Электронная библиотека » Лидия Бормотова » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 3 апреля 2023, 15:05


Автор книги: Лидия Бормотова


Жанр: Приключения: прочее, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава 2
Русский офицер

«А этого, значит, убивать не стали…» – Баюр потрогал шишку на затылке незнакомца, раздумывая, не забинтовать ли и её с камнем жизни, но особенной опасности не почувствовал. Хватит и тех, что на груди. К утру придёт в себя, полегчает. Тогда можно и спросить, кто он такой…

– …ради бога… где ваш караван?.. – снова забормотал раненый. – Всё было замаскировано…

Баюр вытаращил глаза и озадаченно потёр лоб. Что – всё? Замаскировано… И зачем? Да-а… Непростой вьюнош…

– …ни один мудрец киргизский не постигнул хитрости… – и уже откуда-то издалека обречённо выдохнул еле слышно: – …срываюсь, срываюсь жестоко…

«Похоже, что и невзрачный чапан, и бритая голова, и что там ещё… – всё только ширма, а за ней кроется тайна. Какая? Разбойная? Контрабандная? Политическая? Может, он шпион? Кто такой Карл Казимирович? Если парень – иностранный разведчик, то причём тут русский язык? А может быть, свой? И что тут в степи разведывать? Ах, да! Караван! Куда? В этой стороне – Китай, среднеазиатские ханства… Вот и спроси его потом: кто он такой, если даже киргизский мудрец не дотумкал. Наврёт с три короба. Или полоумным прикинется. Или молчать будет, как фанатик на допросе. Да и больно нужно – допрашивать! Не моё дело», – волхв запахнул обтрепавшийся чапан на забинтованной груди, осторожно завязал поясной платок, сложил безвольные руки на животе, чтоб не болтались при транспортировке.

Подъехал Джексенбе. За ним покорно перебирала копытами пойманная лошадь, следуя за верёвкой, привязанной к седлу нового хозяина. Баюр осторожно приподнял раненого. Лёгкий. Господи, совсем мальчишка!

– Подержи, – вскочил в седло и принял у киргиза бесчувственное тело. – Нашёл укрытие?

– Там, – махнул рукой тамыр и поехал первым, показывая дорогу.

За громадными камнями, где нашли себе приют сбежавшие гнедые лошадки, открылся проход, плавно переходящий в ущелье, сначала узкое – стремя в стремя не поедешь, только друг за другом, длинное, а потом раздавшееся вширь, с неглубоким, но бойким и говорливым ручейком. А дальше, во впадине, задерживающей бегущую воду, образовалось даже небольшое озерцо. Впрочем, озерцо – громко сказано. Так, небольшой водоём. Но чистый и прозрачный. Все удобства под рукой. И от чужих глаз огорожены (сами-то они на привале не так заметны издалека, а вот костёр…), и за водой никуда ходить не надо. Хотя особенно обольщаться насчёт безопасности было рановато. Третий-то разбойник ускакал. Кто знает, может, ещё вернётся с другими батырами, будет их искать, попытается отбить пленника. Раз они его оставили в живых и хотели куда-то везти, значит, знают ему цену. Баюра он тоже очень интересовал. Никаких вещей у него не обнаружили: ни седельных сумок при лошадях, ни еды, никаких бумаг, даже огнива не было. Так в дорогу не пускаются. Разбойникам и поживиться было нечем. Если хотели продать в рабство, то и второго не убивали бы – барыш больше. Из веток и одеяла ему устроили ложе в сухом и удобном месте. Вскипятили чай, осторожно придерживая голову, напоили. И он наконец спокойно уснул, уже без вскриков, без бормотания.

Пока было светло, друзья по очереди объезжали окрестности на предмет ответного визита вежливости обломавшихся карачей, но было тихо. Баюр всё прокручивал в голове бред раненого и никак не мог свести концы с концами, потом плюнул, решил дождаться, когда тот придёт в себя, питая слабую надежду что-либо прояснить в этом тёмном деле. С Джексенбе говорили мало, главным образом, об обустройстве стоянки и безопасности, понимая друг друга с полуслова. Только однажды киргиз обмолвился, что пленник похож на одного русского офицера, два года назад приезжавшего в степь. Тот был в мундире, с генералом и казаками. Но были у них мало, поехали дальше, к Иссык-Кулю, искали акына1515
  Акын – певец поэм под музыкальное сопровождение.


