Текст книги "Бешенство небес"

Глава 6

Тага, старший из трех братьев-пиратов, понимал, что дела банды идут не слишком успешно с тех самых пор, как изгнали Красного Платка. Самое плохое, что недавно они упустили клиргон купцов: наблюдатель в гнезде на мачте оказался глазастым и заметил лодочки пиратов издалека, а эфироплан, как выяснилось, был на удивление быстроходен для неповоротливого торговца. Тага подозревал, что капитан понял, откуда взялись пираты, сообразил, что они приплыли с этих островов. Владетели Плотов – не какие-нибудь там трусливые торгаши с архипелага, они жестоки и мстительны даже в большей степени, чем знаменитые своей безжалостностью имаджины, содержатели гладиаторских арен. Теперь пират каждый день со страхом ожидал появления нескольких купеческих шержней, ну а если Плоты пришлют еще и глинкор с командой в полторы сотни моряков и сотней пушек на борту...

«Пора валить с Кораллов» – так он и сказал младшим братьям с оставшимися пиратами. Да вот только плыть было не на чем: маленькие джиги не предназначены для длительного путешествия через Коралловый океан.

Если бы ими по-прежнему командовал Красный Платок, подобного бы не случилось. Новый атаман был вынужден, скрепя сердце, признаться в этом перед самим собой. Платок был юнцом, вроде и не слишком умным, но какое-то звериное чутье помогало ему избегать неприятностей. А Тага – никудышный главарь банды.

Утро выдалось прохладным; небо затянула дымка, облака вокруг рифов плескались больше обычного. Сидящий у хижины-развалюхи пират не знал слова «атмосфера» и не смог бы выразить словами свои чувства, но он хорошо ощущал нечто странное, необычное и тревожное, что повисло в воздухе. Он съел половину кокоса и встал, намереваясь по коралловым аркам добраться до крайнего островка, чтобы сменить Атака, одного из трех дозорных. Недавно Тага велел караулить сутки напролет, выглядывать, не появились ли в облаках военные эфиропланы купцов.

Пират повернулся – и вскрикнул. Вытаскивая из-за пояса ржавый тесак, попятился, споткнулся и с размаху сел задом на камни.

К острову, на котором он жил, центральному во всей группе Кораллов, что-то подлетело. Возникший в небе силуэт опустился ниже, и Тага узнал облачного демона. Их тела иногда выносил к рифам эфирный прибой... но этот был живым!

И куда больших размеров.

И с человеком на спине.

Которым оказался Красный Платок. В щупальцах под полосатым брюхом твари висел Атак и еще один пират по имени Шорта. Конечности демона обхватили их под мышки, сжали руки, ноги и рты. Глаза обоих были выпучены, зрачки вращались – они не умерли, по какой-то причине тварь не убила их, лишь захватила в плен...

– Ты... – начал Тага и замолчал.

Демон опустился совсем низко, и теперь он хорошо видел бывшего главаря, сидящего верхом на вытянутом теле, как на лошади. Ноги пиратов коснулись острова. Стало видно, что заднее щупальце сжимает сетку с небольшим сундуком. Тага сидел, пялясь на все это, ветер дул ему в лицо, развевал длинные грязные волосы. За краем островка бежали мелкие облачные волны.

Пленники задергались, пытаясь вырваться. Красный Платок положил свое диковинное оружие на спину демона, вставил запястье правой руки в мягкую складку, поворочался, двигая плечами, – и щупальца отпустили пиратов, которые, хрипя от ужаса, бросились прочь. Тага, уже немного пришедший в себя, ухватил Атака за штанину и рявкнул:

– Стоять, оба!

Привстал, крепко сжимая рукоять тесака, но понимая, что вряд ли тот поможет справиться со страшилищем. Тем временем демон опустился брюхом на землю, распластав щупальца вокруг тела. Из боков его торчали два полукруглых кожаных выроста, покрытые мелкими бледно-зелеными ворсинками. Они едва заметно светились.

