Текст книги "Иллюминация. Сказки для взрослых"

Иллюминация
Сказки для взрослых
Ли Ин

Это было написано давно и неправда

Иллюстратор Ли Ин

© Ли Ин, 2022

© Ли Ин, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0059-3409-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Иллюминация

– Расскажи сказку, – попросила она, кутаясь в одеяло.

Однажды лампа, а точнее комнатная люстра, пошла погулять. У нее выросли ноги. И средь бела дня ее поддельные кристаллы забренчали в такт весьма жизнерадостной походке.

Повсюду шныряли солнечные зайчики, сумасбродные лампочки, вечно чем-то недовольные торшеры заняли скамейку у подъезда. Ни пройти, ни проехать спокойно. И вся эта иллюминация самого освещенного мира существовала гармонично днём и ночью, с той лишь разницей, что свечи и звезды предпочитали ночную жизнь с ее сладким привкусом в воздухе.

– А электрические лампы?

Увы, у них никакого чувство такта. Они светят, когда захотят, пожирают глаза и совершенно не думают о чувствах других.

Наша люстра, та самая, которая сбежала, отлично провела время, стряхнув за день с себя немного пыли. Но этого было явно недостаточно, учитывая, от каких «внуков» мы ее унаследовали. Перекусила она на скорую руку чебуреком, поболтала с настольной лампой какого-то прилежного или не слишком ученика, тем самым ускорив для себя приближение сумерек.

Ещё чуть-чуть и вот небо озарили звёзды. Лампы в своем большинстве попрятались, уступив место парящим по воздуху «привидениям» – огонькам свечного пламени.

А потом наша люстра зашла в бар, заказала несколько коктейлей, села в самолет на и улетела раньше, чем протрезвела. С тех пор её никто не видел. А мы с тобой лежим в темноте.

Их ожидало очень печальное утро

Самый храбрый лев на свете снял с себя шкуру и укрыл ею спящую на краю саванны девочку, чтобы уберечь ее от опасностей, защитить от хищников и ночных кошмаров.

«Что может быть лучше, чем твой грозный рык, – рассуждал лев, – во время неприятного разговора в адрес мерзкого оппонента? А как насчёт горделивой поступи в шесть утра на работу или к друзьям?»

Благородная жертва струилась по лицу девочки багровыми лентами, порождая бессознательное чувство тревоги. Не просыпаясь, она хмурилась и конвульсивно дергалась.

«А ведь план был совсем другой», – наблюдал лев. В его воображение это хрупкое существо приобретало власть и могущество, достаточное для обретения внутреннего покоя.

Пока зверь так стоял, под его лапами собралась лужа, которая становилась больше с каждой минутой. Обдуваемый ночным ветром, он ничего не замечал и не чувствовал. Состояние аффекта, хоть немного приглашало агонию тела.

Близился рассвет. Лев истекал кровью и думал. Девочка спала.

И пусть каждый зверь остаётся собой.

Где обитают кентавры

Жил – был где-то кентавр, никогда не интересовали меня данные представители фэнтези до этой встречи.

Прогуливаясь по оживленному проспекту, мои глаза поймали его из толпы, что было несложно, учитывая его выдающийся рост. Казалось, что другие люди этого просто не замечают. Помножьте его высоту на ширину, а затем на глубину, прибавьте мой возраст. Простые математические расчеты откроют вам правду о том, какую площадь он занял в квадрате моего сердца.

Цифры не врут, например, прожитые годы. Я думаю в определенном возрасте быть живым это уже подвиг. За каждый прожитый год стоит давать медаль с надписью «молодец» или «умница», грамоту на специальной бумаге с гос. печатью. Что бы все серьезно и без сомнений, ты справляешься на ура.

Мы выпили кофе. Но никаких рассказов о ведьмах, злых чарах и превращениях не последовало. Казалось тот факт, что он кентавр его совершенно не смущал и он был таким всю жизнь. Странно. Я старалась не смотреть в зубы и не задавать лишних вопросов, не больше трёх подряд. Своеобразный этикет.

Не было и воспоминаний о прекрасной, но увы, навсегда потерянной жизни в волшебном лесу. Так я пришла к выводу, что он местный, а про хоббитов и эльфиек читал только в книгах.

Мы пообедали и я почувствовала прилив тепла, благодарности и сонливости. Начала засыпать и издавать звуки довольства жизнью, всякие нежности. И тут из моего рта появляется шпага. Она рассекает воздух горящими, словно неоновая вывеска, словами: – «¿No quieres Italia y niños?»11
  Не хотите ли вы в Италию и детей


[Закрыть]

Прозвучал гром. Воздух завибрировал. Это было древнее испанское заклинание возвращающее память. Должно быть, сработало мое подсознание. Что-то напомнило мне о танце страсти и корриде с быками. А так же, несмотря на все услышанное, не покидала твердая убежденность, что кентавры не разгуливают по улицам города без веских причин, например, амнезии.

