Текст книги "Букет незабудок"

– Еще немного. Потерпи, пожалуйста.

Я хотела спросить Диану, о чем она, но рот не послушался. Ни один мускул не дрогнул, точно звуки окружающего мира пленили и не давали пошевелиться. Подчиненная загадочной власти чего-то эфемерного, чего-то, что я до конца не понимала, я начала ярче ощущать себя в пространстве. Мне будто стало тесно в этой машине.

Позвонок за позвонком вжался в спинку кресла.

Мне стало тесно в этом теле.

Неприятное копошение внутри пугало – будто где-то в животе извивалась огромная змея и упорно пыталась высвободить для себя больше места, вытесняя лишнее.

Стоило прислушаться к чувствам, как по телу прошла волна тянущей боли, что заставила вскинуть голову, и больше я ничего не видела, кроме светло-бежевой обивки салона. Как бы я ни старалась, тело отказывалось подчиняться, передавая управление моему темному попутчику, который сладостно потирал ладони в предвкушении.

– Черт! – было последним, что я услышала, прежде чем глаза заволокло черной пеленой.

Глава 7. Сердце не обманешь

Не было больше ни времени, ни чувств, ни слов. Была только она – тьма. Чернота окружала со всех сторон, но, несмотря на это, не пугала. Она не сдерживала меня. Лишь окутывала легкой дымкой. Что-то мне подсказывало, стоит сделать неосторожное движение, и ей это не понравится. Как всепоглощающий организм, она примется вбирать в себя все без остатка. Но если играть по ее правилам, тогда…

Что тогда? Интуитивное понимание не отталкивало меня, а, наоборот, разрасталось внутри вязким спокойствием. Оно обволакивало, как колыбель с мягкой периной, и уносило меня далеко отсюда. Вот только откуда «отсюда» я забыла и не могла вспомнить.

Или не хотела вспоминать.

Точно подслушав мои мысли, тьма ослабила объятия. Я стала гостем, которому позволяли находиться в этом пространстве и необъяснимо доверяли. Ощущение собственного тела вернулось ко мне, и лишь тогда я почувствовала, как в этом месте было холодно и влажно. Если бы ноги не парили в невесомости, можно было бы предположить, что я попала в темный подвал или сточную канаву, однако ни зловония, ни скрипа половиц, ни журчания воды не слышала.

Кто есть я?

Ответом на немой вопрос стала короткая вспышка света вдалеке. Сначала показалось – игра сознания: не найдя, за что зацепиться взглядом в кромешной тьме, мозг сам принялся изобретать причудливые узоры. Но нет. Вскоре показалась еще одна вспышка, и в этот раз, я готова была поклясться, чуть ближе. Захотелось податься навстречу сиюминутному мерцанию, но я не представляла как. Тьма держала меня в безмятежной невесомости, и рассмотреть хоть какую-то опору, чтобы оттолкнуться, было невозможно. Тогда я попробовала развести руки в стороны, и на мгновение показалось, будто что-то удерживает их: пошевелить получалось едва-едва, но я не сдавалась. Я на мгновение расслабила кисть, пытаясь уловить момент, где начинается натяжение. Осторожно я покрутила кистью, и, хотя по-прежнему ничего не видела, мне показалось, что чувствую что-то вокруг кожи. Какую-то ткань или нечто похожее по фактуре. Приготовившись, я сильно напрягла руки и дернула со всей силы. Кожу тут же неприятно обожгло, но это не продлилось долго, и я смогла двигаться свободнее в пространстве.

Стоило попробовать вновь развести руки в стороны, как ладони нащупали плотную преграду. Ее оказалось вполне достаточно, чтобы оттолкнуться. Как по инерции тело понесло вперед. Я подалась корпусом в сторону движения, пытаясь поймать баланс. Бледный огонек посреди тьмы перестал мерцать. Свет манил меня, и я послушно шла на его зов. Я отталкивалась вновь и вновь, но подбиралась ближе с каждым усилием лишь незначительно.

Не знаю, как долго это продолжалось. В какой-то момент, когда в слабом свете стали вырисовываться размытые очертания, окружающее пространство наполнилось звуками. Они напоминали тихий треск, который я слышала каждый раз, нажимая на пульте телевизора канал, где не было вещания.

