Книга: В лаборатории редактора - Лидия Чуковская

А знаете, чем всё закончилось? Конечно, знаете, вы же читаете книги. Вы же в них ошибки находите. Я вот недавно в "Прощай, оружие" дважды наткнулась на "сидел у руля" вместо "за рулём". Сначала на переводчика разозлилась - ну что за бред, у какого такого руля? А теперь думаю, что ведь не я должна была этот бред заметить, а редактор.

Ленинградскую редакцию закрыли в 1937 году, многих сотрудников и писателей, с которыми они работали, репрессировали. Выиграло ли от этого редакторское дело? Хм.

Что восхищает? Тонкость, трепет, уважение, с которым подходили к каждому автору, каждому произведению. Старание передать самобытность и живой голос писателя, не заглушив своим. Требовательность и наставничество. Огромная любовь к литературе, своей профессии и человеку, читателю. Ведь всё это - для него.

Книга эта – не учебник по редактированию. Учебных задач я перед собой не ставлю, да и вряд ли овладению искусством в какой-либо степени может служить какой бы то ни было учебник. Задача книги иная: мне просто захотелось разобраться в опыте, накопленном мною и моими ближайшими товарищами, собрать и обобщить его, ввести читателя в круг тех мыслей, тех тревог и вопросов, на которые мне приходилось наталкиваться в течение трех десятилетий литературной работы.

Это действительно не учебник и даже не пособие, это анализ тех мелочей, которые мы в быстром ритме нынешнего мира, даже являясь редакторами, не замечаем и пропускаем. Огорчает только то, что профессия редактора и сам редактор сильно идеализированны. В некоторых главах говорилось примерно: "ты либо родился редактором, либо не суйся". Не очень поняла я и вот эту фразу:

«Редактор – одна из тех редких профессий, в которой недопустимы начинающие, – говорит С. Я. Маршак. – Начинающий редактор более опасен писателю, чем начинающий лоцман – кораблю»

. То есть ты из универа пришел и имел дело только с теорией, то сиди и смотри как люди работают и ничего не трогай? Как же набираться того самого опыта как не на практике? А вообще очень интересная книга. Я, как человек пытающийся писать, многое вынесла из нее и приятно провела время, но слишком большой объем немного угнетал.

Идеализм, правда?

Ну кому в наше время такое надо? Кто будет отдавать себя всего работе, когда нужно прийти в 10.00 и уйти в 18.00, отсидев положенное время, проболтав о жизни, кошках, мужьях, спорте, напившись кофе и чаю, а после работы забежав в магазины, спешить домой. Тогда давайте не будем сетовать на то, что издательское дело, мягко говоря, находится в плачевном состоянии, что не пишутся вступительные статьи, что забыта такая вещь, как комментарии, что опечатки встречаются практически на каждой странице, что текст оказывается не вычитан, что стилистические ляпы украшают текст больше, чем дельные мысли, что сами тексты стали просты и безыскусны – это тот случай, когда простота хуже воровства, а не простота и лаконичность пушкинского или лермонтовского текстов. Чуковская пишет и о таких редакторах, которые отбывают свою повинность в редакциях, а к текстам, уникальным текстам авторов, подходят со школьными правилами грамматики и стилистики, вымарывая сложные исконно русские слова, упрощают явления – ну негоже в тексте писать грубые слова: высморкался, дурак, забулдыга, - потому что это плохо повлияет на умы читателей и на их эстетические взгляды. Чудовищное ханжество описывает Чуковская, когда пишет о том, как редакторы вымарывали места, в которых упоминалось, что герой или героиня страдают из-за смерти близкого человека, из-за болезни или еще из-за каких-то неурядиц. Советский человек не должен читать о страданиях – у нас солнечная и прекрасная страна, которая идет к светлому будущему. Обнять и плакать. Вот такие горе-редакторы вполне могут загубить авторский текст, убирая из него диалектизмы, особые придумки автора, расставляя знаки препинания по школьным правилам грамматики и не советуясь с автором, переписывать куски текста, а потом отдать книгу корректору и забыть о творческом процессе создания печатного варианта книги, а корректор – у него группа крови отличная и от редакторской, и от авторской, - начинает собственную правку и текст утрачивает оригинальность и живость. Ну, например, как вам вот такое объяснение в любви: Вы не допустили меня к себе, как наша полупустыня вчера не допустила воду (Ф.Панферов''Раздумье''). Или вот такой текст: Главное в ходе воспитания состоит в том, чтобы вызвать в воспитуемом ответную волну собственных усилий; а как вам вот такой текст из литературоведческой книги: Даже наличие ряда благоприятствующих обстоятельств не всегда обеспечивает создание произведения высокой художественности – после этого перла я поняла почему некоторые учебники просто невозможно читать - от обилия канцеляризмов и общих выражений, это просто какой-то набор слов, лишенных всякого смысла и уж, тем более, не помогающих разобраться в предмете. Именно против такого сухого, безэмоционального и канцелярского языка выступает Лидия Корнеевна. Против общих мест в художественном тексте, которые лишают героев индивидуальности, да и просто звучат пошло: ''радость заполнила все существо девушки'', ''на его лице заиграла недоверчивая счастливая улыбка'' и т.д. Огромная глава посвящена работе Самуила Маршака на посту редактора детского журнала ''Воробей'', а потом руководил Ленинградской редакцией Детгиза. Маршак любил литературу, великолепно знал мировую литературу, своей одержимостью он заряжал всех вокруг. Это именно Маршак просил художника Чарушина писать тексты к рисункам, это именно Маршак заставил писать Бианки, в литературу привел Пантелеева и многих-многих других. Он прекрасно понимал, что необходимо обращаться к воображению ребенка, к образному мышлению, а не к отвлеченным понятиям, что язык детских книг должен быть простым и ясным: Поднимите язык до простоты, но не опускайтесь до простоты. Тот самый язык пушкинских сказок - сочетание простоты, лаконичности, мысли, фольклора и образности. В журналах Маршака печатались и Евгений Шварц, и Житков, и Даниил Хармс, который, по словам Маршака, великолепно понимал стихи. Он читал стихи так, что чтение становилось лучшей критикой. Все мелкое, негодное делалось в его чтении явным. Это безусловно идеал редакторского искусства. Но, наверное, стоит к нему стремиться, если мы хотим сохранить традиции нашего собственного издательского процесса, которые в далеком прошлом начали великолепные редакторы: Пушкин и его ''Современник'', которым впоследствии руководили Некрасов и Панаев; Салтыков-Щедрин и Некрасов с ''Отечественными записками''; Короленко и ''Русского богатство'' и многие-многие другие. Это редакторы с большой буквы. Это наша традиция издательства и редактуры.

