораблей. Нации, которые имели в Кадиксе наибольшее число торговых предприятий, суть ирландцы, фламандцы, генуэзцы и немцы, из которых первое место занимают гамбуржцы». «Контрабанда, одно имя коей заставляет дрожать испанское правительство, не имеет более блестящего театра, чем порт Кадикс». В 1799 г. Кадикс насчитывал 75.000 душ. «Место встречи богатств двух миров, Кадикс обладает почти всем в изобилии». В 1792 г. Кадикс отправил в обе Индии товаров на 270 миллионов реалов и получил обратно на 700 миллионов… Вот о каком пышном прошлом рассказывает кадикская библиотека.

Вчера (22-го) в кинематографе дивился страстям испанской публики. На экране касса с револьвером, и к этой кассе приближается неосведомленная героиня – из публики вопль предупреждения. История повторяется, когда к кассе подходит почтенный отец. Но вот враг семьи нарывается на револьвер – из зала несется вой злорадства. Что же творится на боях быков? Да, жаль, что теперь не temporada!

Вернувшись в отель, застал в вестибюле танцы и фанты. Несколько молодых офицеров, девиц и дам, настойчивые ухаживания, вернее, приставанья. Наивные и карикатурные провинциальные нравы, первобытные под мещанской политурой.

26 ноября. Воскресенье. Старый английский историк Испании, Адам{22}22
  «Histoire d'Espagne depuis la decouverte qui en a ete faite par les pheniciens jusqu'a la mort de Charles III». Traduite de l'anglais d'Adam par P. C. Briand. Paris 1808, 4 vol.


[Закрыть], в четырех томах, особенно тщательно изъеденных книжными червями, рассказывает нам историю Пиренейского полуострова со времени его открытия финикиянами и до смерти Карла III.[278]278
  Карл III (1716 – 1788) – испанский король, отец Карла IV. До занятия королевского престола Карл III был герцогом Пармским и королем Неаполя. Вступил на престол в 1759 г. В царствование Карла III Испания вступает на путь «просвещенного абсолютизма». В своей внешней политике Карл III придерживался союза с Францией.


[Закрыть] Особенно поучительной выходит под пером англичанина Адама роль Великобритании в сокрушении испанского могущества. В течение столетий Англия играла на антагонизме Франции и Испании, стремясь ослабить обеих, а ослабив Испанию, начала защищать ее, при чем грабила у нее колонии. В так называемой борьбе за испанское наследство Англия руководила европейской коалицией из голландцев, австрийцев и португальцев – против Бурбонов, объединявших Францию с Испанией. Война велась якобы во имя наследственных прав австрийского дома на испанский трон. Попутно Англия захватила Гибралтар (1704 г.), – и какой дешевой ценой: отряд матросов взобрался на никем, в сущности, – по причине «неприступности», – не охранявшуюся скалу, с которой Англия теперь владычествует над входом и выходом Средиземного моря! В войне за испанское наследство великобританские методы международного хищничества находят свое классическое выражение: 1) союз против Бурбонов, объединявших Францию с Испанией, был союзом против главной европейской континентальной силы; 2) создав этот союз, Англия стала во главе его; 3) она терпела от войны менее союзников и получила больше их, не только захватив Гибралтар, но и обеспечив за собою, по Утрехтскому миру, первостепенные торговые выгоды в Испании и в ее колониях; 4) ослабив объединенную Испанию – Францию, т.-е. достигнув главной цели, Англия немедленно же предала интересы австрийского претендента на испанский престол, признав Филиппа Бурбона, внука Людовика XIV,[279]279
  Филипп V (1700 – 1746) – испанский король; внук французского короля Людовика XIV. В союзе с Францией Филипп V вел войну с Австрией, Англией, Голландией, Португалией, Савойей и Пруссией, объединившихся против Испании и Франции под предлогом завоевания испанского престола для законного, по их мнению, претендента на него эрцгерцога австрийского. Война эта, хотя и закончилась признанием династии Филиппа V, повлекла за собой значительные потери для Испании. Так, по Утрехтскому и Раштадтскому миру Испания уступала Англии Гибралтар и остров Минорку, Австрии – Неаполь, Милан, Сардинию и Бельгию, Савойе – Сицилию. Мысль об обратном завоевании Гибралтара не оставляла Филиппа V до конца его жизни. Однако, все его попытки в этом направлении оканчивались безуспешно. За все время царствования Филиппа V Испания находилась под непосредственным влиянием Франции.


