Текст книги "Дикий цветок"

Глава 6

Вилли Мей сидела среди гор немытой посуды, оставшейся после вчерашнего банкета. Она смаковала вкус второй чашки кофе и радовалась редкой возможности побыть наедине со своими мыслями в Большом Доме. Сегодня воскресенье. Утро. Все, и господа, и прислуга, пошли на церковную службу. После этого состоится обед на берегу реки в тени раскидистых орехов-пекан и кипарисов. Рабы будут лакомиться остатками вчерашнего банкета в честь восемнадцатилетия мисс Джессики. Девитты уехали, слава Богу, в Чарльстон, и в субботу днем отплывают в Англию. По крайней мере, теперь ей не придется суетиться и волноваться, как же накормить-напоить пятьдесят гостей и прибрать за ними.

– А теперь всем спать, – приказала слугам миссис Юнис вчера ночью, когда со столов убрали остатки блюд и грязную посуду. – Мыть будете после утренней службы в церкви. Ничего, подождет. Вилли Мей, иди спать. Ты едва держишься на ногах.

Она добра, миссис Юнис, всегда знает, чего можно требовать от слуг, а чего нет. Хозяйка знает границы и правила. Вилли Мей уважала правила. Жизнь намного проще, когда все знают свое место в ней, согласны со своим местом и не хотят другой участи. Большой Дом погрузился в тишину и покой, но на душе у женщины было совсем неспокойно. Границы и правила. Типпи их не уважает, и в этом вина Джессики Виндхем. Дочь хозяина не доведет Типпи до добра. Мать чувствовала, что ее девочка попадет в большую беду. Запах беды уже витал в воздухе.

Впервые все внутри Вилли Мей сжалось в тугой комок, когда Типпи было всего лишь десять лет. Ее дочь, сопровождая мисс Джессику, появилась в гостиной в то время, когда хозяйка спорила с оформителем о цвете материи для штор на венецианские окна. Вилли Мей как раз подавала чай. Ее дочь подняла два образчика тканей разных цветов и молча протянула их миссис Юнис.

– Отменное сочетание зеленых оттенков, – заявила хозяйка. – Сверху будет бархат, а по бокам – шелк.

Все уставились на ребенка.

– Я же говорила, мама, она умная! – лучезарно улыбаясь, воскликнула мисс Джессика.

Что-то в сердце Вилли Мей сжалось, и с тех пор тревога больше не оставляла ее.

С того дня Вилли Мей и миссис Юнис беспомощно наблюдали за тем, как дружба между девочками крепнет час от часа. Пока они были совсем еще детьми, госпожа и рабыня не обращали внимания на то, что почти все свободное время они проводят в обществе друг друга. На плантации было заведено, что белые дети и негритята играют вместе, особенно если дети слуг жили с родителями в Большом Доме. Вилли Мей радовалась тому, что ее дочь, рожденная с больными легкими, растет у нее под присмотром, а не во Дворе, где негритят с детства приучали к тяжкому труду. Миссис Юнис радовалась, что у ее единственной дочери есть с кем играть. Растущая привязанность дочери к Типпи также ускользнула от внимания Карсона Виндхема. Мисс Джессика настояла, чтобы все лакомства поровну делились между ней и рабыней. Она хотела, чтобы куклы и другие игрушки у них были общими. Именно мисс Джессика впервые назвала ее дочь Изабеллу Типпи. Когда девочки учились ходить, ее маленькая дочурка не ползала, а старалась ходить на цыпочках. Отсюда и прозвище[6]6
  Tip переводится с английского как «кончик», в данном случае имеются в виду кончики пальцев.


[Закрыть].

Вилли Мей и миссис Юнис медлили с тем, чтобы положить конец близости между их дочерями, и по другой причине: отношения девочек в некоторой степени напоминали те, что когда-то сложились между ними самими. Вилли Мей было немногим больше двадцати, когда Карсон Виндхем купил и подарил ее своей невесте, которую привез из Ричмонда в огромный особняк Виллоушира. Пока муж неделями пропадал на своих плантациях, миссис Юнис страдала от одиночества и сошла бы с ума, если бы не Вилли Мей. В семнадцать лет негритянку разлучили с родителями и вырвали из привычной обстановки тихого африканского селения. Вилли Мей не понаслышке знала, что такое одиночество. Англиканские миссионеры (большая удача для работорговцев) научили ее английскому языку и всему тому, что требуется от служанки в доме. Хозяйка и рабыня начали доверять друг другу свои секреты, помогать друг другу выжить в незнакомой обстановке рядом с мужчинами, которых едва знали. Они делились радостями и тяготами беременности и материнства, вместе управляли хозяйством самого богатого поместья во всей Южной Каролине. Миссис Юнис часто повторяла, что без Вилли Мей она как без рук, но при этом хозяйка прекрасно осознавала, что чернокожая экономка никогда не злоупотребит ее благорасположением.

