Текст книги "Исцели Меня"

– Максим, здравствуй, – пожимая руку, говорит он.

– Здравствуй, Рафис, пошли внутрь, – показываю на открытую дверь своей квартиры.

В квартире тихо, пусто, видно, что за собой помыли, обои в некоторых местах были протертые и выцветшие от времени.

– Я понимаю, что квартира не совсем в том виде, когда мы в нее въезжали, – хриплым торопливым голосом начал говорить он.

– Все в порядке, Рафис. В договоре сказано, что вы не должны делать ремонт, когда будете уезжать с квартиры, – произношу я, проходя по своим владениям. – Я смотрю, внешних повреждений нет, сантехника в порядке.

Рафис облегченно вздохнул. Конечно, мелкие недочеты были, но я не хотел обременять ими Рафиса: за долгое время нашего сотрудничества, мне стала близка это семья. К тому же они сейчас взяли на себя многолетний денежный долг, кто знает, может, у них каждый рубль на счету.

– Удачи вам в новой квартире. Мне было приятно иметь с вами дело, – говорю я и подаю ему руку, он отвечает крепким рукопожатием, потом достает из кармана ключи и деньги и единой кучей протягивает мне. Я наблюдаю в его движениях судорожное переживание. Ключи я прячу в карман джинсов, деньги пересчитываю и сразу понимаю, что переживания Рафиса заключаются в том, что в сумме не хватает пары сотен. Я достаю из пачки две зеленых купюры по тысяче и протягиваю ему.

– Это вам на новоселье.

– Сп… спасибо, – удивленно он взглянул на меня, взял деньги и торопливо спрятал в карман.

– Всего доброго! – сказал я, провожая его.

Я остался один в своей квартире. Это мое наследство, которое у меня вызывает неоднозначные чувства. Отец подарил мне на восемнадцать лет ключи и документы на эту квартиру.

Несколько лет подряд я отмечал день рождения в надежде, что дверь откроется, и мой отец вернется домой. Несколько мучительных лет я слышал, как мать рыдает в подушку, и вот, когда он пришел, я понял, что нельзя вернуть прежнюю любовь. И эта квартира – взятка, которой отец хотел вернуть мою любовь, преданность и обожание.

Я никогда не жил в этой квартире, просто сдавал ее и откладывал деньги. Я предпринимал попытки выкупить ее у отца, но он не брал моих денег. Хотел продать ее, но какая-то сила останавливала меня. Во мне до сих пор продолжает жить тот девятилетний мальчик, который боготворит и уважает своего отца, но открыть истину перед ним мне не позволит гордость.

Продолжая размышлять о соотношении искренности и корысти отцовского подарка, я ходил по квартире.

Коридор делится на две части, вправо уходит в небольшую комнатку, прямо по коридору дверь в ванную, слева дверь на кухню, вдоль правой стены большая арка ведет в просторную гостиную. Я прохожу через нее в еще одну вытянутую треугольную комнату. Она насыщена розовым цветом. У Рафиса две дочери, вероятно, они жили здесь. На стене яркой жирной линией нарисованы четыре человечка, а над головами надпись: «Я, папа, мама и Настя». Я положил ладонь на человечка под именем Настя, и меня взяла тоска по чему-то неизведанному. Я представил, как эту комнату можно преобразить и превратить в спальню, где будет стоять большая кровать, отдельно гардеробная, множество лампочек на потолке. Я вышел из этой комнаты и представил большой кожаный диван, плоский телевизор на стене и несколько колонок по периметру. В маленькой комнате можно сделать кабинет, а кухню оборудовать современной техникой для удобства будущей хозяйки.

Моя фантазия набирала обороты, а в голове возникало много образов, которые я примерял к разным уголочкам квартиры. Может, стоит отодвинуть гордость и использовать по назначению папин подарок…

– Подул ветер перемен, значит, нужно расправить паруса и не сопротивляться попутному ветру, может быть, скоро чья-нибудь маленькая ручка напишет на этих стенах слово «папа», – сказал я сам себе и подумал о своей прекрасной Насте.

Дима разрывает мне телефон, нарушая мое уединение с самим собой. Он уже два дня подряд звонит и требует объяснений, думаю, что на этот раз мне не отвертеться.