Единственный минус книги – это чрезмерная идеологичность, что для меня стало большим сюрпризом, зная судьбу Лидии Корнеевны, зная о ее аресте в 1926 году и высылке в Саратов, зная о том, что ее второй муж был расстрелян в 1938 году, а ее саму от ареста спас счастливый случай (или К.Чуковский вовремя отправивший дочь в Крым), я не могла поверить в это бесконечное аппелирование к советскому читателю и рассказ о том, как плохо всем жилось в царское время, хотя тут же приводила в пример именно издания прошлого - ''Современник'', ''Отечественные записки''. Бесконечное цитирование Ленина, как образец стиля и образцового литературного слога, о светлой жизни, которая настала после революции, о том, что нужно развивать идеологическую составляющую советского человека. Хотя тут же уничтожала в пух и прах стандартные идеологические советские тексты. Она пишет о том, что наконец-то стало доступно всем образование, что яркие таланты из народа получили шанс для творчества, для писательского труда, выводы, бесспорно, правильные, но форма в которой эта мысль высказана чудовищно идеологична. Я понимаю, что этот конформизм нужен был, чтобы книгу выпустили и не обнаружили ничего антисоветского. Но как же больно от одного осознания того, что Чуковская пошла на сделку с собой. А книгу рекомендую всем, не только редакторам или филологам. Главы, посвященные русскому языку, стилистике художественных и научных текстов очень полезны и сегодня, всем, независмо от профессии. Если вас, конечно, не пугает изобилие таких слов, как советский, Ленин и т.д.

Действительно, в книге нет готовых рецептов редактирования текста, зато в изобилии представлены примеры: как правильно, и как нет, а также цитаты великих писателей о редактуре, авторах и писательском ремесле. Книга будет полезна всем, кто так или иначе связан с написанием текстов. О том, как важно не просто знать правила русского языка и уметь складывать слова в предложения, а как важно обладать хорошим художественным вкусом, который подскажет в нужный момент как избавиться от излишним канцеляризмов или разговорной речи. Или наоборот, убедиться в необходимости жаргонизмов в конкретном взятом тексте. Лидия Корнеевна пишет не только о том как грамотно и со вкусом оформить текст, но и о редакторской цензуре, которая была распространена в советское время. Ужасно, когда помимо чисто идеологических, редакторы советского времени нередко предъявляли писателям такие «художественные» требования, которые исходили из ложных, надуманных, односторонних посылок и диктовались скорее опасениями, как бы чего не вышло, чем действительными слабостями произведений. Именно поэтому вопрос об отношениях автора с редактором приобретал в то время большое общественное значение, именно поэтому книга Чуковской была запрещена и изъята из обращения. Интересно, что в книге много обращений к мастерству Станиславского. Лидия Чуковская неоднократно отмечает в своей книге, что опыт работы Станиславского с актерами следует использовать и редакторам в отношениях с авторами. В целом, довольно интересная книга для расширения кругозора.