Текст книги "Планета исчезающих слов"

– А если нас уже заденет?

– Если будет совсем опасно, то мы расскажем там кому-нибудь адекватному, пусть сами ищут.

– Соломоново решение.

Мы обернулись на люк. По нему пробежало что-то вроде облачка, смахнув всю пыль, которую мы подняли, вылезая. Он снова стал девственно чистым.

Глава 8. Догадка

Тут я напомню, что всё это я, Сандерс Йетс, частично слушал, частично наблюдал, сидя перед экраном домашнего кинозала. И на этом месте прервал просмотр. Сбежал вниз и стал проверять состояние поверхностей, на которых обычно скапливается пыль. Провёл рукой по столу, пригляделся к стеклу оконной стены. Всё было идеально чистым. Я позвал:

– Том!

– Да хозяин! Здравствуй хозяин.

Он, конечно, просто домашний робот, но я знал, что фирма Раши билась над ним довольно долго. Я даже не уверен, что космические корабли сложнее. Он мог подниматься по лестницам самого разного рода, ползать по гладким стенам и скакать по кочкам. Он убирал посуду, вытирал пыль, собирал грязное бельё и делал ещё массу всякой домашней работы. А ещё он умел говорить, – «Соберись, тряпка!» и «Фу!».

Я помню, что самой большой проблемой, над которой долго бились, стало, как ни странно, вытирание пыли и вообще уборка поверхностей столов. Опасность заключалась в том, что робот мог смахнуть в мусор что-то полезное: какой-нибудь микрочип с важной программой или записку с именем или названием. А учитывая общую рассеянность землян и веками сохраняющуюся привычку записывать важные вещи на обрывках чего угодно, задача была не из лёгких. Использовали сканирование поверхности, загружали тонны подсказок – всё не то. Пока вдруг мне не позвонил возбуждённый Раши и не заявил, что ему срочно нужны деньги. Что нужная программа существует и не надо изобретать велосипед. Надо её просто купить и интегрировать в робота.

Я расслаблено сопротивлялся, говоря, что таких денег у меня отродясь не бывало, что он наверно перепутал сумму с расстоянием до Марса и всё такое. Но уже знал, что не отвертеться. Если Раши что-то надо по работе, он не слезет. Пришлось поднимать мамины связи, устраивать ему встречи и в результате очень быстро робот появился в продаже. Все расходы окупились в первый месяц. Это был грандиозный успех.

Странно, что тогда я даже не поинтересовался, откуда взялась эта волшебная программа. И теперь ощутил особый зуд в верхней части живота от ощущения, что держу в руках ключ от древней загадки.

Я снова нажал кнопку старого пульта и погрузился в голос Чена:

«Отвернувшись от внезапно очистившегося люка, Ян вдруг помрачнел и как будто ушёл в себя. Даже чуть не промахнулся мимо троса на подъёме, когда перехватывал его рукой. Я хотел было вставить шпильку, но осёкся. Он явно был чем-то озабочен.

– Что с тобой, Змеич?

Он протянул немного, как будто не услышал вопроса, а потом спросил сам

– Как ты думаешь, кто это мог быть? Теоретически.

И тут до меня дошло.

– Или Орн, или неизвестная цивилизация.

– То-то

Мысль о родственниках всегда доставляла Яну страдания. Орн был самой технически развитой из известных нам планет. И самой страшной. Его жители были начисто лишены всякой эмпатии. «Выжженные души» – так называли их на Земле. К счастью, они и агрессивными не были, просто совершенно бесчувственными. Знаменитое хладнокровие Змея той же природы, хоть и сильно смягчённое наличием земных предков.

Помимо неприятных ассоциаций, наше открытие, если мы правы и это действительно Орн, не сулило ничего хорошего в плане нашей безопасности. Не проявляя наступательной активности, жители Орна не любили, когда кто-то ломал их планы. И вставать у них на пути, мягко говоря, не рекомендовалось. Мы не стали долго размышлять на эту тему, решив, что с этим разберёмся позже, а пока есть более насущные проблемы».

