Текст книги "Невозможная девушка"

– Выдумка все это… – ответил Флинт, слизывая последние капли пунша со своего стакана. – Фантазия. Химера.

Кора зажмурила глаза.

– Какая еще химера? Это ты про хвостатую девушку так, что ли? Так я тебе про нее уже говорил…

– Химера! Сказка! Ерунда полная, в общем. Но он утверждает, что слышал о ней от одного пожилого доктора из Бруклина! Представляешь, из Бруклина. Аб-бсолютно нереальная аномалия…

Кора вытерла с лица брызги его слюны, и это развеселило его еще больше.

– Ну говори, что у нее!

– Нет, такое невозможно… – Флинт поднял стакан и уронил его на ковер. – Невозможно!

– Да что невозможно-то? Говори, алкаш!

– Он сказал… Он сказал… что в городе есть девушка, у которой два сердца. Возможно, китаянка. Ты в это веришь?

Флинт снова расхохотался, и его тут же стошнило устрицами прямо на пол. Он даже не заметил, что его товарищ вдруг стал абсолютно серьезным.

Глава восьмая

Следующий час прошел как в тумане. Кора опьянела настолько, что едва передвигала ноги. Шатаясь, они с Флинтом в обнимку вышли на свежий ночной воздух.

Фонари на Бродвее встретили их своим веселым шипением, но для Коры они не представляли собой ничего хорошего – при свете ее грим был еще более заметным. Она почувствовала на плече руку Флинта и вспомнила о нашивках под одеждой. Интересно, был ли он достаточно трезв, чтобы заметить, что ее мышцы не настоящие? Не слишком ли пристально он разглядывал ее нарисованную щетину во время ужина? Ее успокаивало только то, что Флинт продолжал называть ее Джейкобом, даже если с трудом связывал слова.

– Джейкоб Ли, зачем ты напоил меня этим пуншем?

– Джейкоб Ли, за что твоя сестра меня так ненавидит?

– Джейкоб Ли, кажется, меня сейчас снова стошнит. Прямо здесь, перед театром.

Что и случилось в следующую секунду.

Наконец они доковыляли до пансиона, в котором жил Флинт, – всего в нескольких шагах от Института имени Стайвесанта. У него так сильно тряслись руки, что Коре пришлось взять у него ключи и самой открыть входную дверь. Женщина в ночном чепце впустила их внутрь, неодобрительно цокая языком:

– Ай-ай-ай, Теодор Флинт! Неплохо бы вам записаться в общество трезвости.

– Неплохо бы для начала добраться до подушки, – ответил он, изо всех сил стараясь не уронить чувства собственного достоинства. Это было весьма сложной задачей для человека, у которого на подбородке засохла рвота.

– Извините, мадам, – сказала Кора. – Я только доведу его до постели и сразу уйду.

Она сама была удивлена, что ее голос прозвучал достаточно трезво, несмотря на то что перед глазами все плыло.

– Давай пошевеливайся! И не разбуди народ.

Кора волоком потащила его вверх по лестнице – Флинт уже заснул и начал храпеть. Преодолев один этаж, она хлопнула его по щеке.

– Ай! Зачем ты меня бьешь?

– Где твоя комната? – пробурчала Кора.

– Верхний этаж, номер одиннадцать.

Кора влепила ему еще одну пощечину.

– А-а-а! За что?

– За то, что живешь так высоко, пьянь.

Они поднялись еще на два этажа. Комната номер одиннадцать оказалась крошечной, не более четырех с половиной квадратных метров. Тонкий матрас, аккуратно застеленная простыня, у стены – старое коричневое одеяло, свернутое в несколько раз. На столе за стопкой потрепанных медицинских учебников виднелась масляная лампа. В углу комнаты была натянута простыня, из-за которой выглядывал полупустой сундук с несколькими рубашками и брюками. На сундуке не хватало половины заклепок, было заметно, что ему уже немало лет.

По комнате человека можно многое сказать о ее обитателе. Коре сразу же стало понятно, что Флинт много времени проводил за учебой, был беден и у него не было семьи. На столе у него не было писем от родных, ни одной нарисованной миниатюры или фотопортрета. При этом в комнате царила идеальная чистота: все его нехитрое имущество было с маниакальной аккуратностью разложено по местам.