[Закрыть]
. Офицер был учёный, много писал в тетради. Баюр взял себе на заметку. Он знал, что родовитые киргизы, то есть степная аристократия, стремились пристроить своих отпрысков в русские учебные заведения, чтобы обеспечить своё положение и своих наследников в будущем. Не все, конечно, а самые дальновидные. Власть Белого царя, как они называли русского императора, всё ощутимее утверждала себя в Сибири и киргиз-кайсацских степях. Отправляли учиться в Омск, Казань, а иногда даже в Петербург. Правда, таких случаев было мало.

– Ночью не сунутся, – уверенно заявил Джексенбе, сваливая принесённую охапку сухих веток возле кострища. – А волки огня побоятся.

Баюр, конечно, доверял опыту степняка, но иногда лучше перебдеть, чем оказаться игрушкой случая, тем более нападения.

– Я посижу у огня, – сказал он спокойно, без всякой тревоги. – Не спится. Посмотрю за раненым. Вдруг проснётся…

– Ладно, – разрешил киргиз, ухмыляясь, – услышишь что – буди.

Он раскатал войлок по другую сторону костра и свернулся калачиком, сунув кулак под щёку. Баюр взял котелок, в котором они варили просяную кашу с бараньим салом, и пошёл к водоёму отмывать. Джексенбе подобными заботами не заморачивался. У киргиз вообще не было принято мыть посуду. Считалось, что таким образом вымывается из дома достаток. Будучи гостем, волхв сам видел, как женщины после трапезы складывали в куржум1616
  Куржум – сумка.


[Закрыть]
немытые чаши, а потом доставали их для нового употребления такими, как есть, наполняя кушаньями, не утруждая себя гигиеной. Но здесь не юрта. И обычаи аборигенов блюдутся не все, а только те, от которых зависит жизнь и безопасность. Долго у водоёма он не задержался. В сырой низинке и в стороне от дымного костра на него набросились полчища комаров, решивших взять реванш за долгое воздержание от кровопийства. Видимо, люди забредали сюда не часто. Интересно, чем они питаются, когда поблизости нет теплокровных существ? Почёсывая искусанные кисти рук, он подошёл к огню и при свете обозревал нанесённый гнусными тварями ущерб. Потом подбросил веток в костёр, подгрёб раскатившиеся головёшки, так что не сразу заметил, что раненый лежит с открытыми глазами и внимательно наблюдает за ним.

Баюр ждал его пробуждения, но всё же, внезапно встретившись с его взглядом, на мгновение оторопел. Раненый снова закрыл глаза. Но волхв знал, что он не спит, осмысливает своё положение. Неспешно устроившись у костра, скрестив ноги, ночной дозорный молча чертил прутиком на земле, потом спросил тихо, чтобы не разбудить Джексенбе:

– Ты как себя чувствуешь, а?

Молчание. Ага, не хочет сознаваться, что понимает. Мол, мы, простые киргизы, знать не знаем вашего языка.

– Ты бредил по-русски, – помог его решимости волхв.

Реакция была мгновенной. Юноша сел одним рывком, не мигая уставился на своего спасителя:

– О чём?

Баюр с ленцой потянулся, про себя прикидывая, что вряд ли парень скажет правду. Если маскировался, скрытничал, то за здорово живёшь все козыри на стол не выбросит. Надо поймать его на слове, чтоб не вилял. Припереть к стенке его собственными словами.

– Про караван рассказывал, про хитрости маскировочные…

Глаза раненого стали совсем круглые, а скулы побелели так, что стало заметно даже при скудном свете костра. Он открыл рот, собираясь, видимо, осадить лжеца… Но ничего не сказал. Да и что тут скажешь? Разве сторонний человек может придумать такое? Угадать в точности, не зная обстоятельств?