Из‑за поведения мисс Джессики, однако, нельзя было того же сказать о Типпи. Даже хозяин начал это замечать.

Утром, когда все собирались к церковной службе, он спросил таким тоном, что присутствующих охватил безотчетный страх:

– Типпи! Откуда у тебя это платье?

Все замерли на месте, включая мисс Джессику, которая наконец поняла, несмотря на все свое упрямство, что накликала на Типпи беду.

– Я его сшила, сэр.

Хозяин пощупал ткань пальцами. Платье было красивым и модным.

– Шелк-сырец. Откуда у тебя эта ткань?

– Из Бостона, сэр. Это из остатков, которые возвратила мне портниха мисс Джессики.

Хозяин стрельнул глазами в сторону дочери.

– У тебя есть платье из той же ткани?

Та обладала достаточным количеством здравого смысла, чтобы покорно склонить голову.

– Да, папа.

– Ступай в свою комнату и немедленно переоденься, – приказал хозяин Типпи. – Ни одна цветная служанка не будет ходить в этом доме в платье из той же ткани, из которой шьют моей дочери.

Типпи выбежала из зала, едва сдерживая рвущийся из груди кашель. Всю прошлую ночь она безостановочно кашляла во сне.

Еще несколько лет назад хозяин не обратил бы такого рода внимания на хорошо сшитое платье рабыни. Типпи была искусной белошвейкой. Все в доме знали, что она умеет подобрать цвета и правильно выкроить платье. Хозяева даже гордились талантами своей рабыни. Но начиная с 1831 года общая атмосфера в Виллоушире начала меняться. В том году чернокожий проповедник Нэт Тёрнер в округе Саутгемптон в Вирджинии поднял восстание[7]7
  Натаниэль (Нэт) Тёрнер (1800–1831) – американский чернокожий раб, религиозный фанатик, возглавивший в штате Вирджиния 21 августа 1831 года восстание рабов, в результате которого погибло 60 белых, главным образом женщин и детей, и, по меньшей мере, 100 черных; совершаемые его людьми убийства отличались патологической жестокостью.


[Закрыть]. Мятеж рабов против белых господ продолжался два дня. У мистера Карсона в тех местах была табачная плантация. Он поехал в Вирджинию, присутствовал на суде и казни виновных и назад вернулся уже другим человеком.

В 1833 году человек по имени Уильям Ллойд Гаррисон подлил масла в огонь, основав в Бостоне «Американское общество борьбы с рабством». Именно в этот город поехала учиться мисс Джессика в сопровождении чернокожей служанки, к которой относилась как к родной сестре. Хозяин не подумал о том, какое влияние окажут на его дочь радикальные взгляды Гаррисона и его последователей. Он допустил серьезную ошибку. Теперь Вилли Мей и миссис Юнис это прекрасно понимали.

Негритянка встала и оправила передник. Здесь, в Виллоушире, им жилось неплохо. Мистер Карсон был рачительным хозяином. Он следил, чтобы его рабы хорошо питались, тепло одевались и жили в нормальных условиях. В конце недели, на Рождество и День благодарения рабам давали отдохнуть. Те, кто работал на плантации, делали десятиминутные перерывы и пили столько воды, сколько душа пожелает. Им разрешалось соблюдать свои традиции и жить, как заблагорассудится, без вмешательства со стороны Большого Дома – до тех пор, пока это оставалось в рамках наложенных на них обязательств. Позорный столб до сих пор стоял в центре Двора, но в последнее время у столба никого не пороли. В последний раз к нему привязывали негра за то, что он до полусмерти избил свою жену. Карсон Виндхем, в отличие от других плантаторов, никогда не разлучал семьи, не продавал детей рабов на сторону. Он был строгим, но справедливым хозяином. От своих надсмотрщиков и управляющих он требовал того же. Помимо хозяев плантаций Мэдоулендс и Квинскраун, мистер Карсон был единственным рабовладельцем, никогда не злоупотреблявшим своей властью над неграми. В Виллоушире жизнь была стабильной и в общем-то приятной.

