Текст книги "Продажное королевство"

25
Матиас

Они вновь собрались в гостиной. По просьбе Нины Колм заказал еще одну порцию вафель и тарелку клубники со сливками. Большую часть стены номера украшало зеркало, и взгляд Матиаса постоянно притягивало к нему. Казалось, будто он смотрел в другую реальность.

Джеспер снял обувь и сел на ковре, поджав колени к груди и кидая вороватые взгляды на Уайлена, который устроился на диване и, похоже, намеренно не обращал внимание на стрелка. Инеж залезла на подоконник, ее чувство равновесия было настолько совершенно, что девушка казалась невесомой – птичка, готовая взлететь. Кювей притулился в углу дивана, положив рядом с собой открытый блокнот, а Каз расположился в фиолетовом кресле с высокой спинкой, закинув больную ногу на маленький стол и оперевшись на трость. Каким-то образом он успел зашить порванный рукав рубашки.

Нина свернулась на диване рядом с Матиасом, положив голову ему на плечо и подобрав ноги под себя. Ее пальцы испачкались в клубничном соке. Матиасу было странно сидеть подобным образом. Во Фьерде даже женатые пары не любили проявлять свои чувства на публике. Они держались за руки и могли станцевать на балу. Но ему нравилось так сидеть, и, хотя Матиас не мог до конца расслабиться, он боялся шевельнуться, чтобы Нина не отодвинулась от него.

Исключительно присутствие Колма изменило изображение в зеркале. Из-за него они казались менее опасными, словно были не бандой, пробравшейся в Ледовый Двор и обманувшей фьерданских военных, руководствуясь исключительно собственным умом и отвагой, а просто кучкой детей, измотанных после особо крутой вечеринки в честь дня рождения.

– Хорошо, – начала Нина, слизывая клубничный сок с пальцев таким способом, что Матиас полностью утратил способность рационально мыслить. – Когда ты говоришь об аукционе, ты же не имеешь в виду на самом деле…

– Кювей продаст себя.

– Ты совсем обезумел?

– Полагаю, тогда бы мне жилось гораздо счастливее, – ответил Каз. Затем опустил руку в перчатке на свою трость. – Любой гражданин Керчии и любой свободный гражданин, который приезжает в Керчию, имеет право продать себя в личное пользование. Это не просто закон, а торговля, и для Керчии нет ничего более святого. У Кювея Юл-Бо есть священное право – одобренное Гезеном, богом предпринимательства и торговли, – предложить свою жизнь на рынке. Он может продать свои услуги на аукционе.

– Ты хочешь, чтобы он сам себя продал по высочайшей цене? – спросила Инеж с недоверием.

– По нашей высочайшей цене. Мы подправим результат, и сокровенное желание Кювея сбудется – он получит жизнь за потягиванием чая из самовара в Равке.

– Мой отец ни за что этого не допустит, – возразил Уайлен.

– Он будет не в силах нам препятствовать. Контрактный аукцион находится под защитой высших законов города – светского и религиозного. Как только Кювей вынесет свои услуги на рассмотрение, никто не сможет остановить аукцион, пока торги не завершатся.

Нина покачала головой.

– Если мы объявим аукцион, шуханцы в точности узнают, где и когда его искать.

– Это тебе не Равка, – сказал Каз. – Это Керчия. Торговля священна и защищается законом. Торговый совет обязан следить за тем, чтобы аукцион проходил без помех. На это направят силы всей городской стражи, и устав аукциона требует, чтобы Совет приливов тоже оказал содействие. Торговый совет, городская стража, Совет приливов – все, кто нужен, чтобы защитить Кювея.

Тот отложил блокнот.

– У шуханцев, возможно, все еще есть парем и фабрикаторы.

– Верно, – кивнул Джеспер. – Если это правда, они могут наделать столько золота, сколько захотят. Нам ни за что не перебить их цену.

– Это если предположить, что их фабрикаторы уже в городе. Ван Эк сделал нам одолжение, заблокировав гавань.

– Даже если так…

– Позволь мне самому побеспокоиться о шуханцах, – отрезал Каз. – Я могу контролировать торги. Но нам снова понадобится связаться с равкианцами. Они должны знать, что мы планируем. По крайней мере, частично.

– Я могу пробраться к посольству, – вызвалась Инеж. – Если Нина напишет послание.