Красный Платок сидел с выпрямленной спиной, разглядывая Тага. А тот смотрел на бывшего предводителя, и оба молчали. Атак и Шорта, спрятавшись за хижиной, выглядывали оттуда. Наконец пират спросил, облизнув пересохшие губы:

– Платок, ты... – Он надолго замолк, потом выдавил неуверенно: – Чем ты его кормишь?

– Ничем, – откликнулся Гана. – Он сам... по-моему, он свет ест.

– Свет? – не поверил Тага.

– Да. Этим, – бывший предводитель показал на один из кожаных полукругов с ворсом, – пьет его, ну или впитывает.

Они вновь замолчали. Тага, неотрывно глядевший на оружие, которое Гана вновь сжимал в правой руке, спросил:

– Убьешь нас?

– Как здесь дела? – вместо ответа спросил Красный Платок.

– Ой, плохо, командир... – Это произнес Атак, отважившийся наконец выступить из-за хижины и приблизиться к ним. – Купцов ждем.

– Купцов? Почему?

– Упустили клиргон их, – пояснил Тага нехотя. – А они могли скумекать, откуда мы наскочили... Ну вот, теперь думаем, скоро появятся.

Атак остановился рядом с братом, вскоре к ним короткими шажками приблизился Шорта.

– Командир, ты где это взял? – заискивающе спросил он, тыча пальцем в демона.

Гана неопределенно махнул рукой за спину:

– Между Кораллами и Суладаром рифы есть, там нашел. Видишь, управлять им научился...

– Так он живой, да?

– Навроде того. Хотя не совсем. Такой... ну как джига, только с мозгами.

– Джига с мозгами? – изумился Атак.

– Ага. Такая, что сама ничего не соображает, а только приказы выполняет, если скажешь... Только этому не говорить надо, а нажимать, крутить – там вроде бородавок, в складках этих. Еще...

– А вон у него! – поразился Шорта, заприметив позади Ганы изогнутую трубу. Когда демон опустился на землю, сизый дымок из нее идти перестал. – Чтоб я сдох! Тага, ты гля! Труба в ей, в этой... в зверюке этой, из зада торчит! Во дела! Как же так? Ты гришь – живая, а у ей труба...

Тулага ответил:

– Пауног он называется. Как-то в нем железо с мясом соединили. Ну, это не железо, конечно, а такое... Не знаю, как назвать. Видишь, еще полоски эти? Вроде как тело скрепляют. А что внутри – тоже не знаю.

– Но там этот... двигатель паровой? – продолжал выспрашивать пытливый Шорта. – Или сердце? А грудина, то бишь эти... легкие имеются у нее? У него? Или трюм там? Тага, ты гляди, гляди, какое оно всё! А вот ежели...

– Не знаю, – повторил Красный Платок, – я внутрь не заглядывал. Шорта, заткнись теперь. Слушайте. Купцы наняли Влада Пиранью, слышали про такого? Его корабли отбросили гаераков назад к Аркам, и сейчас купцы станут опять через Коралловый океан свободно плавать. То есть уже плавают, просто им раньше не до вас было. Но теперь – все, конец вам, больше не дадут тут промышлять. Ясно?

– Это мы поняли уже, – ответил за всех Тага.

– Раз так, то я вам другое предлагаю: в рифах, где я этого паунога нашел, стоит ладья. Хорошая ладья, дорогая, быстрая. Там один человек дожидается, он поможет с парусами освоиться, расскажет, что к чему. Что вы хотите – здесь оставаться или на той ладье уплыть?

– Уплыть! – выкрикнул Шорта, пока остальные двое еще не успели и ртов раскрыть. – Уплыть хотим! Ты не гляди, что мы тут втроем, там еще много нас, мы если совет устроим – все согласятся, что надо валить отседа. А куда плывем-то, командир?

– Нет, не командир. Он, – Красный Платок указал на Тага, – ваш командир, а я к вам не вернусь, у меня теперь другие дела. Но ладья та – моя. Я ее захватил вчера, команду убил, всех. Потому по закону нашему она моя, и если вы ладью мою берете, значит, сделаете, что скажу, так? Сделаете, спрашиваю?

