Текст книги "Бумажный лебедь"

Глава 10

За завтраком мы с Дамианом молча глядели в тарелки, а я так хотела увидеть его при дневном свете – увидеть по-настоящему. Жевать было больно. Губа распухла, и ела я через силу. Дамиан залепил порез на шее куском марли. Чем дольше мы жили вместе, тем длиннее становился список наших ран и синяков – телесных и душевных.

– Как дела у МамаЛу? – спросила я, отпив немного кофе.

Бушевали волны, и утварь ездила туда-сюда по столешнице.

– Хочу с ней повидаться, – добавила я, не дождавшись ответа.

– Мы к ней и плывем. – Дамиан швырнул тарелку в раковину. – Продержишься две недели – встретитесь.

До этого он упоминал три недели. Выходит, считал дни до встречи с МамаЛу.

– Она знает?..

…что ты хотел убить меня?

– Она знает, что я тоже приплыву?

Дамиан отвернулся, однако я успела заметить в его глазах искорку боли. Конечно, МамаЛу ничего не знала. Она бы такого не допустила. Если я с ней увижусь, все изменится. Моя няня знала, как найти пропажу, склеить разбитое, вылечить рану, утешить. Она могла все исправить.

Бухта Байя-Тортугас осталась позади. Я глядела в иллюминатор на морских львов, что скользили, резвясь, вслед за яхтой.

Ай-яй-яй-яй,

Не плачь – подпевай.

Надежда увидеть МамаЛу, хоть и слабая, немного меня успокоила.

Мы плыли вдоль скалистого берега, едва различимого в клубящемся тумане. К полудню волны стали выше, а небо зловеще потемнело. Дамиан наверху разговаривал по рации, и вдруг раздался грохот: на кухне опрокинулись барные стулья. Все попадало и покатилось: яхту замотало из стороны в сторону.

Прижимаясь к стенам, я поднялась на палубу. В кожу ледяными иглами впивался дождь. Над головой разыгрался целый спектакль: клокотали черные тучи, отбрасывая тени на вспененную воду. В снастях завывал ветер, накатывая промозглыми порывами. Горизонт пропал из виду. Вглядевшись в зловещий мрак, я поняла, почему: прямо на яхту надвигалась стена воды, такая высокая, что пришлось запрокинуть голову.

МАТЕРЬ БОЖЬЯ!

– В каюту, быстро! – крикнул Дамиан.

Я едва держалась на ногах. Судно то взмывало на гребень волны, то летело вниз. Затем – небольшая пауза, от которой замирало сердце, – и новый, леденящий кровь подъем. Я хваталась за поручни, руки постоянно соскальзывали. Сверху ушатами лилась вода, ноги разъезжались в разные стороны.

Дамиан что-то гаркнул в трубку и рванул ко мне, сражаясь с ветром. Он набросил мне на плечи спасательный жилет. Я не расслышала слов. Очередная волна с оглушительным ревом врезалась в борт. Дамиан указал мне на лестницу и начал потихоньку отступать к рубке.

Я уже почти добралась до ступенек, как вдруг раздался звук, похожий на удар хлыста, – резкий, металлический свист. Задрав голову, я увидела, что один из тросов, закреплявших спасательную шлюпку – возможно, тот самый, который я пыталась отцепить, – свободно мотается на ветру. Я чудом разминулась с тяжелым стальным крюком на его конце, теперь он снова качнулся в мою сторону. Я застыла, не дыша, не в силах сдвинуться, а смертоносный маятник несся навстречу.

– Берегись! – Дамиан оттолкнул меня за миг до удара.

Я упала и покатилась по палубе. Послышался звук удара, за ним – звон разбитого стекла. Я открыла глаза. Крепеж троса врезался в иллюминатор, крюк застрял в раме. Шлюпка едва держалась на двух оставшихся тросах, грозя вот-вот рухнуть.

– Дамиан!

Он неподвижно лежал рядом. На виске зияла глубокая рана; кровь струилась, смешиваясь с дождем.

– Дамиан! – Я опустилась на колени.

Господи. Пожалуйста, очнись!