– Поджидай, я приеду, – сказал я ему и выключил телефон.

От предстоящих перемен у меня поднялось настроение. Я воодушевленный еду к Диме. По большой случайности Дима проживает недалеко от моей квартиры, пару лет назад он получил ее в наследство от бабушки, а потом предложил Вике жить с ним. Он уговаривал меня, чтобы я переехал в свою квартиру, но так и не смог сломить мое упрямство. Конечно, жить рядом с другом – это большой плюс. Буквально через несколько минут я стоял перед железной дверью его квартиры и настойчиво жал на кнопку звонка.

«Столько времени зазывал меня, а сам не открывает», – подумал я, и в этот момент за дверью послышался шорох.

Дверь открывает Вика в домашних лохматых розовых тапочках, в суперкоротких шортах в тон тапочкам и белый откровенно обтягивающий топ на тонких бретельках. Вид у нее слегка потрепанный, а волосы собраны в хаотичный хвост на голове. Я предположил, что отвлек эту парочку от интересных занятий. Увидев меня, она сморщилась и поджала губы.

– Дим, это к тебе! – закричала она и жестом дала понять, чтобы я прошел в квартиру. Дима, босой и взъерошенный, без футболки и с расстегнутой пуговицей на джинсах, вышел ко мне на встречу. Увидев меня, он ухмыльнулся и огромными ладонями начал укладывать свои непослушные светлые волосы.

– Макс, ты очень быстро добрался, на тебя не похоже, – с издевкой произнес он и зыркнул взглядом на полураздетую Викторию, та смущенно скрылась в глубине комнаты.

– Я был у себя на квартире… – оправдываю свое внезапное появление.

– Пошли на кухню, – произнес он и пошел вперед, громко шлепая босыми ногами по линолеуму.

Мы сели за стеклянный стол друг напротив друга. Дима расслабленно откинулся на стул, я, наоборот, положил локти на стол, подпирая голову сжатым кулаком, ждал Диминых расспросов.

– Значит, ты на квартире был? – переспросил он, удивленно покачав головой.

– Хочу ремонт сделать. У тебя брат вроде ремонтом занимается? – начал говорить в надежде, что он не спросит о том, что произошло в клубе.

– Да. Он вообще хорошо раскрутился, у него уже несколько бригад работает и свой дизайнер, плюс договора с некоторыми мебельными фирмами. В общем, работает под ключ – с гордостью произнес он.

– Дашь номерок?

– Ты для квартирантов ремонт хочешь сделать?

– Для себя… – твердо сказал я и улыбнулся.

– Морозов, это все… – в воздухе делает круг указательным пальцем, – из-за нее?

– Да…

– Это она была в клубе?

– Да…

– Честно, я не понимаю… – он вопросительно посмотрел на меня и тоже положил локти на стол, слегка прищуривая глаза. Пауза затянулась, и я просто не представляю, какие мысли могут скрываться за этим сосредоточенным лицом.

– У меня с ней ничего нет, но я очень хотел бы. В клубе я встретил ее случайно.

Конечно, я хотел опустить информацию о снах, предполагая, что Дима не поймет меня.

– Она больная? Что с ней было в клубе? – снова он откидывается на стул, принимая озабоченный вид. – Кстати, может, чаю? – спросил он между делом, показывая на полку с коллекцией чаев в разноцветных жестяных коробках.

«Это настоящий допрос», – подумал я и покачал головой, отказываясь от его любезного предложения.

– У нее бывает такое, это не сильно серьезно, – вру я. На самом деле я понятия не имею, чем она болеет и насколько это серьезно, и меня это сильно беспокоит.

– Макс, ты по жизни от девчонок отбоя не знал, а теперь утверждаешь, что тебе понравилась эта серая больная мышь, которая даже взаимностью тебе не отвечает, – произнес он, жестикулируя пальцами, пытаясь поддержать свою умную речь.

Эта фраза мне как пощечину дала. Мое настроение сменилось гневом и злостью. Дима сразу заметил мои перемены и напрягся.