Заклинание сработало превратно. Кентавр просто перевоплотился в блуждающий свет. Который отправился заполнять промежутки в многоликой толпе соотечественников, туристов, безобидных детей с голосами гопников, пожилых, все реже бабушек и практически никогда дедушек, а также всех остальных незнакомых прохожих.

Легенда о появлении уток-мандаринок

В городе Дакервиль жил юноша с волосами необычного цвета. Они были практически черные, но переливались на свету откровенно-синим. Это такой редкий оттенок. Он им очень гордился, и ходил с высоко поднятой головой. Как только видел симпатичную девушку, склонял голову влево или вправо, давая возможность свету играть на его волосах особенно эффектно.

Он происходил из знатного древнего рода и как полагается жил в замке, который был окружен водой. Мост в этом замке всегда был опущен. Все жители друг друга знали и доверяли. А сам город находился у черта на куличках, поэтому его никто не брал штурмом. Так и жили. Сеяли хлеб, разводили коров, играли свадьбы.

Пришло время женится и прекрасному юноше. А так как сердце его было совершенно свободно, родители подобрали ему статную девушку с длинными золотыми волосами из очень далекой страны. Она была очень красива, хорошо воспитана, всегда использовала столовые приборы по назначению, вела светские разговоры и лучезарно улыбалась. А еще она была единственной чужеземкой за много-много лет.

Принц был очарован, ведь они так хорошо смотрелись вместе. Они могли соперничать друг с другом, чьи волосы больше блестят на солнце. И вот жених отправился за покупкой свадебного подарка на рынок. Сосуд для вина в серебряной оправе от лучшего стеклодува или самое тонкое как паутинка кружево для наряда? Глубоко задумавшись, он остановился у скромного шалаша с терракотовой посудой.

– Возьмите это миску для хлеба, – услышал он нежный голос.

На него смотрела пара темных глаз из-под капюшона. Он отчего-то растерялся. Сам себе удивился и растерялся еще больше. Поспешно купил миску и молча ушел. Но неизвестная сила или любопытство влекли его вновь на то же самое место, где стоял шатер с глиняной посудой, к той же самой девушке. Он стал приходить каждый день и уже помогал упаковывать посуду. А вечером собственноручно покатил тележку вверх по холмистой местности к дому девушки.

Когда они подошли к самой двери, он сказал: – Я знаю тебя уже достаточно времени, но еще ни разу не видел тебя по-настоящему. Неужели ты не доверяешь мне или считаешь меня поверхностным? Какой изъян ты прячешь под этими тряпками?

Она сняла капюшон, а он лишь удивленно вздохнул:

– Я не понимаю, – сказал он.

Она закрыла за собой дверь, ничего не ответив.

Прекрасный юноша возвращался в замок в темноте и решил сократить путь через заросли ивы. Его сопровождало пение незнакомых птиц, во мраке виделись совсем другие тропинки, не те, к которым он привык с детства. Подойдя к замку, он увидел, что мост поднят. Чего не случалось никогда за всю его жизнь.

Долго он ходил вокруг и пытался докричаться до того берега, но безрезультатно. Тогда он решил переплыть реку. Снял верхнюю одежду, сапоги, завязал все в узел и держал его над головой. Он был хорошим пловцом и уверенно плыл в сторону замка. Доплыв до середины, он почувствовал, как что-то щекочет его пятки. Водная трава, подумал он и встряхнул ногами. Потом встряхнул сильнее и еще сильнее, пока он не понял, что окончательно запутался.

Часть 2

Когда чужестранка узнала о гибели своего жениха, она надела черный платок на свои сияющие волосы. Объявили траур. В городе поговаривали о проклятье. Другого объяснения не находилось, зачем этот юноша стал бы перебираться вплавь, если мост был опущен всю ночь.

Невеста стала невольным свидетелем одного из таких разговоров. И решила отправиться к местному оракулу, чтобы узнать правда ли это. Путь ее лежал в дом на холме.

Добравшись не без усилий, она постучала в дверь. Ей открыла та самая девушка из глиняной лавки. Волосы ее были точь-в-точь как у погибшего юноши. Черные с синими переливами света. Гостья от неожиданности заплакала. Так сильно напоминали ей эти волосы о своем суженном. Пройдя в дом, она увидела пожилую женщину у камина. Это и был оракул. По слухам самый старый житель в округе, она так же немного разбиралась в волшебстве и проклятьях.

– Я знаю, зачем ты пришла на самом деле, – сказала пожилая женщина. – Это действительно проклятье и смерть его нарушает естественный порядок вещей. Я кое-что знаю об этом. Но отвечу на незаданный вопрос, вернуть его нельзя.

Оракул поведала о существовании легенды, в которую уже мало кто верит по ее словам. Город и все кто родился здесь в безопасности до тех пор, пока не встретятся наследники проклятых основателей города и не полюбят друг-друга. Это месть изгнанной ведьмы, несчастной в своих притязаниях. Но не достаточно сильной, чтобы навредить своим обидчикам в прошлом. Время стало помощником зла. И через множество поколений проклятье набрало силу.

– Я не смогла это остановить. Отчасти то, что произойдет дальше и моя вина. Но если бы я могла вернуться в прошлое, я бы оставила все так как есть. Потому что один из этого рода – твой покойный жених, а второй род, – пожилая женщина тяжело вздохнула, – заканчивается на моей дочери.

После долгого молчания, гостья сказала: – Я понимаю, – и накрыла своей дрожащую старую руку. – Я тоскую не по потерянной любви, а по умершему преждевременно другу.

Часть 3

– Есть и другая причина моего волнения. Моя дочь уже все для себя решила, а твой приход это напоминание, что кое-что еще можно спасти. Ты можешь помочь.

– О чем вы?

– Вам нужно идти и быть на месте, когда солнце зайдет за горизонт. Я останусь здесь. Мне ещё нужно кое-что приготовить.

Златоволосая девушка и ее спутница с иссиня-черными волосами, более не покрываемые капюшоном, отправились в путь.

Спустились они к замку, когда солнце уже вплотную приблизились к земле. Сумерки медленно скрывали их лица.

– А сейчас, – сказала последняя из проклятого рода, доставая серебряные ножницы, – ты должна отрезать свои волосы и бросить их как можно дольше туда, где он предположительно запутался и начал тонуть.

Она так и сделала.

– Что теперь?

Вторая девушка сделала то же самое. Остригла свои темные волосы и бросила в воду.

– Теперь, – ответила она, пожимая ей руки, – хотя мы только познакомились, нам нужно попрощаться, – отвернулась и медленно упала в воду, с торчащими из тела ножницами.

В этот момент солнце потеряло последние лучи, а луна так и не появилась. В оцепенении стояла девушка и наблюдала, как таял мираж замка, как исчезали с холмов дома и весь город. Стояла абсолютная тишина, которую нарушил плеск воды. Направив туда голову, в свете звёзд девушка увидела двух маленьких мандаринок. Селезня с иссиня-черными перьями и уточку невзрачного окраса с маленьким торчащим синим перышком.

Очень домашние тапочки

Влюбчивые розовые тапочки с помпонами были очень домашними и избалованными. Один помпончик отвалился, но это не повлияло на их романтичную натуру. Никогда не видели они чавкающую грязь на улице после дождя, никогда не задыхались в сантиметрах пыли как уличные сапоги.

В доме не было даже собаки, которая могла представлять для них опасность. Их регулярно стирали и не предавали чужим ногам. Так они и жили, ожидая счастливую старость, полную уважения и благодарности за свое не сильно хлопотное существование.

Пришла весна. Все чаще окно на кухне оставалось открытым. Зимние носки больше не беспокоили своими несмолкающими разговорами, а отлёживали свое на курорте шерстяных изделий на высоте двух ящиков выше пола. Иногда могли запостить две фотки в день.

– Они жалуются или хвастаются? – спрашивали наивные тапочки.

– Выделываются! – зло отвечали хлопчатые носочки.

И были правы. Не все могут себе позволить такой продолжительный отпуск и срок эксплуатации. Но вернемся к нашим тапкам.

Открытому окну вторила входная дверь. Все чаще взывал домофон. А затем резко перестал. Дверь же продолжала открываться с удвоенной частотой. Знакомый тапочный мир нарушили шумные, с грубой прорезиненной подошвой огромные тапищи.

Часть 2

Тапочки были недовольны такими переменами, и демонстративно хмыкали при каждом столкновение с резиновыми монстрами. Пару раз эти гиганты наступали на помпон якобы случайно. Но наивность не проведешь. Терпение лопнуло, и милые тапочки попросились в отпуск.

– Лето же, жарко. Походи босиком, – сказали они своему человеку. И оправились на шерстяной курорт к вечно болтающим «старушкам».

Откопали их только осенью. Вернее достали и поставили в коридор, чтобы все по порядку, аккуратно. Там их ждал другой сюрприз.

Вполне себе обычного вида женские тапки геометрического невнятного узора с сантиметровой прорезиненной подошвой. Хозяйка использовала то одни, то другие, но все чаще другие. В них было не так заметно, когда тебе на ноги наступают, следа не остается. Не больно, если налетишь на ножку кровати.

Помощь пришла откуда не ждали, знакомые тапищи так же лежали в углу и как будто стали меньше.

– Пусть все не так как раньше, – утешал безпомпонный свою подругу, – но зато мы теперь вместе. – тапищи искренне улыбались.

– Ах, мы здесь больше не нужны, – расстроились тапочки, – Давай убежим? Вокруг целый мир! – взмолилась она.

– Ох, моя милая, тебя шили ангелы. Лучше тебе не знать, какие слухи дошли до меня из соседнего ящика, а туда из коридора с антресолей, из коробок с зимними сапогами. Внешний мир не для нас.

– Это просто слухи, – притопнула она. – Я выйду на улицу первой. Но чтобы не потерять друг-друга ухватись за эту нить и жди пока я спущусь. Если я дерну дважды, иди за мной. Если я дерну трижды, значит все плохо.

Такой был план.

Потом розовые тапочки пропали, говорят, их просто выкинули. Но это же не правда! Потому что уютные тапочки души никто не выбрасывает. Они отрастили крылья и улетели.

Лисша в поисках работы и ко-ко-ко

Рыжая Лисша из Сертолова пришла на собеседование в булочную.

– Будущее за булочками, – продекламировал она с порога, – It ничто. Хлеба насущного человеку с кремом и клюквой.

– Ваш хвост слишком пышный, не могли бы вы… Боюсь, он не будет пролезать в дверь. Вы нам не подходите.

Придя на очередное собеседование. «Ко-ко», – услышала Лисша из-за двери с надписью ООО. «Наконец-то!» – подумала она и распахнула дверь, за которой никого не оказалось, только покачивалось на столе вечным маятником свежее яичко.

«Тюк-тюк» сделала она яичком об стол. Все-таки время обедать.

– Пустое, – вздохнула она и разочарованно бросила куда-то в угол, чтобы намусорить, но угодила прямиком в корзину для бумаг. – Эх.

«Ко-ко», – вновь донеслось за соседней стеной. «Ко-ко», – где-то в следующем офисе. «Ко-ко», – еще дальше.

– Ко-ко, – повторила Лисша, взяла в руки свой хвост и задумалась, – неужели так и придется бегать?

Жила была женщина, которую никто

Жила была женщина, которую никто не любил. Чувство не из приятных. Она переживала и плакала. Плакала так много, что превратилась в стакан с ядом, чем рисковала отравить свою семью, которая у нее, кстати, была. Но однажды в дом заползла змея, попробовала эту воду и отравилась.

Древо Жизни

На заре времен было дерево. И называлось оно Древо Жизни. Росло оно из самого центра мира. Корни сплетали плоть земли, не давая ей рассыпаться и разлететься на крошки и пыль. Оно росло ввысь, и это было время. Оно росло вширь и это было пространство. Все больше уплотнялись корни, все дальше-дольше тянулась крона, пока не уперлась в черное полотно, усыпанное глазами чужих звезд. Ветви двинулись еще немного в стороны и сплелись, как пальцы, оберегая свою сердцевину. Для Него время больше не двигалось. Вечность остановилась. Минуты начали умирать. Так появилась смена сезонов.

Созревшие плоды с грохотом осыпались и сотрясали землю. Один за другим разбивались. Они разламывались, просыпая на землю семена, давая жизнь всем растениям. Потому что Древо Жизни содержало в себе все, что может произрастать. Мякоть плодов истлевала и бродила, давая плоть всем животным. Листья пожелтели, опали и вскружили ветер, которого раньше не было. Теперь все что родилось, могло вздохнуть.

Ствол иссыхал, в его артериях не было движения. Остатки волшебной силы, еще наполняющие его, оказались заперты на кончиках ветвей. Новорожденный ветер играл, качал и гнул дерево. Ветви ломались с хрустом на маленькие части. Из этих веточек появился человек. Хрупкий и слабый. Стал он жить на земле, не зная, что ходит по корням Древа Жизни, ест его плоды и несет в себе последнюю частичку волшебства.

Поэтому люди такие хрупкие и могут сломаться.

Утопленник

Был у меня знакомый утопленник весьма, кстати, обаятельный парень. Имя его я не называю по понятным причинам. А для кого не понятно, объясню. Город тот был маленький, все друг друга знали. Стоит мне только упомянуть имя или название город, как вы непременно вспомните, что слышали нечто похожее в новостях или от знакомых.

– Хороший был парень, – говорили свидетели, окружая берег. – Что же это он наделал?

– Известно, что! – вставил свои три копейки беззубый старик, опираясь перекошенной рукой с явными признаками артрита на деревянную, иссохшую от времени трость.

– Но как же он, Почему? Такой молодой, 32 года. – не унимались зеваки.

– 34 Ему было, – поправила полноватая женщина. «Учить – это все-таки врожденное», – Подумали бы вы, глядя на эту строгую даму, платье в крупный горох. Но она была не учительницей, а кассиром.

– Ой! – махнул кто-то рукой из толпы и смачно харкнул, – 40 ему было. 40! Я сам тогда еще в канаву свалился, когда юбилей отмечали.

– Тсс! – зашипел кто-то совсем уж бестелесный. – Не его это юбилей был. Что ты орешь-то?

– Ааа! – прозвучало немного расстроенно мужик и незнакомцы растворились в толпе.

– Да неважно, сколько ему было. Моложавый парень такой, все как ребенок улыбался. Волос, правда, меньше стало. Жил бы и жил.

– От любви, говорят.

– От любви, в эту говноречку топиться? Да в жизни не поверю! – отыгрывал беззубый старик с положенным негодованием. Но негодование было искренним, с жестами переигрывал. Но когда еще случай представится и зрители?

– Ну, это не простая любовь была, понимаете? – замялся тот же голос. – Воду любил.

Часть 2

– А ведь правда, – дала слабину кассирша и согласилась с чужим мнением. – Славный был паренек, но странный. Помню, вечер поздний, а он за водой ко мне в магазин приходит. Я его спрашиваю: что, воду дома отключили? А он молчит, улыбается. Затем деньги протягивает и говорит: «две по полтора, пожалуйста».

– Я тогда еще подумала: а что здесь, собственно, такого? Ну, захотелось пить человеку посреди ночи. Он, может, селедки объелся или лук ядреный попался. А может, днем так умотался, что и глотнуть некогда было. А дома вода, вы же сами знаете, кипяти, не кипяти все не свежая. А потом зачастил как-то, – закончила она, перебирая ситцевый горох платья между пальцами.

– Эх, Кх-Кх. – слышно завибрировал глубокий кашель, – а такой чистоплотный парень был, – не менял тему старик, – и в это говноречку топиться пошел? Пфф. Не верю.

– Да что вы, в самом деле? Не такая она и грязна! – запротестовали присутствующие.

– Да? А вы в воду посмотрите, что плавает, а? Да здесь же все, кому не лень срут. Вон там за кустами канализация выходит, – и эффектно, но неудачно пристукнув тростью по ноге, старик продолжал: – А он парень чистоплотный был. Я откуда знаю? Так свояченица моя в том же доме жила этажом ниже. Потолки не просыхали, постоянно ванну принимал! – тут уж все были вынуждены признать, что вода ему как минимум нравилась.

Часть 3

– И что дальше-то? Ну, любил воду. Я, может, тоже люблю. Приятно это. Заходишь домой уставший, жара на улице. Открываешь холодильник и из горла прямо. Не разуваясь. Так жжет. Но пьешь, терпишь, потому как это, может, самые счастливые минуты за весь мой день. Но я же не бросаюсь в речку.

– А я, – прозвучал робкий женский голос, – я, если честно, тоже воду люблю.

Темнело, как положено в южных широтах, рано. Вдали от фонарей, своих и соседских окон здесь и сейчас оставались лишь смутные силуэты, в которых с трудом можно было различить мужчину или женщину. Пропали лица, пропали имена, и в этой новой интонации никто бы не признал знакомую кассиршу с ее вечно поучающим тоном.

– У меня график два через два. Иногда так хочется праздника, – продолжала она, – чего-то хорошего. Куда-то поехать дорого. В гости? Так у всех работа, семья, – Немного помолчав добавила: – У меня такая традиция. Раз в неделю я устраиваю себе отдых. Набираю ванну с пеной, немного соли, ставлю свечи. Это я в книги прочитала. И вы знаете, помогает. Не сразу. Надо привыкнуть.

– Вооот! – многозначительно заметил скрюченный артритом и старостью силуэт, – Видите? Поэтому вы здесь стоите, а он там. Не настоящая у него любовь была.

Никто ничего не понял. Но внезапно пошел дождь. Стало слишком мокро и чересчур влажно чтобы и дальше стоять на берегу и задаваться этими вопросами. Теперь просто хотелось вернуться домой, в свет электрических ламп, попасть в сухую постель, в сон и в завтрашний день.