Текст книги "Букет незабудок"

Я внимательно слушала отца. Не знаю, какая из новостей удивила меня больше.

– То есть оборотничество – не дар?

Костя неоднозначно покивал из стороны в сторону, как бы взвешивая все плюсы и минусы, и с досадой усмехнулся:

– Скорее уж проклятье. Впрочем, твои бабка с дедом со мной бы не согласились. Уж она-то считала наше положение преисполненным миссией.

– Но не ты?

– Но не я, – отец жестом указал на упаковку с роллами, а затем на меня. – Ешь. Тебе нужно набираться сил.

Я послушно потянулась за небольшим роллом с тунцом, обернутым в нори. Обмакнула край в соевый соус и отправила в рот.

– Видишь ли, и мы, и вампиры – создания, сотворенные ведьмами во время их так называемой гражданской войны. Клан вставал против клана, дочь против матери. На одно заклятие у соседа появлялось нейтрализующее, и чем дольше длилось противостояние, тем бессмысленнее становилось продолжение войны. Уже не осталось на свете потомков, кто помнил, с чего вообще все началось. Я вот до сих пор не знаю, из-за чего был сыр-бор, но расскажу страшилку, которую любила перед сном рассказывать мне твоя бабушка. На исходе пятого года, когда все средства уже давно оказались испробованы, а ведьмовские поселения разгромлены, верховная Пелагия встала посреди пепла над бездыханным телом старшей дочери Василисы, достала заговоренный врагом кинжал и пустила себе кровь, взывая к запретным началам магии. Тьма отозвалась на ее зов, как старый друг.

Неизвестная сила вдохнула жизнь в холодное тело дочери Пелагии, но лишь на мгновение. На ее глазах молодая ведьма принялась биться в агонии. Болезненный хрип вырвался у девушки из груди, а лицо менялось на глазах. Знакомые черты заострились, а раны одна за другой принялись затягиваться.

Верховная припала на колени, не веря своим глазам. Осторожно она притянула собственное дитя к груди, не веря счастью: никому ранее не удавалось вернуть переправившийся на ту сторону дух обратно в тело. Но Пелагии удалось. Слезы крупными градинами скатывались по щекам верховной. Жадно она вдыхала аромат волос дочери, все плотнее прижимая ту к груди и успокоительно покачивалась, точно убаюкивала дитя. Вот только чем дольше Пелагия держала в объятиях дитя, тем быстрее ускользала ее собственная сила. В буре внутренних чувств верховная не заметила, как дочь присосалась губами к ее ключице и с жадностью вытягивала из матери кровь.

Так, по легенде, и был сотворен первый вампир. Безупречное орудие, обладающее неподвластными ведьмам физической силой и скоростью. Прокрадываясь в ночи, потомок Пелагии умерщвляла один враждебный клан за другим, обращая некоторых в созданий по своему подобию – в вампиров.

Армия Василисы росла. Не прошло и десяти дней, как противоборствующая сторона была повержена. В живых остались только последователи Пелагии. Хрупкий мир был восстановлен, а война прекращена. Казалось, наступило время для праздного затишья и восстановления разрушенного. Но никто не задумывался о цене существования нового соседа.

Вместе с войной исчез и источник, чтобы утолить жажду. Вампиры восполняли все, что требовалось, в бою, лишая жизни противника, но где в мирное время им было найти кровь? Ведьмы считали, что смогут обуздать жажду сестер. Сотворить новое заклятие и забыть о проблеме, как о страшном сне, уничтожив больше ненужное оружие.

Но если бы только магия работала так просто. Лишь ведьма, чье предназначение выше других, могла обладать даром сотворения, подчинив себе сперва четыре стихийных элемента и договорившись с миром духов. Вместе со смертью верховной Пелагии ковен лишился возможности творить, а наследница, что готовилась в будущем сесть на костяной трон, с обретением вампиризма лишилась связи с духами. Природу оскорбило вмешательство в устоявшийся порядок, и она предпочла взамен помощи преподнести ведьмам урок, оставшись в стороне.

Не в силах создать новое, по силе сопоставимое, чудо, ковен принялся ждать, пока вновь не родится следующая верховная… Тогда они еще не знали, сколько отведено на существование новому виду, и наблюдали, втайне надеясь, что все решится само собой, а время заберет свое.