– Я не пойму, ты сейчас мне мстишь за то, что я не ответил взаимностью твоей…

В кухню зашла Виктория, и я не смог закончить фразу. Она облачилась в леггинсы и длинную футболку. Я был прав, Диму смутил слишком откровенный наряд своей возлюбленной, и он намекнул ей, чтобы она переоделась. Сейчас она глупо смаковала стакан с водой в надежде узнать, о чем идет речь, но после затяжного молчания она вышла из кухни, гордо задрав нос.

– Я хоть раз плохо говорил о твоей девушке? Хотя ты знаешь, что мы с первого дня нашего знакомства не перевариваем друг друга.

Дима молчал и терпеливо ждал, когда я успокоюсь.

– О чем ты думал, когда решил познакомить меня с Викиной сестрой? Спору нет, она высокая, длинноногая, максимум дошло бы до постели, но уж точно не до загса. И в глазах твоей Вики я выглядел бы еще большим монстром. Я люблю эту серую больную мышь, как ты ее назвал, – меня распирало от гнева, и я не ожидал, что из-за нее смогу повздорить с лучшим другом.

– Макс, успокойся. Я же не знал, что у тебя все так… – он растерянно поднял руки и тут же опустил, – так серьезно.

– Ты же хотел, чтобы меня «накрыло волной любви». Признаюсь, меня накрыло. Меня не просто накрыло, меня просто торкнуло. А самое хреновое, что я впервые в жизни почувствовал себя безоружным перед девчонкой. Больше никаких вопросов, – ткнул я в него указательным пальцем. Димон от услышанного хитро растекся в улыбке.

– Хорошо… кофе будешь? – резко сменил тему он, продолжая улыбаться.

– Нет, спасибо! Я удовлетворил твое любопытство, теперь я поеду домой. И, пожалуйста, извинись за меня перед Алиной, – мой гнев стал угасать, и я начал снова трезво мыслить.

– Может, кофе? – ухмыльнулся он, пытаясь еще развести меня на разговор.

– Давай номер брата, и я поехал. Я и так прервал ваше перемирие, – ухмыльнулся я. – «У меня недельная голодовка, пожалейте меня», – дразнил я Димона.

– Ты не представляешь, каких усилий мне это стоило, – вытаращил глаза Димон от возмущения.

– Вот и наслаждайся своим медовым месяцем…

Виктория не обратила на меня внимания, когда я прошел мимо нее, – она укуталась в какую-то цветную тряпку, уютно сидела на кресле, поджав ноги под себя, из ушей торчали два белых проводка от наушников, и она ритмично двигала головой. Дима, провожая меня, пожелал мне удачи в моих новых отношениях, что мне придало бодрости духа.

Остальную часть дня я посвятил воплощению своих фантазий. Я позвонил Игорю – брату Димона, и мы договорились о встрече. В скором времени со мной свяжется дизайнер, чтобы помочь мне составить модный, удобный интерьер квартиры. Игорь дал список мебельных фирм, с которыми они сотрудничают. Я зашел на сайты и посмотрел каталоги товаров. Мне очень понравились кровати, кухни и встроенная гардеробная комната. Я предполагаю, меня ждут впереди приятные хлопоты, но цель оправдывает средства.

Она

Слышу, как родители о чем-то шепчутся за дверью. Лежу на кровати, подложив под голову свою синюю книжку, и терпеливо жду, когда они прекратят эту мышиную возню и уйдут на работу. После воскресного плена я наконец-то останусь дома одна и не буду видеть их встревоженные лица.

«Это даже смешно, мне двадцать один год, а я сижу под домашним арестом только потому, что не вовремя пришла домой», – возмущаюсь я этим парадоксом.

Пролежав долгое время в одной позе, чувствую, что все мои мышцы сковало тяжестью. Через усилия и тупую боль сажусь на кровать. Обнимая колени руками, все думаю о нем и о нем. В дверь тихонько постучали, и сразу после стука показалась мама. Наверно, папа вытолкал ее на разведку, а мне не по себе осознавать, что со мной обращаются, как с больным ребенком.

– Ты позволишь? – осторожно спросила она.

Я одобрительно кивнула головой. Она обеспокоена и встревожена, в ее лице много печали и бессилия. Она медленно проходит через комнату, профессионально анализируя мое состояние. Я молча наблюдаю за ней, теребя краешек книги. Она садится рядом на край кровати.