– Ага, – подтвердил Тага, переглянувшись с Атаком.

– Ладно, значит, поплывете к Маумау. Человек, что на ладье ждет, покажет дорогу. Сделаете его боцманом своим. На том острове синекожие живут, дикари. Это племя гварилок. С ними не драться. Скажете: вождь их старый, Опаки, жив еще. Монарх, Большая Рыба, его похитил и рабом сделал, на свой прииск отправил. И Опаки повелевает отомстить, а иначе будет призраком к ним в хижины по ночам являться. Напасть на Атуй, дворец сжечь. Они уже пробовали, когда на монаршем острове Пулеха, их наместника, убили. Тогда не получилось, но теперь вы с ними будете. Так поступите: поплывете вместе, они на лодках своих, вы на ладье. Это – ладья монарха, вас к причалам подпустят, решат, он возвращается. Из пушек начнете палить по ним, по причалам и кораблям, что там стоят. Все туда сбегутся, тем временем гварилки с другой стороны высадятся и нападут. У монарха во дворце сокровища всякие, поделите их. Но все быстро делать надо, чтоб с Да Морана не успели военные моряки приплыть. Как на Атуе закончите – даете деру к Таитам. Сквозь Цепь вас тхайцы пропустят, ежели на борту рабов не будет. И все, вы отныне преторианские разбойники, свободные люди, да еще и со своим кораблем, и никто вам не указ. Но не вздумайте обмануть меня! Если на ладье не к Маумау поплывете, а сразу в Преторию, на этой твари догоню вас посреди океана и всех перебью. Ясно тебе, Тага? Все понял?

* * *

Арлее показалось, что она пришла в себя почти сразу, но быстро выяснилось, что какое-то время все же прошло: во-первых, теперь они находились внутри желейной горы, во-вторых, ее нес на руках Эрланга.

И первое желание, посетившее Арлею, когда она уяснила это, было обхватить здоровяка за могучую шею, прижаться лбом к его плечу, а еще лучше – к груди, поросшей мягкими волосами, закрыть глаза и постараться вообще не думать о происходящем вокруг. Ведь хорошо известно, что если лежать с зажмуренными глазами под одеялом и не шевелиться, то неприятности пройдут сами собой – ну а мощный торс, широкая грудь и крепкие руки Эрланги представлялись удачной заменой одеялу.

Хоть и с большим трудом, но Арлея подавила в себе это желание.

– Отпусти, – велела она и соскользнула на землю.

Почва была пропитана желтым светом, как эфирный пух – влагой. Топнув ногой, Арлея с тревогой оглянулась.

– Не останавливайтесь, идем быстрее!

Пояс путешественника все еще был на ней, и девушка достала пистолет.

– В порядке вы, ваш’милость? – спросил идущий слева Лиг.

– Ага. Почти. Глубоко мы зашли? А серапцы где?

– Подевались куда-то. Заплутали, должно быть, в этом... в этой каше.

Путники шли будто сквозь облачный пух, но пожелтевший и не лежащий слоями, а распыленный в воздухе. Дышать он не мешал, хотя поле зрения значительно уменьшилось. Вокруг что-то летало, сновали из стороны в сторону полупрозрачные рыбки, плоские черви и существа, напоминающие крошечных медуз. Небо исчезло из виду, светило было похоже на блеклый косматый шар, парящий в рыжей дымке. Облачное озеро, склон и холмы тоже исчезли, а текущая от облакоема речушка едва виднелась в световой взвеси. Растопырив пальцы, девушка медленно провела рукой перед собой. То, что снаружи выглядело как желе, внутри напоминало скорее мягкую светящуюся жидкость или какой-то газ. Оно оказывало сопротивление, но очень слабое, почти не мешало движению.

– Чем дальше, тем оно плотнее становится, ваш’милость, – заметил Лиг. – Поначалу вообще не чувствовали его, теперь от... – Он повторил жест Арлеи. – Теперь как вода, токмо легкая такая. А дальше, думаю, еще глуше станет. – Боцман показал туда, где виднелось темное ядро желейной горы, то самое место, из которого росло исполинское дерево.