Я оттолкнулась еще дважды и впервые почувствовала усталость. Человеческое будто возвращалось ко мне, отвоевывая один за другим кусочки сознания у тьмы, и я бы солгала сама себе, сказав, что мне это нравилось. Небытие притягивало покоем, которого я была лишена с недавних пор в реальной жизни, но этот чертов свет не позволял мне остаться. Он притягивал меня неумолимо, как гравитация яблоко к земле. Захоти я сопротивляться почти одержимому порыву увидеть, что же находится там, по другую сторону, вряд ли получилось бы. Нутром я чувствовала: происходит что-то важное. Нечто такое, что нельзя упустить или игнорировать.

Точка становилась все больше, постепенно разрастаясь, вытягиваясь сильнее в высоту и превращаясь в нечто овальной формы. Скоро это стало выглядеть как крупная светящаяся изнутри фигура, которая с моим приближением становилась менее яркой, будто специально, чтобы я могла продолжать смотреть. Предчувствие, что я должна увидеть нечто важное, не покидало меня. Кроме света, не было ничего, как бы я ни старалась приглядеться. Попытки что-то рассмотреть казались бесполезными, но были еще и звуки.

То, что в начале пути походило на белый шум, становилось все отчетливее. Вскоре я смогла различить отголоски знакомого голоса, который молил:

– Пожалуйста, отпустите. Пожалуйста! Я не сделал ничего плохого ни вам, ни вашей семье.

Три фразы повторялись по кругу, одна за другой. Могло показаться, что звучит запись, если бы с каждым разом голос говорящего не становился все жалобнее. Он определенно принадлежал мужчине, но я не могла понять, отчего возникало тоскливое чувство и сжималось сердце под ребрами. Подойдя почти вплотную к свету, я прикоснулась к нему. Пелена тут же спала, и от неожиданности я отдернула руку, не поняв, что произошло. Я увидела размытое отражение своей ладони на поверхности, будто она была зеркальной, но в то же время странной. Неправильной.

Предмет напоминал плоское овальное зеркало с человеческий рост. Вот только оно совсем не отражало происходящее во тьме, а скорее наоборот, работало как окно в другое место. Туда, откуда доносился голос.

Прислушавшись к себе, я попыталась перебрать в голове голоса близких людей, но ничего не вышло. Удалось вспомнить отчетливо лишь тембр отца, но молящий явно им не был. Тогда отчего же внутри было так тревожно?

В последний раз я оттолкнулась ладонями, надеясь попасть на другую сторону, но уперлась в световую гладь, как в преграду. Как же так? Совсем не то, на что я рассчитывала.

– Пожалуйста, не надо!

Голос стал еще громче. Он почти переходил в крик, и казалось, что человек по ту сторону уже не молил, а сходил с ума от отчаяния.

– Прошу, хватит! Мне больно! Больно!

– Эй! Вы слышите меня? – сорвалось с моих губ, и я принялась бить по «стеклу».

Ответа не последовало. К белому шуму добавился урчащий звон пилы.

– Нет! Нет, не надо!

– Я здесь! Откройте! Остановитесь! У вас нет никакого права! – мой голос срывался, а кулаки гудели от боли, но я не останавливалась. Там, за зеркалом, был кто-то, отчаянно нуждающийся в помощи, и если я и могла что-то сделать, то хотя бы привлечь внимание обидчика к себе.

Но у меня ничего не вышло. Крики продолжались. К одним ужасающим звукам добавлялись другие, и кошмару не было конца. Я задыхалась, едва успевая набрать в грудь воздух, чтобы закричать громче. Горячие слезы омывали щеки от бессилия, но мне было все равно. Важным казался лишь этот человек за преградой. Человек, которого я даже не видела, но будто знала и тянулась к нему всеми фибрами души.

Перед глазами мелькнул силуэт. Он был таким же светлым, как окружающее пространство, точно на него направили несколько прожекторов. Громоздкий капюшон балахона закрывал лицо на две трети, оставляя на виду только губы. Словно в автофокусе картинка принимала четкие очертания, пока я наблюдала за незнакомцем. Точно в презрении рот дернулся, обнажая ровные зубы. Взгляд моментально ухватился за выразительный клык, какой я уже замечала у знакомых вампиров. Незнакомец, должно быть, видел меня так же четко, как я его. Кричать больше не было смысла. Я ждала следующего шага, не зная, что у этого существа на уме.