Но времена менялись. Перемены чувствовались на каждом шагу. В июле какие-то люди напали на почтовое отделение в Чарльстоне и сожгли литературу, присланную на Юг аболиционистами из северных штатов. Президент Джексон[8]8
  Эндрю Джексон (1767–1845) – 7‑й президент США, уроженец Южной Каролины, плантатор и рабовладелец.


[Закрыть] поддержал поджигателей и безуспешно пытался провести через Конгресс закон, запрещающий распространение по федеральной почте литературы «подстрекательского» свойства. Всюду разъезжали патрули. При свете луны на узких тропинках появлялись злые люди, вооруженные ружьями и кнутами, и верхом преследовали беглых негров и наказывали «наглых черномазых». В Виллоушире рабам уже не разрешалось, как прежде, свободно ходить в гости на соседние плантации. Теперь требовалось просить позволения у хозяина. Поговаривали, что надсмотрщики мистера Карсона на плантациях, такие же рабы, которых хозяин поставил надзирать над другими рабами, были уже не столь доброжелательно настроены по отношению к своим подчиненным. Нескольких цветных надсмотрщиков заменили белыми. Ворчун Джонсон по кличке Вертел, со скверным характером которого хозяин до сих пор мирился, однажды ночью бесследно исчез. Поговаривали, что его увезли в Чарльстон и продали на аукционе.

Вилли Мей казалось, что тучи над ее дочерью сгущаются, и она опасалась этого. Не следовало цветной девушке с одним здоровым легким хвастаться перед своими господами умением читать и писать, не стоило в их присутствии декламировать стихи и разговаривать так, как говорят белые, не нужно было выбирать для своих хозяек ткань и советовать, как укладывать волосы. После сегодняшнего Вилли Мей боялась, что ее дочери могут подыскать менее приятное занятие, чем составлять компанию мисс Джессике. Не исключено, что ее выселят из комнаты по соседству со спальней молодой хозяйки и отправят жить во Двор, в одну из лачуг, которую ей придется делить с чужой семьей. Вилли Мей молилась, чтобы у ее дочери хватило здравомыслия, иначе однажды ночью прискачут всадники, вытащат ее из постели и покажут, что бывает с рабынями, которые не знают своего места.

Глава 7

– Сайлас! Дорогой! Что случилось? – встревожилась Летти.

Он стоял к ней спиной у окна дома священника, выходящего на маленький сад, поросший золотыми хризантемами. Сайлас собирался привезти матери целую охапку этих цветов. Пусть Елизавета украсит ими стол ко Дню благодарения.

– Тебе уже надоела эта предсвадебная суета?

Сайлас повернулся к ней. Вид Летти, сидящей за столом, заваленным свадебной мишурой, кружевами, лентами и еще чем-то дымчатым, был куда приятнее вида любого сада.

– Нет, любовь моя, но, признаю, женщины в большей степени склонны приходить от всего этого в восторг.

– Если ты испытываешь сомнения насчет своего решения…

– Никаких сомнений.

Сайлас подошел и присел рядом с ней у стола. Летти отложила в сторону восковую дощечку, на которой был выцарапан бесконечный список всего необходимого для свадьбы, назначенной на первую субботу февраля. Мужчина недоумевал, почему женщины считают себя обязанными начинать готовиться к свадьбе за несколько месяцев. Мать, например, уже сейчас развернула бурную деятельность. Сам он хотел сыграть свадьбу как можно раньше, ведь первого марта им предстояло отправиться в долгую дорогу в Техас; однако брат его невесты учился в Вест-Пойнте: раньше первой недели февраля его все равно не отпустят.

– В таком случае что же тебя беспокоит? – Летти слегка провела кончиками пальцев по нахмуренному лбу жениха. – Когда ты хмуришься, я всегда знаю: что-то не в порядке.

Сайлас взял ее руку и прижал к своим губам. Малейшее прикосновение к ее коже вызывало у мужчины сильнейшее возбуждение. Господи, прости его, но Сайлас уже почти забыл свою первую жену, родившую ему сына. Если бы не Джошуа, он бы, пожалуй, забыл даже, как она выглядела. Звали ее Урсулина. Довольно целомудренное имя, вполне отвечающее ее моральным устоям, особенно когда дело касалось утех плоти. Эти неприятные воспоминания не исчезли. Урсулина была дочерью плантатора. Ее мать происходила из нетитулованного мелкопоместного дворянства, а тесть, если уж начистоту, был распутным проходимцем. Сайлас понадеялся, что частица его огня проникла в кровь дочери, но горько разочаровался. Летти же, дочь священника, излишней чопорностью не страдала и с нетерпением ожидала того часа, когда сможет разделить с ним брачное ложе. Отличия своих избранниц в отношении к жизни, такие несовместимые с полученным ими воспитанием, Сайлас считал причудами природы.