Впереди высоко над землей пролетел большой медузоид.

– Не нападали они на нас? – спросила девушка.

– Не-а, – подал голос Эрланга. – Мимо шастают, а нас не видят. Я хотел одного, который близко... – Он замолчал.

– Хотел порезать одного, – пояснил Лиг. – Каракатица эта, с кальмаром сросшаяся, пролетала мимо, да низко так. Он хотел наброситься – чтоб я вас на руки взял, ваш’милость, а он, значит... но я не дал.

– И правильно сделал, – одобрила она. – Видите, они драться начинают, когда на них нападают, а так... они будто неживые.

– Как же это неживые? – удивился юнга.

– Ну, вроде... В общем, пока не тронешь – они нас не замечают, а нападают только в ответ, если зацепить их. Ну, как бы тебе... Вроде ружье на столе лежит заряженное: пока не трогаешь его, оно лежит себе – и все, а вот если за курок потянуть, или, допустим, зацепить его так, чтобы оно со стола упало и об пол сильно ударилось, то вот тогда оно может выстрелить в тебя или в того, кто рядом. А еще мне кажется, что эти... эти медузоиды – их домашние животные, – неожиданно для самой себя заключила она.

– Чаво? – еще больше удивился юнга.

Арлея смущенно почесала лоб.

– Кальмары – хозяева, а груши эти летающие со щупальцами – те как собаки или свиньи у них, или лошади какие.

– Да они ж того, – здоровяк, зажав пистолет под мышкой, свел вместе ладони, – срастаются они.

– Ага. Представь, как если бы человек с лошадью слипся, в спину ей врос, получилась бы человеколошадь. Ну или собакочеловек, или еще... А это что такое?

Сбоку возник большой цилиндр. Состоял он из такого же света, что и окружающая среда, но более густого, сжатого какой-то силой. «Будто мы идем сквозь молоко, – подумала Арлея, – а здесь его кто-то сбил в масло и слепил из него широкий столб...»

– Гля, что это там внутри! – поразился Эрланга. – Они его... они ж его на части разбирают!

– Не, наоборот, собирают, – возразил Лиг.

Троица остановилась, разглядывая происходящее в цилиндре. Словно мастерская какая-то, решила Арлея. Сухой док, где эфиропланы строят. Только вместо корабля – медузоид, а вместо рабочих, плотников и столяров – щупальца.

Они шли от внутренней поверхности цилиндра – длинные кольчатые тела, сужающиеся к концам, с присосками. Если цилиндр был плотнее окружающей субстанции, то щупальца, также состоящие из сгущенного света, – еще плотнее. В центре висело без движения тело медузоида, разрезанное вдоль. Арлея видела внутренности: какие-то трубки и шары, нечто вроде половинки хитинового рычага, прикрепленного к тонкому ребру, лиловый пузырь, должно быть, полный летучего газа, который и поддерживал существо в воздухе...

Одно из щупалец протянулось к медузоиду, тонкий конец проник внутрь, повернул трубу, имевшую на конце утолщение, и насадил на нее другую, в форме спирали. Второе щупальце поправило пузырь, впихнув его между парой изогнутых то ли ребер, то ли рычагов, потом еще два кольчатых отростка, появившиеся с противоположной стороны цилиндра, сдвинули половины тела так, что края сошлись.

– Я думал, они растут, – произнес Лиг. – Из детенышей, ну как все... А их, выходит, собирают... как корабль? Сшивают? Или...

– Нет, это ремонт, а не сборка, по-моему, – возразила девушка. – Гляди, вон еще...

Щупальца тем временем покрыли щель между половинами медузоида чем-то прозрачным и пузырящимся – вспенившись, оно тут же застыло, склеив кожу. Тварь вздрогнула, будто пробуждаясь, конечности затрепетали, и она поплыла к стене цилиндра. С другой стороны из глубины желейного пространства уже появилась другая, меньших размеров, с почти оторванным щупальцем и глубокой раной на боку. Перед цилиндром существо помедлило, а после вплыло внутрь сквозь стену и тут же застыло. Кольчатые отростки изогнулись и подхватили его, вытянув на середину цилиндра, принялись обрабатывать рану.