Он продолжал безвольно лежать на палубе; голова моталась то в одну, то в другую сторону, пока яхта дыбилась, точно необъезженный жеребец.

– Дамиан!

Мне без тебя не справиться!

Океан бушевал вокруг в дикой, пугающей свистопляске. Мне нужен был Дамиан, его свирепое мужество, чтобы победить стихию и доплыть до МамаЛу. Мне так не хватало его хладнокровия, хватки и упорства.

Когда я погладила его раненую голову, мне показалось, он прошептал:

– Что ты делаешь, Скай?

Я оглянулась на рубку. Дамиан не успел спрятать рацию. В трубке до сих пор шуршали помехи. У меня появился шанс – сбежать, смыться, убраться подальше. Почему же я медлила?

Потому что он спас тебя.

Если вызовешь полицию, его упекут за решетку.

Не будь дурой, Скай! Звони сейчас же!

Спотыкаясь, я рванула к рации. Всякий раз, когда волна врезалась в яхту, у меня замирало сердце. Какое-то время я возилась с кнопками, пока не поняла, какую именно нажать, чтобы меня услышали. Я понятия не имела, куда звонить тут, у мексиканских берегов, и как правильно подавать сигнал бедствия.

– Это Скай Седжвик. Прием! Меня кто-нибудь слышит?

Тишина.

– Это Скай, пропавшая дочь Уоррена Седжвика. Меня похитили, я нахожусь на яхте у Тихоокеанского побережья Мексики. Мы попали в шторм. Нам срочно нужна помощь! Пожалуйста, ответьте!

Я затаила дыхание. Повсюду валялись вещи: книги, карты, шариковые ручки, подушки.

И тут из трубки донеслись неразборчивые слова.

– Алло! – встрепенулась я. – Вы меня слышите?

Затрещали помехи, затем раздался мужской голос. Собеседник говорил, что меня плохо слышно, я разобрала слово «телефон».

– Секундочку.

В замочной скважине ящика, который Дамиан держал закрытым, торчал ключ. Внутри я обнаружила три предмета: ржавую жестянку, револьвер и спутниковый телефон.

– Нашла! – я схватила телефон. – Продиктуйте ваш номер!

Трясущимися пальцами я набрала цифры, перезвонила мужчине со спутникового и наконец рассказала, что случилось.

– Где похититель?

– Он ранен. Лежит без сознания на палубе.

– Назовите мне ваши координаты.

– Я не разбираюсь в корабельных приборах.

Собеседник объяснил, что делать, и я, следуя указаниям, продиктовала ему нужные данные.

– Ваша яхта на автопилоте? – уточнил мужчина.

– Как это узнать?

Он рассказал, а затем попросил проложить новый курс, чтобы наши яхты встретились быстрее.

– Мы уже близко, – заверил мужчина. – Держитесь и не паникуйте.

Я поблагодарила его дрожащим голосом и с облегчением выдохнула.

Наконец-то меня спасут. Пройдя огонь, воду и медные трубы, я все-таки вернусь к отцу; он снова трижды поцелует меня в щеку, и нас ждет еще множество воскресных блинчиков со всевозможными начинками. Меня охватило жгучее желание его услышать, предупредить, что я жива.

Я набрала его номер.

– Алло? – ответил сонный, усталый голос.

Наверное, там, где сейчас находился отец, уже наступила ночь.

– Папа? – Я едва не заплакала, однако сдержалась, чтобы его не волновать.

В трубке было удивительно тихо по сравнению с клокотанием и качкой вокруг.

– Скай? – Судя по шороху, отец искал очки, словно хотел убедиться, что не спит. – Скай, это ты? – В его голосе не осталось ни капли сонливости.

– Папа.

– Скай. – Он будто нащупал руку помощи и с радостью за нее ухватился.

– Я жива, папа.

Мы оба не знали, что сказать. Я впервые услышала, как отец плачет.

– Где ты? – спросил он.

– На яхте. Не знаю, где именно, но спасатели уже в пути. Я сообщу, когда… – И тут звонок прервался.

– Алло! – Я немного подождала. – Алло!

Сел аккумулятор. Я прижала телефон к груди, зная, что отец еще ждет где-то там, далеко.

Не уходи.

