Текст книги "Путешествие по вложенным мирам"

Соавтор моей жизни

Когда я защищала диплом, мой научный руководитель, представляя меня комиссии, вдруг заявил: «Лиана – тот человек, который умеет преодолевать трудности. Точнее, она лучше работает в экстремальных ситуациях, чем в спокойных».

Зачем была озвучена эта информация, мне было совершенно непонятно, но чертовски приятно. В то время я, двадцатилетняя, была рада услышать любую похвалу. Могла ли знать тогда, что это была не просто личностная характеристика, а практически описание судьбы?

Когда-нибудь, когда я наконец осуществлю свою заветную мечту – сяду на берегу моря, открою ноутбук и начну писать мемуары, – эпиграфом к ним будет перефразированная строчка одной известной оперной партии: «Вся наша жизнь – борьба». Я не могу вспомнить ни одной яркой жизненной ситуации, к которой первоначально не возникло бы вызова. Масштабы его всегда были различны, несравнимы. Инициаторы – многообразно разнолики. Время – случайно. Но всегда неизбежно. Этот вывод я сделала для себя довольно рано и с тех пор постоянно встречала его подтверждения.

Вызов трудно игнорировать. Отвернувшись от него, рискуешь встретиться с самим с собой из несбывшегося будущего. Даже может завязаться диалог с твоим неслучившимся Я. Этот разговор будет добрым, с легкой укоризной. С неозвученным сожалением. С откровенной грустью по упущенной возможности. И не только потому, что результаты преодоленного вызова можно «пощупать». Их даже можно записать и, похваляясь, рассказывать истории. Они составляют опорные ступени, по которым ты двигаешься по спиральной лестнице.

Немного вверх и немного в сторону, периодически заглядывая через плечо. Каждая такая история – это новая грань тебя. Вот ты стоишь перед членами Правительства Москвы и выигрываешь первый в его истории аукцион по инвестпроектам. Вот – собираешь всероссийскую конференцию с заседанием в Совете Федерации. Видишь? Ты, несмотря на приговор ветеринара, продлеваешь жизнь своего мопсика на четыре года. Одним весенним днем бросаешь вызов себе и садишься за штурвал вертолета, воплощая свою мечту. А вот здесь ты создаешь клинику, ставшую лучшей в России, и бросаешь вызов традиции. В другой раз, совершенно не планируя, оказываешься в неудобной машине и проезжаешь чужую страну насквозь, проведя за рулем четырнадцать с половиной часов. А однажды далекий октябрьский вечер сталкивает тебя с пьяным дебоширом, и ты забираешь из его рук топор (главное – маме никогда не рассказывать).

На одной из недавних ступенек ты со сломанной ногой посещаешь театры и светские вечеринки, тебя называют героиней, а ты искренне не понимаешь – почему? Ведь сложность, вызов – это не повод жаловаться и страдать. Это способ раскрыть свои возможности, получив «волшебный пинок». В каждом вызове скрывается мощная движущая сила. Она, разумеется, способна смести все на своем пути, в том числе и наивные представления человека о собственной всесильности. Но если научиться пользоваться этой энергией, а еще лучше – управлять ею, то палитра возможностей раскрывается поистине безграничная. Лишь нужно помнить, что не каждый принятый вызов может закончиться безоговорочной победой. Но она наверняка никогда не будет «пирровой».

Там, где мы

Есть несколько тем, которые для меня являются абсолютно сакральными. Я предпочитаю о них молчать. Словно боюсь расплескать, не удержать в ладонях. Они настолько до́роги и даже мистически до́роги, что неуклюжие попытки объяснить их персональную ценность чаще всего вызывают у моего собеседника вежливое недоумение. Некоторые вещи должны храниться глубоко внутри. Они как хороший портвейн в специальных бочках в темных подвалах. Выдерживает свой жизненный срок и открывает истинный вкус редким ценителям, а в то же время у большинства пользуется дурной репутацией дешевого пойла.

Давно замечено, что банальные, повседневные вещи воспринимаются как данность, как само собой разумеющееся, и потому оцениваются мизерно, если вообще ценятся. Но стоит их отнять или даже просто ограничить, как ценность возрастает мгновенно, одним гигантским скачком. Маленькому ребенку неведомо многое. Он воспринимает окружающий мир как данность. То, куда привезли его родители, служит просто фоном для безусловно любимых лиц. Дом как явление, дом как защита, дом как символ, дом как опора в его жизни оформляется позднее и постепенно. Некоторые проходят эти этапы незаметно, можно даже сказать, благополучно. Переезжая из родительского дома в бабушкин на каникулах или в свой собственный во взрослой жизни, они не ощущают разрыва. Дом как был фоном их жизни, так и остается им.

