Текст книги "Неукротимая"

Глава 8

Вэра

Не желая привлекать к себе внимание посетителей постоялого двора, они согласились выйти, решив пройти несколько кварталов до круглосуточной таверны, владельца которой знал Джерос.

Голодная и отчаянно нуждающаяся в горячей еде, Вэра едва уговорила себя идти спокойно, а не бежать. Но ее нетерпение умерло грустной и быстрой смертью, когда таверна наконец появилась в поле зрения. Выглядела она печально, и это было самое мягкое описание.

Навес был сломан, оторванные куски качались на ветру, к одному из окон были прибиты доски, а вывеска держалась на честном слове, ударяясь от ветра о стену.

Вэра протестовала, но Джерос был непреклонен, утверждая, что это единственное место, где они смогут безопасно поговорить. Джарен усмехнулся, и она согласилась с его мнением, не понимая, как можно доверять разваливающейся лачуге.

Но Джерос подошел прямо к владельцу, и ему достаточно было шепнуть просьбу о частном разговоре, чтобы мужчина немедленно начал кричать на посетителей, приказывая им «убираться к черту» на грубом тьябати.

Было раннее утро, внутри было не так уж много людей, но те немногие, сидевшие за столами, вскочили на ноги и подчинились, словно ураган прошелся по помещению. Они либо искренне испугались неуклюжего седовласого хозяина, либо просто привыкли к его повадкам.

Но даже при этом ни один посетитель не выскользнул, не бросив на них любопытный взгляд, задержавшись на ее лице под капюшоном. Вэрали натянула его ниже, и внутренне была рада, что послушалась Джарена и надела его.

И вот она здесь, сидит за липким круглым столом с двумя мужчинами, больше настроенными пялиться друг на друга и избегать разговора, чем вести его.

Она подавила стон разочарования и посмотрела на наименее раздраженного из них двоих, разглядывая его с интересом.

Взъерошенные волосы Джероса свободно ниспадали на плечи, подчеркивая его бледно-голубые глаза, а густая борода закрывала большую часть его лица, из-за чего свежевыбритое лицо Джарена казалось более острым, чем обычно.

На нем была туника сливового цвета с серебряной вышивкой на воротнике, заправленная поверх серых брюк без единой складочки. И если все это не выдавало его столичного происхождения, то его безукоризненно чистые ботинки определенно говорили о многом.

– Ты меня не помнишь, не так ли?

Этот вопрос заставил ее оторвать взгляд от его одежды. Вэра удивилась, что он заговорил на общем языке. Она покраснела, смущенная тем, что ее застукали за разглядыванием.

– Эм, – начала было она, но остановилась. Как бы вы вежливо сказали кому-то, что вообще ничего о нем не помните? – Нет, – наконец призналась Вэра, покраснев еще сильнее.

– Мне жаль, – Джерос просто кивнул, как будто уже предполагал это.

– Дело не только в вас, – продолжила она, желая смягчить горечь своих слов, хотя и не знала почему. Не то чтобы это была ее вина. – Я ничего не помню, кроме нескольких фрагментов. Мне потребовались недели, чтобы снова освоить тьябати.

Он выпрямился, поставив на стол кружку с чаем.

– Подожди, ты ничего не помнишь?

– Нет.

– Даже его? – недоверчиво спросил Джерос, указывая пальцем в направлении Джарена.

Она покачала головой.

– Ее душа сразу узнала мою. Вэра просто не поняла, что это значит, потому что выросла с гребаными людьми, – выпалил Джарен.

Лицо Джероса напряглось.

– Мне жаль, Вэрали. Я не знаю, почему так произошло.

– Если ты не хочешь лишиться языка, используй ее настоящий титул, когда разговариваешь с ней.

Надув щеки в тяжелом вздохе, Вэра подняла лицо и закатила глаза, а мужчины в очередной раз переглянулись. Она, вероятно, могла бы дойти до гостиницы, вздремнуть и вернуться обратно, а они все еще смотрели бы друг на друга.

Девушка что-то проворчала, наклоняясь вперед, чтобы опереться локтями о стол, и тихонько ойкнула, когда тот накренился под ее весом, и посуда на нем загремела.

Они оба повернулись к ней лицом. Вэра отпрянула, сложив руки на коленях, и прочистила горло. По крайней мере, она привлекла их внимание.