И лучше бы я не знала.

Властным движением незнакомец схватился за подлокотник кресла с высокой спинкой, из-за которой показалась только макушка чьей-то головы, и у меня перехватило дыхание, стоило разглядеть цвет волос. На песчано-золотистых коротких волнах виднелись кровавые потеки.

Нет, не может быть.

Незнакомец собирался насладиться моей реакцией сполна перед тем, как развернуть кресло и показать, кто же его занимает. Оскал сменился довольной улыбкой, от которой внутри меня все перевернулось. Он поглощал мой страх и, начав трапезу, остановиться уже не мог. Будто фокусник во время представления, незнакомец театрально описал рукой пространство, как бы представляя нового актера, и, наконец, развернул кресло. Мои губы задрожали, когда догадка подтвердилась.

– Ник.

В ушах раздался звук пилы, и боль лавиной обрушилась на сознание. Я схватилась за голову руками, пытаясь прикрыть уши и спастись от безумной трели металла. Не успев ничего толком больше рассмотреть, я зажмурилась, и Тьма будто вновь взяла верх. Она силой потянула меня назад, подальше от отвратительной картины. Все происходило слишком стремительно. Зеркало становилось все дальше и дальше, пока вновь не обратилось мелкой мерцающей точкой.

– Что ты делаешь? Нет! – вопила я, обращаясь к эфемерному наблюдателю, который вмешался в происходящее. – Верни меня! Верни!

– Ася, спокойнее, – кто-то тряхнул меня за плечи. – Слушай мой голос. Дыши. Давай: раз, два…

Но я не слушала голос. Казалось, это Тьма говорила со мной, и после увиденного я во что бы то ни стало должна была сражаться. Коварство, с которым она заманивала меня в свои сети, не имело больше власти. Безмятежное небытие – заманчивая разменная монета, но разве могла я ее принять, оставляя другого на произвол неизвестно кого?

Щеку обожгло от удара, и голова тотчас дернулась. Глазам стало больно от яркого света, но ведь еще мгновение назад все было хорошо? Инстинктивно я попыталась закрыть лицо, но что-то помешало поднять руку.

– Ася? – вкрадчивый голос позвал меня вновь. Говоривший мягко коснулся плеча. – Ну вот, так-то лучше. Тише, дорогая. Тише.

Чьи-то пальцы гладили меня по голове, в то время как человек приговаривал, как мантру: «Тише, тише». В нос ударил едкий запах хлорки и неестественной кислой химической отдушки, которая напомнила мне о времени в больничной палате. Осторожно прищурившись, я попыталась рассмотреть хотя бы что-то, но глаза никак не хотели привыкать.

– Пап, выключи свет. Она даже глаза раскрыть не может.

Раздался щелчок, и лампа надо мной тут же погасла. Я смогла открыть глаза, но ничего не получалось рассмотреть – все расплывалось. Несколько раз я моргнула, и картина стала проясняться. Теперь я отчетливо видела нависшую надо мной хирургическую круглую лампу. Слегка повернув голову, я застала Диану сидящей впритык к койке. Встретившись со мной взглядом, одноклассница одарила меня грустной улыбкой.

– Что, – начала я, но в горло будто впилась тысяча шипов, заставив говорить тише. – Что случилось? Я в больнице?

– Ничего не помнишь, да? Тебе стало плохо в школе, – движением любящей матери Диана отодвинула прядь волос с моего лица. – Артур сказал какую-то нелепицу в своем стиле, а ты так разозлилась. Мы очень испугались: ты прыгнула на Артура прямо в коридоре! Никто не успел ничего сделать, да и все происходило на глазах Даши с Таней. Артур, конечно, подотрет им память, но если бы людей рядом оказалось больше, то вывернуться бы не получилось. Стас велел отвезти тебя к отцу, вот только уже на подъезде к дому… даже не знаю, как описать. Ася, ты будто начала обращаться. На весь салон раздавался такой треск, точно кость за костью разбивалась пополам. Ты вся дрожала, боже…

Диана поморщилась, а затем тряхнула головой, словно старалась забыть увиденное, но картина накрепко отпечаталась в сознании.

