Текст книги "Исцели Меня"

– Ты тогда сказал, что веришь в судьбу?

– Я сказал так, потому что не хотел тебя отпускать. Ты нужна мне

– Зачем? Ты не понимаешь, я не нужна тебе такая… – она снова прикрывает свои щеки руками. Видимо, этот откровенный разговор является решающим для нас обоих.

– Достаточно того, что я люблю тебя, какая бы ты ни была.

Между нами воцарилась тишина. Понятно, что раннее утро, машина и то, что мы пережили сегодня, не лучшее время для выяснений отношений, но я боюсь, что другой возможности у меня не будет.

– Ты так говоришь, потому что боишься меня отпустить или?.. – начала робко рассуждать она, глядя на меня скромными глазами.

– Если ты решишь уйти, то я тебя не удержу, у меня нет такой власти над тобой, но мои чувства не изменятся.

Это последнее, что я могу сказать. Я не знаю, как еще можно передать то, что я чувствую. Мое сердце стучит так, будто хочет вырваться на белый свет, лицо залилось жаром, а в горле пересохло, этот разговор мне дается очень нелегко.

– Дай мне время, хорошо? Мне надо свыкнуться с мыслью, что ты есть, и разобраться, почему ты видел меня во снах, – произнесла она спокойно, опуская глаза на руки. Во мне тем временем все воодушевилось, я с боем выбил еще один шанс.

– Когда мы встретимся?

– Встретимся на этом месте в следующую пятницу в 19:00, – уставшим голосом произносит она, нервно перебирая пальцы.

– Неделя – это очень долго, – возмутился я.

– Прошу, не торопи меня. Я обещаю все обдумать, – она протянула открытую ладонь ко мне. – Уже очень поздно, мне пора домой.

– Сможешь сама ехать? – спрашиваю я и вкладываю ключи в ее ладонь. Я ощущаю тепло ее руки и близость, которая искрой проходит сквозь наши ладони.

– Конечно… – улыбнулась она и медленно убирает руку, забирая волшебство.

Я выхожу из машины, она с легкостью обходит ее спереди. Я держу открытой дверь для нее, она, проходя мимо, на мгновение остановилась рядом со мной. Я ловлю нежность этой мимолетной близости, но она садится в машину, а мне становится грустно от того, что наступает час расставания. Она опускает стекло и смотрит на меня с легкостью и нежностью.

– Максим, я тебе очень благодарна за помощь.

– А ты придешь ко мне во снах? – ухмыльнулся я, и она отвечает растерянной улыбкой.

– Не понимаю, о чем ты? – игриво пожимает плечами.

– Жалко, что ты не видела того, чего видел я…

– Максим, мне было приятно с тобой познакомиться! – она улыбается, показывая свои ямочки на щеках.

Мотор машины заревел, а я совершенно не готов ее отпускать, и тоска защемила сердце.

– Спасибо тебе за попытку, – говорю вслед трогающейся машине.

Напоследок я достаю телефон и фотографирую задний номер машины, на тот случай, если моя Настя захочет потеряться. Голубой силуэт автомобиля скрылся вдалеке, а я продолжал смотреть ей вслед. Потом побрел на платную парковку, где оставил свою ласточку.

По многим причинам я был опьянен счастьем: во-первых, я знал, что девушка из сна – это Настя, и она дает мне возможность завязать с ней дружбу. Во-вторых, я впервые в жизни потерял голову от девчонки, единственное негативное пятно в этой ситуации – это то, что я ничего не знаю об ее недуге.

Телефон завибрировал в руках, я увидел восемь пропущенных звонков и одну эсэмэс от Димона. В эту минуту мне приходит мысль, что я просто мог попросить у Насти номер телефона, но шанс был упущен.

«Вот я дурак», – ругаю себя, набирая Димона

– Ты чего? – заспанным голосом ответил Дима.

– Ты мне звонил?

– Ну да, часа три назад. Что с девушкой?

– Все хорошо… – говорю я, подходя к машине.

– Что с ней было?

– Э-э-э… что-то с животом, – вру я.

– Кто она? – задает он очередной вопрос. Его среди ночи разбудишь, и он будет необычайно любопытен.

– Моя старая новая знакомая…

– Макс, так нечестно. Ты ничего конкретного не говоришь, а именно из-за тебя на меня Вика обиделась и объявила недельную голодовку.

– Димон, это великая жертва, но я уверен, ты найдешь способ соблазнить свою Вику. Ты сам рассказывал, что больше недели она не выдерживает, поэтому перестань давить на жалость, – усмехнулся я и сел в машину.

– Хм, а ты сам-то где? – подозрительно спросил Дима.

– Дома…

– А что голос бодрый?

– Потому что не ложился еще. Дима, все хорошо. Я уверен, у тебя под боком лежит обиженная Вика, которую срочно нужно утешить, поэтому все потом.

– Ага, легче дикую кобру приручить, она ясно дала мне понять, что у меня голодовка, – с досадой произнес он.

– Сочувствую, брат, и верю, что ты что-нибудь придумаешь. Давай после поговорим, я очень устал…

– Макс, с тебя разговор, – никак не мог угомониться Дима.

– Все, пока, – обрываю связь.

Я еще некоторое время сидел в машине, щупая влажную футболку от ее выстраданных слез, переваривая всю ситуацию, вспоминая ее личико и анализируя наш разговор. Все же она чего-то боится… но ее застенчивость и скромность мне очень нравятся.

«Может, она смертельно больна?» – подумал я и быстро отмахнул эту мысль прочь. Я только завел машину, как пошел сильный дождь, словно в небе что-то прорвалось, избавляясь от ненужного груза, и мучительная духота сменилась свежестью и приятной прохладой, Дождь стал финальной точкой хорошего вечера, вернее уже утра.

Она

«Какой интересный парень и как мне поверить в искренность его намерений?» – подумала я. Не раздеваясь, я упала на заправленную широкую кровать и мгновенно уснула.

Кто-то «добрый» раздернул шторы, и яркие лучи утреннего солнца бьют прямо в глаза, заставляя проснуться. Я открыла глаза, и первая мысль, что приходит в голову, – о нем. Меня тронули его признания, впервые в жизни я почувствовала себя нужным человеком, ощутила заботу и сострадание. Я даже не подозревала, что мне этого очень не хватает. Сознание разделилось на две половинки: одна покорена поступком Макса, бесконечно влюблена в него и с нетерпением ждет пятницы, ругая себя за то, что мне так долго придется ждать свидания с ним, другая требует серьезности и рассудительности и просит не забывать, какой груз ответственности лежит на моих плечах.

И снова я предаюсь мечтаниям о нем, вспоминаю его прикосновения и древесный аромат парфюма с тонкими нотками свежей травы и утреннего леса. Я все бы отдала, чтобы оказаться рядом с ним, уткнуться в его теплую грудь и вдохнуть этот запах еще раз. От этой мысли щеки стали красными и я улыбнулась сама себе.

«Что с тобой, Настя?» – я пытаюсь сосредоточиться на работе, а не на нем. Мне надо привести себя в порядок и сделать еще один выезд, чтобы хоть как-то развеяться. Снимая кофту, я на ней ощутила слабый аромата его одеколона. Уткнувшись носом в мягкую кофту, я глубоко вдохнула его аромат, и меня захлестнуло воспоминание. Как он нес меня, и смело выдержал непростое испытание. Впервые в жизни я от чужого прикосновение почувствовала трепет в сердце и тепло.

«Так, Настя, соберись», – приказала я себе и встряхнула головой, пытаясь выбросить дурные мысли из головы. Продолжаю снимать одежду, в которой пережила столько боли, я собираю ее в единый ком и отношу в корзину с грязным бельем. Встав под душ, смываю остатки воспоминаний, и теплая вода уносит его образ с собой.

Помолилась, надела свою удобную рабочую одежду: спортивное трико, футболка, толстовка с капюшоном, чтобы можно было спрятать лицо от любопытных глаз, и кроссовки на тот случай, если придется бежать.

Родители завтракали на кухне, стол был накрыт на троих. Мама спустила очки на кончик носа, недовольно меня осмотрев. Папа перестал жевать и озабоченно смотрел то на маму, то на меня.

– Доброе утро, – улыбнулась я, увиливая от их укорительных взглядов.

– Настя, тебе позволено приходить поздно домой из-за работы, но вчера ты пришла очень поздно, – начал отчитывать меня папа, при этом вздохнул и вопросительно посматривал на маму, ища в ней поддержку.

– Дочка, мы сильно переживали, – быстро добавила мама.

– Я просто уснула в машине, – присаживаясь за стол, произношу я, – вы должны мне доверять.

– Настя, мы тебе доверяем, просто… боимся, – сказала мама, ее строгость ушла и сменилась заботой.

Я смотрела на обоих родителей и, видя их тревогу, почувствовала вину за то, что они не могут просто разделять обыденную жизнь своего ребенка. Я тяжело вздохнула, хотелось бы утешить их просто одним словом, но, боюсь, это просто невозможно.

– Ты опять собралась на работу, это не очень рассудительно, если учесть, что ты вернулась утром. Твой организм еще не окреп, – сдвинув брови, говорил папа. Я-то знаю, что за этой строгостью скрывается сильное волнение за меня.

– Меня всегда выручает это, – подняла я свою белую бутылочку со стола, показав родителям.

– Спасибо Александру, – улыбнулась мама и посмотрела на папу. Папа одобрительно ей кивнул.

– Я вас очень люблю, и хочу, чтобы вы знали, всегда и везде я думаю и о вас тоже. Я знаю, что вы беспокоитесь и плохо спите ночами, но я не могу по-другому, – с сожалением произнесла я, пожав плечами.

– Мы ценим твою особенность, – мягко произнес папа с ноткой серьезности.

– Береги себя, – ласково сказала мама и перекрестила меня в воздухе.

– Как всегда, – шепнула я. Допивая коктейль, я ощутила насыщение и резкий прилив сил. – Спасибо за все, я пойду.

Родители провожали меня взглядами и молчанием, но как только я скрылась за дверью, послышался шепот.

– Странная она какая-то, – услышала я маму.

– Может, она о чем-то догадывается? – прошептал отец.

Я перестала напрягать слух, не желая знать их тайну. «Может, настанет тот час, когда они посвятят меня в свои секреты, а подслушивать из-за угла лично для меня не совсем этично», – подумала я, выходя из квартиры. Стоило оказаться за пределами родных стен, как образ Максима всплыл в голове. «Что за ужасный недуг?» – раздраженно спросила себя я.

Выбежав из подъезда, я налетела на мужчину, и только когда подняла голову, узнала в нем отца Александра. Он был одет в мирскую одежду: темная рубашка с закатанными рукавами, заправленная в темные брюки с кожаным ремнем, а из выреза расстегнутых пуговиц рубашки блестела цепь из-под креста. Я была сильно удивлена его приезду, а по его растерянному лицу понятно, что он тоже ошарашен. Между нами возникла неловкая близость, и я первая отошла в сторону.

– Доброе утро, Анастасия! – сказал он спокойно и спрятал свое удивление под каменной маской, я же, напротив, была сильно взволнована.

– И вам доброго утра. Откуда вы здесь? – пытаюсь удовлетворить любопытство.

– Просто шел мимо, – сказал он и продолжал внимательно смотреть на меня.

«В субботу, утром, а как же служба? Что-то он темнит», – подумала я про себя.

– Дома родители, – показываю я на свои окна, – к сожалению, я вам компанию составить не смогу! – пытаюсь сбежать от его очередных назиданий.

– У тебя все нормально? – спросил он, будто догадывается, что одна половинка меня готова нарушить все поставленные правила ради любви.

– Вполне сносно, – вру я и смотрю за его реакцией, но все тщетно, его мимика недвижима, как стена, – я очень спешу…

– Береги себя! – крикнул он мне вслед.

Как только я оказалась в своем маленьком убежище, мое сердце рассыпается на тысячу осколков. Сделав глубокий вдох и откинувшись на сиденье, я увидела, как Александр зашел внутрь дома. «Зачем он пришел?» – мучил меня вопрос. Я терялась в выборе: ехать на работу или дождаться Александра и выяснить правду о его приезде? Пока я думала, мой взгляд притянул необычный блеск у сиденья. Я протянула руку и пальцем зацепила нечто холодное и металлическое. Вытащив это на свет, увидела кулон на цепочке.

Небольшой золотой орел с распахнутыми крыльями, каждое перышко отчетливо видно, а вместо глаз небольшие красные камни. В клюве он держит колечко, через которое продернута золотая цепь. Когда я перевернула орла, то увидела, что это не просто колечко: орел одной когтистой лапой держал голову змеи, а другой – ее хвост, а клювом вытянул ее извивающееся тело, так образовалось колечко. Я рассматривала и восхищалась такой тонкой ювелирной работой, птица казалась настоящей, а змея будто боролась за жизнь в лапах хищника. Цепочка порвана, вероятно, я сорвала ее с Максима, когда он меня нес. Крепко сжимаю кулон в руках, мне становится тепло от того, что частица его рядом со мной.

«Это еще один повод для встречи с Максимом», – мысленно произношу я, ухмыляясь своему строгому сознанию.

Зов подсказывал мне, куда ехать, и я послушно двигаюсь по улицам города. Сворачивая в узкую малолюдную улочку, я почувствовала легкую тошноту и небольшое покалывание в области солнечного сплетения.

По тротуару идет одна женщина на вид лет сорока пяти. На ней прямая серая юбка и мешковатая блузка цвета болотной грязи. Волосы короткие, коричного цвета, лица пока не вижу. Я медленно еду за ней, и чем ближе я подъезжаю, тем больнее сдавливает грудь и явственнее подкатывает к горлу тошнота.

Женщина села на скамейку, опустив голову, скрестила ноги. Я припарковала машину рядом с тротуаром, пришлось включить аварийный сигнал, чтобы эвакуатор не лишил меня транспорта. Убедившись в том, что в округе никого нет, я медленно подошла к ней и села рядом. Она подняла голову и посмотрела на меня молодыми серо-голубыми глазами, но ее лицо не соответствовало этой молодости и было покрыто морщинами. Я посмотрела на нее и уже не смогла избавиться от подавляющей тошноты, которая сменилась образами. Вижу гроб с молодым парнем, около него убивается эта женщина, у нее плач истеричный и неутомимый, несколько мужчин сдерживают ее, когда мертвого сына погружают в землю. И как только первые комья земли ударяют о крышку гроба, женщина падает без чувств. Позади ее стоит потерянный мальчик лет пятнадцати и плачет, он лишился опоры, надежды и лучшего друга… Незамедлительно следующие образы врывались в мое сознание… Всю ночь сына не было дома, мать стояла у окна и плакала, ее душил знакомый страх потери. После мучительных ожиданий и тревог он вернулся домой целый и невредимый. Правда, встревоженный чем-то, на лице опьяненная улыбка и безразличие. Мать принюхивается к сыну и понимает, что не вином опьянен ее сын, его глаза безумны, и он ненавидит материнские подозрения. Со злостью фыркнув, он захлопывает дверь перед ее лицом. Она находит в его кармане пакетик с зеленой травой и сжимает его в руке так, что измельченный порошок сыплется на пол. Чувство страха потерять сына одолевает ее, а впереди отчаяние и ни капли надежды…

Следующий образ разрывает мою голову. После смерти старшего сына муж не разговаривал с женщиной несколько месяцев. Через боль он смотрел на нее, а когда она начинала рыдать, отворачивался и уходил, ощущая себя беспомощным. От этого ей было еще больнее. После нескольких лет боль утихла, второй сын подрастал, но муж так и не касался своей жены. Они превратились в соседей, которые жили под одной крышей. Жена просила мужа, чтобы он убедил сына бросить наркотики. Муж отвечал безразличием, как будто вместо одного ребенка он похоронил двух…

Образы рассеиваются, и перед собой я вижу замученное лицо этой женщины, постаревшее от потерь и переживаний. Каждая морщина – это отметка, оставленная тяжелым потрясением и только потому, что в ней осталось мужество, она продолжает бороться за жизнь сына.

Молча беру ее за руку. Она ощущает близость помощи и не противится мне. Я закрываю глаза. Золотой столп энергии, исходящий из дальних глубин космоса, проходит через меня, наполняя мой разум, сердце, и мягко уходит в руки. Я ощущаю тепло, потом энергия начинает двигаться во мне, покалывая меня изнутри. Мне становится тепло, потом горячо, мне трудно справиться с палящим жаром, но я знаю, что только огонь может сжечь дотла весь негатив. На грани испепеления я открываю глаза и, глядя в глаза своей избраннице, произношу:

– Теперь тебе хватает сил отвести сына в клинику. Твои надежды оправдаются, ты должна жить, твое сердце наполнится любовью, которой так не хватает твоему ребенку. Муж винит себя в смерти сына, только ты сможешь снять с него чувство вины и взамен получишь преданного союзника. Тебе дается огонек, который объединит вашу семью.

Я вижу, как от нее отходят рваные плоские сгустки и через мои руки поднимаются вверх в энергетический столп. И чем меньше становятся сгустки, тем слабее жжение. Голубая прохладная энергия проходит через руки, заполняя вмятины на женщине, оставленные оторвавшимися темными сгустками. После того как вмятины были исцелены, я чувствую облегчающий покалывающий холод. Я вижу, как мою избранницу поместили в золотое свечение в виде яйца, тогда я поднимаю голову в небо и произношу слова благодарности в сияющий столп, который соединяет меня и бесконечность. Вслед за последним словом моей молитвы уходит энергия, и я ощущаю себя пустым сосудом. Когда я посмотрела на женщину, то увидела, как ее глаза наполнились добром и слезами, а на лице сияла слабая улыбка. Моя работа полностью завершена.

– Бог любит вас, – шепнула я, убирая руку с ее запястья.

Спирающая тошнота подступает все ближе, и я понимаю, что будет лучше побыстрее оказаться в машине. Женщина тоже встает и отправляется дальше, но уже бодрой походкой.

Открыв дверь машины, я, обессиленная, падаю на сиденье. Чувствую, как из глубины меня накатывает знакомое ощущение: становится больно дышать, солнечное сплетение сдавливает неведомой силой, ломая диафрагму, и меня придавливает к креслу машины. Боль усиливается, и дышать становится сложнее. Я ловлю ртом воздух в надежде облегчить боль, но меня пронизывает острой болью, словно кто-то насквозь вонзил мне штырь прямо в грудь. От резкой боли я подтянула ноги к груди, стиснула зубы, сдерживая стон. Мне хотелось сжаться в маленький комочек и пропасть. Но боль, как горячая кровь, растекалась по мне, лоб покрылся холодными каплями пота, а ладони стали влажными. И снова этот штырь пронизывает меня с новой силой, и я уже не могу удерживать слез и крика, все мое тело дрожит, я кусаю губы в кровь, пытаясь выдержать атаку. Боль стихает, у меня есть минута, чтобы расслабиться и перевести дух, и она кажется необычайно долгой.

Злосчастный штырь снова во мне, тело разрывает электрическими разрядами, и я сжимаюсь в комочек, чувствуя колени у своего подбородка. Вдруг внутри себя я слышу голос Максима: «Сейчас, малышка, потерпи, я что-нибудь придумаю». Эту фразу он мне сказал в клубе, когда я была в таком же состоянии, как и сейчас. Я почувствовала его прикосновение и вспомнила его страх, и моя боль начала отступать и переходить на второй план. Я ощущаю тяжесть на своей голове: это он склонился надо мною и нежно прижал к себе. Это краткий миг воспоминания, но я словно сейчас лежу у него в руках, касаясь губами плотной ткани его футболки, делаю сдержанный вдох. Новый приступ, я по-прежнему сжимаюсь, но чувствую боль отдаленно, наслаждаясь маленьким мирком, созданным им. Под моей щекой часто бьется его сердце, и я не одна в мучительной боли. Древесный аромат его одеколона с тонкими нотками утреннего леса успокаивают меня. Если это галлюцинация, то сама прекрасная…

Чем больше я думала о нем, тем слабее и тупее становилась боль. Когда последний приступ миновал, я смогла расслабиться и вытянуть ноги. Меня ждал следующий этап, поэтому пришлось очень быстро пересесть за руль, чтобы отогнать машину на разрешенное место парковки. Повернув во двор жилых домов, я остановилась у незнакомого подъезда и откинула сиденье.

Тело начало тяжелеть, руки и ноги стали свинцовыми. Сквозь боль в мышцах я достала из кармана медальон Максима и, крепко сжав его в кулаке, положила его на грудь. Вижу в окно маленький кусочек неба, по которому беззаботно плывут белые бесформенные облака.

– Даже когда тебя нет, ты все равно рядом. Почему? – задала я вопрос в никуда. – Ма-аксим… именно от тебя я хочу убежать!

По моей щеке скатилась слеза, но мои руки настолько уставшие, что я не в силах ее смахнуть. Меня беспощадно накрывает сон.

Не знаю, сколько я проспала, но проснулась от тошноты и сильного женского плача. Плач был настолько сильный, что я подумала, будто это в машине кто-то плачет. Приводя свои мысли в порядок, я потрогала дверь: кнопка выключения замка опущена, значит, она заперта изнутри, поэтому оказаться кому-то постороннему в машине было просто невозможно. На всякий случай посмотрела на заднее сиденье – на нем одиноко лежит бутылка с минеральной водой и больше ничего. Когда я подняла сиденье, то отчетливо увидела, что на детской площадке рядом с деревом стоит молодая женщина и плачет. Маленький мальчик хватается пальчиками за край ее цветастого платья, будто хочет утешить маму, но она смотрит на малыша и продолжает рыдать.

«Вот в чем дело», – произнесла я про себя и сунула медальон в карман. Тошнота разрывает мое горло – это один из первых признаков того, что передо мной очередной клиент.

Где-то наверху, возможно, за пределами нашей планеты, начинает собираться золотой энергетический столп, и я ощущаю его вибрацию на своем затылке. Высшей властью отсчет времени запущен, и я выхожу из машины, спеша на помощь очередной бедолаге. Подходя к ней, я чувствую, как мой желудок подпирает диафрагму. Женщина перестала рыдать и застыла, удивляясь моей наглости. А пухлый малыш смотрел на меня ясными голубыми глазами, улыбаясь, широко открыл рот, показывая свои четыре зуба. Я улыбнулась ребенку в ответ, ведь именно маленькие дети – чистые создания – знают истинную причину моего появления и всегда встречают меня с радостью.

Столп энергии касается меня, разливаясь во мне теплом, и я вижу образы. Рядом с женщиной вижу ее подругу. Подруга всегда рядом, наблюдает за ее карьерным ростом, гуляет на ее свадьбе, крестит первенца, и женщина считает это нормой – ведь она лучшая подруга, с которой она делится не только бедами, но и радостями. Она частый гость в ее доме, настолько частый, что женщина застала ее со своим мужем в постели. Женщина не может простить измену мужу и хочет уйти. Но она сирота, поэтому боится, что не выкормит малыша и не обеспечит должным образованием. Поэтому она решает отдать ребенка отцу. Здесь и сейчас она расстается с малышом навсегда.

Взяв ее за руку и посмотрев в ее глаза, я произнесла:

– У тебя есть бабушка в деревне, поезжай к ней. На молоке и картошке ты выкормишь своего малыша. Измена была по глупости, поэтому он будет вымаливать прощения. Будь внимательна к подругам, ты сама привела змею в дом.

Снова этот адский жар, который беспощадно сжигает все обиды и страхи девушки, и я терпеливо жду, когда огонь сменится приятной прохладой. И снова холод, и в молитве, на другом конце столпа, я вижу глаза Бога, которые сморят на меня с благословением.

Когда я пришла в себя, увидела, что девушка не плакала, а малыш продолжал игриво смеяться и хлопать в ладоши.

– Спасибо! – растерянно произнесла она.

– Бог с тобой, – ответила я и поспешила в машину за очередной порцией боли.

Снова я переживаю неутолимую боль, стону, реву и сжимаю пальцы в кулаки так, что ногти вонзаются в плоть. Сквозь путаные мысли судорожно ищу образ Макса: его грустные голубые глаза, наполненные любовью, его задорную улыбку, когда он шутит, и его нежные признания в любви. Почувствовав его рядом, я выдержала эту раздирающую боль. Сжимая медальон, вновь погружаюсь в сон.

Я не понимала, что происходит. Почему мне становится легче, когда я думаю о нем? Кто он – помощник или испытание?

Ответов так и не было, а я продолжаю проводить эксперименты. Сегодня я встретила мать, которая бросила своих детей, – и через меня ей дали мужества их вернуть. Бабушку обижал внук и забирал ее последние деньги – ей дали терпения и показали метод воспитания своих детей. Женщина бухгалтер по приказу босса проводила незаконные операции, ее сердце было истерзано нервами и переживаниями – ей дали просветление ума и направили на честный путь, открывая ее потаенные таланты. Мать узнала, что ее сын нетрадиционной ориентации, и она возненавидела его – ей открыли сердце и показали настоящую материнскую любовь настолько искреннюю, бескорыстную и всеобъятную, что она не остановится перед пороками ребенка, примет его такого, какой есть, и исцелит.

При всех моих болевых муках присутствовал образ Макса. По непонятным причинам он стал моим обезболивающим средством, и я не хотела от него отказываться. Ответов по-прежнему не было. Обратиться к Александру было крайне безрассудно, потому что он будет против всяких отношений с мужчиной.

«Кажется, я влюбилась в Максима по уши и начинаю ненавидеть свое безвыходное положение», – промелькнуло у меня в голове.

Я собираюсь домой очень поздно, отдав последние силы на мать, чей сын стал геем. Она озадаченная пошла к сыну, а я, пережив залп боли, отправилась домой. Управлять машиной стало очень сложно, обессиленные руки не слушались. Я настолько была увлечена экспериментом, что чуть не перешла крайнюю черту своих возможностей: еще пару человек – и я могла рухнуть без сил или мой сон стал бы вечным. Но все это было не зря. Среди бесконечной боли я чувствовала присутствие Макса, и моя любовь к нему стала безмерна. Уставшая, голодная я захожу домой. Испуганные родители застыли на пороге.

– Боже, Настя! Где ты была? – истерично закричала мама. Я сморщилась, чувствуя вину. – Ты целый день работала?

Обессиленная, я опираюсь плечом о стену и не могу пошевелить даже языком. Лишь натянула улыбку, чтобы как-то утешить родителей.

– Ярослав, ты посмотри на нее? – продолжает ругаться мама и, разводя руки в стороны, подходит ко мне. Она ощупывает меня, чтобы понять, все ли со мной в порядке. Я ощущаю дрожь в ее прикосновениях, которые усиливают мое чувство вины перед родителями.

– Зачем ты так? – сурово спрашивает меня папа. Знаю, он хотел бы меня отругать, но не может. Сердце у него очень доброе, и он всегда поощрял маленькие отступления от правил, но сейчас я чувствую в себе глобальные перемены. Могу ли я рассчитывать на помощь папы?

Не в силах ответить, сползаю вниз по стенке. Родители всполошились, папа тут же подхватывает меня и несет в комнату, мама стягивает кеды и с грохотом кидает их на паркет. В последний раз они видели меня в таком состоянии, когда я не рассчитала свои силы, и это было много лет назад. Папа заботливо кладет меня на кровать, садится рядом.

– Ну что с тобой, дочка? – произносит он с тревогой.

– Просто я хотела забыть его… – прошептала я, и меня накрывает темная пелена.

Сквозь сон я отдаленно слышала встревоженные голоса родителей. Они пытались выяснить причину моего поведения и про кого я говорю, а меня уносит все дальше в бессознательность.

Он

Я нестерпимо ждал пятницы. Просыпаясь утром, уже хотел вечера. Но в моей жизни время всегда было долготечным, особенно когда проводишь его в ожидании.

Вчера я съездил к двоюродному брату, он уже привык к моим корыстным посещениям. Колян работал дэпээсником и частенько меня выручал в небольших правонарушениях. На этот раз я попросил добыть информацию по номеру машины моей Насти. По счастливому случаю, машина была зарегистрирована на нее, и через некоторое время у меня на руках оказались все ее данные, кроме сотового телефона. Из-за моего дикого восторга и долгих слов благодарности, Колян шутя назвал меня «чокнутым поклонником» – именно так я обзываю своих надоедливых подружек. Я отмахнулся от его шутки.