Глава 9. Читающие мысли

«Вернувшись на корабль, мы крикнули Пату «На Объект!», уже по дороге скороговоркой рассказывая, что произошло. Лица у нас были такие, что он послушался и сразу развернул корабль. Подробности мы оставили до посадки тем более, что не во всём ещё сами разобрались. Но даже поверхность планеты казалась безопасней, чем непосредственная близость к ужасным приборам, стирающим память. Мы вылезли из корабля и уселись прямо на серой с цветными верхушками траве.

– Он очень много рассказал! – Патер даже воодушевился.

Наше предположение об авторах всего этого безобразия он выслушал молча, нахмурился, отложил в предназначенный для опасностей мозговой отсек, и продолжил как ни в чём не бывало.

– Мне теперь кажется даже понятно, что за голубое свечение возникает, когда говорящим, как они тут выражаются, «даётся время говорить».

Мы вопросительно подняли глаза.

– Смотрите! Когда в обычном случае сигнал идёт от астероида на планету, он проходит свободно, делает своё чёрное дело, и затухает.

Когда же собирается огромная толпа, которая соединяется в единую волю, в общее страстное желание услышать говорящего, возникает сильнейшая встречная волна, в которую, как в стену, упирается сигнал астероида.

– На границе столкновения этих двух «фронтов», – продолжил Ян, – возникает свечение. И гаснет тогда, когда толпа отключается от говорящего, насытившись.

– И тогда астероид завершает своё чёрное дело, – закончил я.

Пат заметил даже разочарованно, – «Никакого чуда, просто физика. Такой рукотворный бог».

– Дай Бог, чтобы настоящий Бог этим рукотворцам руки поотрывал.

– Ух ты! Если даже Янус разбушевался, точно поотрывает.

Мы кажется первый раз за день улыбнулись. Но тут Пат нахмурился и сказал, – Я даю нам всем ещё один день. Это уже сверх нормы. Давайте на всякий случай поиграем в молчаливых и будем поменьше говорить.

– Если на нас выйдут читающие мысли, говорить не понадобится.

И тут появились они. Я явственно услышал в голове вопрос:

– Вы нас звали?

Судя по тому, как мы переглянулись, вопрос услышали все. Подозреваю, что и ответили мы хором и тоже мысленно, потому что ребята заулыбались. Вид у нас был совершенно обалдевший.

Их было тоже трое, очень молодых. Самому старшему, худому и высокому, примерно 22, а двое других совсем дети: 13, 15… Старший, его звали Снил, кивнул своим спутникам, подошёл к нам и пожал руки каждому. Двое других следом за ним сделали то же. Рукопожатия были тёплые, дружественные, у младших слегка смущённые. При каждом называлось имя. Самый младший, трогательно серьёзный, поднимая щекастое, совсем детское лицо с прилипшей чёлкой, и глядя каждому в глаза, добавлял – Мне для мыслеобщения нужно прикосновение. Простите, если я буду касаться Вас. Потом посмотрел на нас троих и пристроился к Змею, осторожно коснувшись кончиками пальцев его зелёной руки. После одинокой вахты на корабле и прочих приключений, Ян так и остался похожим на малахитовую статую. Я бы тоже потрогал))

Патер собрался с мыслями и произнёс вслух.

– Вы наверняка уже знаете кто мы и откуда. Поэтому мы не будем тратить время, а расскажем вам суть. Это очень важная информация.

– Вам опасно говорить? – прозвучало в наших головах.

– Да, – ответил Патер вслух. – Начинает быть опасно.

– Не надо рисковать, – прозвучал голос Снила. Постарайтесь всё чётко сформулировать. Кто-нибудь один.

Поскольку младший, которого звали совсем по земному Антон, для коммуникации выбрал Яна, Яну и предстояло всё рассказать, чтобы услышали все. Что-что, а формулировать он умел.

Зависла пауза, для нас молчаливая, а для ребят наполненная такой информацией, что у них то расширялись глаза, то гневно сужались. Я пытался угадать, о чём сейчас говорит Янус, и даже казалось, что угадываю, но сеанс закончился внезапно.

Снил быстро подскочил к Антону, схватил его за руку, чтобы и он услышал, и у меня в мозгу прозвучало – Я знаю, где это!!!