– Дочь, – доктор Смирнов положил руку на плечо Ди, – эти подробности сейчас Асе не помогут. Выйди, освежись.

– Папа, но…

– Мне есть что обсудить с Асей, – твердо сказал он в ответ на протест Дианы.

Она послушно поднялась и покинула комнату, напоследок бросив в мою сторону извиняющийся взгляд. Лишь сейчас я заметила, что посреди помещения, больше похожего на зал музея, стояла больничная кушетка, на которой располагались я и медицинское оборудование. По левую сторону от меня высилась стойка с приборами, которые периодически издавали тихое пиканье. От правой же руки тянулась прозрачная трубка, которая вела к стеклянной колбе на фиксаторе. В дозатор медленно опускались капли прозрачной жидкости.

– Что вы мне даете? – успела я спросить, когда взгляд скользнул по комнате, и я заметила зеркало. Оно было той же овальной формы, что и во сне.

– Это физраствор, – доктор Смирнов опустился на освободившийся после Дианы стул, и мне стало некомфортно от факта, что мы были в комнате одни. – Когда Диана тебя привезла, я ввел успокоительное. Оно быстро подействовало, и вскоре мы перенесли тебя сюда. Извини, я даже не успел переодеться, когда все случилось, а после побоялся оставить тебя одну.

Он развел руками, указывая на себя, и лишь сейчас я заметила, что Владимир был в обычной одежде: джинсы, синий джемпер с V-образным вырезом, по цвету чуть темнее джинсов. Ни намека на привычную больничную форму, с которой у меня ассоциировался Смирнов-старший.

– Обычно мне помогают Станислав или Максим, – у Владимира на мгновение округлились глаза, будто он неожиданно о чем-то вспомнил. – Но кажется, сегодня мне удалось справиться одному.

Его губы растянулись в вежливой улыбке. Он терпеливо ждал, глядя прямо на меня, но во взгляде не было тепла и заботы, которую я видела у Дианы или Стаса. Доктор Смирнов выглядел доброжелательно, но за версту от него чувствовался холод. Было трудно понять, действительно ли Владимир надел маску или, наоборот, в мое сознание подселяли настороженности тревоги после видения. Такой странный и темный ночной кошмар, что ни одним фильмом ужасов не перебьет ощущения. Мне бы забыть как страшный сон, не вспоминать больше, но это зеркало в комнате не давало покоя. Оно тянуло к себе, призывая прикоснуться, проверить, не находится ли по ту сторону уже знакомая Тьма. Убедиться, что все произошедшее лишь бред сознания. Но тут я увидела через отражение рабочее кресло, обтянутое дорогой кожей. Стоило его заметить, как внутри что-то оборвалось. Не бывает таких совпадений. Сознание не могло дорисовать в голове то, чего не знало, с такой точностью. Нет. Здесь было что-то не так. Я никогда не была в этой комнате, тогда откуда могла знать, как выглядело кресло доктора Смирнова?

От размышлений меня отвлекли сдавленный гул и последовавший за ним странный звук, который напоминал человеческий крик под водой. Приглушенный, едва разборчивый. Во всяком случае, похожим образом в фильмах озвучивали крики жертв. Я уставилась на Владимира, ожидая объяснений, но он лишь ласково погладил меня по ладони, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не отдернуть руку. Вызвано недоверие игрой сознания или нет, я не могла легко выдать себя, пока не разобралась в происходящем наверняка.

Держи друзей близко, а врагов еще ближе.

– Это седативное, которое вы мне ввели, оно может вызывать видения?

– Галлюцинации, особо яркие сны, тревожные состояния, депрессию, головокружение, рвоту, аритмию, расстройства кишечника, диарею – перечень довольно емкий, как и у всех препаратов подобного спектра.

Я опешила от услышанного. Это как понимать? Почему лекарства, призванные помочь, могут породить новые симптомы на смену другим? Праведный гнев и вереница вопросов пронеслись в голове, но вслух я задала лишь главный:

– Так зачем же вы мне его дали?!