– Вам не кажется, что, выгоняя всех, вы только дадите им больше поводов для сплетен? – спросила она, надеясь увести разговор в сторону от титулов и пыток.

Джарен пробормотал что-то в знак согласия, но Джерос тут же покачал головой, даже не дослушав.

– Не больше, чем твое лицо само по себе. К вечеру каждый магики здесь услышит о даз королевы.

– Даз?

– У этого слова нет перевода, но ближе всего «след», – сказал Джарен, выражение его лица слегка смягчилось, когда она встретилась с ним взглядом.

– След королевы? В смысле… ее дух или что-то в этом роде? – спросила она.

– Да, что-то вроде того, – сказал Джарен, скривив губы. – Он имеет в виду, что люди подумают, что ты королева, и воспримут это как предзнаменование.

– Хорошее или плохое? – спросила Вэра, чувствуя, как волна беспокойства поднимается у нее под кожей.

– И то и другое.

Она сжала кулаки на бедрах. Вэра прожила всю свою жизнь в тени, желая и умоляя, чтобы все было по-другому, но теперь она не была так уверена, что это именно то, чего она хотела.

– Но почему они подумают, что я даз?

– Потому что ты очень похожа на свою мать, – сказал Джерос, откидываясь на спинку стула и проводя рукой по бороде.

Ее глаза расширились, а голос прозвучал выше обычного:

– Я?

– Да, устрашающе похожа. Так что тебе лучше привыкнуть к мысли, что на тебя будут пялиться, потому что дальше будет только хуже.

– Не указывай ей, что делать, – рявкнул Джарен, барабаня пальцами по столу.

Вэра закатила глаза, но даже его вспыльчивость не смогла удержать легкой улыбки, тронувшей ее губы. Она была похожа на свою мать…

Снова сосредоточив свое внимание на Джеросе, она спросила:

– Вы ответите на любые мои вопросы? Даже если решите, что мне не понравится ответ?

Джерос съежился, убирая с лица выбившиеся пряди волос.

– Нет, дорогая. По крайней мере, я не отвечу на те вопросы, которые, как я знаю, ты хочешь задать.

Джарен напрягся, как стрела, готовая вылететь из лука, но какая-то часть Вэры была благодарна Джеросу за прямоту и честность. Это было куда лучше пустых обещаний.

– Я с радостью расскажу тебе о годах, которые ты прожила с нами, – продолжил он. – Но любые вопросы о той ночи или о твоей матери я не буду обсуждать без присутствия Дэдрина.

Он прищурил глаза, глядя на разъяренного Джарена.

– Не смотри на меня так, иначе придется стереть это выражение с твоего лица, мальчик. Он тоже заслуживает того, чтобы его услышали, прежде чем ты проклянешь нас навеки.

– Слишком поздно.

Джерос вздрогнул, но быстро собрался, взял кружку и сделал глоток.

– Дэдрин ждет моего возвращения завтра вечером, если ты хочешь встретиться с ним. Прошлой ночью я приказал конюшням к северу отсюда подготовить трех лошадей на случай, если вы решите уйти со мной.

– Спасибо, – сказала Вэра искренне, хотя мысль о том, чтобы снова отправиться в путешествие так скоро после прибытия, звучала ужасно. – Это очень…

– Нет, – рявкнул Джарен, хлопнув ладонью по столу. – Если ты забыл, я знаю эту дорогу чертовски хорошо, я ездил по ней куда чаще тебя. Мы не нуждаемся в твоей помощи.

Кровь Вэры закипела. К черту это. Спутники они или нет, если он думает, что будет продолжать решать за нее, им не по пути. Девушка со всей силы ущипнула его за руку под столом.

Он отшатнулся, выругавшись и схватив ее за руку быстрее, чем она успела увернуться. Ножки ее стула заскрипели по полу, когда он придвинул ее к себе.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил Джарен с угрозой в каждом слове, он крепче сжал ее руку, нависая над ней.

Девушка скорее почувствовала, чем увидела, что Джерос застыл напротив них, но проигнорировала его, сосредоточившись на своем гневе и надеясь, что Джарен тоже ощутил его жар.

– Не решай за меня, Джарен Барилиас. Я сказала, что хочу его выслушать. Так что или уходи, или заткнись.