Но этого так и не произошло. За промедление пришлось заплатить высокую цену чужими жизнями. Численности людей в поселении едва хватало, чтобы без вреда утолить жажду трети вампиров. Чем дольше клыкастые жили в ковене, тем сильнее становился зов крови. Обладая вполне человеческим сознанием и моралью, творения ночи старались держаться избранного пути. Но не у всех воля оказалась так сильна, как у предводительницы Василисы.

В людских поселениях вблизи ковена стали пропадать люди. Чаще это были дети крестьян, что оставались без присмотра в сезон возделывания земли. Пропажа одного человека в скромном поселении уже считалась тревожным событием, а когда пропали трое, поползли слухи – в лесу поселился злой и могущественный дух.

Староста деревни явился к ведьмам от бессилия, прихватив с собой вознаграждение. Умолял отогнать от поселения злую напасть, даже не надеясь вернуть пропавших. Деньги пришлись ведьмам как нельзя кстати. Предстояло многое восстановить, отстроить заново. Женщины ковена легко откликнулись на мольбу, посчитав, что, должно быть, распоясался леший или еще какая тварь, требующая особого уважения от поселенцев к своей территории.

Стоило ведьмам начать разбираться, как по найденным обескровленным телам в глубине чащи стал очевиден источник зла: кто-то из вампиров пошел вопреки воле первородной Василисы и принялся наведываться в ближайшую деревню.

Однако вычислить мятежника внутри клана было непросто. Вампиры уходили на охоту и возвращались, перебиваясь в том числе и кровью животных, но кто нарушал запрет, оставалось загадкой, даже когда кровопийц стали разбивать на мелкие группы перед вылазками и приставлять втайне ведьм для присмотра. Очень скоро слежка стала явной: навыки вампиров день ото дня крепли, и уловить аромат благовоний, что плотным флером окутывали одежды колдуний, стало для них простой задачей, не говоря уже о недостаточно легкой поступи преследователей. Петля вокруг шеи кровопийц медленно затягивалась. Они ощущали это и не приходили в восторг, постепенно ставя под сомнение потребность продолжать жизнь с колдуньями единым кланом. Семя раздора было посеяно и стремительно давало всходы.

Время шло, а число жертв лишь возрастало. Ведьмам все чаще приходилось создавать видимость деятельности, распуская в деревне слухи о неведомом сильном духе, что не то чтобы не подвластен могуществу колдуний – так можно было и на себя накликать беду, – но скорее обладает безупречными навыками скрываться, контратакуя призывы и заклинания. Старейшина неохотно верил байкам и начал внимательнее присматриваться к ведьмам, подозревая, что они сами крали селян. Собрав добровольцев, деревенские принялись следить не только за каждым шагом пришлых ведьм, но и за кланом. Недалекие, несведущие в магии люди приносили в дом вести, интерпретируя события по-разному. Кто преувеличивал страшное, желая подчеркнуть собственную бесстрашность, а кто во всем искал злой умысел и дьявольскую руку – даже в том, как колдуньи грели воду для мытья.

И если подобные вести лишь поражали слушателей, а россказни и слухи служили лишь на потеху местным жителям, то почти интимное описание того, как бледнокожая женщина заостренным концом ногтя вспорола кожу на теле ведьмы и принялась с наслаждением пить из раны кровь, на глазах приобретая живой румянец, по-настоящему встревожило жителей деревни. Староста, услышав о произошедшем, не торопился что-то предпринять: уж больно опасным казался сосед, чтобы враждовать с ним, а потому отправился для начала увидеть все это собственными глазами, убедиться, что это правда.

К несчастью для ведьм, староста пробрался сквозь лесную чащу и засел в зарослях в неподходящее время и неподходящем месте. Он стал свидетелем большой кормежки вампиров младшими послушниками, которые решили втайне от главных спасти жителей деревни, предложив вампирам кровь раньше положенного срока.

Благими намерениями юные ведьмы и колдуны выложили себе дорогу в ад. Кормление перешло в настоящий бунт. Вампиры принялись убивать бывших сестер и братьев, топя в крови землю и обнажая свою истинную сущность. Увидев безобразную картину, староста пришел в ужас и отправился собрать всех мужиков, что были в деревне.