Теодор Флинт был одинок. Он проводил вечера в четырех стенах, наблюдая за суетой на Бродвее из окна. Ему тоже хотелось быть частью этой ночной жизни, но он не мог себе этого позволить. В комнате Коры тоже отовсюду сквозило одиночеством. Ей достаточно было взглянуть на себя в зеркало, чтобы убедиться в том, что, несмотря на жизнь в двух разных мирах, она, по сути, была чужой в каждом из них. Тео, по крайней мере, не приходилось ни от кого прятаться. Но бедность и отсутствие друзей – тоже испытания не из легких. Ей стало смешно: она считала его своим конкурентом, а на самом деле соперничали они разве что в том, кто из них более одинок.

Спящий Флинт громко рыгнул. Кора сморщилась от кислого запаха его отрыжки.

– У, чтоб тебя, Флинт! Почему я должен дышать этой вонью?

Он мешком повис у нее на плече. Кора хотела просто сбросить его на кровать, но из жалости решила быть с ним поаккуратнее. В итоге, когда она положила его на матрас, ее рука оказалась зажатой под его спиной.

Уставшая и еще не совсем трезвая, Кора повалилась на грубый матрас – как ни странно, он оказался удивительно удобным. Коснувшись головой чистой хлопковой простыни, она закрыла глаза. «Отдохну минутку и пойду домой», – подумала она. Но, перед тем как высвободить руку из-под Флинта и уйти, она осторожно вытерла ему лицо краем простыни.

Она чувствовала себя совершенно разбитой. Ей нужно было немного отдохнуть.

Всего одну минуту.

Ее разбудил звук хлопнувшей вдалеке двери. Это показалось ей странным: Лия никогда не хлопала дверьми, даже когда злилась.

Она попробовала пошевелиться, но ее голова раскалывалась от боли, а грудь была придавлена чем-то тяжелым. Открыв глаза, Кора увидела над собой потолок с водными подтеками и осыпающейся штукатуркой.

Так, секунду.

Где она? Кора сделала вдох и почувствовала запах, напомнивший ей о ее ночной работе на кладбище – мужской запах пота на несвежей одежде. Прямо у нее под ухом раздался храп. Теодор Флинт! Кору охватил ужас.

Она не Кора. Она все еще Джейкоб. И она лежит в одной постели с Флинтом. Утро было ранним, и первые неяркие лучи пробрались в комнату. Стараясь не дышать и не поддаваться панике, Кора приподняла голову и увидела, что одна ее нога свисает с кровати, а другая прижата к телу Флинта, который спит как убитый. Его рука была перекинута через ее туловище.

Хуже всего было то, что его рука лежала у нее на ребрах, прямо под грудью, как раз там, где билось ее второе сердце.

Сердце.

То самое второе сердце, о котором рассказывал ей Флинт всего несколько часов назад в кабаке «У вдовы». Ей вспомнился их вчерашний разговор о том, что Хичкок умер не своей смертью, что его, скорее всего, отравили. И еще они с Флинтом договорились вместе искать интересные экземпляры для музеев, в частности девушку, у которой два сердца.

Боже, как она могла повести себя так легкомысленно и неосторожно?

Кора спросонья провела рукой по лицу и с ужасом осознала, что сейчас стерла весь грим. Нужно было срочно уходить. Она перевела дух и медленно стала сползать с кровати. Но едва она пошевелилась, как Флинт еще крепче обхватил ее рукой. Его ладонь легла ей на грудь, хоть и перетянутую несколькими слоями ткани, но все равно заметную при прикосновении.

Она снова застыла. Ей в голову пришла мысль, что она еще никогда не была так близка с мужчиной и никто из них не прикасался к ее груди. В прошлом ей доводилось танцевать с мужчинами, это правда, но тогда они дотрагивались только до ее плеч и талии.

Наконец ее терпение иссякло. Она осторожно столкнула с себя Флинта и встала на ноги. Он не проснулся – его закрытые веки слегка подрагивали, а по лбу разметались спутанные волосы.

«Кончай на него пялиться», – сказала себе Кора.

Она поискала глазами свой ридикюль, но потом вспомнила, что она Джейкоб, а у него не было сумки. Кора направилась к двери.

– Кора… – донеслось до нее сонное бормотание Флинта.