– Да не расстраивайся ты так, – успокаивал его Баюр. – Кроме меня, никто тебя не слышал. А разве я… – рискнуть что ли? А, была не была! – выдам русского офицера?

Лицо незнакомца стало совсем несчастным. Значит, не ошибся Джексенбе. У степняка глаз острый: увидел – запомнил. Тем более такую редкостную птицу – учёного киргиза в русской военной форме. Переодетый офицер не пытался возражать, не спорил, не грозил, только спросил, еле шевеля губами:

– И что ты собираешься со мной делать?

Волхв вздохнул и улыбнулся:

– Кормить тебя буду. Тебе силу набирать надо, – взяв полную миску каши, оставленной специально для раненого, волхв подошёл к понурившемуся парню, сунул в руки: – Как звать-то тебя?

– Алимбай, – ответил тот машинально, думая о своём, потом взглянул на спасителя и, увидев его ухмылку, нехотя поправился: – Чокан.

Одобрительно кивнув, Баюр тоже представился. Пока парень ел, он разговора не заводил, только искоса поглядывал. Да. Воспитание. Избитый и голодный, в заляпанном халате, а с простым кочевником нипочём не спутаешь. Не чавкнет, не рыгнёт, рукавом не утрётся. Когда ложка заскребла по дну миски, волхв спросил:

– Чего они от тебя хотели? Ты ж беден, как церковная крыса. Издалека видно.

– Вы их прогнали?

– Убили парочку, третий ускакал. Гад.

Чокан опустил руку, крутя в ней пустую ложку, задумчиво уставился в огонь. Потом, видно, решил, что глупо скрывать малое, когда большое раскрыто:

– Они узнали меня. Видели в прошлом году возле Ташкента. Как их сюда занесло? Степь большая, а пути-дороги сходятся. Это меня и беспокоит, – потом спохватился: – А сам-то ты кто?

Баюр усмехнулся. Видать, сильно тряхануло парнишку. Вышибло не только из седла, но и из равновесия. И похоже, не столько карачи тому виной, сколько учинённые им, Баюром, разоблачения. Только сейчас дошло наконец, что о случайном спасителе, раскрывшем его маскировку, он ничего не знает.

– Я человек свободный, охотник. Направлялся в Семипалатинск. Ты ведь тоже туда шёл? Если не возражаешь, могу составить компанию.

– А он? – Чокан кивнул на спящего Джексенбе.

– Мой тамыр. Что ты нёс в бреду – не слышал. Если ты спрашиваешь об этом. Однако сказал, что ты похож на русского офицера, который два года назад проезжал мимо их стоянки.

Парень стиснул зубы, помрачнел.

– Раскрывать ему или нет твоё инкогнито – будет зависеть от тебя. Но он едет только до пикета, потом обратно: перегонять скот на летовку, в горы.

– Нет, – решил после недолгого раздумья Чокан, – пусть всё останется, как есть. Похож, не похож – мало ли. Хорошенькое инкогнито, если каждый второй тебя может опознать. Для него я – Алимбай, и ты при нём зови меня так же.

– Как скажешь.

Баюр встал, прикрыл Джексенбе одеялом (ночью в горах холодновато, не простудился бы), подошёл к узкому проходу из ущелья, прислушался к окрестной тишине, потом вернулся на своё место, подбросил сучьев в костёр.

Спасённый пленник сидел молча, провожая глазами каждое его движение, о чём-то размышляя. Наконец спросил:

– У тебя в Семипалатинске семья?

– Нет. Ты не ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Как ты себя чувствуешь?

– Погано. Как же ещё?