– Это, может, один из тех, кого серапцы ранили. – Арлея оглянулась, вспомнив о недавнем сражении.

И увидела с десяток человеческих силуэтов, приближающихся сзади.

– Они все-таки за нами гонятся! – Схватив Эрлангу за руку, девушка поволокла его в обход цилиндра-мастерской. – Лиг, не отставай!

Омываемые волнами густой желтизны, они шли в глубь мягкого мира. Бежать стало невозможно, чем дальше, тем с бо€льшим трудом давался каждый шаг. Арлея позабыла про недавний испуг, позабыла про стыд: слишком необычным было все вокруг. Ко всему прочему, теперь землю сменило какое-то странное вещество, очень напоминающее алмаз, – та основа, из которой и выросла желейная гора.

– Я вот еще думаю, – обратилась она к боцману, когда преследовательницы немного отстали. – Медузоиды, наверное, на два вида делятся. Не знаю, как они рождаются, может, из этих мелких жуков прозрачных? В общем, одни после рождения так и остаются... ну, только из мяса, то есть животными. А других потом в цилиндре – или, может, их тут несколько – разрезают напополам и вставляют им внутрь скелет такой... как бы механический. Ну как в человека можно железо вставить, штырь вместо кости, если она сломается, или еще что – короче, в машины их превращают. Те, что мягкими остаются, могут с кальмарами срастаться, вернее, кальмары с ними срастаются, а те, что со скелетом, – они как механизмы, отдельно.

– Я как-то одного тхайца знал, так у него механическая нога была, – вставил боцман. – Не протез какой железный, а вся нога – рычаг в ей, шестерня, моторчик, клапаны... Он говорил, ему в Бултагари сделали и прям в его тело вставили, вот... Глядите, кошка зеленая!

В бледно-рыжей каше росло несколько деревьев, и под одним лежала большая кошка. Котята тоже были здесь, свернулись клубками возле ее бока и спали. Когда путники подошли ближе, зверь поднял голову, уставился на них желтыми глазами. Потом зевнул, показав пасть, полную острых зубов.

Вскоре сзади вновь показались медузоголовые – и больше уже не отставали, наоборот, постепенно приближались. Идти было все сложнее, вязкий свет стал почти коричневым, дышалось тяжело. Несколько раз путники проходили мимо деревьев, чьи ветки на концах становились прозрачными и расходились во все стороны сеткой желейных нитей, жилками, которые в конце концов не то срастались с окружающим пространством, не то растворялись в нем, соединяя мягкую гору с растениями, как кровеносные сосуды связывают тело с внутренними органами.

Когда они миновали рощу, Арлея в очередной раз оглянулась: преследовательницы были совсем близко. Но и до центра горы оставалось недалеко, путники уже отчетливо видели ствол центрального дерева шириной в три обхвата.

– Капитан наверху, в кроне, – сказала Арлея. – Надо туда залезть. А потом вниз как-то... не знаю как, они ведь за нами, наверно, полезут или внизу дожидаться станут. А пушку я в озере оставила.

– Шашку по им! – решительно сказал юнга.

– Нет, не выйдет. Как ты ее бросишь здесь? Это будто в воде бросать, она тебе сразу под ноги упадет.

Они теперь не шли, а скорее плыли, упираясь ногами в дно, накреняясь вперед и разгребая световую жижу перед собой. Свет набивался в рот, щекотал горло.

– Глотку забивает. – Голос боцмана доносился глухо, будто откуда-то из глубины облаков.

– Это же только свет, – возразила Арлея. – Просто густой очень, вроде такой... сжиженный. Он не может вреда принести.

– Все, пришли, – пробубнил над ухом Эрланга.

Здесь текущая от озера облачная река исчезала в темном провале, одном из нескольких, что зияли под корнями исполинского дерева.