Сегодня воскресным утром меня искушает этот белый лист бумаги, на котором размашистым Колиным почерком написаны данные Насти. Как бы я хотел заглянуть по адресу, может, моя самоуверенность, а может, интуиция подсказывает, что сейчас я ей нужен.

Очень кстати мне приходит в голову мысль поискать ее в социальных сетях, но поиски не дают результата. От неудачи я громко выругиваюсь и только обернувшись замечаю у двери маму. Она застыла от моих речей, ведь для нее я хороший и правильный мальчик, другую часть меня знает только отец.

– Мам, ну куда ты в комнату с едой? – произношу я и, подойдя к ней, забираю тарелку с бутербродами и кружку кофе.

– В кухне отец, и ты обычно…

– Я поем на кухне, – перебил я ее и весело подмигнул, чтобы как-то загладить свою маленькую провинность.

Выйдя из своего минутного ступора, она пошла вслед за мной. Мое хорошее настроение нельзя испортить даже видом отца. Он сидит за столом на кухне с газетой в руках, сдвинув массивные брови, собрал губы в трубочку и сосредоточенно читает, а одинокий кофе стынет перед ним. Посмотрев на меня, не меняя гримасы, он равнодушно продолжает читать. Мама стоит в дверях и беспокойно наблюдает за нами. Возможно, она готова к тому, что мы начнем ругаться и приняла позицию миротворца. Я спокойно доедаю бутерброд, допиваю кофе, встаю, забирая посуду, и умиротворенно направляюсь к мойке, открываю воду, мою кружку, тарелку, а сам ухожу в мысли.

«Что делать? Поступить как терпеливый джентльмен и дождаться пятницы либо собрать всю свою наглость и прийти без приглашения…»

– Макс, ты заболел? – произносит отец, прервав мой внутренний спор. – Ты в последний раз мыл посуду, когда в школе учился, и то за деньги, чтобы накопить на велосипед.

Я обернулся и увидел, как родители вопросительно переглядываются друг с другом.

– Надо же когда-то благотворительностью заниматься, – ухмыльнулся я и показал на чистую кружку.

Мы все рассмеялись, между нами возникла такая же теплая и светлая атмосфера, как в то время, когда наша семья была крепкой и дружной. Я вновь почувствовал себя маленьким ребенком, который увидел в глазах отца любовь, а в лице матери счастье.

В кармане джинсов загудел телефон, прервав нашу идиллию.

– Я слушаю, – ответил я.

– Максим, доброе утро, – слышу взрослый мужской голос, – мы неделю назад вам говорили, что купим квартиру в ипотеку, поэтому съезжаем. Сегодня мы можем передать вам квартиру.

– Я сейчас свободен, могу подъехать – серьезно произнес я.

– Жду…

Отец внимательно смотрел на меня.

– Проблемы? – произнес с бдительностью.

– Вполне решаемые, – резко оборвал я, и наша теплая атмосфера рассеялась, как прах. Думаю, уже нельзя возродить то, что однажды было разбито вдребезги.

Мама приняла серьезный вид. Отец отрешенно, будто ничего не произошло, начал читать газету. Вся хорошая атмосфера в доме зависит от меня. Я, ругая себя за то, что не смог удержаться от грубости, иду к выходу. Мама преданно провожает меня.

– Ты меня познакомишь с ней? – легко спросила она и улыбнулась. Мудрая и наблюдательная мама сразу смекнула, что я кем-то не на шутку увлечен.

– Когда придет время, – ухмыляюсь я и быстро выхожу за дверь, сбегая от дополнительных расспросов. Собственно сказать мне пока нечего.

Я очень не люблю менять квартирантов, редко попадаются хорошие люди, такие как семья Рафиса, и мне искренне жаль с ними расставаться. Оплата всегда поступала вовремя, квартира чистая и никаких пьяных дебошей – идеальная спокойная семейная пара. Выхожу из лифта, на лестничной площадке меня улыбкой встречает невысокий мужчина лет сорока, жилистого телосложения. От радостного приветствия его башкирские глаза становятся более узкими.