Ощущение его ногтей на ее запястье было предупреждающим, он сильно дернул ее за руку, полностью стащив со стула и усадив к себе на колени. Другой рукой Джарен обхватил ее колено и раздвинул ноги девушки, его запах усилился, когда она уселась на нем сверху.

Его взгляд остановился на ее плече, затем метнулся вверх, и она вызывающе подняла брови. Если он думал, что метка дает ему право решать за нее, она покажет ему ее отсутствие, а затем вырвет его чертовы зубы.

Но Джарен просто наклонился и провел своим носом по ее носу.

– Ты говоришь это как моя айтанта или приказываешь как мой Нлем снадзенд?

Вэра открыла рот, но он опередил ее, прошептав ей в губы:

– Тщательно подумай над ответом.

– Ни то ни другое, – сказала она, вздернув подбородок. – Я говорю это как женщина, у которой есть право голоса.

Он обхватил рукой ее затылок, и его ответная улыбка была столь же греховной, сколь и жестокой. Вэра почувствовала жжение на затылке: он сжал основание ее косы и потянул, прижавшись губами к ее губам.

Пальцы его другой руки впились ей в бедро, а большой палец поднялся опасно высоко, когда он зарычал ей в рот. Джарен целовал ее с безумием, его язык проникал внутрь и требовал большего.

Только когда она начала задыхаться, а Джерос стал ворчать о похотливых идиотах, Джарен наконец отстранился, его глаза стали яснее, чем были все утро.

Вэра моргнула, пытаясь выбраться из тумана, в который ее всегда погружал его вкус. Она ожидала, что он разозлится, а не будет целовать до потери сознания.

Считав замешательство в ее взгляде, его губы изогнулись в улыбке.

– Ты чертовски красива, когда злишься, звездочка.

Он наклонился ближе, скользя губами по ее уху:

– Но не думай, что я не накажу этот дерзкий рот только потому, что мне это нравится.

Его большой палец продвинулся еще выше, касаясь ее лона, и лицо девушки залилось жаром. Вэра попыталась отползти назад, но он удержал ее, зеленые глаза Джарена пронзали ее душу.

– Решать тебе, Вэрали.

Где-то на этом острове должна быть дыра, в которую можно было бы забиться. Хорошее и глубокое место, где ее никто не найдет. Тревога девушки успела ослабнуть из-за напряженности в отношениях между Джареном и Джеросом, но прогулка до конюшни снова усугубила ее.

Если того, что они выгнали всех из таверны, было недостаточно, то хождение по городу с мужчиной из Нарисы и телохранителем, не уважающим личное пространство, практически кричало о том, что она важная персона.

Увидев еще одного незнакомца, указывающего на нее пальцем и шепчущего что-то, Вэра оставила свои попытки спрятаться под капюшоном и побежала под крышу конюшни.

Почему они все шептались и о чем? Кто-нибудь догадался, кто она такая, или все они действительно думали, что она была каким-то предзнаменованием? Вэра бы все отдала за то, чтобы так же легко подключаться к своему слуху, как это могли делать окружающие.

Главный вопрос, терзавший ее, заключался в том, многие ли были бы рады узнать, кто она, и сколько из них тайно поддерживали восстание против ее семьи?

Ее семья. Боги, то, что она у нее есть, все еще казалось нереальным. Вэра всегда знала, что они где-то существуют, но понимать, что она вот-вот встретится с одним из них… Со своим отцом. Это было ошеломляюще.

Девушка стояла, прислонившись к деревянной колонне, переводя дыхание, когда ее спутники догнали ее. Оба они были обеспокоены, но никто не упрекнул ее в побеге.

Они покинули таверну вскоре после того, как Джарен согласился отправиться в путешествие с Джеросом, всем им не терпелось как можно быстрее выбраться из Окридала и отправиться в Нарису.

– Трудно хранить секреты, когда даже шепот можно услышать сквозь стены, – сказал Джерос, и даже Джарен кивнул.

Конюх, который не потрудился подойти к ней, когда Вэра была одна, поспешил в их сторону, как только вошел Джерос. Он жестом пригласил их следовать за собой, говоря слишком быстро. Девушка не понимала его, но он указал на трех лошадей, которых приготовили для двухдневной поездки в столицу.