– Ты так и не скажешь, что с тобой случилось? Мы с отцом сбиты с толку… – она безысходно разводит руками. – Нам придется проконсультироваться с отцом Александром о твоем поведении.

– Не-е-е-ет, – испуг кольнул меня изнутри.

«Александр – он же черствый, ему неведомо чувство любви», – стучит пульсом в голове.

– Что нет? Настя, – сердится мама, хмурит лоб мелкими морщинками.

– Я влюбилась…

Мама опешила и тут же озадаченно улыбнулась. Ее глаза наполнились сочувствием, потому что она знала, что в моем случае все это значит.

– В пятницу я случайно оказалась в клубе. Мне нужна была девушка, которая хотела прервать беременность, в моих силах было ее остановить. Но, когда я взяла ее за руку, она начала сопротивляться, будто бес в нее вселился. Но я успела передать ей помощь, и меня накрыло раньше времени. Неизвестно, что она сделала бы со мной, если бы не Максим. Он отстоял меня перед этой девушкой и ее парнем и вынес из клуба на руках. Он пережил со мной мою боль и страдания… – мне стало тепло на сердце от воспоминаний о нем и в то же время грустно.

– Он понял, что с тобой было? – тревожится мама.

– Нет, я ему ничего не сказала. Он был со мной рядом, пока я не пришла в себя, а потом мы расстались, – на миг я прикрыла глаза, с досадой вспоминая его теплые грустные глаза при нашем расставании.

– Дочка, это всего лишь мимолетное знакомство, оно ничего не значит, – она нежно берет меня за руки и смотрит глазами, полными заботой, – нельзя же влюбиться в первого встречного.

– Это непростой парень. Я с ним уже виделась на остановке, когда моя машины была в ремонте. Наш разговор длился несколько минут. Он сказал, что видел меня во снах, знает о моем родимом пятне и записной книжке… Впервые я в чужом человеке почувствовала что-то родное…

Я вижу в маминых глазах непонимание, и это разочаровывает меня.

– Мы с папой ждали, что рано или поздно наступит время, когда ты влюбишься. И это время не простое, потому что…

– …я должна отказаться от любви ради страдающих людей, в этом моя миссия, – заканчиваю фразу я за маму. – Отец Александр сотню раз говорил мне об этом, но на словах все так просто.

От обиды и горечи я заплакала. Я всегда равнодушно смотрела на людей, конечно, сочувствовала их горю, но личных отношений никогда не допускала. А тут все и сразу…

– Мне очень больно говорить тебе об этом, но ты должна пережить эти чувства. Настя, именно ПЕРЕЖИТЬ, как тяжелую болезнь, а потом станет все легко и просто. Помни, кто ты есть, – она ласково обняла меня, как маленького ребенка.

Я старалась унять свои слезы.

– Я понимаю, – хрипло шепчу я, утешая маму, хотя чувствую, как сердце в груди трепещет от боли.

– Все будет хорошо, вместе мы переживем это, – похлопывая по спине, произносит она.

Я надела маску улыбающегося и понимающего ребенка и проводила маму, но как только дверь закрылась за ее спиной, я уже не могла удержать своих слез. Я решила, что в пятницу не поеду на свидание и, возможно, больше никогда его не увижу. Так будет лучше для родителей, для Александра и в последнюю очередь для меня.

Я достала медальон из кармана и прижала к груди. «Я должна почувствовать его близость, для этого нужно испытать боль от работы», – подумала я и, дождавшись, когда родители уйдут из дома, начала собираться на выезд.

Погода была хорошая, внутреннее чутье вело меня по малолюдным местам, что не могло меня не радовать. Мне очень хотелось насладиться уютом его объятий и теплотой его слов, поэтому я смело шла на встречу к людям и не боялась испытать боль.

Сегодня я спасла сироту, которая думала, что весь мир отвернулся от нее, парня, который хотел свести счеты с жизнью из-за долгов, мать, проклявшую свою дочь за внебрачную беременность, скорбящую вдову, потерявшую смысл жизни после смерти мужа. Боль уходила, когда я думала о нем. Я надела на свою цепочку его медальон, а порванную цепь спрятала в бардачок. Когда я сжималась от боли, я брала орла в руку и чувствовала, как эта смелая птица делится со мной своим мужеством. Чем больше я работала, тем сложнее мне становилось отпустить образ Максима и становится больно от утраты того, чего я еще не имела. Жертва – теперь я начинаю понимать значение этого слова, а людские проблемы не меняются и каждодневно проходят через меня. Все пустое и бессмысленное.

Итак, я была близка к той границе, после которой потеряю все силы. В голове роились мысли перейти черту, тогда никаких проблем, никакой боли, только темнота и все. Но в сердце горит искорка надежды, что, может, в годах длинной жизни я встречу его вновь. Я отступила, ругая себя за это мимолетное помутнение здравого рассудка.

Вернувшись вечером домой, я хотела незаметно пройти в свою комнату, но была настолько обессилена и неуклюжа, что уронила вазу с полки. Та с грохотом упала на пол и предательски выдала меня. На грохот, как на сигнал sos, прибежали родители и окружили меня. Я им улыбнулась и опустила глаза, мне было очень стыдно от того, что заставляю их переживать, но отказаться от него я тоже не могу…

– Настя… я думала, мы поняли друг друга, – ругает меня мама и что-то говорит еще, но моя усталость блокирует ее сердитое высказывание.

Папа подставил мне свое мужественное плечо, каждый шаг до кровати отдавался мне болью в ногах. Сквозь помутнение я ощущаю, как мама дает мне выпить коктейль. Сделав пару глотков, я сразу рухнула на кровать, не снимая одежды.

– Я хочу пропасть, почему именно я должна все это испытывать? – произнесла я еле слышно и заплакала.

Мама сидела рядом, гладила меня по голове, пока я не заснула. Моя влюбленность – это не грипп или простуда, боюсь, она не лечится… я эгоистично хочу его видеть.

Он

-А-а-а-а!

С диким криком я просыпаюсь, зажав волосы в кулаки, тяну их до боли, чтобы прогнать этот кошмар. Опять лабиринт, яркий свет ослепляет меня, я на ощупь иду вдоль стены. Острые края камней, торчащие из стены, царапают мне ладони. Не чувствуя боли, я прислушиваюсь, как она душераздирающе кричит и зовет на помощь. Я знаю, что из этого лабиринта нет выхода, поэтому, как безумец, начинаю орать что есть мочи и бросаться на стену, ударяя ее кулаками, в надежде пробить выход и спасти мою Настю. С каждым ударом боль в руках усиливается, а по разбитым костяшкам сочится горячая кровь, ее крик становится невыносимо громким, и…

Тяжело дыша, я осматриваюсь вокруг и вижу родные стены, которые успокаивают меня. Запустив пальцы в мокрые от пота волосы, я закрываю глаза и пытаюсь осмыслить страшный сон.

«В прошлый раз, когда я видел подобный сон, то встретил ее в клубе. Вдруг она сейчас лежит где-нибудь в очередном приступе боли и ей некому помочь?» – трагичные картинки возникают в голове.

Меня от страха передернуло, я незамедлительно встал и вышел из комнаты. Пройдя в темный коридор, я почувствовал нечто теплое, толкнувшее меня. Вздрогнув от неожиданности, я присмотрелся и сквозь мрак увидел маму. Укутавшись в пушистый халат и зевая, она смотрела на меня снизу вверх тревожным взглядом.

– Ты кричал, – произнесла она хриплым, еще не проснувшимся голосом.

– Просто кошмар приснился, иди спать, – заботливо сказал я, взяв ее за плечи, развернул в сторону ее комнаты.

– Угу, – поправляя бигуди на голове, она медленно пошла к себе.

«Сумасшедшее утро», – покачал я головой и пошел в ванну. Пока я чистил зубы, брился, в моей голове все мелькали картинки о том, что ей сейчас плохо. Я вспоминаю ее крик, и мурашки страха проходят сквозь мое тело.

– Я должен ее увидеть, – говорю я своему отражению в зеркале и одобрительно киваю. – Не такой уж я беспомощный.

Не медля ни секунды, я надеваю синие джинсы, белую футболку, беру в руки черную кожаную куртку.

Раннее утро, солнце недавно встало, отражаясь золотым светом в небольших лужах. Изредка проезжают машины, на остановках стоят заспанные люди, ожидающее своего транспорта. Даже в такое раннее время кто-то куда-то и зачем-то спешит. Я еду быстро, поскольку на улицах свободно и нет пробок, но мое сердце от волнения выскакивает из груди.

«Что, если я опоздал и с ней случилась беда?» – мучили меня мрачные мысли, терзающие сердце.

Надавив на газ, я послушно следую по маршруту, который задал своему навигатору еще вчера. Это была далеко не первая попытка приехать к ней домой, но сейчас мною руководит большой страх за ее жизнь. Через пятнадцать минут я въезжаю в глухой дворик десятиэтажных домов. Вокруг тихо, по-утреннему умиротворенно, один я медленно крадусь среди плотно наставленных машин. Конечно, для случайного гостя место на парковке не предусмотрено, поэтому я остановился сразу у подъезда. Выйдя из машины, я первым делом начал искать ее голубую «Мазду», но после того, как не нашел, меня одолело сомнение.

«Может, она не дома?» – подумал я, при этом худшие картинке проецируются в голове.

Единственный способ узнать, что с ней, – это подняться в квартиру и проверить. Посмотрев на окна высокого серого дома, я мысленно начал составлять речь, которую произнесу в домофон. Мне надо сказать что-то существенное, такое, чтобы человеку захотелось впустить меня в дом. Продолжая смотреть вверх, я уже начал проговаривать вслух придуманную речь, как вдруг меня прервал звонкий лай. Опустив голову, я увидел маленькую длинношерстную собачку, которая громко лаяла, но увидев, что я откликнулся на ее призыв, села передо мной, вывалив язык. Собака из-под густой шерсти по-умному смотрела на меня, поворачивая голову то на один, то на другой бок. Я посмотрел по сторонам, чтобы понять, откуда взялось такое чудо природы, и увидел яркую, красочную детскую площадку, огороженную спортивную зону и несколько скамеек для пожилых людей и никаких признаков жизни. Вдруг дверь нужного для меня подъезда открылась, и из нее медленно вышел старенький мужчина в спортивном костюме, с грохотом захлопнув за собой дверь. Я разочаровано поморщился.

– Ух, ты. Обычно она на чужих лает без умолку, – удивился мужчина, показывая костлявым пальцем на собачку.

– Вы не откроете подъезд, а то я как-то ключи потерял… – вежливо вру я, наивно пожимая плечами.

– Квартиранты… беда с вами, – по-доброму заворчал мужичок, прикладывая электронные ключи к сканеру. Монотонный писк оповестил, что дверь открыта.

– Спасибо.

– Паренек, ты не скажешь, чья это машина? – спросил старичок, придерживая меня в дверях и показывая на мою машину. Я сжимаю ключи в кулак, пряча их за спиной, и отрицательно покачиваю головой.

– Ну ладно, ступай… понаставят, ни пройти ни проехать, – ворчит старец, а маленькая собачка, бегая вокруг него, звонко лает, поддерживая его ворчание. Я дождался, когда дверь закроется, и начал искать нужную квартиру с номером тридцать шесть.

Чем выше я поднимался, тем громче стучало мое сердце, а дыхание от волнения становится глубже.

Передо мной коричневая дверь с выпуклыми узорами, я перевожу дыхание и жму на звонок. Тишина. Жар прильнул к моей голове, пульс стучит в висках. Я настойчиво жму еще раз. Вновь тишина. От волнения я не могу стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу. Вдруг за дверью послышались слабые шаги. Я попытался выровнять дыхание и сунул руки в карманы.

Дверь открывается. К моему удивлению, на пороге стоит заспанная, взъерошенная София Вячеславовна. Увидев меня, она строго сдвинула брови и руками начала приглаживать хаос у себя на голове.

– Максим?.. Как ты узнал, где…

– Я-я… тоже удивлен вас здесь увидеть, – перебил ее я. – Мне очень нужно поговорить с Настей.

Она тяжело вздохнула, посмотрев вглубь квартиры, потом озадаченно на меня.

– Проходи, раз пришел… – тихо произнесла она и впустила в квартиру.

Когда я на листочке прочитал, что Настя носит фамилию Климова, я подумал, что это очередное совпадение, которых в последнее время в моей жизни очень много. Оказалось, я заранее познакомился с ее мамой при очень необычных обстоятельствах.

– Настя, к тебе пришли! – громко крикнула София и повернулась ко мне. – По коридору и направо…

Учитывая, что я нарушил все рамки приличия и заявился ранним утром к незнакомым людям в дом, я был удивлен спокойствием Софии, и складывалось впечатление, что меня поджидали. Я посмотрел на нее, она загадочно улыбнулась и кивнула головой в сторону комнаты.

Я неуверенно шагнул вперед. Три метра по коридору до ее двери для меня показались вечностью. Сердце продолжало колотиться… отступать некуда. Я остановился перед молочного цвета дверью с небольшими вставками из стекла. Хотел подсмотреть сквозь стекло, что внутри комнаты, но оно было задекорировано и, кроме размытых силуэтов, ничего не видно. София, сложив руки на груди, с любопытством наблюдала за мной. Я тихонько стучу. Тишина… Неуверенно жму на золотую ручку, и дверь легко открывается.

Вижу перед собой часть комнаты, сразу справа стоит коричневый угловой рабочий стол, на котором стопа книг и закрытый ноутбук. И взгляд уходит вдаль в окно. Яркие солнечные лучи проходят через прозрачные шторы и отражаются в перламутровых стенах, наполняя комнату еще большим светом. Насти нигде не видно, и я открываю дверь еще шире, проходя внутрь, продолжаю осматривать комнату, и в одночасье замираю. Она, лежа на кровати спиной ко мне, еле слышным шепотом читает книгу. С виду она в полном порядке, на ней длинные пижамные брюки серого цвета и розовый топ на тонких бретельках, волосы кудрявыми каштанами лежат на спине. Необычно видеть ее в домашней обстановке такой расслабленной и настоящей.

В какой-то момент мне стало совестно, что я подглядываю за ее личной жизнью, и я издал покашливающий звук, чтобы привлечь ее внимание. Она вздрогнула и обернулась. Ее лицо было серьезным, а глаза уставшие, и я понял, что даже среди всего этого домашнего быта она остается предана своей мудрости. При виде меня ее взгляд тут же наполнился удивлением. Она быстро встала, откинув книгу на постель. Я забыл про страх и стеснение, про свой страшный сон и смело подошел к ней и коснулся ладонью на ее бледной теплой щеки. Она положила свою ладонь поверх моей, прижалась щекой к моей ладони, касаясь ее губами, и закрыла глаза. Не ожидая такой реакции, во мне возникло волнение.

– Ты реальный? – открыв глаза, шепчет она и убирает мою ладонь с лица, но не выпускает из своей руки.

– Меня преследует чувство, что с тобой творятся ужасные вещи. Я должен был убедиться, что ты в порядке, – я свободной рукой провел по ее кудряшкам, ее щеки залились румянцем, и она улыбнулась. И меня особо радует моя вещица, которая украшает ее шею.

– Теперь все хорошо, – несмело отвечает она.

Между нами идет теплая неуловимая дрожь. Я наклоняюсь к ней ближе, так, что наши лбы соприкоснулись. Слышу, как сильно стучит ее сердце, ощущаю ее теплое прерывистое дыхание на своем лице, вдыхаю аромат сказочных цветов, исходящий от нее. Я так близко от этих прекрасных и нежных губ. Мне кажется, что она всегда была в моей жизни, только я на время забывал про это, а теперь воспоминания заполняют пробелы, делая мою жизнь настоящей.

– Максим… как ты нашел меня?

– По номеру твоей машины, – шепнул я в ответ и гордо ухмыльнулся.

– Следопыт…

Мы продолжаем наслаждаться моментом, никто из нас не хочет первым прерывать это уединение. От такого теплого приема внутри меня рождается надежда на наше совместное будущее.

Громкий стук в дверь. Я почувствовал, как Настя вздрогнула и отскочила от меня. В ее лице был ярко выраженный страх, она, прикусив губу, опустила глаза. Я обернулся и увидел, как в дверях стоит рассерженная София Вячеславовна и, скрестив руки на груди, смотрит сквозь очки то на меня, то на Настю.

– Мам… – просит робко Настя несмелым взглядом, – дай нам секундочку.

– Настя, ты знаешь свои рамки, – строго произнесла она и вышла, громко хлопнув дверью.

Настя окончательно раскраснелась, продолжая стоять с опущенными глазами и перебирая пальцы. Я не мог удержать улыбки: нас, как двух подростков, застукали за непристойным делом, и вся эта ситуация кажется мне больше смешной, чем трагичной. Но, учитывая строгость Софии, думаю, Настя видит в этом настоящую драму. Я подошел к Насте и заключил ее в объятия. Она не сопротивляясь, положила голову мне на грудь и расслабилась.

– Хочешь позавтракать с нами?

– Хочу, – сразу согласился я, не желая с ней расставаться.

– Максим, ты… ты меня смущаешь, – неуверенно произнесла она.

– Будь моей девушкой? Я не могу без тебя, – произнес я и крепко прижал ее к себе, уткнувшись носом в ее кудряшки.

– Ты безумец… – засмеялась она. – Ты слишком много хочешь от меня.

– Настя! – доносится из коридора голос Софии, и Настя вздрагивает. Ее мать явно не хочет оставлять нас наедине, а Настя жутко боится своей матери. Тяжело вздохнув, она освободилась из моих объятий. Утопая в ее возмущенных янтарных глазах, я хотел объяснить все, что я чувствую, но не нахожу слов, и поэтому молчу.

– Сегодня ты просишь стать твоей девушкой, а завтра ты придешь среди ночи и попросишь стать твоей женой?

– Могу сейчас попросить.

Она удивленно свела брови, не веря моим словам. Ее недавнее возмущение сменилось полной растерянностью.

– Настя я готов к серьезным поступкам.

– Это нелепо, – она опускает голову, скрывая задумчивый взгляд пушистыми волосами. Нас разделяет тишина. Она поднимает голову и смотрит на меня сквозь нерешительность. – Прошу, Максим… не торопи меня, я… я запуталась.

– Настя, я тебе обещаю, что не буду тебя торопить…

Я понимал, что мое безумие может реально напугать ее и испортить все наши дальнейшие отношения. То, что она так тепло приняла меня сегодня, можно уже считать маленькой победой.

– Пошли, – тянет она меня за руку, я послушно следую за ней.

Оказавшись в коридоре, она выпускает мою руку. Проходя вперед, она осторожно заглядывает на кухню, пытаясь что-то разведать. Наблюдая за ней, начинаю понимать, что такой домашней и непринужденной я еще ее не знаю. Она, улыбаясь, повернулась ко мне и кивнула головой в сторону кухни, указав мне следовать за ней.

Я оказался в идеально чистой кухне в стиле кантри. Окна украшены причудливыми клетчатыми занавесками молочного цвета, впрочем, как стулья и скатерть. Из-под скатерти виднелись деревянные ножки массивного стола молочного цвета, он прекрасно гармонирует со стульями темных тонов, а кухонный гарнитур сочетает в себе оба цвета. На столе стоит хрустальная ваза с живыми цветами, похожими на полевые. Атмосфера была теплой и домашней, пахло чем-то сладким и печеным. София сидела за столом и пила кофе. Сейчас она выглядела так, как в день нашего знакомства: строгий костюм, кольцо с огромным синим камнем на пальце, аккуратно уложенные волосы. Увидев нас, она слегка улыбнулась дочери и, прищурив взгляд, посмотрела на меня. Настя определила мне место напротив Софии, а сама пошла к шкафам.

Я смотрел, как Настя ловко управляется с посудой, при этом ощущал на себе пристальный взгляд Софии. После того как я убедился, что с моей любимой все в порядке, мой страх, который привел меня сюда, начал отступать и на смену ему пришла непривычная робость. Посмотрев на Софию, я почувствовал себя воришкой, попавшим на званый ужин. Странно, но тогда в офисе она показалась мне милой доброй дамой, и я не чувствовал от нее такого подавления, как чувствую сейчас.