В ужасе она обернулась и с облегчением выдохнула: он все еще спал. Так, значит, она ему снилась! Это открытие умилило и взволновало ее, но сейчас ей нужно было уходить.

Дом сорок семь на Ирвинг-плейс снаружи выглядел как обычно: опрятные белые навесы на окнах, стены из красного кирпича. Но уже с улицы Кора расслышала доносившиеся с третьего этажа причитания Лии. Она зашла в дом и поднялась по лестнице.

За дверью раздался тяжелый вздох: Александр тоже был здесь.

– С ней все в порядке, – успокаивал он Лию. – Наверняка Джейкобу просто подвернулась незапланированная работа.

– Она никогда так не делает, – возразила Лия, – всегда говорит мне заранее, если уходит на работу. Не может у нее быть никаких незапланированных дел. Да и одежда на ней была не рабочая, она в хорошем костюме ушла.

Кора отворила дверь, и в квартире повисло молчание. Александр стоял на кухне и курил трубку. Лия закрыла передником лицо и расплакалась.

– Со мной все в порядке, – объявила Кора. Ее голос охрип от усталости и вчерашних обильных возлияний. – Я просто выпила лишнего и заснула. А так все хорошо.

– Просто заснула? Допилась до отключки?! Я аж отсюда чую, как от тебя спиртом несет. Где ты была? С кем? – накинулась на нее Лия, после того как вытерла слезы и немного взяла себя в руки.

– С Теодором Флинтом.

– Ой, а как же ты без грима-то! Он ведь теперь наверняка все понял.

– Да не понял он ничего, сам был пьяный в стельку.

– В стельку, – проворчала Лия. – Ты на себя-то глянь. Вонь как на пивзаводе. В этом доме и без тебя есть кому пить! Я пью за двоих.

– Это точно, – захихикала Кора.

– Хватит, – сказал Александр, и они обе притихли. – Как ты могла так опуститься, Кора?

– А я что… Это Джейкоб напился.

– Неважно, кто из вас, – продолжал Александр. – Представь, как разозлилась бы Шарлотта, если бы узнала, какому риску ты себя подвергаешь. Она всем жертвовала ради тебя. Ты не должна забывать, чем рискуешь.

– Знаю, – ответила Кора своим обычным голосом. Она сняла шляпу, взлохматила себе волосы и расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке. – Знаю, что совершила ошибку. Но ничего же не случилось. К тому же мы с Теодором заключили сделку.

– Теперь ты его Теодором стала называть? – спокойно спросил Александр.

– А что в этом плохого? – вступилась Лия. – Ей пора создавать семью. Выйдет за него замуж, он станет врачом, денег им хватит. Уедут куда-нибудь вместе, она сменит имя…

«Надо же», – подумала Кора. Лия никогда не говорила ей о замужестве так настойчиво, как в эти два дня. И с чего вдруг вырвалось у нее это имя? Не иначе как от усталости все в голове перемешалось.

– Я хотела сказать: с Флинтом, – поправилась она. – Лия, давай ты не будешь меня больше ни за кого сватать. Принеси лучше кофе.

Лия сняла с плиты кофейник и налила в чашку горячий черный кофе. Потом поставила на стол рядом с Корой теплую сладкую булочку с изюмом. Кора откусила от нее половину и запила горьким напитком.

– Оно того стоило. Мы договорились о сделке: я помогу ему, а он – мне. А еще я кое-что узнала про Хичкока.

– Хичкок? Это не тот ли, которого ты выкопала пару дней назад? – спросил Александр и махнул рукой стоявшей в стороне Лии. – Хватит дуться, Лия, садись с нами.

Он встал и плеснул ей в стакан портвейна, хотя на часах было всего девять утра. Лия тяжело плюхнулась на выдвинутый им стул.

Кора рассказала о результатах вскрытия и об исчезновении хвостатой Руби. Александр и Лия слушали ее с мрачными лицами. Самое страшное Кора приберегла напоследок.

– Флинт сказал мне, что идет охота еще за одним уникальным экземпляром. По городу ходят слухи о девушке с двойным сердцем. Он это слышал от самого Дункана.

Лия и Александр застыли от охватившего их ужаса: Лия с рюмкой портвейна, Александр с так и не надкушенной булкой в руке.