– Улицы перекрыты баррикадами, – возразил Уайлен.

– Да, но не крыши.

– Инеж, – обратилась Нина. – Тебе не кажется, что стоит рассказать им подробнее о твоей новой подружке?

– Да, – поддержал Джеспер. – Кто эта новая знакомая, проделавшая в тебе столько дыр?

Инеж выглянула в окно.

– На поле вышел новый игрок – наемница, нанятая Пеккой Роллинсом.

– Тебя одолели в поединке? – изумился Матиас. Он видел Призрака в битве. Победить ее не так-то просто.

– Наемница – это еще слабо сказано, – хмыкнула Нина. – Она последовала за Инеж по канату, а затем кидала в нее ножами.

– Не совсем ножами, – исправила Инеж.

– А чем, острыми смертоносными салфеточками?

Инеж встала с подоконника. Полезла в карман и достала что-то, напоминиющее небольшие серебряные солнышки, и высыпала их на стол.

Каз наклонился и взял одно.

– Кто она?

– Ее зовут Дуняша. Она назвала себя Белым Клинком и еще многими другими словами. Она очень хороша.

– Насколько? – поинтересовался Каз.

– Лучше меня.

– Я слышал о ней, – вмешался Матиас. – Ее имя фигурировало в докладах службы разведки дрюскелей, собранных в Равке.

– Равке? – подняла брови сулийка. – Она говорила, что обучалась в Амрат Ене.

– Она заявляет, что в ней течет кровь Ланцовых, что дает ей право претендовать на равкианский трон.

Нина залилась смехом.

– Ты же это не всерьез?

– Мы подумывали поддержать ее притязания, чтобы подорвать режим правления Николая Ланцова.

– Умно, – кивнул Каз.

– Дурно, – процедила Нина.

Матиас прочистил горло.

– Он – новый король, и поэтому уязвим. Его происхождение тоже можно подвергнуть сомнению. Но в докладах было сказано, что Дуняша нестабильна, возможно, даже помешанная. Мы решили, что она слишком непредсказуема для такого рискованного предприятия.

– Пекка мог приставить ее следить за нами с Черной Вуали, – сказала Инеж.

– Нам известно, как он нашел наше укрытие? – поинтересовалась Нина.

– Должно быть, кто-то из его людей нас заметил, – ответил Каз. – Этого было бы вполне достаточно.

Матиас задумался, не будет ли лучше, если они не узнают, кто в ответе за это. Тогда никому не придется нести на себе груз вины или порицаний.

– У Дуняши было преимущество в неожиданности, – сказала Инеж. – Если про отель еще не узнали, я могу незаметно сбегать в посольство и обратно.

– Хорошо, – кивнул Каз, но ответ пришел не так быстро, как ожидал Матиас. Он боится за нее, и ему это не нравится. В кои веки он мог посочувствовать демжину.

– Есть еще одна проблема, – сказала Нина. – Матиас, закрой уши.

– Нет.

– Ладно. Позабочусь о твоей лояльности позже, – затем она прошептала ему на ухо: – В спальне есть очень большая ванна…

– Нина!

– Просто рассказываю. – Нина взяла остатки вафель с подноса и сказала: – Равка не сможет выиграть в аукционе. Мы разорены.

– О, – отозвался Матиас. – Я это знал.

– Вовсе нет.

– Думаешь, Фьерда не в курсе, что равкианская казна пуста?

Нина надулась.

– Мог бы хоть притвориться, что удивлен.

– Финансовые проблемы Равки ни для кого не секрет. Ее казну истощили многолетняя бесхозяйственность королей Ланцовых и кровавые сражения на обеих границах. Гражданская война тоже не помогла делу, и теперь новый король погряз в долгах перед банками Керчии. Если мы все же организуем этот аукцион, Равка не составит конкуренцию в торгах.

Каз положил больную ногу поудобнее.

– Именно поэтому их и профинансирует керчийский Торговый совет.

Джеспер согнулся пополам от хохота.

– Фантастика! Раз уж они так расщедряться, может, и мне прикупят котелок из чистого золота?

– Это незаконно, – сказал Уайлен. – Совет отвечает за проведение аукциона. Они не могут вмешиваться в его исход.

– Конечно, нет, – не спорил Каз. – И они это знают. Кювей и его отец обратились к Торговому совету за помощью, но те так боялись нарушить нейтралитет, что отказались действовать. Ван Эк увидел в этом хорошую возможность и с тех пор работал за их спинами. – Каз глубже уселся в кресле. – Что задумывал Ван Эк с самого начала? Он скупал плантации юрды, чтобы, когда секрет парема станет общедоступным, контролировать ее поставки. Он в выигрыше вне зависимости от того, кому достанется Кювей. Так что начните думать, как он, как купцы. Когда Кювей Юл-Бо, сын Бо Юл-Баюра, объявит об аукционе, Торговый совет сразу поймет, что секрет парема в любой день может быть раскрыт. Они наконец-то будут вольны действовать и начнут искать возможности, как обеспечить себе капитал и укрепить позицию Керчии в мировой экономике. Они не имеют права вмешиваться в аукцион, но могут гарантировать, что заработают много денег при любом исходе.

– Если скупят юрду, – начал улавливать ход мысли Уайлен.

– В точку. Мы создадим консорциум юрды – шанс для инвесторов заработать солидные деньги на мире, катящемся в ад. Предоставим совету хорошую возможность и позволим их жадности завершить дело.

Уайлен кивнул, его глаза загорелись.

– Деньги никогда не попадут в консорциум. Мы переправим их Равке, чтобы они смогли участвовать в торгах за Кювея.

– Что-то вроде того, – ухмыльнулся Каз. – И возьмем небольшой процент. Прямо как банки.

– Но кто будет «подсадной уткой»? – полюбопытствовал Джеспер. – Ван Эк знает нас всех в лицо, кроме Нины и Шпекта. Даже если одного из нас перекроят или мы приведем нового человека, Торговый совет не даст свои деньги новичку без железобетонной репутации.

– Как насчет фермера, выращивающего юрду, который жил в самом дорогом номере Кеттердама?

Колм Фахи оторвался от своего кофе.

– Я?

– Ни за что, Каз, – прорычал Джеспер. – Этому не бывать.

– Он разбирается в юрде, говорит на керчийском и земенском и идеально подходит на эту роль.

– У него честное лицо, – горько произнес стрелок. – Ты не пытался спасти его, спрятав в этом отеле, ты подставил его!

– Я строил нам запасной выход.

– Собственную страховку?

– Да.

– Ты не втянешь в это моего отца.

– Он уже в деле, Джес. Ты сам втянул отца, когда заставил его заложить ферму, чтобы расплатиться за твой диплом, что было бесполезной тратой денег.

– Нет, – повторил Джеспер. – Ван Эк легко найдет связь между Колмом Фахи и Джеспером Фахи. Он не идиот.

– Но в «Гельдреннере» не живет Колм Фахи. Колм Фахи снимал комнату в маленькой гостинице университетского района и, согласно манифестам начальника порта, покинул город пару дней назад. Мужчина, остановившийся здесь, зарегистрирован под именем Иоганна Ритвельда.

– Кто это, черт возьми, такой? – вопросила Нина.

– Фермер из городка рядом с Лижем. Его семья проживала там годами. У него есть активы в Керчии и Новом Земе.

– Но кто он на самом деле? – настаивал Джеспер.

– Это не имеет значения. Считай его плодом воображения Торгового совета, чудесная мечта, ставшая явью, чтобы помочь им наскрести хоть какую-то пользу от катастрофы под названием парем.

Колм опустил чашку.

– Я все сделаю.

– Пап, ты не понимаешь, на что подписываешься.

– Я уже укрываю беглецов. Раз я буду пособником, то могу побыть и соучастником.

– Если что-то пойдет не так…

– А что мне терять, Джес? Моя жизнь – это ты и ферма. Это единственный способ защитить и то и другое.

Джеспер резко встал с пола и начал ходить взад-вперед перед окнами.

– Это безумие, – сказал он, потирая рукой затылок. – Они ни за что на это не купятся.

– Мы не просим от них многого, – отозвался Каз. – В этом и весь фокус. Мы установим низкий порог для вступления в фонд. Скажем, два миллиона крюге. А затем позволим им подождать. Шуханцы уже здесь. Фьерданцы. Равкианцы. Совет запаникует. Ставлю на то, что к тому времени, как мы будем готовы, у нас будет по пять миллионов от каждого.

– Всего тринадцать членов совета, – размышлял Джеспер. – Это шестьдесят пять миллионов крюге.

– Может, и больше.

Матиас нахмурился.

– Даже несмотря на городскую стражу на аукционе и присутствие Совета приливов, можем ли мы действительно гарантировать безопасность Кювею?

– Если у тебя не завалялся единорог, на котором он уедет в радугу, ни один сценарий не гарантирует Кювею безопасность.

– Я бы тоже особо не рассчитывала на защиту Совета приливов, – отозвалась Нина. – Они хоть раз появлялись на публике?

– Двадцать пять лет назад, – ответил Каз.

– И ты думаешь, что они явятся сейчас, чтобы защитить Кювея? Мы не можем отправить его на аукцион в одиночку.

– Он не будет один. Мы с Матиасом пойдем с ним.

– Все, кто будут там присутствовать, знают вас в лицо. Даже если вы замаскируетесь…

– Никакой маскировки. Торговый совет считается его представителем. Но Кювей вправе выбирать собственных телохранителей на время аукциона. Мы будем стоять с ним на сцене.

– Сцене?

– Аукционы проводятся в Церкви Бартера, прямо перед алтарем. Что может быть священнее? Это идеально – закрытое пространство с множеством выходов и быстрым доступом к каналу.

Нина помотала головой.

– Каз, как только Матиас выйдет на сцену, половина фьерданской делегации узнает его, а ты – самый разыскиваемый парень в Кеттердаме. Если вы появитесь на этом аукционе, вас тут же арестуют.

– Они не смогут схватить нас до окончания аукциона.

– И что потом? – спросила Инеж.

– У нас будет чертовски хороший отвлекающий маневр.

– Должен быть другой способ, – не унимался Джеспер. – А что, если мы заключим сделку с Роллинсом?

Уайлен сжал край салфетки.

– Нам нечего ему предложить.

– Хватит с нас сделок, – категорично заявил Каз. – Мне вообще не стоило обращаться к нему за помощью.

Брови Джеспера взмыли вверх.

– Ты действительно признаешь свою ошибку?

– Мы нуждались в капитале, – взгляд Бреккера мельком скользнул по Инеж. – И я не жалею о сделанном, но это было неправильное решение. Чтобы победить Роллинса, никогда не садись с ним за один стол. Он дома. У него достаточно ресурсов, чтобы играть, пока твоя удача не помашет ручкой.

– Тем не менее, если мы выступим против керчийского правительства, банд Бочки и шуханцев…

– И фьерданцев, – добавил Матиас. – И земенцев, и каэльцев, и кто еще там появится, когда объявят об аукционе. Посольства переполнены, и мы не знаем, как далеко распространились слухи о пареме.

– Нам понадобится помощь, – подытожила Нина.

– Знаю, – сказал Каз, поправляя рукава. – Поэтому я пойду в Клепку.

Джеспер замер. Инеж покачала головой. Все уставились на него.

– О чем ты говоришь? – спросила Нина. – За твою голову назначили награду. Все в Бочке знают об этом.

– Ты же видел внизу Пера Хаскеля с Отбросами, – произнес Джеспер. – Думаешь, ты уговоришь старика поддержать тебя, когда весь город вот-вот обрушится на нас, как мешок с кирпичами? Ты же знаешь, что у него кишка тонка.

– Знаю, – кивнул Каз. – Но для этой работы нам нужна большая команда.

– Демжин, этот риск того не стоит, – сказал Матиас и сам удивился искренности своих слов.

– Когда все закончится, когда мы поставим Ван Эка на место, а Роллинс сбежит сломя голову и деньги будут выплачены, эти улицы все еще будут моими. Я не хочу жить в городе, где не смогу ходить с высоко поднятой головой.

– Если у тебя останется что поднимать, – мрачно сказал Джеспер.

– Я вытерпел ножи, пули и бесчисленное количество ударов, все ради маленького кусочка этого города. Это город, ради которого я истекал кровью. И если Кеттердам меня чему и научил, так это тому, что всегда можно пролить немного больше.

Нина потянулась за рукой Матиаса.

– Гриши все еще прячутся в посольстве, Каз. Я знаю, что тебе плевать, но мы обязаны вывезти их из города. И отца Джеспера. И всех нас. Кто бы ни выиграл аукцион, Ван Эк и Пекка Роллинс не соберут вещички и не уедут домой. Как и шуханцы.

Бреккер встал, опираясь на набалдашник с вороном.

– Но я знаю, чего Кеттердам боится больше, чем шуханцев, фьерданцев и всех банд Бочки, вместе взятых. И ты, Нина, организуешь им это.

26
Каз

Казалось, что Каз просидел в этом кресле много часов, отвечая на их вопросы и позволяя кусочкам плана сложиться воедино. Окончательный план уже сложился у него в голове: шаги, которые понадобятся для его достижения, бесконечные варианты того, где они могут потерпеть неудачу или будут рассекречены. Это был безумный, чудовищный план, и таким он и должен остаться, чтобы они преуспели.

Иоганн Ритвельд. В каком-то смысле он сказал правду. Иоганна Ритвельда никогда не существовало. Несколько лет назад Каз использовал второе имя Джорди и их фамилию, чтобы создать личность подлинного фермера.

Он точно не знал, зачем купил ферму, на которой вырос, или почему продолжал вести торговлю и приобретать собственность под именем Ритвельд. Был ли Иоганн Ритвельд его аналогом Якоба Герцуна? Уважаемый человек, как тот, которого создал Пекка Роллинс, чтобы дурить доверчивых простофиль? Или таким образом он пытался воскресить потерянную семью? Имело ли это вообще значение? Иоганн Ритвельд существовал на бумаге и в банковских записях, и Колм Фахи идеально подходил на эту роль.

Когда их собрание подошло к концу, кофе уже остыл, а на дворе был почти полдень. Несмотря на ярко льющийся свет из окон, им всем не помешает несколько часов отдыха. Но не Казу. Мы не останавливаемся. Все его тело ныло от усталости. Нога перестала пульсировать и теперь просто излучала боль.

Он знал, что вел себя чертовски глупо, что вероятность вернуться из Клепки ничтожно мала. Каз провел всю жизнь за чередой уловок и финтов. Зачем сталкиваться с проблемой лицом к лицу, если можно пойти в обход? Всегда есть обходной путь, в этом деле он стал экспертом. Теперь же он пойдет напрямую, как бык, тянущий плуг. Скорее всего, его изобьют до крови и потащат по Бочке к ногам Пекки Роллинса. Но они попали в ловушку, и, если придется отгрызть себе лапу, чтобы выбраться из нее, он это сделает.

Сперва нужно было найти Инеж. Она оказалась в одной из роскошных бело-золотых ванных комнат номера, сидела за туалетным столиком и резала полотенца на новые повязки.

Он прошел мимо нее и, сняв пальто, швырнул его в раковину рядом с ванной.

– Мне нужно, чтобы ты помогла проложить маршрут к Клепке.

– Я пойду с тобой.

– Ты знаешь, что я должен встретиться с ними один. Они будут искать любые признаки слабости, Призрак. – Парень повернул кран, и, после нескольких скрипучих стонов, из него полилась горячая вода. Может, когда он будет купаться в крюге, то обеспечит Клепку горячей водой. – Но я не могу приблизиться с улицы.

– Тебе вообще не стоит к ним приближаться.

Каз снял перчатки и опустил руки в воду, затем помыл лицо и провел мокрыми пальцами по волосам.

– Расскажи мне о самом коротком маршруте, или я найду его сам.

Он бы предпочел идти по земле, чем по крышам. Черт, он бы предпочел поехать туда в экипаже, запряженном четверкой вороных коней. Но если Каз попытается пробраться в Бочку по улицам, то его поймают прежде, чем он доберется до Клепки. К тому же, если у него и есть шанс выполнить задуманное, ему нужно находиться на верхней позиции.

Парень покопался в карманах пальто и достал туристическую карту Кеттердама, найденную в номере отеле. Она не была так подробна, как хотелось бы, но те карты города, которыми они пользовались, остались на Черной Вуали.

Они разложили карту возле ванны и принялись за дело; Инеж выводила линию по крышам, описывая лучшие точки, чтобы пересечь каналы.

Спустя какое-то время девушка постучала по карте.

– Этот путь короче, но сложнее.

– Пойду длинным, – ответил Каз. Он хотел сосредоточиться на грядущей битве и избежать чужого внимания, а не споткнуться и разбиться насмерть.

Когда он удовлетворился тем, как выучил маршрут, то спрятал карту и достал еще одну бумажку из кармана. На ней была светло-зеленая печать Геменсбанка. Каз вручил ее Инеж.

– Что это? – спросила девушка, пробегая взглядом по листку. – Это же не… – она провела кончиками пальцев по словам, словно боялась, что они исчезнут, и прошептала: – Мой контракт.

– Не хочу, чтобы ты принадлежала Перу Хаскелю. Или мне. – Очередная полуправда. Его разум придумал сотню схем, как привязать ее к себе, заставить остаться в городе. Но Инеж провела достаточно времени взаперти в плену долгов и обязательств, и им обоим будет лучше, когда она уедет.

– Как? – спросила сулийка. – Деньги…

– Все уже сделано. – Он избавился от всех своих активов, использовал последние сбережения, каждую злополучную монету.

Инеж прижала конверт к груди, прямо над сердцем.

– У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя за это.

– Наверняка у сулийцев есть тысяча пословиц для такого случая?

– Для такого случая слов еще не придумали.

– Если я окажусь на виселице, можешь сказать что-то приятное над моим трупом. Дождись шестого удара часов. Если я не вернусь, попытайся вывезти всех из города.

– Каз…

– В стене позади «Клуба Воронов» есть обесцвеченный кирпич. За ним ты найдешь двадцать тысяч крюге. Не очень много, но этого должно хватить, чтобы подкупить парочку глупцов из городской стражи. – Он знал, что их надежда не велика, и это его вина. – В одиночку у тебя будет больше шансов… лучше уходи сейчас.

Глаза Инеж превратились в узкие щелочки.

– Сделаю вид, что я этого не слышала. Это мои друзья. Я никуда не уйду.

– Расскажи мне о Дуняше, – попросил он.

– При ней были высококачественные клинки. – Инеж подняла ножницы с туалетного столика и начала срезать свежие полоски ткани с полотенца. – Мне кажется, она может стать моей тенью.

– Довольно твердая тень, раз она бросает ножи.

– У сулийцев есть поверье: когда мы совершаем ошибку, то даем жизнь нашим теням. Каждый грех наделяет тень силой, пока в конце концов она не становится сильнее нас.

– Будь это правдой, моя тень погрузила бы Кеттердам в вечную ночь.

– Возможно, – кивнула Инеж, обращая взгляд своих темных очей на него. – Или ты и сам чья-то тень.

– Ты имеешь в виду Пекку.

– Что произойдет, если ты вернешься из Клепки? Если аукцион пройдет, как запланировано, и нам удастся провернуть это дело?

– Тогда ты получишь свой корабль и будущее.

– А ты?

– Я обрушу хаос, пока моя удача не иссякнет. Использую наш улов, чтобы построить империю.

– А после этого?

– Кто знает? Может, я сожгу ее дотла.

– И это отличает тебя от Роллинса? Что ты ничего не оставляешь позади?

– Я не Пекка Роллинс и не его тень. Я не продаю девушек в бордели. Не лишаю беспомощных детей их денег.

– Посмотри на «Клуб Воронов», Каз. – Ее голос был ласковым и терпеливым – почему же от этого ему хотелось что-то поджечь? – Подумай о каждой организованной тобой афере, карточной игре и воровстве. Неужели все те мужчины и женщины заслуживали того, что получили или потеряли?

– Жизнь никогда не дает нам то, чего мы заслуживаем, Инеж. Будь это…

– А твой брат получил по заслугам?

– Нет. – Но его отрицание прозвучало как-то неуверенно.

Почему он назвал Джеспера именем Джорди? Когда он смотрел в прошлое, то видел брата глазами маленького мальчика: храбрым, умным, непогрешимым, рыцарем, погубленным драконом, переодетым в купца. Но как бы он посмотрел на Джорди сейчас? Как на филю? Как на очередного глупца, ищущего короткий путь к успеху? Каз оперся руками на край раковины. Он больше не злился. Просто чувствовал себя усталым.

– Мы были дураками.

– Вы были детьми. Неужели вас некому было защитить?

– Неужели тебя было некому защитить?

– У меня были папа и мама. Они пошли бы на все, чтобы меня не похитили.

– И тогда бы их убили работорговцы.

– Значит, мне повезло, что я этого не увидела.

Как она могла до сих пор смотреть на мир так радушно?

– Тебя продали в бордель в возрасте четырнадцати лет, а ты все равно считаешь себя счастливицей.

– Они любили меня. И сейчас любят. Я в это верю. – Он увидел в зеркале, как она подошла ближе. Ее темные волосы сияли чернильными брызгами на фоне белых кафельных стен. Девушка встала позади него. – Ты защищал меня, Каз.

– Тот факт, что твои повязки запачканы кровью, говорит об ином.

Инеж посмотрела вниз. На повязке вокруг ее плеча расцветало алое пятно крови. Она неловко потеребила за край рваного полотенца.

– Попрошу Нину сменить повязки.

Он не хотел этого говорить. Он собирался ее отпустить.

– Я могу помочь тебе.

Они встретились взглядом в зеркале – у Инеж он был настороженный, словно она оценивала противника. «Я могу помочь тебе». Это были первые слова, с которыми она обратилась к нему в гостиной «Зверинца». Она стояла в фиолетовых шелках, глаза подведены сурьмой. Инеж помогла ему. И чуть не уничтожила. Может, ему стоит позволить ей довершить дело до конца?

Каз слышал, как из крана пошла вода, капая в ванну в рваном ритме. Он и сам не знал, чего хотел услышать от девушки. «Скажи, чтобы уходила, – требовал голос в его голове. – Умоляй, чтобы осталась».

Но Инеж ничего не сказала. Вместо этого она собрала повязки и ножницы со столика и положила их рядом с ванной. Затем опустила ладони на столешницу и, без усилий вспрыгнув, уселась на нее.

Теперь их глаза находились на одном уровне. Каз сделал шаг ближе и просто замер, не в силах пошевелиться. Он не мог этого сделать. Расстояние между ними казалось мизерным. И в то же время растягивалось на мили.

Сулийка потянулась к ножницам, – изящная, как всегда, словно плавала под водой, – и протянула их ручками вперед. Они приятно холодили его ладонь; несговорчивый и обнадеживающий металл. Каз шагнул – теперь он стоял соприкасаясь с ее коленями.

– С чего начнем? – спросила Инеж. От пара, шедшего из ванны, волосы, обрамлявшие ее лицо, начали виться.

Неужели он действительно это сделает?

Каз кивнул на ее правое предплечье, не осмеливаясь заговорить. Его перчатки лежали на другой стороне ванны, черные на фоне мрамора с золотыми жилками. Они напоминали мертвых животных.

Он сосредоточился на ножницах, холодном металле в своих ладонях, совершенно не похожем на кожу. Ничего не выйдет, если руки будут дрожать.

«Я смогу пересилить это», – убеждал себя Каз. Все равно что наставить на кого-то оружие. Жестокость давалась ему легко.

Он аккуратно скользнул ножницами под повязку на руке Инеж. Ткань полотенца плотнее марли, но ножницы оказались достаточно острыми. Один надрез, и повязка упала, открывая вид на глубокую колотую рану. Каз откинул ткань в сторону.

Затем поднял новую полоску от полотенца и замер, набираясь сил.

Инеж подняла руку. Он осторожно обмотал кусок ткани вокруг предплечья. Его руки задели кожу, и Каза пронзила молния, парализуя его, приковывая к земле.

Сердце не должно издавать подобных звуков. Может, он никогда не дойдет до Клепки. Может, его убьет этот миг. Он взял себя в руки и завязал двойной узел. Сделано.

Парень вдохнул поглубже. Знал, что должен перейти к следующей повязке на плече, но не был готов к этому, потому кивнул на левую руку. Та повязка была чистой и опрятной, но Инеж не возражала и просто повернулась к нему предплечьем.

На сей раз было немного легче. Он двигался медленно, методично: ножницы, повязка, медитация. Итак, задание было выполнено.

Они ничего не говорили, словно попав в вихрь молчания, и не соприкасались, хоть колени Инеж и были по бокам от Каза. Темные глаза девушки широко распахнулись – заблудшие планеты, черные луны.

Повязку на ее плече дважды намотали под мышкой и связали у сустава. Каз слегка наклонился, но угол был странным. Он не мог просто втиснуть ножницы под полотенце. Придется оттянуть край ткани.

Нет. В комнате было слишком светло. Его грудь сдавило кулаком. Прекрати!

Он выпрямил два пальца. Скользнул ими под повязку.

Вся его сущность отпрянула. Вода холодила кожу ног. Тело онемело, но, тем не менее, он все равно чувствовал влажную податливость гниющей плоти своего брата под ладонями. Именно стыд пожирает людей целиком. Он тонул в ней. Тонул в кеттердамской гавани. Перед глазами все размывалось.

– Мне тоже нелегко. – Ее голос, низкий и уверенный, голос, который однажды вернул его из ада. – Даже сейчас, когда парень улыбается мне на улице или Джеспер кладет руку мне на талию, мне кажется, что я вот-вот исчезну. – Комната накренилась, и он вцепился в спасательную веревку ее голоса. – Я живу в страхе, что увижу одного из ее – одного из моих – клиентов на улице. Долгое время мне казалось, что я узнавала их повсюду. Но порой я думаю, что то, что они со мной сделали, не было худшим.

Зрение Каза вернулось в норму. Вода отступила. Он стоял в ванной номера отеля. Его пальцы прижимались к плечу Инеж. Он ощущал напряженные мышцы под ее кожей. Пульс яростно бился на шее, в мягком изгибе прямо под челюстью. Словно в ответ на его трепет, девушка замерла. Ему стоило сказать что-нибудь, но он не мог произнести ни слова.

– Танте Хелен не всегда была жестокой, – продолжила Инеж – Она обнимала нас, прижимала к себе, а затем щипала так сильно, что расцарапывала кожу. Мы никогда не знали, что нас ждет – поцелуй или пощечина. В один день ты была ее любимицей, а на следующий она приводила тебя в свой кабинет и говорила, что продает группе мужчин, которых повстречала на улице. А потом заставляла умолять не отдавать тебя им на растерзание. – Инеж испустила тихий звук, напоминавший смешок. – Когда Нина обняла меня в первый раз, я вздрогнула.

Девушка открыла глаза. Встретилась с ним взглядом. Каз слышал, как капала вода из крана, видел изгиб косы за плечом Инеж, где она выбилась из пучка.

– Продолжай, – тихо произнесла девушка, словно просила его закончить историю.

Каз сомневался, что сделает это. Но если уж она смогла сказать эти слова, эхом отразившиеся от стен, то и он может хотя бы попытаться, черт возьми!

Каз осторожно взял ножницы. Приподнял повязку, чтобы появилось место, и, чувствуя одновременно жалость и облегчение, нарушил контакт с кожей Инеж. Разрезал повязку. Он ощущал тепло от чужого тела на своих пальцах как лихорадку.

Повязка упала на пол.

Правой рукой он взял новую длинную полоску полотенца. Затем наклонился, чтобы намотать ее сзади. Теперь он был так близко… Какой-то частью своего разума он отметил раковину ее ушка, волосы, заправленные за него, лихорадочное биение пульса на шее. Живая, живая, живая.

Мне тоже нелегко.

Он снова намотал повязку. Едва заметное прикосновение. Неминуемое. Плечо, ключица, колено. Вода начала подниматься вокруг него.

Каз завязал узел. Отойди назад. Но он не отошел. Парень стоял, слушая их дыхание, их ритм, их обоих, одних в этой комнате.

Тошнота никуда не делась, как и желание убежать, но зато появилось нечто другое. Каз считал, что хорошо знал язык боли, но это ноющее ощущение было ему в новинку. Ему было невыносимо просто стоять так близко к ее объятиям. Мне тоже нелегко. После всего что она пережила, слабым все равно оказался он. Но Инеж никогда не узнает, каково ему видеть, как Нина обнимает ее, наблюдать, как Джеспер берет ее под руку, каково стоять в дверном проеме или прислоняться к стене, зная, что он никогда не сможет подойти ближе. «Но сейчас я рядом», – подумал он с остервенением. Он носил ее на руках, сражался бок о бок, проводил с ней ночи напролет, пока они лежали на животах, всматриваясь в подзорную трубу и наблюдая за каким-нибудь складом или усадьбой купца. Но это было совсем другое. Он болен и напуган, его тело стало скользким от пота, но сейчас он рядом. Каз посмотрел на ее пульс, на доказательство сердца, бьющегося в том же бешеном ритме, что и его. Увидел влажный изгиб шеи, блеск коричневой кожи. Он хотел… Он хотел.