Он решился рассказать Летти правду, хотя его невеста была пресвитерианского вероисповедания, шотландкой до мозга костей и вследствие этого должна была испытывать отвращение к тем, кто живет в долг. Невеста знала, что ему пришлось одолжить деньги на обустройство в Техасе у Карсона Виндхема, но она, как и Сайлас, считала, что тяжелым трудом они смогут за несколько лет разделаться с долгами.

– Мы не сможем сидеть на веранде, как другие плантаторы, и ничего не делать, – сказала она. – Нам придется наравне с другими работать в поле. И только когда долг будет выплачен, настанет время поиграть в хозяина и хозяйку плантации.

– Мой отец перевернулся бы в гробу, узнай он, что нам придется работать вместе с черными, – рассмеявшись, заметил Сайлас.

Он любил Летти за смелость и готовность отправиться вместе с ним в неизвестность, к неведомым опасностям и лишениям. Ничто, кроме любви и веры в него, не сможет послужить ей защитой.

– Бог с ним. Мы едем в Техас. Там все будет по-другому.

Характер невесты с каждым днем вызывал в душе мужчины все большую привязанность. Сайлас не понимал, почему чувствует потребность ограждать Летти от тревожных новостей о последних беспорядках в Техасе, подвергающих опасности осуществление его мечты. Летти была готова к любым неприятностям в дороге. Там, где он видел преграды, она замечала лишь новые возможности. Окольные пути, которые Сайлас считал сводящими с ума помехами, казались Летти «скрытым милосердием Всевышнего», пожелавшего оградить своих детей от риска избрать неправильный путь. Она была искренней в своей вере и жила, подчиняясь девизу, который часто повторяла своим ученикам, когда им предстояло выполнить необходимую, но обременительную работу: «Бойся и делай, или не делай и сожалей».

Несмотря на кукольную внешность, Летти казалась ему идеальной женой, с которой вполне можно отправиться в далекую и неизведанную страну, внушающую столько опасений. Однако трудности накапливались, и Сайласу все сложнее было отогнать от себя страх по поводу того, что Летти все же найдет их непреодолимыми, когда придет время оставить позади дом, отца и старых друзей. Что будет, если она откажется ехать? Сайлас не смог бы уехать сам и ждать, пока жизнь на новом месте наладится. Оставаться на плантации брата тоже было немыслимо.

А вот Джереми в силе ее духа не сомневался.

– Летти не передумает, Сайлас, – не единожды говорил он другу. – Будет только правильным ничего от нее не скрывать. В противном случае ты об этом пожалеешь, но позже.

Сайлас решил все же не разглашать кое-какие тревожные известия. Новая туча нависла над их головами, и пока еще ни один солнечный луч не проник сквозь нее. Восемь из десяти семей, которые прежде соглашались нанять у него конестоги[9]9
  Название этот тип крытых фургонов получил благодаря долине Конестога в Пенсильвании, где был произведен первый из них. (Прим. ред.)


[Закрыть], передумали. А ведь он считал покупку фургонов выгодным капиталовложением. Он-то купил их в надежде сдать в аренду семьям переселенцев. Ни один обычный фермерский фургончик не был настолько вместителен и не давал такого комфорта, как его конестоги. Сайлас надеялся, что соблазн одолжить на время крепкие и красивые фургоны привлечет в их караван новых людей, а это сделает путешествие более безопасным. Деньги за аренду фургонов покроют часть его долга и оплатят его переезд в Техас. По прибытии на место он всегда сможет их продать. Согласно контракту, те, кто нанимал у него фургоны, были обязаны в качестве уплаты отдавать Сайласу часть своего урожая в течение двух лет по приезде в Техас. Он не учел страха перед войной, разразившейся в Техасе, и малодушия людей, жаждущих лучшей доли, но не готовых за нее бороться. Лучше бы он не тратился.

Джереми финансовый вопрос не тревожил, но Сайлас не хотел одалживать деньги у друга. Уорики и Толиверы начнут новую жизнь в Техасе без долгов со стороны одного по отношению к другому. Пусть в основе их отношений с самого начала лежит только дружба. Также скорее в аду пойдет снег, чем Сайлас доставит удовольствие своему брату Моррису, попросив денег у него. Брат, конечно же, даст их, но под заоблачные проценты. Если не удастся найти замену тем людям, которые отказались арендовать у него фургоны, Сайласу придется снова брать деньги в долг у Карсона Виндхема. А это расстроит Летти. Невеста не хочет попадать в еще большую финансовую зависимость от человека, которого недолюбливает. Сайлас решил дать объявление в газеты насчет аренды конестог, но надежд на достаточное количество желающих не было почти никаких. В Техасе было неспокойно. Именно поэтому восемь семей отказались ехать с ними.

– Расскажи, что случилось, – настаивала Летти.

Морщины на лбу Сайласа разгладились.

Мужчина решил рассказать о менее тревожном, по его мнению, известии.

– Вернулся разведчик, в конце сентября посланный Джереми на территории, по которым мы проследуем, – сказал он. – В октябре произошли столкновения между техасцами и мексиканской армией. Теперь там пылает костер, погасить который уже никто не сможет.

– Знаю. Это случилось второго октября, как раз в день рождения Джессики, – сказала Летти с тенью удивления в голосе, словно находила тот факт, что люди стреляют друг в друга в день чьего-то рождения, ужасно несуразным.

Сайлас снисходительно улыбнулся и прикоснулся к кончику ее носа.

– Очень мило с твоей стороны, девочка моя, что ты так хорошо запоминаешь даты, но… Ты совершенно права. Бой состоялся как раз в день рождения Джессики. Посланному Джереми человеку пришлось прямо с коня браться за оружие.

В газетах уже сообщалось о стычке, состоявшейся второго октября между поселенцами, прибывшими из североамериканских штатов, и сотней драгун мексиканской регулярной армии близ техасского городка Гонсалес. Перестрелка началась с того, что командующий мексиканскими вооруженными силами в регионе[10]10
  Имеется в виду полковник Доминго Угартечеа, главнокомандующий всеми мексиканскими силами в Техасе.


[Закрыть] потребовал вернуть орудие, которое жители Гонсалеса одолжили у армии для защиты от нападений индейцев. Колонисты оказали вооруженное сопротивление под импровизированным флагом, на котором в спешке были вышиты слова: «Приди и возьми!» Мексиканцы на них напали, но потерпели неудачу и отступили. Пушка осталась у колонистов.

На этот рассказ Летти ответила, как обычно, смехом.

– Мне нравятся эти техасцы, – сказала она. – Они проявили недюжинную храбрость и стойкость духа.

Сайлас обвил шею Летти чем-то прозрачным, что невеста называла тюлем, и притянул ее головку поближе к своему лицу. Такие интимные моменты очень помогали справиться с плохими новостями.

– Помнишь, как мы думали, что все само собой рассосется? – спросил он, глядя в сверкающие глаза, в которые будет смотреть в первую брачную ночь. – Ничего не рассосется. В газетах бой под Гонсалесом называют «Техасским Лексингтоном»[11]11
  Сражение при Лексингтоне – первое вооруженное столкновение в ходе Войны за независимость США (19 апреля 1775 года).


[Закрыть].

Взгляд девушки, опустившись, остановился на его губах. Сайласу захотелось ее еще больше.

– И что это значит? – спросила она.

– В Техасе началась революция.

Тень беспокойства затуманила ее горящие любовью глаза. Летти начала осознавать всю серьезность создавшегося положения.

– Дорогой! Неужели нам придется отложить наши планы до тех пор, пока там все не затихнет?

– Мы не можем себе этого позволить. Отправляться в путь надо в марте. Нам предстоит построить на месте жилье до наступления зимы и расчистить землю под посевы до того, как холода отступят.

Его губы опустились от ее лба ниже, к губам. Девушка издала легкий вздох удовольствия.

– Не волнуйся, моя любовь, – мечтательно произнесла Летти. – Соединенные Штаты возникли в результате революции. То же будет и в Техасе.

– Ты самая чудесная девушка на свете, – произнес мужчина.

Но прежде чем Сайлас успел ее поцеловать, в дверном проеме появилась служанка.

– Новая учительница желают вас видеть, мисс Летти! Можно мне провести ее сюда?

– Да, конечно.

Летти поднялась на ноги, бросив на жениха виноватый взгляд, и игриво накинула ему на голову тюль. Сайлас чувствовал легкое раздражение из‑за того, что им помешали. Впрочем, это даже лучше. Не будет повода продолжать разговор о последних событиях в Техасе.

– Я очень рада тому, что у моих учеников появилась такая замечательная учительница, как Сара, – сказала Летти. – Вначале я сомневалась, какая такая Сара с Севера к нам едет, но Господь внял моим молитвам и прислал человека компетентного и полностью отдающего себя преподаванию.

– Джереми говорит, что за случившееся в большей мере следует благодарить Джессику, чем Господа Бога, – поправил ее Сайлас.

Он и Джереми никак не могли взять в толк, зачем незамужней девушке такого возраста и такой красоты становиться учительницей столь далеко от ее родного дома в Кембридже, штат Массачусетс.

– Несмотря на все ее очарование и высокую оценку всего, что она здесь видит, я чувствую, что этой особе здесь не по себе, – высказал свое мнение другу Джереми. – Я пока еще не могу сказать, что к чему, но в этой миловидной Саре Конклин чувствуется что-то неискреннее.

Сайлас не отмахнулся от слов друга. Не судя людей слишком строго, Джереми разбирался в них куда лучше большинства его знакомых. Друг всегда знал, с кем следует быть настороже.

– Может, во всем виноват массачусетский акцент. Нам, южанам, он кажется странным, – высказал свое предположение Сайлас.

– Быть может.

– Летти говорит, что Саре разбили сердце и она хочет здесь укрыться.

– Так далеко, на Юге, укрыться? И почему кому-нибудь из местных не пришло в голову занять место Летти? Я лично знаю нескольких, кто в достаточной мере компетентен.

Сайлас грубо гоготнул.

– Конечно, знаешь – все они носят юбки, готов поспорить. Летти говорит, что ни у одной из претенденток не было таких великолепных рекомендаций и такого опыта, как у Сары.

– Опыт тут ни при чем, – заявил Джереми. – Место учительницы Сара Конклин получила благодаря помощи Джессики Виндхем. Они знакомы по школе в Бостоне. Сара – сестра одной из ее одноклассниц. Карсон Виндхем по просьбе дочери дернул за ниточки, и Сару отобрали из числа прочих претендентов.

– Являясь главным благодетелем школы, думаю, он считает себя вправе вмешиваться. Как бы там ни было, у детей Виллоу-Гроув теперь будет очень квалифицированная учительница.

Поначалу Сайлас счел, что опасения Джереми по отношению к этой девушке, которая своим независимым характером была похожа на него самого, проистекали из романтической связи, которая возникла у того с одной из «местных претенденток». Ей, как и другим, отказали в месте, и теперь Джереми негодует из‑за этого на Сару. Удивительным также было то обстоятельство, что миловидная юная учительница не проявила и тени интереса к этому блистательному холостяку, с которым встречалась на разного рода светских приемах.

Летти встретила новоприбывшую с распростертыми объятиями.

– Доброе утро, Сара! Отец приказал запрячь для вас Дурмана. Он очень послушный, – повернувшись к Сайласу, она пояснила: – Сара попросила у нас лошадь и повозку, для того чтобы съездить в Чарльстон. Она хочет забрать на почте книги для детей. Сара, вы уверены, что не хотите, чтобы я поехала с вами?

– Нет, нет, нет! – запротестовала Сара, в знак несогласия приподнимая обе руки. – Я не хочу вам мешать.

Северянка сделала жест рукой в направлении заваленного стола, а затем обратилась к Сайласу с таким видом, словно только что его заметила:

– Доброе утро, мистер Толивер.

Мужчина в ответ слегка кивнул головой.

– Доброе утро, мисс Конклин.

Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что при виде Сайласа лицо Сары словно подернула зимняя изморозь, которую растопила улыбка, судя по всему, отнюдь не искренняя. Она что же, после своей любовной драмы ненавидит всех мужчин на свете, или именно они – он сам, Джереми и Майкл, брат Джессики и сын могущественного благодетеля – доводят ее до такого состояния?

Сайлас решил, что это не его дело. Летти она нравится, и больше ничего не надо. Мужчина оставил леди обсуждать дела Сары, пока невеста не предложила ему отвезти северянку в Чарльстон за книгами. Если уж начистоту, то на свете не было особы, с которой он хотел бы остаться наедине меньше, чем с этой ледяной Сарой Конклин. А еще в полдень ему предстояло с протянутой рукой встречаться с Карсоном Виндхемом.