Но другим уготовано открыть для себя ценность дома так, как его можно трактовать в терминах гуманистической психологии. Четыре стены, крыша, мебель, комфорт – все это удовлетворенная базовая потребность. «Я в домике» – часто играют дети. «Я в безопасности», говорит внутренний голос человека, поворачивающего ключ в замке двери. Через это прошли почти все, кто хоть раз резко вынужденно лишался своего дома, если только они не больны синдромом бродяжничества, конечно. Это стремление восстановить утраченное чувство безопасности некоторых приводит на грань фетишизма. Любая смена обстановки, не говоря уже о смене места жительства, для них сродни вселенской катастрофе. Известны случаи, когда пожилые обитатели домов престарелых резко заболевали и, увы, уходили из жизни после того, как в их комнате меняли мебель. И если для человека в очень преклонном возрасте, с деменцией и букетом болезней это объяснимо, то для человека, демонстрирующего сходное поведение в активной фазе жизни, – повод задуматься. Так ли важны эти стены? Что случится в нашей жизни, если изменится их цвет?

Однажды мой знакомый, рассказывая о новой квартире и ремонте в ней, втянул меня в дискуссию, где лучше жить. В центре или за городом. Мы обсуждали пробки, тишину, близость офиса, чистый воздух, что важнее… А потом он неожиданно обронил: «Дом там, где мои дети». Он, сам того не зная, перешел в третью, редкую для меня категорию людей, которым удалось познать истинную, глубинную ценность этого явления.

Дом – это то, что мы строим вокруг себя. Создавая круги безопасности и комфорта и прекрасно осознавая их временность.

Однажды моим домом на три месяца стало отделение на сто коек с пациентами, подключенными к аппаратам искусственного дыхания. У всех больниц есть характерный запах. Он бьет в ноздри еще в вестибюле, въедается в кожу и потом долго преследует тебя, вызывая стойкие и далеко не приятные ассоциации. А здесь к запаху присоединялся звук. Монотонно пищащие аппараты мониторинга пульса и давления с периодически взрывающимся визгом опасности были не так страшны, как шипяще гулкий звук аппарата, помогавшего дышать этой сотне практически обреченных людей. Многие из них были в сознании и безысходно-отчаянным взглядом следили за любым движением. Кто-то, ко всеобщей радости, выздоравливал, но раз в неделю кто-то уставал бороться, и аппарат отключался. Я приходила к девяти утра и уходила около восьми вечера, когда пациентов начинали готовить ко сну. Первую неделю я была просто сиделкой и переводчицей у своей мамы. Можете ли вы представить, что должен чувствовать человек, зашедший в кабинет врача за диагностической процедурой на своих ногах и обнаруживший себя лежащим в датчиках с трубкой, торчащей в горле, в чужой стране. То, что произошло в промежутке, – это отдельная история, которую, может, когда-нибудь я решусь рассказать без кома в горле. А тогда я просто не могла ее оставить на попечение пусть и профессиональных, но чужих людей.

Поздней осенью в Израиле была чудесная погода, которой не мог насладиться ни один из пациентов этого отделения. Они смиренно лежали в своих очень комфортабельных кроватях и тихо угасали. Мое ежедневное присутствие внесло небывалое изменение в эту устоявшуюся схему. Во-первых, появились таблички, на которых пациенты могли писать то, что хотят сказать. Во-вторых, те, кто мог ходить, начали удивительным образом общаться друг с другом во время лечебной гимнастики и поддерживать своим примером отчаявшихся. В-третьих, всем, кто понимал русский, а их было большинство, я читала вслух и пела песни. И самое главное, женщины стали делать маникюр!

Маленькие элементы большой жизни оживили эти безликие больничные стены в прямом и переносном смысле слова.

Дом – это то, что мы создаем вокруг себя. Дом – это то, что мы оставляем позади себя. Дом – это там, где мы.

Ответы есть всегда.