Побудь со мной подольше.

Когда я отложила телефон, ветер уже утих. Шторм заканчивался. Шлюпка удержалась на тросах, но океан все еще волновался. Дамиан по-прежнему лежал без сознания.

Я схватила найденную в рубке аптечку, затем вернулась за револьвером и заткнула его за пояс: рисковать ни к чему. Поспешив к Дамиану, я промыла и обработала рану. Она была глубокой, требовались швы. Я знала лишь азы первой помощи, поэтому просто наложила свернутый в несколько раз кусок бинта. Кровь пропитала его насквозь. Тогда я прижала к голове Дамиана полотенце, надеясь, что кровотечение замедлится.

Яхта по-прежнему дрейфовала на автопилоте, когда запищал радар.

Спасатели на подходе.

Я откинула волосы у Дамиана со лба. Они слиплись от крови.

Как же так, Эстебандидо?

Мне хотелось плакать, потому что в этом человеке погиб другой, которого я любила, а я даже не знала, когда это случилось. Теперь этого мальчика в теле мужчины заберут у меня навсегда.

На небе сверкнула ветвистая молния, и на миг я увидела его. Эстебана. С перепачканными пальцами и широкой улыбкой на лице: он только что впервые попробовал клубнику.

Что же с тобой случилось? Что?

Я долго гладила его по голове, легонько раскачиваясь.

Нас нагнала другая яхта, и на борт поднялся незнакомый мужчина.

– Все будет хорошо, – успокоил он. – Оружие вам больше не понадобится.

Я и забыла про револьвер; мужчина его забрал.

Веки у Дамиана задрожали.

– Рафаэль, – прошептал он.

У меня кровь застыла в жилах.

«Ну как, удалось?» – еще недавно спрашивал Дамиан у некоего Рафаэля, который записывал мои крики на диктофон.

– Я здесь, Дамиан, – сказал мужчина, которого я приняла за спасателя. – Я здесь.

Глава 11

Мы плыли вдоль ночного побережья, изрезанного бухтами и бухточками. Рафаэль управлял яхтой Дамиана, а следом на другом судне плыл его друг Мануэль. Дамиан истекал кровью; я сидела на палубе, устроив его голову у себя на коленях. Он изредка открывал глаза, взгляд его невидяще блуждал, и всякий раз меня охватывала ясная, пронзительная горечь: я видела в этом взгляде отголоски Эстебана. Как бы Дамиан ни противился. Он лежал передо мной, абсолютно беззащитный. Казалось, я чувствую его боль. Не ту физическую боль, которая медленно его подтачивала, а душевные терзания, таившиеся глубоко внутри. Что-то большое билось в железные прутья его сердца, не в силах вырваться наружу. Дамиан вздрагивал всем телом, а я пыталась его удержать.

– Тише. Ш-ш-ш.

Сама не заметив, я замурлыкала под нос колыбельную МамаЛу. Не знаю, для себя или для Дамиана. Он перестал метаться: похоже, песня его успокоила.

Мы оба промокли до нитки, и хотя волны уже улеглись, дул холодный ветер. Дамиана трясло. Я прижала его к себе, и он задрожал у меня на коленях, уткнувшись носом мне в живот.

Совсем как ребенок. Наверное, думает, что я – МамаЛу.

Я хотела обнять его крепче и в то же время оттолкнуть. Зачем мне только понадобилось утешать Дамиана? И разве могла я поступить иначе?

Я все еще пела ему, когда солнце выглянуло из-за горизонта. Ближе к вечеру яхта пристала к маленькому острову, покрытому лесистыми холмами, которые спускались к бело-песчаным берегам. Я не заметила ни крупных зданий, ни дорог, ни автомобилей.

Мужчины отнесли Дамиана в небольшой коттедж, притаившийся среди пальм, и положили на диван цвета перьев фламинго. Дамиан застонал. Удивительно, как он вообще протянул целый день, потеряв столько крови. Рафаэль, похоже, не разделял моего беспокойства.

– Все будет хорошо, слышишь? – произнес он, хотя Дамиан побелел и ни на что не реагировал.

Рафаэль отправил Мануэля на лодке за лекарствами, а сам заглянул в аптечку первой помощи.