Потом мы долго пробирались через заросли в глубину леса, пока не подошли к сплошной стене розовых стручков. Они угрожающе колыхались и светились мерзким холодным светом. Идти дальше было нельзя.

Снил, однако, был совершенно спокоен.

– Подождите минутку, – прозвучал в голове его голос. – Я давно тут не был.

Он отломил палку от обычного растения и стал шуровать ей в траве и сухих листьях.

– Вот он! – воскликнул голос. И в ту же минуту Снил пригнулся и с усилием открыл вход в прорытый лаз.

– Корнями заплело, – объяснил он. – У вас есть фонарики?

Вопрос был данью вежливости. Я почему-то был уверен, что о том, что они есть, ему уже известно. Каждый из нас сразу о них подумал.

– Тут немножко сыро, но пройти надо совсем немного.

– Кто его вырыл?

– Заключённые, – Снил поморщился. – Они тут работали на сборе ядовитых растений.

– Пытались сбежать?

– Да. Кому-то даже удалось.

Весь разговор продолжался через мыслеобмен. Я начинал уже привыкать. Иногда он отвечал что-то, о чём я не спрашивал. Видимо кто-то другой задавал вопрос.

Мы по очереди спустились в лаз. Вход был узким, но внутри, к моему удивлению, можно было даже стоять в полный рост. Заключённые потрудились на славу.

Стены были увиты корнями. Местами корни начинали проход заплетать, и нам приходилось прокладывать путь с помощью ножа.

– Сейчас нет заключённых? – спросил я вслух, чтобы моим друзьям было понятно о чём речь.

– Есть. Но их перекинули на другой участок, где растения поменьше. Тут слишком опасно.

– А корни не опасны?

– Нет, только те части, которые светятся.

Наконец мы выбрались наружу. С этой стороны выход был ничем не прикрыт, а наоборот обложен камнями и укреплён корявыми стволами обычных растений. Я почувствовал себя контрабандистом, добравшимся до тайного схрона. В каком-то смысле так оно и было.

Мы оказались на довольно большой поляне, на середине которой возвышался небольшой холм, поросший травой и колючками. Судя по слишком правильной форме, холм был искусственный. Снил жестом пригласил подняться. На макушке холма, просто и неприкрыто, располагался люк со знакомой и очень чистой крышкой.

– Кто его только ни пытался открыть, – прозвучал Снил. – Даже взрывали. Никакого эффекта. Что удивительно – всегда остаётся таким чистым, будто только что вытерли.

Было понятно, что после рассказа Яна они уже знают, как его открывать. И им не терпится.

Вдруг средний мальчик – Отэн, которому было лет 15, посмотрел на Снила умоляюще и спросил:

– Можно я?

Я не мог слышать его вопроса, но понял. Снил кивнул. Совершенно счастливый, Отэн присел у люка, ловко провёл по краю и сразу нащупал защёлку. Ручка люка начала вращаться.

Мы стояли вокруг, и столько концентрированных мыслей кружилось и сталкивалось над кругом серого металла, что в голове стояло гудение. И вдруг раздалась резкая команда Снила:                                                      – Останови!

Отэн послушно щёлкнул задвижкой в другую сторону. Крышка люка снова плотно прижалась к лазу.

– Что случилось? Почему? – наши вопросы перекрыли друг друга, но были очевидны.

Снил и мальчики сошли вниз и уселись прямо на серый грунт. Мы пристроились напротив, постаравшись что-то под себя подложить. Пат увидел огромный плоский камень, поднял его рывком, водрузил рядом и сел, возвышаясь над всеми. Снил недолго помолчал, а потом его голос произнёс небольшую речь:

«В наших руках сейчас судьба нашего мира. И нам надо хорошо подумать, чтобы не совершить ошибки. Мы можем одним движением отключить программу, и наша планета превратится в обычный маленький, не очень развитый Объект 3056N в созвездии Быка. Наши люди будут что-то выращивать, что-то покупать и продавать, что-то мастерить, но нам уже не догнать ни одну из развитых цивилизаций. Тогда как именно сейчас появилась возможность прорыва. Самого необычного и удивительного, какой есть во всех галактиках. Во всяком случае, вы ничего о таком не знаете, а вы знаете много.