[Закрыть] королем Испании, под условием, чтобы он отказался от всяких прав на французский трон. Аналогии с нынешней войной напрашиваются сами собою. Кстати, пусть определят философы социал-патриотизма, кто в англо-испанской войне был нападающей, а кто – защищающейся стороной…

В конце пятидесятых годов XVIII века Питт старший[280]280
  Питт, Вильям Старший (1708 – 1778) – известный английский политический деятель. В 1735 г. был впервые избран в палату общин, где примкнул к вигам и вскоре выдвинулся как один из наиболее выдающихся ораторов и руководителей. В своих выступлениях в палате общин Питт энергично настаивал на распространении господства Англии в Америке и в Азии и на необходимости ряда войн, от которых он ожидал расцвета английской торговли и промышленности. В области внутренней политики Питт был сторонником реформы избирательной системы, защищал свободу печати и т. д. В 1746 г. Питт получил должность вице-казначея Ирландии, а затем – военного казначея. В 1756 г. Питт был назначен государственным секретарем. Вызвав своей деятельностью сильное недовольство короля и ториев, он был вынужден выйти в отставку, но под давлением общественного мнения вскоре снова вернулся к власти. Занявши впоследствии пост военного министра и министра иностранных дел, Питт содействовал вступлению Англии в 7-летнюю войну, в результате которой Англия получила большие колониальные владения.
  Вильям Питт пользовался исключительной популярностью в среде либеральной торговой и промышленной буржуазии Англии. В 1766 г. Питт был возведен в звание графа Чатама и перешел в верхнюю палату.


[Закрыть] считал необходимым объявить войну Испании, ввиду заключенного мадридским и версальским дворами секретного «семейного пакта», направленного против Англии. Английское правительство, однако, колебалось, и о причинах этого колебания эпически рассказывает почтенный историк Адам. «Еще не знали, – говорит он, – деталей семейного пакта; Англия была отягощена долгами; Испания не сделала ничего такого, что могло бы вызвать Великобританию на войну; надлежало, посему, уважать международное право и особенно великие интересы коммерции, а также солидную силу испанского флота». Эти слова могли бы показаться иронией по адресу Великобритании, если бы сам автор не был благочестивым англичанином. Мы видим, что еще задолго до Ллойд-Джорджа английские правители умели вставлять международному праву перо в надлежащее место.

В музее Кадикса сторож отпирает ключом запертую дверь: никто, очевидно, сюда не ходит. Сомнительный Ван-Дик. Сомнительный Рубенс. Несомненный Мурильо. Зурбаран.[281]281
  Рубенс, Петр-Павел (1577 – 1640) – знаменитый фламандский художник. Один из знаменитейших художников XVII в. Родоначальник так называемой реалистической школы. Картин Рубенса насчитывается свыше 2.000.
  Зурбаран, Франциско (1598 – 1662) – испанский живописец; последователь натуралистической школы.


[Закрыть] Его монахи. Его ангелы, показывающие крепкие, весьма земные икры. Новая живопись гораздо слабее. Премированная в 1867 г. (?) в Париже «историческая» картина, жалкая и лживая: недаром ее премировали эстетические авторитеты Второй Империи, лживой и жалкой.

Балаган вблизи пристани. Демократическая публика. Много портовых. На сцене две «певицы» с фальшивыми, сиплыми голосами. Безжалостность публики чудовищна. Та же потребность, очевидно, что и в бое быков: затравить. Мужчины улюлюкали, женщины хихикали, «певицы» пели полуплача. Гигантские нужны домкраты, чтобы поднять культуру масс.

Рассуждения старика-сторожа в бараке Compania Transatlantica: «Войну начала Германия, а кончать не хочет Англия». Это сказано не плохо.