– Я про раны. Дай-ка погляжу, – волхв потянулся к груди Чокана, и тот не отпрянул, позволил развернуть чапан, с удивлением наблюдая, как ловко и быстро новоявленный лекарь справляется с повязками, а его руки, способные служить кувалдой, бережно подбирают какие-то пластинки. Отодвинувшись от огня, чтобы свет падал на грудь, он осторожно провёл пальцем по затянувшейся ране: «Не больно?». Чокан поёжился от щекотки и тоже посмотрел: бледно-розовый след с засохшей по краям кровью, даже синяков нет. Брови его полезли на лоб:

– И только?! Я уж думал багровый рубец останется на всю жизнь. Так огрел урод – чуть мозги не вылетели вон.

– Заживёт, – уверенно пообещал Баюр, опуская рубаху. – И этот след рассосётся.

– Ты случаем не доктор? Хотя я не слышал ни об одном докторе, способном на столь молниеносный результат.

– Я волхв. Что-то вроде вашего шамана.

Чокан недоверчиво хмыкнул. По своему опыту он знал, что среди шаманов были в основном суеверные поклонники духов, которые лечили все хвори путём изгнания из тела злокозненного шайтана, охаживая больного что есть мочи камчой1717
  Камча – плётка.


[Закрыть]
. Многие недуги, особенно раны, лечили водой, погружая пациента целиком в ручей. Облегчение, действительно, наступало, но раны не затягивались. Иногда прикладывали к больному месту баранью лопатку или ещё какую «чудодейственную» кость. Были и другие приёмы врачевания вроде перешагивания девственницы через хворого. Последний способ содействовал выздоровлению, скорее, от произведённого впечатления, который эскулапы именуют внушением. В любом случае результат объяснялся изъявленной волей духов, а шаман зарабатывал непререкаемый авторитет у суеверных сородичей (не считая, разумеется, благодарных подношений, вполне материальных). Конечно, шаман шаману рознь. Могли быть и настоящие лекари. Но такие ему не встречались. Даже улены, воспевающие их могущество и провидческий дар, заставляли лишь удивляться, но отнюдь не верить в поэтические преувеличения, ибо, кроме как шарлатанством, подобную деятельность язык не поворачивался назвать.

Осмотр грудью не ограничился, волхв потрогал ещё затылок пострадавшего, но шишка, беспокоившая его вначале, исчезла.

– Поспи ещё, если хочешь, – предложил Баюр, снимая сапоги и вытягиваясь на расстеленном войлоке, который оказался коротковат для его роста. Сей досадный факт его не обескуражил: недостачу ложа под головой он восполнил торбой с вещами, а вытянутые в траве ноги завернул одеялом. – Рассвет в седле встретим, силы ещё пригодятся. Может, недостреленный киргиз вернётся за тобой, да не один… Скучать не придётся.

Волхв закрыл глаза, собираясь не столько спать, сколько дать телу расслабиться и отдохнуть в дрёме, которая не мешала ему прислушиваться к ночным звукам. И вдруг услышал, как Чокан процедил сквозь зубы:

– Он туркмен.

– О-о-о! Тогда пиши пропало! – открыв глаза, он увидел угрюмое лицо со сдвинутыми бровями. Парень так и не лёг, продолжая гипнотизировать огонь. Язычки пламени подпрыгивали на углях под его взглядом, как дрессированные зверьки. – Отъявленные разбойники, жестокие. Наслышан про их набеги.

– Этот не отвяжется. Раз вцепившись, будет домогаться своего. Не завтра, так позже. Жаль, что вы его упустили…

– Не боись, прорвёмся. Мы тоже не лыком шиты. Спи пока.

«Мы – только до Семипалатинска, – подумал Чокан. – Дальше придётся выкручиваться самому. Караван пойдёт по степи. Одному Аллаху известно, кто ещё меня может узнать. А уж этот удравший негодяй, когда у него отняли боевой трофей, сочтёт себя оскорблённым и будет искать меня, даже рискуя жизнью и не имея никакой личной выгоды, только из мести».

Первым проснулся Джексенбе. Небо едва лишь начало сереть. Баюр слышал, как он обулся, пошёл смотреть лошадей, потом с котелком за водой, и тоже встал, стал раздувать дотлевающий костёр.