Пока читающих мысли мало. Собственно, настоящих только трое нас. Но есть ещё человек 20 со способностями, которые надо развивать. Явными способностями. Я практически уверен, что таких людей скоро станет намного больше. Мы будем учиться сами – дар надо постоянно развивать и совершенствовать. И будем учить других. Мы откроем школу и постараемся научить всех».

Его глаза горели. Он уже представлял себе прекрасное будущее планеты, уже гордился ей.

– А как же те, кто не сможет? – осторожно спросил Пат.

– Они ничего не заметят. Они же не знают, что может быть иначе.

Мысль его была понятна, и все тягостно молчали.

– Ты готов взять на себя такую ответственность?

– Я думаю, что это должен решать Совет. Он состоит из нас троих.

Снил посмотрел на землян с некоторым вызовом.

Пат пробасил, тяжело вздохнув:

– Я согласен с тобой, парень. Судьбу планеты должны решать жители планеты. Мы здесь гости и не имеем права навязывать вам свои порядки. Но ты действительно уверен, что можно решить за всех?

Снил помолчал немного, опустив голову. А потом продолжил, сначала глядя прямо в лицо Пату, а потом переводя взгляд на каждого из нас по очереди:

«В чём я точно уверен, так это в том, что даже если мне каким-то чудом или даже прямым воздействием удастся убедить всех в необходимости сохранить ограничения, сохранить закон ради развития сверхспособностей, они станут несчастными. И возненавидят меня и весь Совет. А потом наверно убьют. И на этом всё закончится. Они откроют люк, выключат программу, и всё будет так, как я говорил, даже хуже. Это тупик. Никакого развития больше не будет.

Сверхспособности родились не от хорошей жизни. Это попытка природы вырваться из искусственно навязанных ограничений. А может и побочный эффект работы программы! Ведь то, каким воздействием обладают наши слова, нельзя объяснить просто стиранием памяти. Возможно, создатели программы на такое не рассчитывали, но работает это так.

То, что я предлагаю, кажется жестоким. Но не исключено, что именно наши способности когда-нибудь спасут галактику, а может и мир. Простите меня за пафос, во мне его нет, я просто рассуждаю логически».

Повисла пауза

– Мы пойдём посмотреть на выключатель? – спросил Ян.

– Нет. Слишком велик соблазн.

Со своего возвышения свесился Патер и пророкотал

– Значит так ребята. Сейчас мы отсюда уйдём. Потом мы трое отправимся на землю. Я вижу, что у вас достаточно мозгов, чтобы не пороть горячку и правильно расставлять приоритеты. Но чует моё сердце, что в той прекрасной картине, которую ты Снил нарисовал, ты многого не учёл. Чтение мыслей может преподнести такие сюрпризы, что мало не покажется. Смотрите, не пропустите момент, когда надо будет повернуть проклятый рубильник. Ну и, если понадобится наша помощь, можете рассчитывать.

– А скажите, – вдруг встрепенулся я. – Вот вы составляете Совет, и вам троим известна тайна выключателя. Но если есть другие читающие мысли, они могут легко об этом узнать. Или вы умеете закрываться?

– Мы как раз сейчас над этим работаем. И почти ни с кем не общаемся. Мы начнём открываться другим читающим мысли только после того, как способность закрываться будет доведена до автоматизма.

– Если все научатся закрываться, какой смысл в чтении мыслей? Это будет просто разговор, только беззвучный.

– Ну, это само по себе неплохо, – он улыбнулся. – А кроме того, мыслеобщение включает в себя способность воздействия. Это мы тоже отрабатываем.

– Ох и каша тут заварится, – протянул Ян.

– Мы разработали кодекс, соблюдение которого гарантирует безопасность всем нормальным людям.

– Дааа, кодекс – это хорошо. Кодекс – это сила.

В словах Яна был беззлобный сарказм. И Снил обиженно сказал:

– Вы можете смеяться. Но нам придётся решать все эти проблемы. Мы не всесильные конечно, но это того стоит. Если увидим, что ничего хорошего не получается, выключим чёртову машину.