Хотя Вэра была рада, что ей предстоит провести верхом всего пару дней, разум желал, чтобы это продолжалось дольше. Два дня. Это все, что у нее оставалось, прежде чем взглядов и внимания станет еще больше.

– Эта нам не нужна.

Погруженная в свои мысли, девушка вздрогнула, убрав руку с гнедой кобылы, которую спокойно гладила.

– Почему? С ней все в порядке, – сказала она, оглянувшись через плечо и приподняв бровь.

– Она слишком маленькая, не выдержит наш вес. Мы возьмем другого, – сказал молодой человек, имея в виду жеребца, мимо которого она прошла.

– Здесь три лошади, Джарен, – крикнул Джерос из другого стойла.

– Я умею считать. Этот скакун прекрасно справится.

Джарен даже не дрогнул, отказываясь отводить от нее взгляд. Выражение его лица было спокойным, но то, что происходило внутри него, было совсем не таким.

– Что я тебе говорил? Ты будешь со мной. Всегда.

– Тебе не кажется, что тебе было бы удобнее, если мы…

– Всегда.

Она смотрела на него еще секунду, прежде чем поняла, что он не передумает. По правде говоря, Вэра была не против ехать с ним, ей нравилось его тепло, но она также не хотела выглядеть слабой после того, как только что сказала ему, что имеет право выбирать.

Прочитав все это и многое другое на ее лице, Джарен ухмыльнулся, зная, что выиграл.

– Моя милая Вэрали, я обещаю, тебе понравится ехать со мной.

Он положил руку ей на поясницу, притягивая к себе, и наклонился, кусая за мочку уха.

– Или ты не помнишь нашу последнюю поездку?

Воспоминания о том, как его рука ласкала ее, когда он сидел сзади, нахлынули на девушку, но она отогнала их, не обращая внимания на то, что ее тело практически дрожало. Сволочь.

Почувствовав ее реакцию, Джарен что-то пробормотал и снова попытался укусить ее, но Вэра застигла его врасплох. Она присела на корточки и, изогнувшись, ударила локтем прямо ему в живот. Он наклонился вперед, прижав руку к животу, когда девушка выбралась из его плена и встала.

– Я могу и привыкнуть к твоей склоненной голове, Зеленые Глазки.

Джарен вскинул голову, но она увидела, что в его глазах бурлит не гнев. Адреналин заполнил ее вены, и она ослепительно улыбнулась ему, прежде чем выскочить из стойла.

Глава 9

Итан

Он обошел маленькую койку, разглядывая бинты, украшающие конечности и туловище Гибсона. Они были окрашены в светло-розовый цвет, но ничего не вызывало беспокойства.

– Когда их в последний раз меняли?

– Сегодня утром, Ваше Высочество, – заикаясь, пробормотал Перси. Нет, не Перси. Перрин? Как-то так. Ему едва исполнилось восемнадцать, и он проработал под началом целителя Тилли всего год, когда тот неожиданно ушел из жизни.

Итан все еще не был уверен, что назначение юноши на место Тилли было хорошей идеей, но ему срочно нужен был кто-то, кого он мог бы использовать. Перрин, или как его там звали, был идеальным кандидатом.

– Жар спал?

– Спал только прошлой ночью, Ваше Высочество. Я дал ему еще одну дозу снотворного, когда он проснулся, он совершенно обезумел. Но это было несколько часов назад, так что он должен скоро очнуться.

Итан одарил юношу оценивающим взглядом. Возможно, он был достойной заменой, по крайней мере, мальчик казался вполне компетентным.

– Хорошо. Он сказал что-нибудь интересное?

Итан внимательно наблюдал за Перрином, отмечая, как расширились его глаза и как его пальцы сжали пузырек, который он держал.

– Нет, Ваше Высочество. То есть да, он говорил, но нет, это было неинтересно. В основном бессвязно разглагольствовал. Но… Это не редкость, когда люди пробуждаются от принудительного сна, они…

Итан поднял руку, останавливая его на полуслове:

– Спасибо, Перрин, на этом все.

Брови мальчишки слегка нахмурились, прежде чем он отвесил глубокий поклон и, шаркая ногами, пошел назад, пока не врезался спиной в дверь. Затем он развернулся и метнулся прочь, все еще сжимая в руке пустой пузырек.