Чокан («Алимбай, – мысленно поправил себя Баюр. – Привыкай, чтоб не ляпнуть как-нибудь не к месту») сел на своём лежаке, завернулся в одеяло, молча наблюдал за приготовлением завтрака, не принимая участия в дорожных сборах. Ему, впрочем, собирать было нечего. Да и побратимы богатым скарбом не обзавелись, так что приготовления к путешествию были недолгими.

Выехали, когда заалел горизонт, но ни один луч солнца ещё не пробился за край степи. Только ветер шнырял по траве, вылизывая ночную влагу, как пёс, истомлённый жаждой.

Степь была пустынной. Поначалу Баюр тревожился за Чокана: выдержит ли верховую езду. Но напрасно, тот держался в седле уверенно. Глядя со стороны, никто не поверил бы, что вчера, оглушённый, вырубленный из сознания болевым шоком, он лежал тряпкой да ещё бредил. «Выправка профессиональная, – оценил Баюр. – Не простой степняк, кавалерийский офицер, не иначе». Джексенбе в расспросы не вдавался, ему хватило коротких объяснений тамыра (который опустил лишние подробности), чтобы принять сложившуюся ситуацию и не пытать нового знакомого своим любопытством. Волхв же, деля соседство с двумя киргизами, удивлялся их молчаливости. Киргизы – очень общительный народ, всегда с интересом выспрашивают новости, а также рассказывают свои, даже когда их не просят. Ну ладно ещё, засекреченный офицер, его к тому положение обязывает. Но и Джексенбе. Доверился побратиму? Когда седлали коней, он признался, что совсем не рассчитывал, что раненый так быстро оклемается, и боялся, что его горячка задержит их на полпути. Так что чудесное воскрешение пленника он целиком приписал сверхъестественному шаманскому искусству уруса, побратимство с которым вызывало не просто его гордость, но и ложилось отсветом особой значительности на его собственную персону. А посему его неразговорчивость вполне могла проистекать от важности, которой он преисполнился. Он даже не затянул по своему обыкновению песню, чтобы её незатейливость не обесценила серьёзность момента. Однако уздечку из руки не отпускал, как бывало, полагаясь на размеренный, спокойный шаг лошади, и на переднюю луку седла намертво примотал конец верёвки, на которой тащилась лошадь убитого товарища Алимбая. Не хватало ещё, чтоб пугливая скотина шарахнулась от какой-нибудь безделицы и бросилась без оглядки наутёк. Не взять её с собой было нельзя. Во-первых, жаль. Одной ей в горах не выжить. Хищных тварей там хватает. Во-вторых, хотя на данном этапе пути она и была обузой, но в дороге всякое может произойти, заводная лошадь всегда пригодится. К тому же, если не держать её при себе – может тащиться за ними в отдалении, и тогда наведёт на след тех, кто их ищет (если ищет). Впрочем, Джексенбе и по сторонам поглядывал бдительно. А это в нынешней ситуации было главное.

Вчерашний разбойник, умчавшийся без оглядки, не показывался. Радоваться этому (слава Аллаху, отстал!) или опасаться (выжидает удобный случай), решить не было никакой возможности. Поэтому успокаиваться было рано.

Видели вдали двоих всадников, но они не проявили к бдительной троице никакого интереса и скоро скрылись. Однажды показались вьючные верблюды – тоже вдалеке. Чокан было встрепенулся, разворачивая лошадь, но вгляделся и остыл. Два вьючных и один белый дромадер1818
  Дромадер – одногорбый верблюд.


[Закрыть]
в поводу караваном назвать даже с натяжкой было нельзя.

Равнина, хоть и пересечённая холмами и впадинами, позволяла видеть более версты окрест, но при желании осторожный наблюдатель мог затаиться за нагромождением каменных глыб, за кустарниками, разбросанными там и сям, иногда сходящимися в непролазные заросли, и выследить их путь. Замрёт такой где-нибудь в укрытии, шиш два его обнаружишь.

– Мы похожи на приманку, которой дразнят хищников, – с досадой проворчал Баюр. – Если сбежавший вчера «друг» вернулся, то-то дивуется на наш идиотизм.