Арлея поднималась второй, за ней двигался Лиг, впереди – Эрланга.

Изнутри ствол исполина наполняла густая световая каша. Глянув вниз, Арлея поползла быстрее. Наверное, оно проросло здесь, как финиковое дерево, решила девушка. Она знала, что эта порода возникает сначала в виде небольших веточек на ветвях других деревьев. Опустив к земле корешки, они растут подобно виноградной лозе или вьюнку: закручиваются вокруг ствола, оплетают его, но при этом не остаются мягкими, как виноград, а покрываются обычной древесной корой. В конце концов финиковое дерево образует нечто вроде цилиндрической решетки, «надетой» на ствол растения, затем решетка эта превращается в трубу. Много лет дерево-основа продолжает жить, постепенно слабея, и умирает, после чего долгое время гниет, пока не исчезнет, так что финиковое дерево становится полым.

Кора имела бледно-желтый, с легким красноватым оттенком цвет. Стенки трубы были извилистыми, со множеством изогнутых сучьев, утолщений и прорех, сквозь которые виднелось окружающее.

– Совсем дышать тяжело, – пробубнил боцман снизу, и Арлея пробормотала в ответ: «Потерпи», – но едва слышно, потому что слова давались с трудом, будто она говорила, набив рот хлебным мякишем.

Они находились в центре чужого пространства. Тяжелый багровый свет висел неподвижно, наполняя ствол вязкой массой крупных лохматых пылинок, хлопьев и комков мерцания. Световые мухи толкались возле лица, забивали рот, норовя проникнуть в горло при каждом вдохе, щекотали нёбо так, что непрерывно хотелось чихать. В нос будто натолкали ваты. А еще свет мягко, но неприятно давил на глазные яблоки.

– Не вижу их, – сказала Арлея. – Лиг, они за нами?..

После паузы снизу донеслось:

– Ага. Близко, ваш’милость, хоть и отстали немного, когда мы сюда пролезли.

В ствол они проникли через одно из отверстий под корнями, куда вливались облака. Сквозь широкую прореху эфирный пух тек в глубь земли, в зеленоватый полумрак. У самого дерева медузоголовые серапихи почти нагнали путников, а теперь поднимались следом. За все время дикарки не издали ни звука, и Арлея недоумевала: как они общаются, как добиваются слаженности действий? Или у захвативших их медузоидов какой-то свой, незаметный для других способ общения, особый язык?

– Эрл, давай быстрее! – повысила она голос, когда ступня юнги чуть не опустилась на ее плечо. – Мы тебя уже догнали почти, а снизу нас эти дикарки догоняют...

Он что-то промычал в ответ, засопел на весь ствол. Юнге было сейчас труднее всех. Хоть и самый сильный, он был и самым неповоротливым, тяжелым – с крупными конечностями, толстыми короткими пальцами, бочкообразной грудью и такими широкими плечами, что они то и дело задевали стенки трубы. Если девушка и боцман ползли, то Эрланга скорее протискивался, натужно сопя, покряхтывая и приглушенно ругаясь.

– Легше тута, – донесся его глухой голос. – Не так давит уже...

Арлея и сама заметила, что свет теперь вроде не такой густой. Прорех в дереве стало больше, труба вновь напоминала решетку из отдельных, пусть и почти сросшихся толстых ветвей.

– Крона! – радостно выдохнул Эрланга. – Долезли мы...

И тут же снизу боцман охнул, заворочался, заскреб ногтями по дереву.

– Лиг, что?.. – испуганно начала она, приседая на небольшом выступе. Упершись ладонью в ствол, склонила голову, глядя между своих широко расставленных коленей. И увидела лысоватую макушку боцмана – он повис на одной руке, дергая ногами. – Лиг! – Она полезла было вниз, когда там громыхнуло так, что содрогнулось все дерево, и эхо выстрела покатилось в обе стороны по стволу.