– Ты в этом точно уверена? – спросил он.

– Да. Флинт спьяну это выболтал, а раньше держал в секрете.

У Лии задрожали руки.

– Но он ведь не…

– Нет, Лия. Он не знает, что эта девушка – я. Он сказал, что сам в это не верит, слишком похоже на выдумку. Но если об этом заговорит весь город, люди поверят.

– Я никогда не слышал этого от Дункана, – сказал Александр. – Должно быть, ему об этом стало известно совсем недавно.

Он выглянул из окна – на улице кто-то развел костер, и солнце скрылось за его дымом.

– Доктор Грайер рассказывал о тебе каждому встречному. Даже когда мы переехали. Неудивительно, что многие врачи в Нью-Йорке об этом слышали.

Александр пристально посмотрел Коре в глаза.

– Теперь ты сама убедилась, что твоя жизнь в опасности. Тебе надо уехать из Нью-Йорка. Поезжай в Филадельфию или на запад – в Огайо или Айову.

– Можно и уехать, – согласилась Кора. – Но за пять лет у меня здесь накопилось столько полезных связей. Я не хочу их терять. Я привыкла к своей работе и неплохо зарабатываю.

– Кстати, о заработке – через два дня придет хозяин за деньгами, – напомнила Лия. – И портвейн у нас закончился. – Она грустно посмотрела на пустую бутылку.

– Я могу заплатить за аренду, – предложил Александр.

– Нет, ты и так уже слишком много сделал для нас.

Кора встала из-за стола и одернула помятую рубашку Джейкоба.

– Знаю, последние недели мы на мели. Но я уже договорилась о работе. Надо перетерпеть. Выкопаем еще несколько тел, а потом я уеду и начну новую жизнь. Может быть, учительницей устроюсь. Ты, Лия, тоже найдешь себе что-нибудь получше.

– Нет, Кора, я не могу тебя бросить.

Коре было приятно слышать от нее такие слова, но по глазам Лии она поняла, что та колеблется. Она понимала, почему: Лия могла бы работать в богатой семье и жить в ее доме. Много лет назад она покинула дом Каттеров вместе с Шарлоттой только из-за любви к ней. Она относилась к Шарлотте почти как к дочери. Но бедность тяготит любого человека, даже сильно любящего.

– План довольно разумный, – сказал Александр. – Если получится, уже через месяц ты сможешь уехать отсюда. Пока не расползлись слухи…

Кора кивнула головой и зевнула. Лия протянула ей конверт.

– Про это не забудь.

В конверте лежали два ярко-оранжевых билета.

ТЕАТР КАСЛ-ГАРДЕН

ДЖЕННИ ЛИНД

11 сентября 1850 года

О! Та самая Дженни Линд, которую Ф. Т. Барнум переманил к себе из-за океана за сто пятьдесят тысяч долларов. «Шведский соловей», как ее называли. Все были просто помешаны на ней. Магазины на Чатем-стрит были переполнены всевозможными сувенирами с ее изображением: в продаже были табакерки, перчатки, веера и даже бумажные куклы.

Кора совсем забыла про эти билеты. В отличие от концерта Филармонического общества или представления в Оперном театре на Астор-плейс, который многие избегали с прошлого года из-за нашумевшего восстания, выступление Дженни Линд непременно соберет все сливки общества, включая тех, кто выходил в свет крайне редко. Такой концерт нельзя было пропускать.

– Я уже и забыла про него. Лия, составишь мне компанию? Или ты, Александр?

– У меня в эти дни не театральное настроение, – сказал Александр. – Может быть, Лия пойдет.

Лия радостно кивнула. В театре ей нравилось, и она не упускала возможности туда попасть. Кора чаще всего ходила в театр Касл-Гарден – она высматривала среди публики подходящие экземпляры, и ей зачастую становилось известно об их болезнях раньше, чем им самим. Несколько интересных случаев она отыскала без помощи докторов: например, необычайно высокого джентльмена со слишком длинными пальцами и больную раком даму с опухолью на щеке, сидевшую в своей ложе в полубессознательном состоянии от выпитой настойки опиума.

В то же время Кору не покидали опасения, что кто-нибудь может охотиться и за ней. Что если Флинт почувствовал биение ее второго сердца прошлой ночью? Возможно, он понял, что она и есть та самая девушка-химера?