Джексенбе завертел головой, пытаясь обнаружить врага, даже привстал в стременах. Напрасный труд. Укрытий вокруг хоть отбавляй.

– Думаю, разумней прижаться к горам, – предложил волхв. – Не выставляться напоказ, а двигаться под прикрытием скал и растительности у подножия. Благо, что менять направление нам не придётся. Горные отроги всё время сопровождают нас по правую руку.

Чокан кивнул с серьёзным лицом и, не дожидаясь иных аргументов или сомнительных возражений со стороны киргиза, развернул лошадь к видневшемуся невдалеке ельнику у подножия горных склонов. Его спутникам уговоров не понадобилось, и скоро все трое укрылись в тени, пахнущей хвоей и прохладой.

Деревья, издали казавшиеся стеной, вовсе не были прижаты друг другу, росли просторно, и между ними было полно тропинок, правда, извилистых, но вполне проходимых. Конечно, здесь не поскачешь, как на равнине или по холмам, зато вероятность обнаружения, а то и внезапного выстрела резко поубавилась. Лошади, привычные и к горным тропам, и к пескам, и к каменистым бродам студёных речек, ничуть не смутились переменой декораций и продолжали идти тем же аллюром, что и прежде – юргой, принятой на Востоке для дальних поездок. Юрга сочетала в себе шаг и рысь, была неутомительна ни для всадника, ни для лошади, которая могла так идти целый день, одолевая по девяти вёрст за час.

За ельником хорошо просматривалось открытое пространство уходящей в бесконечность равнины, но людей не наблюдалось. Изредка мелькали небольшие табунки сайгаков, где-то посвистывали невидимые суслики да перекликивались птичьи голоса. Так что предпринятая предосторожность могла оказаться напрасной. Хотя кто его знает, где лоб расшибёшь… По крайней мере, уверенности в правильно выбранном пути ни один из троих всадников не чувствовал.

Баюр оглянулся на ущелье между скал, мимо которого они проезжали. Речка, больше похожая на ручей, бежавшая из его недр, была хоть и быстрой, бурливой, но мелковатой, все донные голыши на виду, так что кони преодолели её легко, не останавливаясь.

– А звери, интересно, здесь водятся? Ну, барсы там, медведи или ещё кто?

Чокан усмехнулся, не поворачивая головы, лишь искоса взглянул на светловолосую голову, задранную вверх, на скалистые уступы:

– Барс, или на киргизский лад – ирбиз, потому и называется снежным, что он живёт высоко в горах. Здесь ему делать нечего.

– Иногда выходит, – не согласился Джексенбе, ревниво зыркнув на спину незапланированного спутника, отбивающего у него хлеб просвещения тамыра. До встречи с этим Алимбаем все вопросы Баюра адресовались к нему, побратиму. – Весной, летом. Он охотится на козлов, джейранов. Летом снег подтаивает, он скользит на корке. Вот и спускается.

– Да, – не стал спорить Чокан. – Подстерегает в основном копытных, но птицами и мелкой живностью тоже не брезгает…

– У людей хоть и нет копыт, но вряд ли они оставят его равнодушным, – продолжил перечень ирбизовых жертв волхв, не переставая оглядывать каменные выступы. Как бросится сверху этакая милая пятипудовая кошечка, мало не покажется. Поди объясни ей географию её ограниченного местообитания.

– Джок, – опередил соперника-толкователя местной фауны Джексенбе. – Людей не трогает. Такого случая не было.