Несколько раньше Арлея и сама попыталась открыть огонь по преследовательницам, но оружие работать отказалось: свет каким-то образом препятствовал воспламенению горючего песка. Значит, они поднялись на высоту, где он уже не мешал стрельбе.

Боцман вновь принялся карабкаться, и только теперь в световой мути девушка разглядела смутные силуэты прямо под ним.

– Вверх, вверх, ваш’милость! – выкрикнул он. – Это они, я одной в башку... вернее, в тварь эту на ней... ползите, не стойте там!

Некоторое время Арлея двигалась вверх со всей скоростью, на какую была способна, и наконец догнала юнгу. Ствол здесь был куда шире – составляющие его ветви и сучья будто расправлялись, постепенно расходились в разные стороны.

– Во, гляньте, – выдохнул здоровяк, тыча пальцем в обширную прореху. – Болтается, уродина!

Снаружи висел поглотитель, размером раза в полтора больше того, что вылетел к связанным морякам. Щупальца его, обхватившие брюхо-пузырь, расплющились, превратившись в мясистые полоски, на спине был роговой панцирь с утолщением по краям, на морде – мясистая, заросшая бородавками и розовыми наростами пасть без видимых губ, один равнодушный неподвижный глаз и длинный отросток, которым страшила удерживался за ветвь при помощи крупных коричневых присосок.

Несколько мгновений Арлея завороженно пялилась на живой дирижабль, а после выкрикнула: «Ты что делаешь?» – и вцепилась в локоть Эрланги, доставшего кинжал.

– Порезать его... – с ненавистью процедил юнга.

В этот миг голова Лига оказалась на высоте ее поясницы, и девушка, глянув под ноги, выкрикнула:

– Вверх ползи!

– Стреляйте по ним! – засипел боцман, лихорадочно переставляя ноги по выступам и хватаясь за ветви. – Стреляйте, ну!

Вцепившись в щель между почти сросшимися сучьями, Арлея рванула пистолет из кобуры на поясе, направила ствол вниз и не целясь нажала курок.

В этот раз грохот прозвучал не столь глухо; дробь ударила в медузоида на голове серапихи, и там будто плеснул розово-коричневый фонтан. Еще несколько мгновений дикарка, чья голова украсилась шапкой густой пузырящейся пены, продолжала ползти, а после полетела вниз, сбив другую преследовательницу. Впрочем, их все равно оставалось много, хотя теперь расстояние между медузоголовыми и путешественниками уменьшилось.

Багровый свет смешался с льющимися сверху лучами светила и вновь стал желтым. Ветви расходились все шире, теперь беглецы поднимались не по трубе, но будто по стенке плетеной корзины, толстые прутья которой постепенно изгибались, выворачивались наружу. Арлея устала: она еще толком не пришла в себя, после того как потеряла сознание, да и свет до сих пор мешал дыханию. Судя по тяжелому сопению, доносящемуся сверху и снизу, спутники тоже ползли с трудом.

В очередной раз глянув под ноги, она увидела, что первая из серапих ползет всего в паре локтей под Лигом и может в любое мгновение ухватить его за ступню. И тут же над головой Эрланга выдохнул:

– Еще один!

Теперь со всех сторон тянулись огромные сучья, по которым легко мог бы пройти человек. Возле одного из них висел кальмар, раза в два крупнее того, которого они видели ниже, с полностью оформившейся хитиновой «палубой» на спине, окруженной «бортом» высотой до пояса.

– Эрл, на него давай! – выкрикнула Арлея, перепрыгивая на сук и толкая юнгу в спину.

Здоровяк покачнулся, сделал неуверенный шаг, потом второй. Девушка, упершись ладонями ему между лопаток, давила изо всех сил, преодолевая сопротивление: юнга не хотел приближаться к страшиле.

– Залезай, а то убьют нас! – выкрикнула она.