Их с Дамианом сходство ограничивалось смуглой кожей. Рафаэль был на несколько дюймов выше, светловолосым и зеленоглазым. Его одежду я не назвала бы ни страшной, ни заурядной. Футболка – из первосортного хлопка без примесей, с ровными, хорошо проглаженными швами. Часы стоили больше, чем яхта, на которой мы приплыли, а туфли… туфли напомнили мне те, что красовались на ногах у Дамиана в день моего похищения: мягкая итальянская кожа, ручная выделка.

Я наконец-то поняла, что произошло вчера. Когда начался шторм, Дамиан, должно быть, разговаривал по рации с Рафаэлем. Возможно, они заранее условились о встрече на этом острове. Рафаэль оказался достаточно близко, чтобы нас перехватить, а здешний клочок земли выглядел слишком затерянным, чтобы наткнуться на него случайно. Рация была настроена на канал, по которому Дамиан общался с другом. Обнаружить канал мог кто угодно, поэтому Рафаэль и попросил меня перезвонить с телефона.

– Он должен был тебя прикончить. – Пристально взглянув на меня, Рафаэль продолжил зашивать рану на виске у Дамиана.

– Он вез меня к МамаЛу.

Я знала: если Дамиан умрет, мне несдобровать. Кем бы ни оказался Рафаэль, нужно скорее выпутываться. Пока что в моей копилке лежал лишь звонок отцу. Папа понял, что я жива. А так как спутниковые телефоны используют GPS-навигацию, отцовским людям не составит труда отследить номер и сузить участок поисков.

– Дамиан вез тебя в Паса-дель-Мар? – Рафаэль удивленно вскинул брови. – Обычно он ездит туда в одиночку.

– Вы знаете МамаЛу? – спросила я.

По крайней мере, я выяснила, где ее найти.

– Мы познакомились с Дамианом, когда ему было двенадцать. Вместе росли. Ради него я пойду на все.

– Значит, если что-то случится… если он умрет… вы исполните его обещание? Отвезете меня к МамаЛу?

Рафаэль закончил накладывать шов.

– Я что, твой личный водитель? – Он надвинулся на меня. – А может, лакей? Или гребаный консьерж? – Он шагнул еще ближе. – Да тебе плевать на Дамиана и МамаЛу! Не притворяйся, что хочешь ее увидеть! Все, чего ты хочешь – спасти свою задницу! Вернуться в свои хоромы, к брендовым шмоткам. Думаешь только о себе, испорченная дрянь! Знаешь что? – Он вытащил револьвер и направил дуло мне в лицо. – Я не позволю Дамиану оступиться. Да, он дал слабину – со мной, Ваше Высочество, такой номер не пройдет. Я покончу с этим раз и навсегда.

Он толкнул меня к двери.

– Но как же… – Я бросила взгляд на Дамиана: тот метался во власти беспокойного сна.

– Он тебя не спасет, принцесса. Марш на улицу!

Рафаэль вывел меня на широкую веранду, а оттуда, мимо шеренги кокосовых пальм – в джунгли.

– Стой! Сюда, – велел он, когда мы добрались до небольшой прогалины.

Я встала к нему спиной, глядя на собственную тень на песчаном наносе – длинную и зыбкую в закатном свете. Сзади приблизилась тень Рафаэля. Вместе наши тени смотрелись двумя длинноногими пришельцами: один вот-вот отправит другого в далекую галактику.

Сдаться, принять неизбежное казалось мне почти избавлением. Надежда, будто слабый позвоночник, сгибалась под весом реальности, и я устала поддерживать эту хорду, устала латать в ней трещины. Нельзя постоянно обманывать смерть, нельзя бороться вечно.

– Прежде чем ты выстрелишь… – Я повернулась к Рафаэлю и посмотрела ему в глаза, – расскажи мне, что случилось с Эстебаном. Почему он превратился в Дамиана?

Часть II
Эстебан

Глава 12

Эстебан впервые увидел Скай за частоколом деревянных столбиков. Он не понимал, для чего нужна эта решетка: чтобы держать малышку внутри, словно зверя в зоопарке, или наоборот, чтобы не подпускать к ней других, как не пускали городские витрины, к которым мальчик любил прижиматься носом.