Алимбай пожал плечами, не найдя, что возразить. В отличие от степного киргиза он не претендовал на первенство в симпатиях уруса. Не потому, что мнение последнего ему было безразлично. Особенного после ночного разговора! Скорее, не хотел огорчать парня, заметив на его узкоглазом лице почти детскую ревность. А может, ещё и потому, что интерес к себе Баюра он и так постоянно чувствовал, как дружеское, участливое прикосновение. Этот светловолосый батыр его тоже очень заинтриговал. Не своим искусным врачеванием, хотя и этого волховского мастерства со счетов не сбросишь. Но и своей проницательностью. Умением из случайных бредовых бормотаний лепить истину. Хм, охотник… За кем он, интересно, охотится? Вряд ли только прыгучая и лохматая дичь его влечёт. Какой-либо опасности, исходящей от русского, тем не менее не чувствовалось. Но это ничего не значило. Первая же передряга, малейший выбор: своя шкура или чужая – расставят все точки над i, покажут, кому доверять, а кого сторониться. Перестрелка с карачами и спасение из плена – не показатель. Тогда Баюр не знал, кого выручает. А вот теперь… Тьфу ты! Не накликать бы! Спаси Аллах от всяких напастей! Вот выедем из степи – и, как говорится, аrrivederci.1919
  Аrrivederci – с итал. – до свидания.


[Закрыть]
Дальше нам не по пути. Однако, несмотря на мысленную отстранённость от русского, всё же не удержался, спросил:

– А что тебя занесло в степь?

– Да так, – лениво отозвался тот, – путешествую…

– В одиночку? – не поверил Чокан. – Выходит, только ирбизов боишься, а больше никого? Мол, мне, красивому и море по колено видавшему, и в пустыне на каждом шагу колодцы? – в голосе офицера сквозил явный, причём ядовитый сарказм, вынуждающий защищаться от насмешки. Испытанный приём, опробованный ещё в кадетском корпусе, в Омске. Его ровесники, задетые за живое, вспыхивали мгновенно и сгоряча выбалтывали такое, что обычно утаивали. Потом, уже будучи корнетом по выпуске, а затем и поручиком, он оттачивал сей приём на заносчивых приятелях, блистающих «красноречием» и непроходимой тупостью пополам с пошлостью, и приём ни разу не дал осечки.

Баюр расплылся блаженной улыбкой, будто его не ужалили, а изысканно похвалили.

– Я много чего боюсь, – ответил он без тени раздражения. – Но предпочитаю страху смотреть в глаза и не оставлять ему шанса смотреть мне в спину.

Чокан стиснул зубы. Да. Не выгорело. Этого так просто поймать на удочку не удастся. Не захочет о себе рассказать – хитростью не заставишь.

Но волхв вопреки ожиданиям не стал скрытничать и напускать на свою персону таинственный туман. Рассказал просто, как само собой разумеющееся, что был в Заилийском Алатау, полазил по склонам, потом на спуске к Иссык-Кулю чуть не сверзнулся в ущелье, но отделался потерей лошади и парой-тройкой синяков, не считая морального ущерба. Если бы не встреча с Джексенбе, у которого были две заводные лошади, пришлось бы ему туговато. Вместе они шли ещё три дня, охотились, ибо провизия вышла у обоих. Дичи там много. Для костра тоже есть что пособирать. Ночью отбивались от волков…

– Там и побратались? – вклинил вопрос Чокан уже без всякой подковырки и улыбнулся. Ему было немного неловко, но досадовал он на себя одного. Мог бы и сразу разглядеть, что Баюр был вовсе не похож на тех выскочек, на которых он оттачивал свой сарказм. Волхв раскусил его сразу, но обидеться на задиристый выпад и не подумал, посчитал ниже своего достоинства. Гордый, но, надо отдать ему должное, не чванливый.

Джексенбе не остался в стороне от разговора, не смолчал:

– Там было не до того. Потом уже. Когда я привёл карабаира. А волки лошадь хотели задрать. Баюр из мултука стрелял. Они и отстали.

– Надо тебе ружьё подарить. При следующей встрече, – волхв хлопнул по плечу побратима, придавая своему обещанию вес. – Выстрела боятся не только волки, но и двуногие хищники.

– Ты мне халат дарил, – напомнил киргиз.

– Халатом разбойников не отгонишь, только приманишь, – рассмеялся обладатель мултука. Последний, кстати, высоко ценился киргизами и был большой редкостью для этого племени. Встречались у них старинные кремниевые ружья, фитильные, которые доставляли больше хлопот, чем толку. Так что у обрадованного побратима засияли глаза и жарким румянцем полыхнули скулы.