– Как все ласково её называют, – Ян расплылся в совершенно змеиной улыбке.

Патер, уже явно мысленно усыновивший всю троицу, по обыкновению включил режим материнской заботы:

– Подумайте, чем мы можем вам помочь, пока не улетели?

– Можно посетить корабль? – блеснул широко раскрытыми глазами Антон.

В этот момент он держал за руку Снила, но мы все поняли вопрос, даже не обратив на это внимание.

– Да, конечно! Мы приглашаем вас в гости!

Патер в приветственном жесте широко раздвинул ручищи, так что казалось, что сейчас сгребёт всех в охапку и отнесёт. Мы встали и побрели к лазу. Я подумал, что не помню, когда начался этот день. Столько всего произошло, что всё перепуталось.

Потом было посещение корабля, подробные объяснения, которые считывались ещё до произнесения, восторг мальчишек.

– Вот бы мне на земле таких учеников!

Пат светился нежностью, его кустистые брови довольно топорщились, а сам он сгорал от желания что-нибудь ещё придумать, чтобы порадовать ребят.

Потом все пробовали нашу еду, плевались и смеялись. Потом я вспомнил, что у нас есть тренажёр, и тут в груди Снила поднялась такая волна восторга, что я её ощутил, как свою. Дело в том, что каждый из ребят ненавязчиво выбрал себе наставника. Младший Антон прилепился к Змею, Отэн восхищённо смотрел на Пата, а Снил был «моим». Он и вправду казался мне ужасно своим. Из тех, с кем в общении не надо подбирать слова. Впрочем, это можно списать на способности.

К работе на тренажёре все отнеслись с полной серьёзностью. Я первый раз наблюдал как феноменально быстро учатся читающие мысли. Полная сосредоточенность, полное погружение. Через пятнадцать минут каждый уже помнил где какой прибор и как надо учитывать его показания. Может я ошибаюсь, но не исключено, что за реальным пультом управления они бы не растерялись.

Мы расстались поздно вечером, когда на фиолетовом небе загорелись звёзды. Выбросили утяжелители, и устроили под конец небольшой аттракцион. Каждый подхватил своего подопечного и под их вполне звуковой визг прыгал и переворачивался в воздухе, пока Патер громовым голосом не скомандовал

– Отставить! Не хватает шеи переломать будущим спасителям человечества.

Мы поднялись на корабль. Помахали стоявшим внизу фигуркам, мысленно скомандовали им отойти на безопасное расстояние, закрыли люк и взлетели. Через минуту Планета исчезающих слов удалялась со скоростью 8 км. в секунду, а потом исчезла из вида. Больше мы её никогда не видели.

Но знаете, я оставил там свою душу».

Глава 10. Отец

Мне хотелось посидеть в тишине, переваривая увиденное и услышанное, но на экране снова появилась мама. На этот раз одна. Её голос звучал приглушённо, как будто она хотела сохранить сказанное внутри комнаты, но оно всё равно выходило вовне и становилось частью общей истории.

«Мы с мужем познакомились на заседании первой инициативной группы, которая поставила своей целью создание межгалактического союза дружественных планет. Мы много работали вместе и очень подружились. А через год он сделал мне предложение. Мы оба хотели детей, но, как ни странно, я была больше увлечена общественной работой, судьбой галактики. А он был очень семейным человеком. Нежным, даже немножко женственным. Мечта о ребёнке жила у него в самом сердце, в самой его глубине. И так получилось, что я первая узнала о том, что он бесплоден. Я постаралась сделать всё, чтобы он никогда об этом не узнал. Но мне надо было исполнить его мечту.

Банк материалов возрождения» находится глубоко под землей, чтобы в случае катастроф можно было восстановить население, но чаще всего им пользуются бесплодные пары. Каждый клиент имеет право получить полную информацию о доноре. Наибольшей популярностью у женщин пользуются астронавты. Можно не сомневаться в том, что донор здоров и психически устойчив. Астронавты почти никогда не женились и хотели иметь шанс оставить на земле потомков. Сохранение их «материала», как выражались работники банка, для астронавтов превратилось в рутинную процедуру. Их уже даже не спрашивали, хотят ли они оставить свой генный след. Так что выбор у меня был – полный личный состав Космопарка за последнюю пару веков.