– Зачем сажать ребенка в клетку? – спросил он.

– Это не клетка, – рассмеялась МамаЛу.

– Это колыбель, – объяснила Адриана Седжвик – мама девочки, словно сошедшая с обложки глянцевого журнала.

Эстебану шел пятый год, детскую кроватку он видел впервые. Сам он спал вместе с МамаЛу в маленькой комнатушке во флигеле для прислуги. Там ему нравилось больше, чем у дяди Фернандо, брата МамаЛу. Временами Фернандо возвращался домой пьяным, и сестра запиралась в комнате. Он орал, ругался и колотил в дверь всю ночь напролет. А в другие дни он покупал вареные кукурузные початки – elote – и отправлялся с племянником в море на рыбацкой лодке. Эстебан не мог предугадать, в каком настроении застанет дядю, поэтому всегда ходил перед ним на цыпочках.

Однажды вечером Фернандо привел домой приятеля.

– Иди-ка сюда, – дядя жестом подозвал Эстебана. – Поздоровайся с моим другом, Виктором Мадерой.

В комнату вошла МамаЛу, сразу же приковав к себе внимание гостя.

– Моя сестра, Мария Луиза, – представил ее Фернандо.

Виктор глаз не мог от нее отвести. Он уже слышал о Марии Луизе. Такая у него была работа: следить за всем и за всеми. Фернандо многое рассказывал о сестре, даже то, что лучше бы держать в тайне; но когда у человека есть слабость – будь то алкоголь, женщины или азартные игры, – всегда найдется способ развязать ему язык.

– Фернандо сказал, вы ищете работу, – обратился Виктор к МамаЛу.

– Ищу.

Платье туго обтягивало ее фигуру.

– Я могу кое-что предложить. – Виктор многое бы отдал, чтобы увидеть ее без одежды.

Тем же вечером он сообщил Адриане Седжвик, что нашел подходящую няню.

– Пусть приходит на собеседование, – велела Адриана.

Виктор работал телохранителем у ее отца, состоятельного бизнесмена, которому приходилось иметь дело с преступным миром Мексики. Виктор занимал свою должность много лет, но Адриана ему не доверяла. К сожалению, телохранитель сопровождал ее повсюду по настоянию отца – иначе тот не выдал бы ее замуж за Уоррена Седжвика. Согласно второму условию, ее жених должен был вступить в семейный бизнес.

– Зачем приходил Виктор? – спросил Уоррен, поглаживая живот беременной жены и уткнувшись носом в ее шею.

Адриана не ответила. Она направила его ладонь чуть левее – чтобы муж почувствовал, как толкается ребенок.

– Ты не жалеешь? – спросила она.

– О чем?

– О том, что женился на мне. Переехал из Сан-Диего в Паса-дель-Мар, связался с моей родней.

– Мы уже обсуждали, Адриана. Твои родные не замешаны ни в чем серьезном, я – тоже.

– Когда помогаешь картелю отмывать деньги, ты замешан напрямую – все равно, сколько между вами посредников. Знаю, ты пошел на это ради меня. А отец…

– Твой отец увидел американского раздолбая, который по уши влюбился в его дочь, – и предоставил мне шанс. Он нашел того, кто сможет вывозить деньги из Мексики, а я теперь могу обеспечить тебе безбедную жизнь. Мы скопим денег и через пару лет выйдем из бизнеса. Такой у меня план, дорогая. Простой и выполнимый. – Уоррен поцеловал жену. – И все-таки чего хотел Виктор?

– Он сказал, что знает женщину, из которой получится отличная няня.

– Он уже и прислугу нам подыскивает?

– Если она похожа на него, – усмехнулась Адриана, – мы с ней вряд ли поладим.

Однако миссис Седжвик была приятно удивлена. Она ожидала увидеть пожилую чопорную даму, а МамаЛу оказалась бойкой и проницательной. Она свободно владела двумя языками, легко переходя с испанского на английский. Больше же всего Адриане понравилось, что Мария Луиза пришла вместе с сыном.