Но больше всего ее пугало то, что ей отчего-то самой хотелось ему в этом признаться. Все это было очень странно.

Глава девятая

В театр Кора надела одно из своих вечерних платьев – из кремового и бледно-зеленого шелка – и украшенный лентами в тон парик с буклями и пробором посередине. Лия была одета в строгое платье из черного атласа – лучшее в ее гардеробе. Они наняли экипаж и вышли у Касл-Гардена в Бэттери-парке, где уже собралась немалая толпа, глазеющая на больверки и проплывающие мимо английские и китайские корабли. Перед театром на узком мосту уже выстроились длинные очереди. Этот мост словно отдалял величественный Касл-Гарден от будничной жизни Манхэттена. Лия ахнула, увидев очередь людей с оранжевыми билетами.

– Я слышала, продано несколько тысяч билетов. Глянь, сколько народу!

– Да, – рассеянно отозвалась Кора. Она уже разглядывала толпу оценивающим взглядом, выискивая потенциально интересные экземпляры. Она как будто видела их насквозь: у этого, с тростью, самый обычный ревматизм, а у той, под вуалью, паралич лицевого нерва. Еще у одного был нездоровый, желтушный цвет лица – скорее всего, это от печени: пьет слишком много, а возможно, у него рак. Мелькнуло первое знакомое лицо – мистер Эллингтон, прошлой зимой его вылечили от водянки кровопусканиями.

– Кора, давай встанем в другую очередь, эта такая длинная!

Лия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу – очевидный знак дискомфорта. Наверное, ей жали подвязки. Кора нахмурилась.

– У нас оранжевые билеты, Лия, мы должны стоять в этой очереди. И я вижу мужчину со странной походкой. Надо выяснить, кто он такой. Вот и семья его рядом.

– Не нравится мне, как на нас смотрят. Давай отойдем в сторонку, хотя бы на время.

Смотрят? Кто смотрит? Кора осторожно огляделась вокруг. Обычно это она рассматривала прохожих, и, чувствуя на себе ее взгляд, люди отворачивались. Ее необычная внешность и невозмутимая манера смотреть людям в глаза делали ее похожей на гостью из иного мира. В конце концов, она действительно была почти своей в мире мертвых.

Этот взгляд посланницы смерти, напоминавший о близящемся конце, пугал и ее тоже, но ей пока не доводилось испытать его на себе. Настал и ее час? Толпа потихоньку затекала в открытые двери театра. Где же та тень, которая держит ее на прицеле и ждет малейшего знака, чтобы разгадать ее тайну? Кора так и не увидела ее.

Зато она увидела блондинку, ту самую, которая повстречалась ей в музее. Ее, как и в прошлый раз, сопровождал Шермерхорн. Они стояли в очереди для посетителей с зелеными билетами, и, хотя их очередь продвигалась вперед, эта леди застыла на месте и с нескрываемой враждебностью сверлила взглядом Кору и Лию.

– Кто это? – спросила Кора.

– Не знаю, – ответила Лия. – Чего это она так уставилась на тебя? Мне кажется, будет лучше, если мы уйдем.

Но очереди стали двигаться быстрее, и белокурая леди была вынуждена пройти вперед. Скоро она затерялась в толпе.

От концерта Кора ожидала гораздо большего. Барнум настолько раздул слухи о даровании Дженни Линд, что люди и в самом деле считали ее небесным ангелом. Около тридцати тысяч человек собрались поприветствовать ее в порту в тот день, когда она прибыла в Нью-Йорк на пароходе. Поэтому Кора ожидала услышать от нее какие-то неземной красоты звуки, облеченную в музыку ангельскую пыль, но ожидания не оправдались. Пела она хорошо, это правда, но Кора все равно была разочарована. Она решила воспользоваться моментом и стала разглядывать в бинокль собравшуюся публику. Все эти люди не могут быть абсолютно здоровыми, здесь обязательно попадутся по-настоящему ценные образцы.

В антракте ее ждало первое новое знакомство, однако совсем не то, на которое она рассчитывала. В то время как Лия жаловалась ей на дороговизну пунша, а сама она уже ругала себя за то, что надела такие неудобные туфли, кто-то вдруг тронул ее за локоть.

Кора обернулась и увидела даму из музея. Но не блондинку, а ту, которая спорила с доктором Тилтоном и доктором Гуссенсом. Как же ее зовут? Кажется, Блэквелл? С ней была еще одна дама, также одетая в довольно скромное платье, хотя из более дорогих тканей – шелка и поплина, украшенное несколькими лентами.

Сейчас, когда у Коры появилась возможность как следует рассмотреть доктора Блэквелл, она заметила, что в этой женщине сочеталось несколько не совсем гармонирующих друг с другом черт. Она была хрупкая и невысокого роста, но взгляд ее темных глаз был колючим и проницательным. Точнее сказать, одного глаза, потому что второй, по всей видимости, был стеклянный. Одета она была неброско: в темное шерстяное платье с глухим воротом. Букли обрамляли ее улыбающееся лицо, но улыбка эта была весьма язвительной.

– Приветствую. Я еще мало кого знаю в Нью-Йорке, но с вами мы уже встречались, – проговорила она спокойным низким голосом без какого-либо намека на слащавость. – В музее пару дней назад, не так ли?

– Да, – выдавила из себя Кора, растерявшись от неожиданности.

– Я доктор Элизабет Блэквелл.

– Кора Ли. А это Лия О’Тул.

Она обернулась налево, но Лии не было – должно быть, ушла за новым стаканчиком пунша – слишком уж он ей нравился.

– А, она отошла, – добавила Кора. – Пожалуйста, простите мне мою дерзость, но вы действительно доктор?

– Да, это так. Я окончила Медицинский колледж в Женеве, на севере штата.

– И вы изучали анатомию? Я имею в виду, знаете все тонкости?

Кто угодно мог называть себя доктором, оплатив пару лекций в колледже. Но в полной мере изучить анатомию возможно только препарируя трупы. Настоящие врачи так и делали.

– Конечно, изучала. Боже мой! Строение головы и шеи дается особенно тяжело. Подбородочно-язычная мышца, шило-язычная мышца, подъязычно-язычная мышца. Вы тоже интересуетесь анатомией? Сейчас женщин стали пускать на лекции.

«Нёбно-язычная мышца», – про себя добавила Кора.

– Да, очень, – сказала она вслух. Лед между ними начал таять.

– Признаюсь вам, что в диспансерах со мной даже разговаривать не захотели, – продолжала дама. – Но я уже открыла свою приемную на Юнион-сквер.

– О! Я пока не видела вывеску.

– Хозяйка помещения категорически против таблички с моим именем на стене здания. Заявила мне, что это неприлично. Она, видимо, уверена, что кабинет женщины-медика – это что-то вроде борделя.

Доктор Блэквелл рассмеялась, а Кора не нашлась что ответить. «Женщина-врач» действительно звучало странно.

– А чем вы занимаетесь? – важно спросила дама.

– В каком смысле?

– Вы показались мне весьма сообразительной.

Это была не более чем любезность, ведь Кора и пары фраз еще не произнесла.

– Вы получили образование? В какой сфере вы заняты? Вы знакомы с теми докторами, это ведь не просто так. Наверное, вы работаете в аптеке?

– Нет, что вы, – растерялась Кора. – Конечно, у меня есть образование, но…

– Перестаньте скромничать, – не унималась доктор Блэквелл. – Вот, к примеру, настой наперстянки – при какой болезни его используют, знаете?

– При водянке, – сорвалось у Коры с языка. Она сразу же об этом пожалела, но слова сами вылетали у нее изо рта. – Но он может оказаться ядом, если увеличить дозу.

– Да у вас действительно неплохие знания! Посмотрите на того человека, – она кивнула в сторону мужчины с безобразно отекшими ногами, которые едва помещались в штанинах его шерстяных брюк. – У него водянка. Бледность, вздутие яремной вены – все признаки налицо. Ему не помешала бы моя консультация, но нас пока еще не представили, поэтому я не стану к нему подходить.

«Всего лишь водянка», – подумала Кора. Слишком банально, чтобы тратить на него свое время.

– Пфф, – неожиданно вырвалось у нее.

Доктор Блэквелл удивленно повела бровью:

– Вы считаете, это неинтересный случай?

– Ах, нет, я просто… – смутилась Кора. – Пойду поищу Лию, антракт уже скоро закончится.