Итан размял шею, пытаясь не обращать внимания на прилипшие к коже волосы и успокоить затекшие мышцы, а затем все же обратил внимание на связанного охранника.

– Я знаю, что ты уже проснулся, Гибсон. Ты дернулся, когда я вошел, это выдало тебя.

Челюсти Гибсона сжались, и Итан увидел, как содрогнулись сухожилия на его руках, когда он сомкнул их в кулаки, сминая матрас.

– Не поздороваешься? И даже спасибо не скажешь? – спросил он, укоризненно цокая языком. – И это после того, как я вымыл тебя и обработал твои раны. Я разочарован.

Гибсон медленно повернул голову в его сторону, его глаз казался тусклым, мертвым. Он посмотрел на него, замечая взъерошенное состояние Итана, а затем снова опустил взгляд.

Его кадык дернулся, прежде чем он разомкнул губы, и язык Гибсона издал густой, липкий звук, когда он с трудом вытащил его из-под нёба.

– Ты собираешься убить его, не так ли? – прохрипел он.

– Кого?

– Целителя Перри.

– Перри! Вот как! – произнес Итан, щелкая пальцами и указывая на него. – Черт, я почти угадал его имя. О, не смотри на меня так, я не собираюсь его убивать, по крайней мере, до тех пор, пока он держит рот на замке.

Гибсон усмехнулся, и Итан вздохнул.

– Неважно, что ты думаешь, я убиваю людей не ради развлечения, – сказал он, наклонив голову. – Ты действительно считаешь, что мне нравится видеть их такими, каким ты был там, внизу? Сломленными?

Гибсон не ответил, лишь сжал губы.

Итан сделал всего один шаг к койке, наслаждаясь тем, как напряглось тело охранника. Казалось, в нем еще осталось немного жизни, которую можно было задушить.

– Если ты не понял, мой вопрос не был риторическим.

Гибсон прочистил горло, пытаясь скрыть дрожь, прежде чем выплюнуть:

– Экстаз, который отражается на твоем лице, отвечает на твой вопрос.

Итан усмехнулся, сделав последние несколько шагов, и потянулся, чтобы взять стул целителя. Он поставил его поближе и сел, осторожно, чтобы не задеть собственные раны, из которых наконец перестала сочиться кровь.

– Это правда. Но я должен объясниться, – он откинулся назад, положив ногу на ногу, его маска оставалась цельной, хотя разбитую кожу тянуло и жгло. – Ты прав, мне нравится то, чем я занимаюсь. Наверное, больше, чем что-либо еще в этой жизни. Но ты думаешь, я горжусь этим? Ты действительно веришь, что я живу, зная, что я чудовище без души? Что мне нравится, что у меня нет сердца и нечему качать кровь по этой оболочке в виде тела?

– Да.

Итан опустил голову. Он не винил его за этот ответ. Гибсон был простым человеком, но он был свободен от отца и яростно любил свою мать. Он не мог понять.

Люди не были способны понять то, чего они сами не испытывали. Жалость определенно существовала в этом мире, но истинное сочувствие было не более чем мифом, созданным теми, кто стремился себя превознести.

Никто не мог сочувствовать Сулиану, который держал руку над пламенем, когда в детстве ронял свой меч. Люди не были способны понять ту эмоциональную и физическую черную дыру, из которой ему пришлось выползать самостоятельно. Нет, если они не испытывали того же.

– Знаешь, я боролся с этим. Это врожденный инстинкт, который Сулиан породил во мне, – Итан разглядывал свои руки, выковыривая из-под ногтей запекшуюся кровь. – Мальчишкой я пытался спрятаться от него, как трус. Я умолял, плакал и изнурял свое тело на тренировках, чтобы стать лучшим. Я даже дошел до того, что стал делать ему подарки, чтобы доставить ему удовольствие.

Он тяжело вздохнул, опустив руки на колени и заставив их лечь плашмя, хотя на самом деле все, чего он хотел, – это обхватить ими шею Сулиана и резко повернуть.

– В подростковом возрасте я опустился до уровня простолюдина, научившись рисовать и шить. Я тренировался и бегал, писал поэтическую чепуху, читал целые библиотеки и так много занимался сексом, что не знаю, как у меня член не отвалился.