– Это Эстебан, – гордо сказала МамаЛу, словно хвастаясь своим лучшим достижением.

Адриана задавала вопросы, между тем внимательно наблюдая за общением матери и сына. Вскоре миссис Седжвик поняла: если кому и суждено помогать ей с ребенком, то только МамаЛу. Мария Луиза обращалась с сыном ласково и в то же время держала его в узде. Она могла отдать всю себя воспитанию ребенка. Она знала множество историй обо всем на свете, выдуманных и реальных, – и в них, как и в ней самой, чувствовалось что-то волшебное.

– Я рожу через неделю, не раньше, но хочу, чтобы вы освоились в доме, – сказала Адриана. – Сможете прийти завтра?

Так и завязалась крепкая дружба, сплотившая двух непохожих женщин.

⁂

Когда Скай исполнилось три года, ее мать умерла. В тот день Адриана навещала отца. Все понимали, что пуля предназначалась ему – из-за конфликта с наркоторговцами. Похоронив дочь, он прекратил все дела с картелем, однако зятя вывести из бизнеса не смог. Человек с американским гражданством был очень важен для боссов, и те его не отпустили, пригрозив убийством Скай. Уоррену понадобилось шесть лет, чтобы выпутаться, и все это время МамаЛу заботилась о дочери Адрианы как о своей. По утрам Скай первым делом видела няню, а вечерами засыпала под ее колыбельные.

Поначалу Эстебан обижался на богатую девчонку, укравшую у него маму. Он хотел, чтобы колыбельные и сказки предназначались ему одному. Каждый вечер он ждал МамаЛу, и если она задерживалась, забирался по дереву в комнату Скай и садился на подоконник, нахмурив брови. Скай уже выросла из своей колыбельки, и няня укладывала ее в кровать. МамаЛу предлагала Эстебану посидеть рядом, он всякий раз отказывался, подозревал, что девочка – ненастоящая. Волосы у нее были светлые-светлые, как нимбы на церковных росписях, а под лампой превращались в невесомый золотистый пух. Впрочем, Эстебана не проведешь. Он-то знал, что однажды девочка возьмет и улетит, а пока лишь притворяется настоящей, чтобы купаться в няниной заботе.

Сидя на подоконнике, Эстебан пытался хотя бы краешком уха услышать сказки МамаЛу. Вскоре он уже забирался в комнату и садился на пол, подползая все ближе, дюйм за дюймом, пока не прижимался к материнской ноге. Однажды МамаЛу затянула колыбельную, которую сын частенько слышал, когда был маленьким. Она пела для него, ведь Скай уже уснула, но как только колыбельная закончилась, девочка шевельнулась и попросила:

– Спой еще!

– Ну уж нет! – Эстебан дернул мать за руку. – Это моя колыбельная!

– Бан? – Скай потерла кулачками заспанные глаза.

– Вот еще! Я – Эстебан!

– Бан! – Девочка выбралась из кроватки, волоча за собой одеяло, и бросила его у ног Эстебана.

– Чего ей надо? – спросил он с опаской.

– Скай хочет, чтобы ты остался с нами, – улыбнулась МамаЛу.

Не успел он вылезти в окно, малышка схватила его за руку. Ее пухлые пальчики были настоящими на ощупь, и тянули они по-настоящему. Эстебан плюхнулся на одеяло, а девочка положила голову ему на колени. Растерявшись, он оглянулся на МамаЛу – та лишь накрыла малышку пледом и снова запела. Эстебан сидел не шевелясь, пока Скай не уснула, и тогда, осмелев, потрогал ее ангельские волосы. Гм. Они тоже оказались вполне настоящими.

С тех пор каждый вечер Скай ждала нового друга в гости. Она отказывалась засыпать, пока он не забирался в окно. «Бан» вскоре превратился в «Тебана». А «Тебан», наконец, – в «Эстебана».

Вначале он приходил только ради МамаЛу, теперь уже – ради Скай. С годами их дружба крепла. Эстебан научил девочку мастерить воздушных змеев из газет и рукояток от метел, а она давала ему послушать компакт-диски, которые отец привозил из Штатов. Когда они слушали «Drops of Jupiter»[11]11
  «Drops of Jupiter» («Слезы Юпитера» (англ.) – песня американской рок-группы «Train», выпущенная в 2001 г.