Главное – задавать

правильные вопросы

Где начинается мир

Где начинаемся мы

Когда человека спрашивают, что он собой представляет и чем занимается, наверное, самое банальное и неправильное – начинать свой рассказ с формальных данных: когда и где он родился, где учился, чего добился. Чтобы иметь представление о человеке, не менее важно знать не что он собой представляет, а как он таким стал. Про себя я могу сказать абсолютно точно: не было бы в моем детстве рассказов о судьбах моих прабабушек и прадедушек, наверное, не было и меня в том виде, в котором я есть сейчас. Я – это не только гены разных людей, так или иначе воплотившиеся во мне. Огромное влияние на мой характер и отношение к жизни оказали те истории, которые я слышала, будучи еще совсем ребенком. Это может прозвучать кощунственно, но не было бы геноцида армян в 1915 году – не было бы и меня.

Тогда моя прабабка и ее сестра бежали из Карса, спасаясь от резни в Османской империи. Их родители сгинули – скорее всего, погибли, – но дочек своих все-таки умудрились спасти, спрятав их в тюках с товарами русских купцов, коллег отца. Через торговый путь девочки попали в Ростов, откуда, будучи постарше, отправились в Тбилиси, а затем в Баку, где моя прабабушка родила мою бабушку, от которой я и узнала всю эту историю. В ней, такой короткой, но сильной, – путь, который прошли десятки тысяч моих соотечественников.

Пять лет назад я была на могиле одного из своих карабахских прапрадедов. Даты жизни, высеченные на могильной плите, указывают на XVIII век. Сложно объяснить, что я чувствовала у этого обветренного временем камня, под которым покоился незнакомый и никогда не виданный мною родной человек. Стоя там, вдруг еще раз четко поняла: я не просто взяла и появилась у любимых мамы и папы – несколько поколений моих предков слились во мне. Осознание того, что я часть большого пути, невероятно воодушевляет, позволяет прикоснуться к неподдельной ценности, о которой люди часто забывают в погоне за, на мой взгляд, чем-то эфемерным. Путь, который проходит человек, – это в том числе путь, который проходят его предки.

Мы забываем, что история строится не только государствами и великими личностями, история – в каждой семье, и она отражает историю мира. Если взять каждого из нас и попытаться выяснить, каким образом мы пришли к той или иной жизни здесь и сейчас, то очень многое можно объяснить и многое можно понять. Маркес писал о том, что у людей нет коллективной памяти и потому все ошибки человечества неизбежно будут повторяться. Абсолютно точно могу сказать, что коллективная память есть. Другое дело, что лишь единицы обладают каналом доступа к этой памяти. Помнить вообще сложно. Люди быстро забывают негативное. Но память есть. Беда только в том, что люди к ней почему-то не обращаются. На самом деле мы все знаем, но мы забыли.

Не замечали ли вы хотя бы раз в своей жизни, что в ответ на заданный вопрос в голове возникает аналогия: будто бы сталкивались с подобным? Та же ситуация, просто в другом исполнении. С другими героями. В другом месте. У меня это происходит с завидной регулярностью. Почти любую ситуацию я могу отыскать в своей жизни или в жизни кого-то из знакомых, я могла прочесть о ней в литературе, увидеть в кино, узнать о ней из истории. Все повторяется. Чего-то из ряда вон выходящего за последние несколько лет я не встречала. Кроме человеческой глупости. Вот она безгранична. Это единственное, что продолжает преподносить мне сюрпризы.

Для большинства людей помнить – это неинтересно. Потому что недостаточно повторять путь, который уже был пройден. Многие хотят отличиться: у тех не получилось, а у нас получится. История учит, но мало, к сожалению, мало прилежных учеников. И люди будут наступать на одни и те же грабли. Только если не случится некого особого скачка в самосознании. Тогда они поймут, что путь, который они проходят, – это уже вытоптанная теми, кто был до нас, дорожка.

Попробовать понять, что и к чему привело наших предков в их жизни, сделать из этого выводы и использовать их в своей жизни – особое знание, которое иногда открывается, но далеко не всем. И я бы очень хотела научиться, если это вообще возможно, вовремя распознавать неверные направления и вовремя останавливаться. Это сложно сделать. Особенно когда уже затрачена какая-то энергия и хочется получить результат. Но иногда, когда человек доходит до определенной точки, результат перестает быть возможным. Научиться чувствовать, что путь, который ты проходишь, – это не путь, а ответвление от него, и каждый раз, когда такое происходит, поворачивать назад или искать другой вариант возвращения на правильную дорогу – самое главное мое пожелание себе самой и всем будущим поколениям.