– О, добрый вечер! – доктор Блэквелл оживилась и помахала рукой кому-то за Кориной спиной. – Вы тоже здесь! Как тесен мир. Надо же, на этом концерте я встретила всех своих знакомых. С вами мы тоже совсем недавно встречались.

Кора обернулась. Прямо перед ней стояла блондинка. Та самая, которая все время злобно пялилась на нее. Все произошло так быстро, что она едва успела поменять выражение лица со смущенного (оттого что ее заметила доктор Блэквелл) на холодно-враждебное (при виде Коры).

– Наверное, мне нужно вас представить, – начала доктор Блэквелл. – Это…

– Я знаю, кто это, – резко сказала белокурая барышня. – Кора Ли, я права? Теперь я окончательно в этом убедилась. Я узнала вашу служанку.

У Коры пересохло во рту.

– Вы знаете Лию? Не понимаю, откуда…

– Я вижу, вы в отличном здравии, мисс Ли.

Она произнесла это таким тоном, как будто Кора была виновата в том, что хорошо себя чувствует. От такого замечания, да еще на публике, Кора вспыхнула. Что она хотела этим сказать?

Доктор Блэквелл сдвинула брови:

– Мисс Ли, я не знала, что вы были больны.

– Нет, я не… я здорова, все в порядке, – промямлила Кора.

В присутствии враждебно настроенной незнакомки дружелюбие доктора Блэквелл тоже куда-то улетучилось.

– Как я понимаю, вы с мисс Каттер знакомы?

Мисс Каттер. Кору словно током ударило. Она тоже могла бы называть себя мисс Каттер, если бы взяла фамилию матери. Она рассмотрела блондинку поближе. На вид ей было примерно столько же лет, сколько и Коре. Шарлотта рассказывала ей о своей родственнице, которая родила девочку практически одновременно с Элизабет. У нее еще было французское имя, вроде бы что-то на «С»: Се… Си…

– Сюзетт! – окликнул ее незаметно подошедший Дэниел Шермерхорн. – Уже дали звонок. Антракт окончен, пойдем.

– Да, Дэниел.

Сюзетт Каттер бесцеремонно развернулась и ушла. Доктор Блэквелл покачала головой.

– Приношу свои извинения. Я не подозревала, что вы с ней в ссоре.

– Мы не ссорились, – проговорила Кора, обмахиваясь веером.

– Я поняла, что у вас произошел конфликт.

– Не совсем так.

«Как мы могли поссориться, если никогда раньше не встречались?» – подумала Кора. И откуда она вообще узнала о моем существовании? Если Каттеры думали, что Джейкоб – единственный ребенок Элизабет, откуда Сюзетт стало известно, что есть еще и Кора? И при чем тут ее здоровье? С чего вдруг оно ее интересует? В голове у Коры было слишком много вопросов.

К ним подошла Лия, и Кора представила ее доктору Блэквелл.

– Врач, говорите? – с любопытством спросила Лия, не замечая бледного взволнованного лица Коры. – Ничего себе! Я никогда не видела женщин-врачей.

Доктор Блэквелл ответила глубоким вздохом. Было видно, что ей не в первый раз такое говорят и она уже устала от подобных восклицаний.

– Женщины могут лечить людей точно так же, как и мужчины. Сегодня утром я могла бы спасти человека. Представляете, я была в диспансере в Шестом районе – зашла узнать, нет ли у них для меня работы. К ним принесли мужчину без сознания. На него напали, но, как ни странно, не ограбили – портмоне осталось при нем. На шее у него остался след от удушья, но он был еще жив! И меня к нему даже не подпустили! Вы только представьте себе. Скончался прямо в диспансере, а ведь я могла бы помочь!

– Какой ужас, – пробормотала Кора.

– Да, это ужасно. Никак не могу его забыть. У него было родимое пятно на пол-лица. Такого огромного мне еще никогда не приходилось видеть.

Кора притихла. В ее списке уже более года значился Уильям Тимоти. Кроме гигантского пятна на лице у него на правой руке было шесть пальцев, но этого почти никто не видел, потому что он всегда носил широкую перчатку. Если не принимать во внимание эти дефекты, на здоровье Тимоти никогда не жаловался и редко посещал своего доктора на Деланси-стрит. Кора была уверена, что своей смертью в ближайшее время он вряд ли умрет – единственной возможностью был несчастный случай. Но так ли случайна его смерть?