[Закрыть], солнце играло у девочки в волосах, и Эстебан подумал, что планета Юпитер, должно быть, состоит из бледного золота. Иногда он представлял, что в кулоне на шее у Скай таятся целые галактики.

Глядя на Седжвиков, Эстебан задумывался, как бы ему самому жилось с отцом. Он надеялся, что МамаЛу не выйдет замуж за Виктора Мадеру, который пробирался к ним в дом на цыпочках, думая, что мальчик уже уснул. В такие ночи МамаЛу ставила посреди комнаты самодельную ширму из плотной ткани. Эстебан ничего не мог разглядеть, зато слышал прекрасно – и ненавидел всем сердцем голодные, похотливые звуки, которые издавал Виктор. О его визитах становилось известно заранее: в такие дни МамаЛу совсем не пела.

Однажды ночью она поругалась с Виктором и выгнала его вон. На следующий вечер он появился на пороге с белыми лилиями в глиняном горшке.

– Выходи за меня, Луиза, – произнес он.

Виктор упорно называл ее Марией Луизой, потому что не любил думать о ней как о матери Эстебана – другого мужчины, к которому она прикасалась.

МамаЛу попыталась молча захлопнуть дверь.

– Значит, так ты меня встречаешь? – Подставив ногу, Виктор удержал дверь открытой. – Забыла, кто вытащил тебя из клоповника, кто нашел тебе работу и новый дом?

– Это было давно, и я выплатила долг сполна. Теперь – все. Больше знать тебя не хочу.

Отшвырнув цветы, мужчина распахнул дверь. МамаЛу попятилась.

– Я для тебя недостаточно хорош? – осклабился он. – А твой сынуля знает, что родной отец его бросил?

МамаЛу охнула.

– Думала, я не в курсе? Фернандо мне все рассказал! Папаша Эстебана не утонул – он удрал, когда ты уже фату примеряла! Я – твой шанс вернуть себе доброе имя. Скажи спасибо, что дам мальчишке свою фамилию.

– Сдалась она ему, да и мне тоже! Лучше жить без доброго имени, чем с фамилией гада, который торгует чужими жизнями!

– Я – телохранитель! Я защищаю людей!

– И где же ты был, когда убили Адриану Седжвик? Ты должен был ее защищать! Странно, что тебя куда-то вызвали в самый нужный момент. Готова поспорить, ты просто…

– Заткнись! – Он схватил МамаЛу за шею и начал трясти, пока она не захрипела.

Эстебан вскочил с кровати и бросился на Виктора.

– Пусти ее! – Мальчик двинул головой в живот противнику и сбил ему дыхание.

Мужчина был гораздо сильнее. Он выпустил МамаЛу, поднял брыкающегося Эстебана за ворот и швырнул на пол.

– Вы еще пожалеете! – Голос Виктора прозвучал безжалостно и твердо.

– Пошел вон! – рявкнула МамаЛу. – Убирайся, а не то позову сеньора Седжвика!

Виктор плюнул ей под ноги и ушел. МамаЛу проводила его гордым взглядом, а потом бросилась к Эстебану.

– Как ты, cariño?[12]12
  Милый, дорогой (исп.).


[Закрыть]

Эстебан сглотнул.

– Это правда? Папа не умер? Он просто… бросил нас? Наверное, ему не нужен был сын?

– Ты не виноват, Эстебан. Это все я – молодая и глупая. Думала, он меня любит.

Сколько Эстебан себя помнил, МамаЛу была настоящим бойцом. Сильная, гордая женщина, она ни разу не заплакала. А теперь крупные, горькие слезы задрожали на ее ресницах. Она держалась, сколько могла, но, когда моргнула, на щеках остались две блестящие дорожки.

МамаЛу зарыдала – непривычные, сдавленные всхлипы ранили Эстебана в самое сердце. Он не смог ее защитить и не знал, как утешить. Поэтому сделал то единственное, что успокаивало его самого, – обнял ее и запел.

 
Ай-яй-яй-яй,
Не плачь – подпевай.