Шнорк

Страх экзистенциального одиночества известен человечеству с момента, когда первый его представитель осознал, что мы приходим в этот мир одни и уходим так же. Этого факта не отменяют споры о том, из каких миров мы приходим, в какие уходим и существуют ли эти миры. Традиции окутывают, как теплый плед осенним вечером, приглушая страхи, дают ощущение причастности и осмысленности бытия.

Кажется, это был 1992 год – я давала первое в своей жизни интервью. Меня, как специалиста по этнической психологии, пригласили на радио поговорить о национальной идентичности. Это было легендарное «Армянское радио», но мы не шутили, а говорили о серьезных вещах. Я абсолютно не помню ни названия передачи, ни своих собеседников, ни как выглядела студия, ни какая была тогда погода. Хотя, положа руку на сердце, для первого в жизни подобного опыта хорошо было бы и запомнить. Но, увы, удивительным образом я прекрасно помню только один неожиданный для меня вопрос: «Зачем нужны традиции?»

Времена тогда были лихие, переломные, неспокойные, даже революционные. Казалось, мир безвозвратно изменился и прежние правила жизни уже недействительны. Зачем же следовать традициям? Ведь они были придуманы в той, прошлой жизни. Зачем соблюдать обычаи? Они выглядят довольно смешно на фоне новой реальности. В первое мгновение я растерялась. Совершенно очевидная, абсолютная для меня константа у кого-то вызывала сомнения. Но разве можно доказывать аксиому? В цепочке рассуждений всегда есть нечто исходное, базовое. Миром животных правят инстинкты. Мир людей управляется сложным сочетанием свободы воли и традиций. Негласный или рукописный свод правил пронизывает все уровни жизни. И это не обязательно что-то эпохальное, как обряд инициации у полинезийских племен или ритуал коронации Британского монарха. Чаще всего традиции незримо обволакивают нашу каждодневность. Разумеется, в любом обществе, стране, группе, семье они отличаются.

Мне вспоминается рассказ моей одногруппницы, приехавшей в Москву из арабской страны. Она была шокирована, увидев, как легко и непринужденно при встрече ее ровесники обнимаются и дружески целуются вне зависимости от пола. И это тогда, когда в ее стране даже прикасаться к другому не принято. Рассказывала она мне это со смехом, потому что сама уже давно точно так же обнимала и целовала в щеку своих друзей. На последнем курсе она вышла замуж за своего соотечественника с другого факультета и уехала в Израиль. Мы, увы, потеряли связь, и мне остается только гадать, удалось ли ей в той среде сохранить привычную открытость приветствия.

Обычаи «вырастают» из условий жизни, случайных или повторяющихся событий. Но, несмотря на порой кардинальные отличия, они обеспечивают человеку чувство сопричастности, принадлежности, «неодиночества». Придерживаясь традиций, человек застраховывается от нелепых ошибок, потому что до него сотни лет похожие ситуации происходили с другими. Соблюдая обычаи, человек получает быстрый ответ на вопрос, что делать. Иногда ему даже не надо думать, потому что готовый паттерн поведения заменяет необходимость выбора. А при всей нашей декларируемой тяге к свободе поступок, выбор и энергия, затрачиваемая на них, порой неоправданны, потому что уже есть готовое решение. Иногда действительно не надо изобретать велосипед, а можно просто сесть на него и крутить педали. В армянском языке есть слово, которое невозможно легко перевести. Оно означает сложившийся порядок, культуру поведения, общепринятые правила. Всеобъемлющим словом «шнорк» можно описать человека, поведение которого может быть примером. Он придерживается традиций и в целом, и в частности. Если честно, мне приятно иметь дело с такими людьми. Хотя бы потому что они относятся с уважением к своему культурному наследию.

Другое дело, что в следовании традициям довольно легко скатиться в слепое подчинение им. Моя приятельница, женщина маленького роста, но яркой внешности, блондинка с роскошной гривой и ярко-красными акриловыми ногтями, в хмурую, дождливую погоду зашла в церковь. Искала чудотворную икону, которой и известна была эта церковь. К ней подлетела воинствующая служащая, стала шикать на нее за отсутствие платка на голове, за яркий макияж и вообще не очень смиренный вид. «Наш батюшка „таким“ на разрешает входить в церковь!» Мама двоих взрослых детей, бабушка очаровательного внука, учительница английского языка, бросив взгляд поверх очков, ответила: «А я не к вашему батюшке пришла. Я к Нему», – и характерным жестом указала на Небеса. Традиция покрывать голову женщины платком происходит еще с дохристианских времен. В ней есть свой утилитарный и даже эзотерический смысл. Но вряд ли его отсутствие может повлиять на религиозность. История человечества полна примеров, когда традиции со временем становились ретроградными заблуждениями. Да и в истории человека тоже легко можно найти такие случаи. Положа руку на сердце, каждый из нас признает, что однажды не решился нарушить сложившуюся традицию, привычку и упустил возможность что-то улучшить в своей жизни. И хотя история не признает сослагательного наклонения, мы все равно не можем полностью избежать сожалений.