В первое посещение я растерялась и ушла домой ни с чем. Села готовиться к выступлению в молодёжном лагере. Собиралась рассказывать о победе над Варварами, пришедшими с Орна. О том, что их отличала невиданного уровня техническая оснащённость при полном отсутствии морали, а может и вообще души. О том, что они не знали жалости и были одержимы какой-то ненормальной жаждой уничтожения. Даже себе во вред. Воевали не только с жителями планет, но и с самой природой, сжигая всё вокруг. Казалось, что их главным врагом стала сама жизнь. Мы до сих пор не знаем, что случилось с жителями Орна. Обычно они не проявляли такой агрессии, предпочитая заселять пустующие планеты.

Но в этот раз их орда беспрепятственно катилась по галактике, поглощая обитаемые миры, пока не наткнулась на Молчаливую. Читающие мысли срывали все военные планы агрессоров. Варвары ничего не понимали. Снова и снова пытались атаковать планету, но удары каждый раз приходились по пустырям, а десант попадал в отлично подготовленные ловушки. Разрушители покатились дальше, изрядно потрёпанные и потерявшие славу непобедимых. И всё же они ещё были очень сильны, а неудача у Молчаливой только усилила их жажду истребления.

На земле высадился довольно большой отряд, плюс бои велись на орбите. Земля держалась долго. Но все отдавали себе отчёт в том, что эта битва последняя. И когда земляне думали, что всё уже потеряно, Варвары стали наносить удары по самим себе. Они разбили себя в клочья. И наступила такая тишина, какой мы давно не слышали. И в этой тишине возникли в небе корабли Молчаливой, как падающие звёзды. Они разделились в воздухе и приземлились в разных районах. Странные, древние корабли, какие мы видели только на картинках. Это, кажется, был весь их парк. Всего несколько штук. Их пилотам хотелось лично пообщаться с землянами. И первым вопросом было, – «Где Чен Ройс?». Только тут все узнали о посланном и принятом сигнале.

Мольбы о помощи отовсюду летели через космические просторы, но везде хозяйничали варвары. Пойманные сигналы вызывали лишь кривые усмешки.

До тех пор, пока один не поймал Снил, член первого Совета Молчаливой. Живая связь на таком расстоянии невозможна. Сигнал с сообщением посылался в одну сторону, как почтовый голубь или даже брошенная в море бутылка.

Сигнал, во избежание дезинформации, был личным. Он содержал встроенный код, отражающий индивидуальную уникальность передающего его человека. Его невозможно было повторить, подделать или искусственно смоделировать. К тому же принимающий видел голограмму. Всмотревшись в возникшее передним лицо, член Совета неуверенно произнёс:

– Чен? – и скомандовал принять сообщение

Голос Чена ответил:

– Я, Чен Ройс, землянин. Нам очень нужна помощь. Хотя я не уверен, что кто-то успеет нам помочь.

– Продержись, Чен. Продержись пожалуйста, – проговорил Снилс, и в следующую минуту по мысленной команде все корабли Молчаливой уже готовились к запуску.

На земле тогда никто не узнал ни о том, что сигнал был отправлен, ни о том, что был получен. Корабль Чена в этот момент пытался противостоять пяти кораблям Орна, используя и ракеты, и мысленную атаку. И даже успешно. Посланная по кругу команда так замкнула их друг на друге, что они совсем забыли о Ченни. И тут он расслабился. От радости от успешной операции, всего на секунду. Ракета влетела в корабль сзади и разнесла в щепки. Всего одна ракета.

И вот теперь перед нами стояли наши спасители, и их главным и единственным желанием было увидеть членов второй экспедиции землян. Увы, все они были уже мертвы. Не было ни детей, ни каких-то других родственников. Им показали, где они жили, учились, тренировались. Они встретились со всеми, кто их знал и помнил. Их отношение к этим людям было в высшей степени благоговейным. И оно передалось нам. Мы наконец осознали, что эти трое сделали для всей галактики.