– Боюсь, если бы мы промедлили, то ты бы уже обратилась в волка. Ваш брат очень привязан к эмоциональному фону с приближением полнолуния. Насколько мне известно, с возрастом оборотни учатся лучше ладить с собственными чувствами и бдительнее отслеживают порывы. Тебе стоит поговорить об этом с отцом. У Константина есть в этом вопросе личный опыт, в отличие от меня.

Потребовалось время, чтобы осознать услышанное.

– Подождите. Вы хотите сказать, что я могу обратиться в любое время?

Владимир в удивлении поднял брови:

– А как ты хотела? Думала, что как в кино, стоит луне поярче проявиться на небосводе, так сразу все с ликантропией принимаются рвать на себе одежду и оборачиваться в зверей?

– Кажется, папа уже объяснял, что это не так работает, – довольно тихо произнесла я и почувствовала, как жар прилил к щекам от стыда. И прицепились же эти стереотипы! Нашла с чем проводить параллели в реальной жизни – с кино!

– Увы, Ася. Если я что-то и знаю о вашем брате, то о непредсказуемости проявлений сущностей. Взять только, как по-разному работает связь у ликанов с их духом-прародителем!

Его тон походил на плохо скрытую насмешку. Наверное, легко, когда тебе давно перевалило за пару сотен лет, умиляться над незнанием фундаментальных, но сокрытых от глаз большинства истин.

– Я никогда не спрашивала, но как много оборотней вы встречали?

Он возвел глаза к потолку на мгновение, будто там таился ответ:

– Считая тебя – семерых. Изучал только четырех из них.

– Меня вы тоже изучаете?

– Разумеется. А как иначе? Ты ведь сама согласилась в больнице на процедуры, чтобы попробовать сдержать зверя, – он склонился ближе ко мне и доверительным тоном объяснил: – Я не смогу помочь, если не буду знать, в чем дело. Проблема кроется в том, что, если у вампиров есть определенные закономерности в поведении по типу обращения или же, как в случае Дианы и Стаса, рождения, черты у вида общие. Если, конечно, в родословной где-нибудь не промелькнула ведьмовская кровь, как это случилось с Артуром и близнецами. Ты, должно быть, заметила: они не совсем обычные вампиры.

– У меня не было особо возможности разобраться, кто считается обычным вампиром, а кто нет.

Владимир махнул рукой:

– Они сами не то чтобы понимают, как работает их дар. Научились пользоваться минимумом и довольны. Только Максим пытается расширить рамки, по-настоящему понять границы своих возможностей, – на лице доктора промелькнула тень одобрения, которая быстро сменилась разочарованием. – Виоле и Артуру до этого нет дела. Отрабатывают долг ради блага семьи и довольны. Любовь у них, видите ли…

За дверью послышался тихий скрип, и челюсть Владимира сжалась.

– Раз тебе так важно услышать, о чем мы здесь говорим, – войди, а не пытайся меня обмануть. Ты знаешь, Диана, что бывает с теми, кто плохо себя ведет.

Диана с виноватым видом вернулась в комнату и послушно встала около стены, спрятав руки за спину. Она не смотрела ни на меня, ни на доктора, и в этот миг я подумала, как тяжело, должно быть, Смирновым с таким строгим отцом. Костя в сравнении с ним казался добродушным ретривером.

– На чем я остановился? Ах да. Если бы дети проявили хотя бы немного заинтересованности, как Максим, и позволили их изучать – какой прорыв бы ждал человечество! Новые лекарства, технологии.

– Поэтому вы, – мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать как можно нейтральнее, – «изучали» мать Ника?

– Конечно. И не сбеги она, я смог бы ей помочь, рано или поздно. Но что сделано, то сделано. Время не повернуть вспять. Она сделала свой выбор.

– Но тогда, получается, вы все это время могли помочь Никите, но не стали.

– Никита рожден, а не обращен низшим вампиром. В этом, Ася, кроется большая разница между нашими видами. Он унаследовал дар не от матери, а, вероятно, от отца. Но кем был этот вампир – остается большим вопросом даже для человека, вхожего в близкий круг древних. Нельзя исправить сущность кровопийцы, которая дана от природы. Во всяком случае, пока. Ник, как ты можешь заметить, не горел желанием попасть мне в руки после ночного рандеву во время Хеллоуина. И я не виню мальчишку. Его мать приложила все усилия, чтобы превратить жизнь Никиты в ад на Земле: начиная от снабжения его своей кровью и заканчивая страшными байками.