Мне порой кажется, что вся наша жизнь – это маневрирование между принятым, традиционным, и новым, новаторским. И великое искусство – научиться балансировать между ними. Еще более значимое достижение – создание своих особенных традиций.

Прав был Лев Толстой, говоривший о непохожести каждой несчастной семьи. Но и счастливы семьи тоже каждая по-своему, потому что у каждой из них есть свои традиции. Кто-то обязательно обедает вместе по воскресеньям, как было у моих родителей. Кто-то придумывает каждому уменьшительно-ласкательные прозвища, иногда совершенно непонятные постороннему. Кто-то каждое празднование дня рождения превращает в феерическое действо для десятков гостей, а кто-то традиционно сбегает в эти дни в другие страны. Некая повторяемость, самость, отличительная стабильность создают человеку ощущение безопасности.

Традиционность в хорошем смысле этого слова подобна теплому пальто, которое защищает от неожиданного, резкого, холодного ветра. Если вдруг ты лишаешься его защиты, то чувство растерянности неминуемо. Нет ничего вечного. Есть традиции, которые «рассеиваются» при жизни одного поколения, есть те, которые держатся несколько столетий. Возможно, только время может стать мерилом их ценности в системе координат человечества в целом. Для каждого же из нас традиции – это весь накопленный нами и нашими предшественниками опыт, особая «дорожная карта», и только от нас зависит, куда мы будем следовать с ее помощью.

Лоскутное одеяло

В середине XVIII века мимо горного селения на границе Российской империи и Персии проезжал благородный муж.

Путь его лежал далеко, в богатые экзотическим товаром земли Халифата. Спешившись у родника, он попросил юную красивую деву напоить его водой, а утолив жажду, попросил дождаться его из путешествия. Через несколько месяцев, завершив свои дела и даже успев добраться до родного дома и получить благословение, он вернулся в это горное селение, женился на девушке и основал род. Эта романтическая история живет в нашей семье и абсолютно правдива, потому что она про моих прапрапрапрапрадедушку и бабушку.

Несколько лет назад я давала интервью на радио. В числе прочих был вопрос о традициях. Что в них такого? Зачем им следовать? Что будет, если традиции исчезнут из нашей жизни? Я отчетливо помню, что тогда ответила.

Традиции – словно лоскутное одеяло. В них сплетены важные и случайные, пестрые и однотонные, шелковистые и домотканые лоскуты. Вместе они составляют покрывало, ярким пятном декорирующее нашу обыденность, и защищают от невзгод, как от непогоды. Каждая традиция, семейная или национального масштаба, создает внутреннее состояние стабильности и защищенности. Человек не одинок. Он часть чего-то целого, со своими правилами и ясным объяснением происходящего, с возможностью без стеснения превратиться в ребенка и увлечься игрой. Мифы, сказки и выросшие из них традиции как канат с узлами, цепляясь за которые человек может выбираться из пропасти неведения, растерянности и внутренней пустоты.

Сидящий в каждом из нас ребенок, несмотря на внешнюю серьезность и браваду, продолжает верить в чудо. Поэтому, например, в декабре кто-то водит хороводы вокруг елки, кто-то выпивает шампанское с пеплом от записки с пожеланием, кто-то, давясь, проглатывает двенадцать виноградин, кто-то пишет письма Деду Морозу или бьет палкой по украшенному полену. Некоторые традиции выглядят умилительно, другие вызывают удивление или становятся всенародными, как, например, традиция «под Новый год ходить в баню» с героями самой новогодней комедии на бескрайних просторах нашей страны. Но это все праздничные, яркие, шумные. А есть традиции тихие и уютные.

Воскресные обеды всей семьей. Традиционный поход в театр. Совместные настольные игры. Особенные приветствия…

Мы сами редко замечаем, что постепенно в течение своей жизни формируем свои личные традиции. Лишь лишившись их, понимаем истинное значение и ценность. А хорошо научиться ценить сейчас.