Я писала свой доклад и вдруг поняла какая я дура! Как можно было сомневаться в выборе, если есть возможность родить потомка одного из тех самых! Осталось выбрать одного из трёх.

Янус отпадал сразу. Мой муж не мог родить зеленокожего «змея». Оставались Пат и Чен. Пат был добр, талантлив и был командиром. А Чени, как ласково называли его друзья, оказался «краеугольным камнем», тем последним элементом, которым сложился огромный пазл всей нашей истории. И фактически спасителем земли. Я выбрала Чена.

Когда наш сын увлёкся историей Молчаливой, я не увидела в этом ничего необычного. Многие мальчишки проходили через это увлечение. Хотя в наше время появились уже другие популярные герои. Муж даже обеспокоился тем, что сын проводит слишком много времени в прошлом. Что его не интересуют ни обычные для подростков развлечения, ни технические новинки. А потом я стала замечать, что он читает наши мысли. Он пытался это скрыть, но непроизвольные реакции его выдавали. Муж не верил, считал это моими фантазиями. А потом произошло страшное. Муж нашёл документ, который я всю жизнь прятала. Случайно, когда я давно потеряла бдительность».

На экране появляется отец. Очень бледный. В его руках небольшая картонка, запаянная в пластик. Он смотрит на мать и спрашивает

– Это правда?

Хотя конечно уже знает, что правда.

– Да, – отвечает мать. Я не хотела тебя расстраивать. Ты так хотел сына. Ты бы не выдержал удара.

– Но мы могли решить всё вместе.

– Мы прожили счастливую жизнь. И у нас есть сын.

– Но я не его отец. Он знает?

– Я не говорила ему. Надеюсь, что нет.

– Я должен поговорить с ним. Я не его отец.

– Умоляю, не делай этого. Во всяком случае не сейчас. Ему и так трудно. Пусть он вырастет

Дверь открывается, и вхожу я. Взгляд отца невыносим. Такое впечатление, что я держу в руках его сердце. А я в общем-то всего лишь мальчик. Я растерян, напуган и изо всех сил закрываюсь, инстинктивно чувствуя исходящую от мыслей отца опасность.

– Тебе нравится Чен Ройс? – заходит издали отец.

– Да. Очень.

– Ты знаешь, кто он?

– Конечно. Знаменитый астронавт, спаситель мира.

– Ого! Даже так.

– Да! Конечно! Это ведь он связался со Снилом! – горячо начинаю доказывать я.

Но отец уже понял всё, что хотел. Говорит,

– Да-да, конечно! Ты прав. Ты молодец.

– Я сейчас, минутку, не уходите. – говорю я, будто кто-то действительно собирался уйти.

Какое-то время меня нет, а когда вхожу, у меня в руке подарок. И я протягиваю его отцу. Это бесформенная железяка, из которой торчит металлический стержень, а к нему припаяна маленькая модель космического корабля.

– Я очень долго его искал. Это тебе, папа.

Он обнял меня и долго держал, не отпуская.

Тут экран гаснет, а я сижу, не в силах осознать увиденное. Мне вдруг начинает казаться, что я знал об этом всегда. Это и так, и не так. Понятно, что имя Чена я выловил из мыслей матери, но он был знаменит, а больше ничего я по малолетству не понял. А потом уже так был напуган своим страшным даром, столько усилий приложил, чтобы стать обычным человеком, что закрыл от себя это знание. Но интуитивно всей душой тянулся к своему настоящему отцу. И сейчас все мои чувства к Чену получили оправдание. Ведь у меня никогда не было такой близости к Актусу, такого родства, как я ощущал к нему. И ведь Актус ушёл!

Тогда, в 13, мне казалось, что всё хорошо. Но я постепенно стал замечать, что Актус стал немножко меньше шутить, немножко дольше задерживался на работе. А когда мне исполнилось 16 – возраст земного совершеннолетия, завербовался на Марсианскую станцию и больше не появлялся. Хотя Марс совсем близко и ничего не стоило приезжать на выходные.