Сзади налетел Лиг, и тогда наконец юнга побежал. Когда он перемахнул через хитиновое ограждение, кальмар качнулся. Арлея, выхватив нож, крикнула боцману: «Прыгай за ним», – присела и ударила лезвием по присосавшемуся к древесине щупальцу, намереваясь отпилить его, слыша за спиной топот ног, понимая, что не успевает... Но как только клинок вонзился в лиловую кожу, щупальце содрогнулось, напряглось и отпало от ветви. Она прыгнула, поджав ноги, и перемахнула через выступ, тянувшийся по периметру спины. Стоящий на темно-коричневой «палубе» Лиг поддержал ее. Вновь качнувшись, кальмар стал отплывать от ветви наискось вверх. Арлея развернулась, увидела бегущих по суку медузоголовых с хитиновыми копьями в руках, опять схватилась за нож... Одна из преследовательниц прыгнула.

Эрланга, крякнув, шагнул вперед и выбросил перед собой могучий кулак. Тот влип в медузоида на голове дикарки, пробив его с чавкающим звуком, отбросив серапиху назад. Сук с остальными был уже внизу, над собой Арлея видела длинную ветвь – ту самую, на которой находился трон с Тео Смоликом, – и тут оставшиеся медузоголовые метнули копья.

Большинство пролетели мимо, два упали на палубу, не задев путешественников, но три вонзились в брюхо кальмара. Все его тело содрогнулось, палуба сильно качнулась, и живой дирижабль рывком взлетел сразу локтей на десять, оказавшись сбоку от длинной ветви.

Увидев, что происходит на ней, Арлея в первый миг растерялась, но затем выкрикнула:

– Заряды остались? Стреляйте по ним, быстрее!

Только сейчас она поняла, что Смолик не сидел на троне – капитан, с кляпом во рту, был привязан к выступу на ветви, своеобразной древесной бородавке. Вокруг было несколько серапих – но без медузоидов на головах – и в данный момент они подтягивали к Смолику поглотителя. Капитан извивался и дергался.

Лиг выстрелил, а Эрланга метнул нож. Две серапихи упали, поглотитель закачался над головами оставшихся. Арлея, схватившись за кинжал, собралась уже перепрыгнуть на ветвь, но тут пробитая копьями дыра в брюхе кальмара разошлась под давлением газа. Округлое тулово сильно качнулось, и тварь опять рывком взлетела, накренившись. Моряки и девушка повалились на палубу, борт живого дирижабля скрыл от них ветку.

Вскочив первой, Арлея обеими руками ухватилась за хитиновый выступ и поняла, что они удаляются от кроны, опускаясь при этом в сторону облакопада. Она увидела серапих, поглотителя и то, как Тео Смолик вдруг приподнялся на возвышении, протянув к девушке руку, которую сумел освободить от пут.

– Нам надо к нему! – выкрикнула она, поворачиваясь к морякам, наконец поднявшимся на ноги. – Это... эта машина! Вроде эфироплана – ею можно управлять!

– Как? – спросил Лиг.

Она окинула взглядом палубу. В задней части кальмара – то есть на корме – был покатый горб, вроде капитанской рубки, и на вершине его – хитиновый выступ, из которого что-то торчало. Девушка сделала шаг в его сторону, но тут же остановилась. Живая машина ранена, да и нет времени на то, чтобы разбираться в управлении...

– Эрл, шашку! – выкрикнула она, поворачиваясь спиной к юнге. – Подожги и кинь туда.

Ни слова не говоря, здоровяк рванул взрывчатку с крючка на поясе и защелкал огнивом. Лиг спросил:

– Так и капитан же погибнет, ваш’милость?

– Нет, не в них надо... Эрл, слышишь? – Она повернулась к Эрланге, поджигающему короткий фитиль. – В основание ветви брось. Туда, где она со стволом... Понимаешь?

Он кивнул, размахнулся и швырнул шашку.

Арлея еще успела заметить, как Тео, усевшись на бородавке, одной рукой отпихивает от себя дикарок, а второй терзает веревки, стянувшие его лодыжки, увидела, как две серапихи пытаются вновь скрутить его, еще две за щупальца подтягивают кальмара-поглотителя, – а после шашка взорвалась, и ветвь, на которой все это происходило, с оглушающим треском сломалась у самого основания.