«Что же произошло, Уильям? – думала Кора. – Где ты сейчас?»

– Когда… – ее голос дрогнул, – когда, вы говорите, это случилось?

– Сегодня утром, а что?

С третьим звонком толпа, шурша нарядами и весело переговариваясь, отправилась занимать места. Доктор Блэквелл попрощалась и присоединилась к своей небольшой компании. Кора и Лия остались стоять за дверями театра.

– Он из состоятельной семьи, – шепнула Кора. – Завтра его будут хоронить, но не знаю, на каком кладбище.

– До завтра еще далеко. Пойдем, досмотрим концерт, – настаивала Лия, – даром мы, что ли, деньги заплатили.

– Не хочу больше встречаться с этой женщиной, – мрачно проговорила Кора.

– Ты про доктора Блэквелл? Это да, она мне тоже не понравилась.

– Я не про нее. И имею в виду Сюзетт Каттер. Здесь моя кузина. И она нас с тобой узнала.

При этих словах раскрасневшееся от пунша лицо Лии смертельно побледнело, позеленело, она закатила глаза и грохнулась в обморок.

Что ж, по всей видимости, досматривать представление им все-таки не придется.

[Уильям Тимоти]

Не может быть, чтобы я умер.

Обычно при уличном ограблении жертву лишь слегка придушивают, чтобы успеть вытащить кошелек. Я сам не раз бывал свидетелем таких ограблений. Но, видимо, в моем случае что-то пошло не так.

С утра я принимал у беспризорников лохмотья – они наверняка стащили их с пирсов возле Фултон-Ферри. Из старых тряпок наша семейная фабрика производит хорошую бумагу, и дела у нас идут так хорошо, что мы даже собирались купить дом на Стайвесант-сквер.

Обычно приемом тряпья занимаются Робби и Ирвин, но они то ли в запой ушли, то ли еще что, и дети принесли свой товар мне. У них был жалкий вид. Нищие ирландцы, приплывшие в Нью-Йорк всего несколько недель назад, посылают своих детей попрошайничать, воровать кошельки из карманов прохожих или сахар из магазинов. Те, которые собирают тряпки со свалок, по крайней мере, зарабатывают честным трудом.

Вся эта утренняя суета меня утомила, и я велел жене больше никого не впускать. К тому же у меня была назначена встреча с парнями, которые обещали поспособствовать повышению продажи «Трибьюн», если я угощу их обедом.

Перед нашей фабрикой регулярно подметают, но у дверей соседних домов скапливаются кучи мусора, а по Пайк-стрит и вовсе не пройти. В этот раз в канаве лежала дохлая свинья – вороны пытались выклевать ей глаза, и мальчишки швыряли в них камнями.

Чтобы обойти это место, мне пришлось приблизиться к переулку между домом ростовщика и винной лавкой. Внезапно из темноты высунулась чья-то рука и набросила мне на горло удавку. Я хотел закричать, но не смог. Грабитель пнул меня по ногам, и у меня подкосились колени.

Мимо проходили люди. Я привык к тому, что прохожие глазеют на родимое пятно у меня на лице, но сегодня никто не смеялся и не показывал пальцем, все отводили глаза.

Нападение с удавкой в наши дни – обычное дело. Разбойники часто пользуются этим приемом. Я ждал, что сейчас из засады выскочит какой-нибудь парнишка и начнет шарить у меня по карманам в поисках денег. Но они не торопились.

Подошел еще один тип, пониже, в цилиндре и ярких клетчатых штанах.

– Эй, Рой! – крикнул он мне, смеясь. – Опять ты нажрался в хлам, айда, мы тя проводим.

Но я не был пьян. И я не Рой. Он достал из кармана бутылку и выплеснул на меня ее содержимое, чтобы от меня пахло спиртом.

Я знал, чего они хотят. Эти забавы преступников известны всем в городе. Они ломали эту комедию, чтобы прохожие приняли меня за пьянчугу в компании приятелей. Я ждал, что они заберут наконец бумажник и отпустят меня. Уже представлял, как вернусь домой, к жене, и она будет вздыхать и радоваться, что все обошлось. Ведь бывает и хуже.