Между тем ельник кончился, его сменили разношёрстные кустарники, местами ползущие вверх по склону и непролазные настолько, что продираться через них без ущерба себе не стоило и пытаться. Тем более что сразу за кустарниками деревьями тоже не пахло – склон покрывала мелкая россыпь камней, а до ближайшего зелёного укрытия на выходе из гор было далеко.

– Придётся пробираться горами и ущельями, – озадаченно произнёс Баюр, вовсе не настаивая, а предлагая на суд спутников один из вариантов пути. Но спутники не стали судить-рядить, не придумав альтернативной тактики, и повернули коней в ближайшую расселину.

– Ничего, – уговаривал Джексенбе приятелей (а заодно и себя), – выйдет дольше, зато нас никто не увидит.

День пошёл на убыль, за скалами тем более сумрак сгустился почти сразу, напомнив путникам, где прячутся от солнца тени и как неудержимо они стремятся перерасти в непроглядный мрак.

– И ночевать здесь удобнее, – продолжил киргиз. – Кони отдохнут.

Последний аргумент был абсолютно бесспорным и придал вдохновения всадникам, надеющимся до темноты отыскать подходящее для стоянки место. Выбранное ущелье было сродни прежнему, в котором они ночевали: тот же узкий проход, огороженный отвесными скалами, которые на трёхметровой высоте начинали щериться, показывая выступающие каменные козырьки – по таким удобно карабкаться вверх, перебираясь с одного на другое, словно по ступеням. Вот только добраться до них можно разве что на крыльях. Под выступами чернели глубокие щели, некоторые довольно вместительные, будто выдолбленные специально для человека, из них выглядывала сухая трава. Ну, положим, человек не полезет на такую высоту, чтобы устроить привал, а вот крупная птица вроде грифа, орла вполне может устроить там гнездо. Или какой-нибудь зверь притаиться в засаде.

Тропа, впрочем, была исхоженная. Или изъезженная. Судя по тому, как ровно был втоптан в неё щебень, осыпавшийся с каменных выступов, освоили её задолго до нынешнего посещения, но в данный момент никаких признаков чужого присутствия заметно не было. Долго высматривали, когда же скала явит поворот с удобной нишей, где можно остановиться, а она всё не кончалась. Двигаться приходилось медленно, чтобы кони не оступились в неизменный по соседству с тропой ручей и не сломали ноги на скользких голышах. Заехали уже довольно глубоко в ущелье, когда обнаружили вожделенное убежище, на редкость удачное, о каком можно было только мечтать. Похожее на грот, с нависающим сверху уступом. Правда, кони под каменный свод не помещались, пришлось привязать их рядом. Но зелени вокруг хватало. Стреноженные скакуны сразу принялись щипать траву. Рассёдлывать их не стали. Случись тревога – с упряжью возиться некогда, а без седла и стремян далеко не ускачешь. Впрочем, если будет тихо, можно будет этим заняться попозже. Заводную лошадку стреноживать не стали, оставили привязанной к седлу Джексенбе. Зря что ль он старался, наворачивая узлы на переднюю луку? Зато утром не придётся с ней заново суетиться.

Ночлег в горах ни для кого не был в новинку, а потому не пришлось ничего объяснять, никого понукать, каждый занялся делом. До полной темноты осталась самая малость.

Камень, угодивший в затылок Баюру, присевшему на корточки, чтобы разжечь костёр, на мгновение ослепил. Краем сознания он успел подумать, что это искры брызнули ему в лицо, и тут же повалился рядом со вспыхнувшими сучьями в кромешной тьме. Всё, что произошло дальше, уже не достигало ни его слуха, ни его сознания: ни крики, ни ржание лошадей. Он не видел, как накинулись на его спутников выследившие-таки их разбойники, как дрались его друзья, как связывали им руки, не щадя, били наотмашь, когда те огрызались и пытались вырваться.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации