Текст книги "Проект «Хроно». Право выбора"

Проект «Хроно». Право выбора
Лихобор

Редактор Яна Кокарева

Дизайнер обложки Евгений Яцкин

© Лихобор, 2023

© Евгений Яцкин, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-1129-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0055-1130-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящаю этот роман моим друзьям, которые больше, чем просто друзья, и моей дочери, Ярославе.

Сны, которые в тебя не помещаются, становятся кусками жизни

Жаркое лето 1979 года. Колхозный пасечник Василий Лопатин, становится случайным свидетелем аварии в чащобе смоленского леса странного летающего объекта и спасает раненого пилота, оказавшегося обершарфюрером СС Юрием Кудашевым. Кудашев, в мире которого история ХХ века идёт совершенно иным путём, нежели в нашем мире, с ужасом понимает, что застрял в чужом мире. В мире, где до сих пор существует СССР, а вот родная Германии, была повержена в мировой войне и разделена на два марионеточных государства.

Ведомый призрачной надежной всё же вернуться домой, Кудашев, с помощью новых друзей, Лопатина, его дочери Марии, друга погибшего на военной службе сына Василия Лопатина, сельского милиционера Сергея Горохова и его жены Лены, пытается разобраться в новой реальности.

Появление неопознанного объекта в Европейской части СССР, не остаётся не замеченным спецслежбами Советского Союза и нашему герою дышат в затылок сотрудники КГБ и засекреченной службы, берущей начало ещё с 30-х годов ХХ века.

Между Юрием и Марией Лопатиной, всё более явственно укрепляются романтические отношения, причём обершарфюрер понимает, что добром они в его ситуации не закончатся, но так же ясно молодым людям, отношения эти, сильнее всех разумных решений.

Тем временем, в другой реальности, там где родился и вырос Юрий Кудашев, предпринимаются все мыслимые возможности, что бы вернуть молодого пилота обратно.

Том первый
Часть вторая

Глава 1. Рейхсфюрер

Окно башни было и высоким, и широким, и из него открывался прекрасный вид. Он сам запретил ставить в старинных замковых стенах современные окна. Достаточно, что вставили рамы со стеклами в прежние. Замок был его детищем, его любовью. Он как-то сразу проникся его суровой красотой, когда в холодный и ветреный ноябрьский день Вайстор привез его в Вевельсбург.

– Смотри, Генрих, – старик поежился на пронзительном ветру и поднял воротник черной шинели без знаков различия. Фуражку он держал в руке, и ветер порывами трепал его седые волосы, то кидая их на высокий, морщинистый лоб, то отбрасывая назад, – там, на севере, в двадцати километрах Падерборн, а там, – он повернулся и вытянул руку в другую сторону, – начитается Тевтобургский лес и в тридцати километрах стоит Экстернштайн.

Гиммлер, стоявший на северной башне рядом с ним, надвинул плотнее на лоб фуражку, которую ветер, что есть силы, старался сорвать с головы, закрыл глаза и прерывисто вдохнул полной грудью промозглый осенний воздух. Даже не дослушав Виллигута, он понял, это то самое место.

– Неужели мы нашли то, что нужно?!

– Я видел этот замок в своих видениях. Но тогда он был иным, не смотри на эти стены и башню, их построили в ХVII веке, но это место намного древнее и сакральней! Тут стояла крепость еще во времена гуннов! Земля пропитана нордической кровью! От древних неведомых воинов и людей, хранивших Знание, что инквизиция казнила на этом месте, до солдат, сражавшихся со шведами на стенах замка в Тридцатилетнюю войну.

– Но какая странная форма, учитель! Не припомню таких… – рейхсфюрер чуть наклонился и посмотрел вниз с башни в крепостной двор.

– Да, Генрих, ты прав, еще один подобный замок есть в Шотландии, его я тоже видел… И еще, такими были замки Чистых в Окситании, таким был Монсегюр! Замок Вевельсбург, мой рейхсфюрер, является единственным треугольным замком в Германии. Он напоминает наконечник копья, вложенный в чашу. Копье и чаша. Ты понимаешь? Символика, говорящая сама за себя! Притом копье смотрит на север, северо-запад если быть точным. И еще, самое важное… Помнишь, я рассказывал тебе древнее вестфальское сказание о Битве у березы? Это именно то место!

Как давно это было! Почти десять лет нет в живых учителя, а серые камни замка будто шепчут мне его голосом. Карл Мария Вилигут, скончался 3 января 1946 года. Он был последним мужчиной древнего рода, ведущего начало от таинственных переселенцев с Атлантиды, последним потомком древней династии германских святых – Вилиготис. Он так много не успел мне рассказать, теперь я вслушиваюсь в шепот мертвых камней и стараюсь в нем услышать его слова. Те самые, не сказанные им.

Генрих Гиммер, вздохнул, он вдруг почувствовал, что его 55 лет, тяжело давят на плечи. А ведь он далеко не старик. Но здоровье оставляет желать лучшего. Только его ближний круг знал, что последние два года, рейхсфюрер, сохраняя прилюдно бодрость и жизнерадостность, боролся с тяжелой болезнью. И всего пару месяцев назад, профессор Август Хирт, облегченно сообщил своему пациенту и другу, что рак окончательно побежден. Гиммлер тяжело вздохнул. Кажется, ему никогда теперь не избавится от привкуса горечи лекарств, которые принимал все это время.

Рейхсфюрер давно уже знал, что судьбе угодно было сделать его не воином, а творцом, созидателем. Первое время, о святая простота, он пытался повернуть судьбу вспять. Когда-то Генрих до слез переживал, что не успел родиться раньше и первая Великая война, обошла его стороной. Но потом судьба подарила ему встречу с великим человеком. Адольф Гитлер перевернул его жизнь и направил по пути, с которого Гиммлер уже никогда не сходил. Когда Фюрер погиб смертью солдата в Берлине, казалось все кончено, что Рейх не сможет оправиться от такой потери. Но старые бойцы, те, что стояли рядом с Гитлером на мюнхенских улицах 9 ноября 1923 года, в том числе он, подхватили знамя, выпавшее из его рук. Он сразу же отказался от места Фюрера. И положа руку на сердце, стоит сказать, он не видел себя на месте рейхканцлера. Его детище, его СС, стало делом всей его жизни. Да, он создал государство в государстве, новый Орден рыцарей, далеко шагнувший из тесных рамок одной страны или нации. Миллионы лучших сынов многих стран с гордостью носят форму с руническими петлицами и мертвой головой. Всех их, немцев, славян, скандинавов, британцев, галлов, и многих других объединяла нордическое прошлое и кровь общих предков.

Где-то над головой загрохотало. Гроза, которую предвещала духота и безветрие, наконец-то разразилась. В сторону Тевтобургского леса ползли над башней, в которой находился его кабинет, сизые тучи. На подоконник, во двор замка и на оконное стекло упали первые, крупные капли летнего ливня. Рейхсфюрер отошел от окна к столу, но на полпути, заложив руки за спину, остановился у большой карты, занимавшей основную часть стены. Если бы кто-то в середине тридцатых, показал ее, он бы не поверил и счел того человека сумасшедшим. Его Германия, преданная, растоптанная и изнасилованная в Версале, воспряла из пепла, поднялась во весь рост и не только вернула себе то, что отобрали у нее враги, победившие немецкого солдата на поле боя, но и обеспечила себя жизненным пространством на поколения вперед.

Большевистский СССР разгромлен, на его месте Рейх получил верного союзника, скрепившего их дружбу совместно пролитой кровью – новую Российскую Империю. Лукавая Польша, портившая кровь Европе последние три сотни лет своими интригами и вздорным желанием построить «Великую Польшу от моря до моря», сжалась до генерал-губернаторства. Впрочем, получив почти полное внутреннее самоуправление, даже своего президента – Леона Тадеуша Козловского. А в кинематографе Рейха наравне с Вилли Фричем, Сарой Леандер, Магдой Шнайдер, Ольгой Чеховой, Марикой Рекк и Хансом Альберсом, блистал поляк Иго Сым. Славяне давно рассматривались в Рейхе как родственный народ и это в полной мере подтвердили десятки тысяч поляков, воевавших как в Вермахте, так и в польской добровольческой дивизии СС «Święty Krzyż» бригадефюрера Антония Шацкого. Вошли в Рейх и получили автономию, народы, которые раньше поляки старались задавить и ополячить. Никого не удивляли больше в Германии веселые кашубские девушки в своих черно-белых национальных платьях покрытых золотой вышивкой с национальными черно-желтыми флагами или танцующие в коло крепкие гуральские парни с топориком-цюпагой, в меховых безрукавках и кожаных постолах-керпцах. Вчера только, он подписал ходатайство на представление бригадефюрера СС Эггерта Ноймана, командира седьмой добровольческой горной дивизии СС «Принц Ойген» о награждении гауптшарфюрера Картоша, из разведывательного батальона этой дивизии, «Рыцарским Крестом». Гуральские горцы, не только плясали хорошо, но и воевали отменно.

Гиммлер сел в привычное, удобное кресло и включил настольную лампу. Гроза за окном, сразу опустила большой зал в полумрак. Он устал. Вся страна устала. Устал от войны, длящейся уже шестнадцатый год, весь мир. Война как прожорливое чудовище из древних легенд пожирала лучших сынов, ведь на войне всегда гибнут лучшие. Но эта война стала другой. В ней гибли далеко не только солдаты на фронте. Война, как страшное чудовище из древних легенд, губило женщин, стариков, детей в городах за многие тысячи миль от линии фронта. Гиммлер опустил голову на руки закрыв лицо ладонями. Говорят, что время лечит! Бессовестно лгут, эти болтуны! Четыре года назад, тут в Вевельсбурге, среди этих стен, умерла у него на руках от лучевой болезни, его «куколка» Гудрун. Никого в жизни он не любил, так как старшую дочь! Выросли другие дети, а его Гудрун, так и осталась – пюппи, куколкой. И осталась в памяти двадцатилетней красавицей с тугими косами. До сей поры, он мучился, корил себя за привычку, бросив все, ехать к дочери или принимать ее у себя. Ведь останься тогда она, в тот сочельник у матери в Баварии… Он разделил свое горе со слезами и мукой миллионов германских, русских, итальянских, японских отцов и матерей. И этот счет, он еще предъявит, мерзким янки и их жидовским хозяевам! В этой, чрезмерно затянувшейся войне, наконец-то произошел явный перелом. Давно поля сражений переместились в глубь Африки и Латинской Америки, но теперь США и ее жалкие пособники, явно надорвались, но чего это стоило…

Генрих откинулся на кресле, некогда предаваться слезливым воспоминаниям и сожалениям, арийца отличает мужество, трудолюбие и целеустремленность! Он придвинул к себе стопку бумаг, которые час назад принес для ознакомления адъютант. Кроме обычной рутины, сейчас предстояло просмотреть сводки по перспективным исследованиям, которые регулярно готовили для него люди группенфюрера Зиверса. Кто бы мог подумать, в далеком 1935 году, что «Аненербе» начинавшееся как созданная для изучения традиций, истории и наследия германской расы, и президентом которого он являлся, а особенно институт военных исследований, станет создателем победы в Великой войне. Кроме исключительных теоретических открытий, способных полностью перевернуть мировоззрение и историю человечества, Наследие Предков давало реальные открытия во многих областях физики, химии, медицине, которые в свою очередь, германский инженерный гений превращал в оружие Победы.

Первая же кожаная папка светло-коричневого цвета, на обложке под имперским орлом со свастикой, раскинуло крону мировое древо. На стол к рейхсфюреру не попадали случайные и малозначимые документы. В совет по научным исследованиям, через администрацию «Oflag V D», лагеря для американских военнопленных в Оффенбурге, поступило заявление содержащегося в лагере техника-сержанта ВВС США Тома Огла. Гиммлер, всегда настаивал, чтобы в документах такого рода, ложащихся ему на стол, специфическая заумность сводилась к минимуму, достаточному для понятия сути дела. Американский пилот, сбитого два года назад над центральной Африкой «Consolidated» В-32 «Dominator» заявил, что может сконструировать двигатель внутреннего сгорания принципиально нового вида. Хм… Уже внимательнее читая предлагающуюся справку немецких технологов, глава СС удовлетворенно кивнул. Теоретически, Огл обещал, что его прибор сможет вывести потребление топлива стандартного двигателя на новый уровень, обеспечив движение на 45—50 км от одного литра бензина! Революционный двигатель, вернее его карбюратор, будет работать по принципу введения бензина под большим давлением в облако пара, которое затем впрыскивалось в камеру внутреннего сгорания. Хм… Отличный результат! Даже если янки приврал, если не 50, а хотя бы 35—40 км, на одном литре бензина, уже стоит того, чтобы попробовать! Легковой автомобиль, на сто километров потратит три литра, грузовик шесть, а танк, всего двадцать литров бензина.

Гиммлер пролистал папку до конца, просмотрев последние страницы улыбнулся. Этот Том Огл, еще несколько лет назад, пытался у себя в Штатах запатентовать изобретение, а потом и запустить новинку в производство, но повсюду, от властей слышал отказ. А потом и угрозы! К Оглу неоднократно стали обращались представители газовых и нефтяных компаний, предлагая деньги за «заморозку» разработки. Однако изобретатель неизменно отказывался и потом, серьезно опасаясь за свою жизнь, завербовался в армию, полагая, что даже на войне выжить много реальнее, чем оказавшись на пути плутократов. Деньги и вся страна в кабале у евреев, ведь именно они печатают доллары. Ради них и их денег Америка ввязалась в эту проклятую войну! Да, поистине, правда, что нет такого преступления, на которое евреи не пошли бы, если что-то угрожает их деньгам и благополучию. А американский солдат, Том Огл, за свое изобретение теперь, всего лишь просит предоставить ему гражданство Рейха и дать свободу. Рейхфюрер, потянулся за ручкой и размашисто написал на первом листе: «Согласен! Перевести из лагеря и дать возможность работать над изобретением, под контролем отдела военных исследований». Потом посмотрел на приколотую к обложке фотографию мужчины средних лет с усталым лицом, в куртке пилота американских ВВС и дописал: «При положительном результате разработок подготовить ходатайство о предоставление гражданства Рейха и обсудить долю в прибыли от гражданской реализации проекта».

Справа чуть слышно скрипнула дверь, и послышались легкие шаги. Не поднимая головы и не поворачиваясь, Гиммлер спросил:

– Успела отдохнуть с дороги?

Не так много было в Германии людей, которые могли вот так, просто, войти к нему в кабинет, без приглашения и доклада. А в замке из них, сейчас был только один, вернее одна.

Среднего роста стройная женщина в фиолетовом платье, скользнув по витому погону на его плече рукой, прошла мимо и села в кресло напротив. Хороша была она очень: платье облегало ее ладную, сбитую фигуру, выгодно подчеркивало грудь и упругие, идеальной формы бедра.

В кресле она устроилась так ловко и удобно, как это могут делать только кошки с любимым местом отдыха. Рейсфюрер поднял голову и привычно удивился ее совершенству. С точеной шеи на грудь женщины опускалась причудливо витая цепь с большим серебряным амулетом в виде черного солнца.

Но самое главное, что привлекало взгляд – волосы, цвета спелой пшеницы, опускающиеся на спину густыми длинными волнами, лишь слегка перехваченные атласной, фиолетовой, под цвет платья лентой. Мария Оршич, будучи ровесницей Гиммлера, выглядела на 35 лет, не больше. Только морщины у глаз выдавали внимательному взгляду ее истинный возраст.

– Ты плохо выглядишь, Генрих! – ее негромкий голос полный мягкими, глухими тонами завораживал, – профессор, рассказал мне о больших успехах в лечении! Тебе просто нужно отдохнуть…

– Нам всем нужен отдых. Стране, миру, но ты же знаешь…

– Я знаю, что, если ты уедешь, на пару дней в какую-то глушь, шале в Баварских Альпах или охотничий домик в Шварцвальде на берегу живописного озера, ничего страшного, уже не произойдет. Ты убиваешь себя, Генрих!

Гиммлер, тепло и сердечно посмотрел поверх очков на свою гостью. Она была из тез немногих, кто мог искренне сказать ему такое, абсолютно без всяких посторонних мыслей, не желая в ответ каких-либо благ или ответной признательности. Их слишком много связывало вот уже тридцать лет.

– Хочешь, мы с сестрами поедем с тобой? И ты заново родишься, мой король…

Она иногда так называла его – мой король. Намекая на древнего германского императора Генриха I Птицелова, к личности которого, рейхсфюрер питал необъяснимую слабость. Каждый год в день смерти легендарного короля, в полночь, в сопровождении факелоносцев, посещал он его могилу в соборе Кведлинбурга. Слишком много Мария Оршич ведала о нем, и слишком мало он знал о ней. Ну что же, не всем дано быть медиумом и общаться с незримым миром.

Гиммлер слабо улыбнулся и отрицательно покачал головой. Мария только почтительно склонила голову. Нет смысла спорить, не первый раз она говорила ему подобное, заранее знала ответ.

– Ты сообщила, что приедешь и была встревожена! Что случилось Мария? – спросил он, отодвигая в сторону свои бумаги.

Гостья, занервничала, положила руку на амулет, а другой поправила волосы.

– Генрих, у меня было… видение. Первый раз с той ужасной ночи, когда горел Берлин! – женщина была сильно взволнована. Зная ее обычную невозмутимость, встревожился и рейхсфюрер. Он встал из-за стола, подошел к креслу, на котором сидела Оршич, взял от стены стул с высокой спинкой, поставил рядом. Сел. Взял ее нежные руки в свои, блестя стеклами неизменных круглых очков, посмотрел ей в глаза.

– Рассказывай.

– Да собственно и нечего рассказывать. Генрих, я была одна, когда начался транс. И на этот раз, первый раз за пять лет, он не имел к Альдебарану никакого отношения…

И чем больше она говорила, тем больше успокаивалась, чему немало помогал сам Гиммлер, внимательно ее слушавший. За долгие годы их знакомства, он привык относиться к словам этой женщины очень серьезно.

– Что-то грядет с востока. Это было необычно, будто смотришь на восходящее солнце, которое слепит глаза, но отвести взгляд от горизонта невозможно… И когда свет уже начинал причинять боль, я видела его… Übermensch… Того о котором говорили пророки… рождается Сверхчеловек, который воплощает человеческий идеал, дает смысл жизни и побеждает бытие которое как днище корабля ракушками, обросло порочными страстями и еврейской тягой к золоту. Тот, кто стоит над понятиями добра и зла, самостоятельно определяя все моральные правила. Преодолевает все мелочное и прорывается к вершине человеческого духа: «навстречу своему высшему страданию и своей высшей надежде». Он сейчас на грани, в постоянной борьбе и с мужеством смотрит в лицо почти не минуемой смерти. Он был прекрасен, как древний бог или герой, и страшен… Мне было жутко, Генрих. Слезы ужаса и благоговения застили глаза! Я хотела пасть к его ногам и не поднимать взора! И еще… никогда до этого, не испытывала я такого возбуждения… Силы Врил переполняли меня… небывалый оргазм, а потом я увидела его лицо…

Мария замолчала, собеседник ее затаил дыхание, от услышанного кружилась голова. Вопросы переполняли его. Орсич опустила голову, закрыла лицо ладонями и некоторое время сидела так, плечи под фиолетовым шелком мелко вздрагивали, когда она вновь подняла голову на рейсфюрера, он заметил пятнышко крови в углу губ медиума. Он потянулся было к столу, но Мария жестом остановила его, в руке уже был сияющий белизной платок.

– Когда транс закончился, я связалась со всеми Vrilerinnen, весь внутренний круг почувствовал огромной силы возмущение Врил. Но ни у кого не было такого видения как у меня. Даже у Сигрун, а ведь она всегда была лучшим медиумом… И еще, Генрих, его нет в нашем мире, он где-то далеко. И в то же время рядом, и он частица Рейха. Как-то связан со мной, со всеми нами. Мне трудно объяснить, я сейчас, рассказывая тебе, находилась на грани, во мне боролись, раздирая душу благоговейный ужас и страстное желание переживать этот ужас еще, раз за разом…

Гиммлер встал и подошел к окну. Сложив руки на груди, один из самых влиятельных людей мира, пытался уцепить какую-то мысль. Ливень был по-летнему короток и недавно закончился. Брусчатка замкового двора и стены блестели влагой. Скользили по оконному стеклу солнечные лучи. Что-то из слов Марии пробивалось наружу, но никак не могло выбраться, освободиться под грузом наносного.

– Повтори, что ты сказала, будто его нет, и в то же время он где-то рядом! – вдруг спросил Генрих, резко повернувшись и сверкнув стеклами очков.

– Да, я почувствовала, будто он безмерно далеко, и расстояние – это невозможно было измерить куцыми мерками нашего мира. Но одновременно мне показалось, что, если, протянуть руку сквозь пространство и время, я смогу коснуться сверхчеловека. И от одной этой мысли, мои ноги подгибаются, а сердце готово выскочить из груди!

Рейхсфюрер на мгновение замер, будто боясь спугнут озарение. «Сквозь пространство и время», прошептал он, а потом уверенно подошел к столу и, сдвинув несколько листков и папок в угол, выбрал одну. Подошел к женщине, но не сел вновь рядом, а навис над нею.

– Ты ведь помнишь программу проект отдела «Н» по множественности миров? Хотя, о чем я говорю, без тебя, Сигрид и Траут, о этой программе не было и речи…

– Да, и что? – Медиум недоуменно смотрела на Гиммлера.

– Часа через полтора, у меня будет директор Вюст, руководитель проекта, с руководством «Зондербюро 13». На Гельголанде проблема. Пропал хронолет. Маяк второй раз не срабатывает. В таких случаях для экипажа, даже если они выживают, это практически билет в один конец без всяких вариантов. Но на этот раз один из членов экипажа, кажется, может получить свой билет на обратную дорогу! Это справка из главного управления кадров по тому пилоту.

И он протянул Марии Орсич тонкую серую папку с широкой синей полосой.

Она машинально взяла папку и стала читать про себя, шевеля губами, верхние строчки. Но потом перевела взгляд на приклеенную к развороту обложки небольшую фотографию молодого мужчины в форме с петлицами СС. Резко вскочила с кресла. Она стояла напротив рейхсфюрера, грудь ее с вздымалась под тонкой мягкой тканью. Щеки окрасил румянец, а дыхание сделалось прерывистым и неровным. Она не сводила глаз с фотографии пилота.

– Генрих… я… я хочу присутствовать при вашем разговоре! – только и смогла прошептать она.