Он рассмеялся при этой мысли, а затем – еще сильнее – над недоверчивым выражением лица Гибсона. Подвиг, учитывая его состояние. Но его смех быстро стих, и он продолжил предаваться воспоминаниям.

– Ничего не получалось. Ничего. Я чувствовал, что с каждым годом мой разум разрушается все больше и больше, и я просто хотел, чтобы постоянная агония прекратилась. Голоса, яма, полное и абсолютное страдание, которое разрывало мою грудь с каждым вздохом.

Итан выдохнул – единственное проявление эмоций, которое он позволял себе, и на долю секунды он мог поклясться, что увидел вспышку жалости во взгляде Гибсона. Еще одно доказательство того, что охранник никогда не поймет.

Итан нагнулся вперед, упираясь локтями в бедра, и навис над лицом Гибсона. Тот забился в оковах, с его потрескавшихся губ сорвался сдавленный стон.

Слишком погруженный в собственные мысли, чтобы впитать его страх, как он обычно делал, Итан проигнорировал панику и продолжил:

– Однажды пожилой слуга уронил вазу в моей комнате. Вазу, которую я сделал мальчиком в память о своей матери. Я смотрел, как она разбивается у моих ног, чувствуя себя таким же пустым и бесполезным, как каждый осколок. Когда он вернулся с метлой, рассыпаясь в извинениях, я не успел даже подумать. Я просто поднял один из осколков и воткнул его ему в горло, наблюдая, как кровь хлещет по оставшимся на полу. Он выглядел таким потрясенным, когда падал, цепляясь за рану, как будто мог каким-то образом остановить кровь.

Итан вспомнил, как часто билось его сердце, когда он смотрел, как мужчина боролся. Каждая мольба скользила по его венам как противоядие, возвращая его к жизни, когда человек перед ним терял свою.

– Я как будто снова смог дышать, Гибсон. После этого я стал посещать подземелье и обнаружил, что чем больше тел я заражал этим ядом, тем меньше его жило во мне. Впервые с тех пор, как умерла моя мать, я почувствовал себя живым.

Гибсон сглотнул, качая головой.

– То, что твой отец сделал с тобой, ничего не оправдывает. Это просто делает тебя таким же плохим человеком, как и он.

Итан пожал плечами.

– Я такой, какой я есть.

– Ты больной на голову, вот кто ты, – сказал он, скривив губы, и ненависть вспыхнула в его взгляде.

Итан откинулся на спинку стула, проводя языком по зубам.

– Может, я и облажался, но ты сам сделал это с собой. Сначала подорвав мое доверие, а затем вступив в связь с моей невестой.

– Я не…

Он легкомысленно махнул рукой, останавливая его оправдания:

– Я не имею в виду романтику, конечно. Но она ценит тебя и с радостью пожертвует своей жизнью, чтобы спасти твою. Именно на это я и ставлю.

Глаз Гибсона расширился, и он дернулся только для того, чтобы зашипеть от боли, когда в его тело впились удерживающие ремни.

– Что, черт возьми, ты сделал?

Итан ухмыльнулся.

– Я просто написал письмо. Ничего интересного. Только то, что ты был заключен в тюрьму за помощь в ее похищении и ожидаешь казни, – он подмигнул. – Возможно, я намекнул на то, что за этим стоит император Сулиан.

Гибсон вскипел, слюна брызнула ему на подбородок.

– Ты мог уже казнить меня и солгать ей.

– Нет, – сказал Итан, и ножки стула заскребли по полу, когда он встал. – Из того, что я видел, сила Вэры не проявляется, пока она не разозлится.

Он подошел к двери, желая смыть кровь со своего тела. Он схватился за ручку, наблюдая за тем, как мысли Гибсона отображаются у него на лице так явно, словно он их выкрикивает.

– Видишь ли, Гибсон, мне нужно, чтобы твое тело было измучено, когда она прибежит обратно. Мне нужно, чтобы она увидела твое изуродованное тело и знала, что была близка к тому, чтобы спасти тебя. Мне не нужно, чтобы она разозлилась, – сказал он, крепче сжимая ручку, пока гравировка не врезалась в его ладонь. – Мне нужно, чтобы она была в ярости.