Василиса билась на стороне сестер-чародеек, но оказалась не в силах справиться с порождениями собственной крови. Она давно не кормилась и была единственной вампиршей на стороне ведьм. Противостояние превратилось в настоящую бойню, не оставляя чародейкам шанса. Стоило им хотя бы немного преуспеть, как регенерация сытых вампиров тотчас лишала ведьм преимущества.

Их осталось чуть больше десяти, когда с вилами подоспели деревенские мужики. Шипя, вампиры захватили оставшихся в живых колдуний в узкое кольцо, упиваясь азартом охоты. Лучших и сильнейших ведьм в иерархии они, казалось, оставили на десерт и вот-вот собирались занести ложку, чтобы зачерпнуть самое сладостное угощение.

Отважные и глупые, мужики кинулись в гущу событий с криками, не разбирая своих и чужих. Они сцепились с вампирами, а те, заливисто хохоча, забавлялись, не торопясь покончить с селянами, не насладившись моментом вдоволь. Обезумевшие кровопийцы были убеждены в собственном превосходстве и не заметили, как, воспользовавшись случаем, все ведьмы взялись за руки, а Василиса принялась громко нараспев читать проклятие. Сама лишенная способностей к ведьмовству, первородная позволила чужой силе струиться сквозь нее, как через проводника. Колдуньи вторили песне Василисы, и группу медленно охватывало бледно-голубое свечение. Казалось, оно исходило прямо из-под кожи колдуний, становясь с каждой произнесенной фразой все ярче. Мгновение, и все женщины, как одна, вскинули головы к небу и закричали. Земля затряслась под их ногами, а к стройной симфонии боли присоединился хор из мужских голосов. Полная луна вышла из-за облаков и осветила безумную сцену, холодно смотря на происходящее с высоты небесного свода. Стоило ее серебристому свету коснуться деревенских мужиков, как тела их начали менять форму, теряя все человеческое. Длинный мех пробился из-под кожи, а ноги и руки истончались на глазах, заставляя мужчин опустить на четвереньки. В раскрытых от крика ртах виднелись нечеловеческого размера клыки. Челюсти подались вперед и вытянулись, будто волчьи.

Когда с обращением было покончено, ладони ведьм расцепились, а их обессиленные тела рассыпались мерцающей серебром пылью и исчезли вместе с поднявшимся из ниоткуда потоком ветра.

Так по легенде, что в нашей семье передавали из уст в уста, и появились первые вампиры с оборотнями.

– Выходит, ведьмы тоже существуют? – Я давно перестала жевать, заслушавшись рассказом Кости.

– Не было бы их – не было бы нас. И кровопийц тоже. Впрочем, именно из-за кровопийц ведьм до сих пор очень мало. В Ксертони сейчас живут от силы три. Колдуньи, знаешь ли, стараются держаться подальше от ошибок рода. Ковен, что породил магию обращения и нарушил тем самым равновесие природы, сгинул. Никто не знает текст заклятия, что было произнесено, а значит, и отменить, насколько я понял, никому теперь не под силу. Когда ты только родилась, мы с Марией искали кого-нибудь, кто мог бы уберечь тебя от моей участи. Но сделанного не воротишь…

Говоря это, отец ссутулился. Печать вины застыла на его лице.

Я раз за разом возвращалась к воспоминанию о том разговоре с отцом в больнице в последние дни, размышляя, сколько первородных живы до сих пор и скрываются среди людей, как члены моей семьи. Сколько из них ведут двойную жизнь, притворяясь простыми смертными и вливаясь во всеобщий круговорот вещей, становясь предпринимателями, юристами и кем угодно еще. Как опознать мифическое существо при встрече, да и есть ли в этом какой-то смысл, когда ты сам один из них?

– Продолжаешь считать изъяны на потолке? – отец подал голос с кухни, и я поняла, что пора бы выйти из комнаты.

Пройдя в зал, я опустилась на диван напротив выключенного телевизора. Костя продолжал суетиться на кухне, делая себе бутерброды. Судя по доносящемуся аромату, с салями, моцареллой и смесью прованских трав.

– Тебе сделать парочку?

– Нет, спасибо. Салями пахнет не так, как я помню. Слишком ярко и будто с каким-то душком.