Тогда я не понял, почему. А теперь мне кажется, что у него осталась обида на нас обоих. На меня и маму. Может он всё-таки не поверил, что я не знал. И думал, что у нас была общая тайна, которую мы от него скрывали. Моё увлечение Ченом только усиливалось, и я буквально пропадал в Хранилище – огромном банке видеоданных. Отцу казалось, что Чен поселился в его доме, а ему там нет больше места.

В то время прошла полоса безумия, когда на видео фиксировали каждый шаг и всё сливали в базу. Поэтому я нашёл только обширный репортаж о полёте на Молчаливую и ещё одно видео, уже с земли, сделанное через 10 лет после возвращения. Редкая запись. Может её вообще никто не видел, кроме меня. Единственная, на которой имеется сообщение от двоих членов экспедиции.

Я снова впиваюсь глазами в экран. В этом есть что-то от бегства от необходимости осмыслить услышанное. Хочется ещё немножко побыть мальчиком, который ничего о себе не знает, которому просто интересно.

Чен и Янус в отличной физической форме, но Че почти весь седой, а Ян стал почти совсем зелёным. Оба кажутся старше своего возраста. Сначала говорит Ян:

– Мы члены второй экспедиции на планету Исчезающих слов. Я Янус Крейс, а это Чен Ройс. С нами нет Патера, нашего командира. Находясь на орбите планеты, мы трое вплотную приблизились к источнику излучения, которое было причиной появления закона исчезающих слов. Мы не сразу ощутили, что подверглись очень сильному воздействию. К счастью, быстрое возвращение и восполнение земной энергетикой защитило нас от негативных последствий. Но одно удивительное последствие сохранилось. Мы не сразу его осознали, хотя проявилось оно ещё на Молчаливой, в общении с читающими мысли. Мы получили такой же дар. Хотели применить его в нашей профессиональной деятельности, но это закончилось трагически.

Во время тренировочного полёта мы попытались обмениваться командами на мысленном уровне. Именно поэтому случилась катастрофа, о которой писали все газеты. Та самая, в которой погиб Патер. Когда мы поняли, что ошиблись, было уже поздно. Пат взял на себя управление падающим кораблём, а мы катапультировались. Наш дар оказался несовершенным. А мы воспользовались им с легкомыслием и самонадеянностью.

Потом слово берёт Чен:

– Мы подробно, шаг за шагом, проанализировали всё, что тогда произошло. Сбой случился на этапе чтения мысленной команды. И виноват был я. Для того, чтобы нас не отстранили от полётов, мы сохранили истинную причину катастрофы в тайне. И эта запись будет открыта только после нашей смерти. Мы клянёмся больше никогда не пользоваться нашими сверхспособностями в ситуациях, который могут быть потенциально опасны.

Экран гаснет. А я уже знаю, почему в войне с Варварами земле удалось продержаться до прибытия Молчаливых. Они всё-таки пустили в ход свой дар. Они тренировались.

На экране снова появляется мама. Она ничего не говорит, только смотрит на меня с тревогой. Я говорю:

– Не волнуйся. Я понимаю, что это предостережение. Я буду осторожен.

Экран гаснет окончательно.

И тут меня накрывает непереносимым, космическим одиночеством. И в мысленной пустоте прямо перед моим лицом возникает лицо Чена. Очень близко, не как на экране. Не знаю, что это было – видение или плод моего воображения, но я видел его так ясно, что хотелось протянуть руку и потрогать пальцем шрам над бровью. И я позволил себе, всего на одно мгновение, представить, что мы вот так сидим рядом, что я держу его за руку, о чём-то расспрашиваю… Такую обыкновенную картину общения сына с отцом, вполне домашнюю. Лучше бы я этого не делал. Потому что никакой ум не в состоянии вместить степень нашего родства и пролегающую между нами бездну. Я попытался сосчитать сколько до него лет. Запутался, не мог решить с какой до какой даты считать. Бросил это занятие, начал снова. До того, молодого Чена, каким он отправила в экспедицию получилось почти сто лет. От непостижимости этого ужаса меня пронзила такая боль, что впервые за все эти годы я разрыдался в голос.