– Звучит так, будто вы в этой истории не злодей, хотя Галина обратилась по вашей вине. Это ваша кровь обрекла ее стать той, кого вы зовете низшими.

Доктор Смирнов покрутил колесико на капельнице, останавливая поток.

– Я исследователь, который принимал решения, чтобы помочь большинству ценой одной жизни, и, к сожалению, мало преуспел. Можно ли считать злом стремление решить проблему, которая мучила многих? Как ты считаешь?

– Я считаю, что вы не имели права делать этот выбор за нее.

Владимир слегка пожал плечами и с интересом обернулся к дочери, точно проверяя ее реакцию.

– Диана бы с тобой согласилась. Да, дочь?

В ответ послышалась лишь тишина.

– Я не ищу оправдания или искупления. Когда я найду лекарство и для вампиров, никому уже не будет дела до того, сколько пострадало ради цели.

Я зацепилась за спасительное уточнение, гадая, манера речи это Владимира или спрятанная между слов тайна, которая была так мне нужна.

– И для вампиров? То есть вам уже удавалось найти лекарство для кого-то еще?

Кадык предательски дернулся, хотя доктор старался не меняться в лице. Я видела, каких усилий ему стоило не дрогнуть и мускулом. Мои губы невольно растянулись в улыбке, предвкушая ответ.

– Да, Ася, – доктор хлопнул ладонями по коленям и поднялся. – Я начинаю понимать, как купировать ликантропию.

Я вопрошающе смотрела на него, не веря в свое счастье. Сиюминутная надежда погасла, когда рот наполнился горечью: что-то было не так.

– Так почему же вы медлите? Скорректируйте лечение, которое уже мне даете.

– Ася, – он глубоко вздохнул, – все не так просто.

– Если не просто, то какого черта вы вообще об этом сказали? Зачем давать ложную надежду?

– Ты говоришь о ликантропии как о болезни.

Я возмущенно фыркнула и жестом указала на окружающие меня предметы в комнате.

– Если это не болезнь, то почему мы говорим о лечении здесь, в сомнительной больничной палате?

Гнев снова подступал, и доктор Смирнов это тоже заметил. Он поспешно поднялся и прошел к металлической тележке с широкими полками, которые были уставлены всевозможными медицинскими приборами и инструментами, названий которых я не знала. Я подалась вперед, желая узнать, что Владимир делает, но он закрыл обзор спиной и быстро скомандовал дочери:

– Диана, подай пузырек со второй полки, – доктор кивнул на что-то позади кровати. – Самый левый.

Скрипнула дверца.

– С пломбой или без?

– Один из них вскрыт? – Владимир удивился, но лишь на мгновение. Поймав на себе мой взгляд, Смирнов ускорился. – Закрытый.

Диана послушно принесла отцу маленький пузырек с жидкостью, которая поначалу показалась мне прозрачной, но стоило лучам света ее коснуться, как мелькнул знакомый перламутр. Я слышала, с какой мягкостью игла прошла насквозь резиновый колпачок и как едва уловимо урчала жидкость, что набиралась в шприц. Как странно. За последние дни мой слух улавливал множество звуков, но чтобы настолько незначительные – такое случилось впервые. Удивительно, как звуки выделялись лишь фрагментарно. Казалось, усилились лишь те, что были связаны со шприцем. Голоса, шаги, скрип половиц оставались той же громкости, и я не понимала, когда успела освоиться. Что-то важное переключилось во мне с момента, как я очнулась. Но как?

«Не дай ему вколоть тебе эту дрянь», – шепнул голос не то изнутри, не то снаружи. От неожиданности я подскочила, но ни Диана, ни Владимир, казалось, голос незнакомца не слышали. Я смотрела доктору в спину с опаской, гадая, чем Смирнов наполняет шприц, как вдруг заметила странную игру света позади него. Казалось, тень не совпадала с очертаниями человеческого тела и была темнее, чем должна бы: неестественного, почти черного цвета, хотя комната освещалась достаточно.