– Да уж, с мясом в ближайшее время твоя дружба сойдет на нет. Оно все будет пахнуть немного подтухшей мертвечиной, особенно копченое.

– Это я уже поняла.

Костя подошел и сел сбоку от меня. Тарелка с тремя бутербродами расположилась прямо у меня под носом. Очередной раз вдохнув, я почувствовала, как в нос ударил едкий запах мяса, и непроизвольно поморщилась. Тотчас натянула на ладонь рукав кофты, насколько позволяла длина, и попыталась прикрыть одновременно ноздри и рот, чтобы хоть как-то перебить аромат Костиного ужина.

Отец как ни в чем не бывало потянулся за пультом и включил телевизор. Я укоризненно посмотрела на Костю, но он даже не обернулся, а наоборот – подцепил ближайший бутерброд и с удовольствием откусил треть.

– Пап, – начала я, морщась от неприятных ощущений. – Отсядь. И бутерброды прихвати.

Глава 4. Снова в школу

На следующее утро я проснулась раньше будильника. В комнате не было и намека на рассвет. День постепенно укорачивался, уступая больше времени ночи. Я взяла телефон и разблокировала экран. Полседьмого. Засыпать вновь не было никакого смысла.

Нехотя я поднялась и направилась в ванну, чтобы принять душ, прогоняя остатки сна горячей водой. Сегодня мне предстояло вернуться к обычной рутине, но все мои мысли занимало предстоящее обращение. Я подставила руки под струи воды и смотрела, как ручейки образуют на коже прозрачные линии. Некоторые капли разлетались в разные стороны, сталкиваясь с поверхностью. Они сопротивлялись судьбе, будто не желали примкнуть к импровизированному руслу, боясь слиться с другими и потерять собственный голос. Временная бессмысленная мера. Рано или поздно, так или иначе, и эти капли утекали в сток вместе с остальными.

Наспех я высушила волосы, а затем вернулась в комнату за свежей одеждой, выбрав изумрудного цвета водолазку с высоким воротом и черные узкие джинсы. Несколько минут мне потребовалось на то, чтобы вспомнить, где лежит распечатка с новым расписанием, которую Даша принесла в больницу. Первым уроком стояла биология, а следом за ней – литература. Сегодня класс должен был обсуждать небольшой роман Евгения Замятина «Мы», который считался первым в жанре антиутопии. Родоначальником, пусть и не без изъянов.

Я наспех собрала рюкзак в школу и на всякий случай взяла экземпляр романа с собой. Читая его на летних каникулах, многие страницы я отметила разноцветными закладками, чтобы легче было потом обсуждать в классе. Розовыми стикерами выделила интересные цитаты, оранжевыми отметила ключевые сюжетные события, чтобы, если забуду хронологию, быстро восстановить ее, освежить в памяти. Синие стикеры – на страницах с ответами на вопросы по программе. Во всяком случае, на те, что выдает интернет. Что дополнительно может спросить учитель, приходилось только гадать и надеяться на лучшее.

В коридоре хлопнула дверь в ванную. Должно быть, Костя уже проснулся и отправился в душ. Удивительно, но даже с моим обостренным обонянием и слухом перемещения отца оставались для меня загадкой. Возможно, это было как-то связано с нашей общей природой.

Не то чтобы Костя не имел запаха. Папа пах обработанной телячьей кожей – потому что почти постоянно носил кожаную куртку, одеколоном с перечными и табачными нотами, средством для очистки служебного пистолета и зубной пастой с ментолом. Иногда улавливались и мимолетные, приобретенные ароматы, в зависимости от того, где недавно Костя бывал. Но как же тихо он передвигался!

Размышляя об этом, я перенесла рюкзак в коридор и бросила на пуф рядом с курткой, после чего отправилась на кухню в поисках завтрака. Открыв холодильник, я бегло осмотрела содержимое полок, ища взглядом что-то подходящее или хотя бы не настолько вонючее, как вчерашняя колбаса на Костином бутерброде. Сыр, яйца и творожная масса с курагой не вызывали доверия, в отличие от красного блестящего яблока на нижней полке. Есть особо не хотелось, но я понимала, что нужно съесть хотя бы что-то перед тяжелым днем в школе.

– Доброе утро, – Костя появился на кухне и заглянул через мое плечо в холодильник. – Яичницу будешь?