Текст книги "Когда судьба мстит"

Лилия Алексеевна Лукина
Когда судьба мстит

Эта книга, как и все, что уже были и еще будут написаны, посвящается светлой памяти моей дорогой мамы, Людмилы Алексеевны Поляковой, которую я бесконечно люблю.

Автор искренне благодарит всех, кто оказал ей помощь в создании этой книги, и предупреждает, что она выдумана от начала до конца и любое совпадение описываемых в ней событий, а также упоминаемых дат и имен с реальной жизнью может быть только случайным и никакой дополнительной смысловой нагрузки не несет.

Спустившись с трапа самолета, невысокая стройная девушка зябко повела плечами – северное лето 89-го года оказалось летом только по названию. В здание аэровокзала она перевела часы на местное время – было всего восемь часов утра, купила в киоске карту города и встала в очередь к окошку горсправки. Оказавшись, наконец, у окошечка, она, заискивающе заглядывая в глаза усталой, пожилой женщине, робко попросила:

– А можно у вас получить адреса всех музыкальных школ в городе? – Всех? – изумилась та. – А зачем тебе все?

– Понимаете, – смущенно улыбаясь, сказала девушка, – моего папу сюда перевести хотят – он военный, вот я и приехала узнать, смогу ли я здесь по специальности устроиться. А то дома у меня и работа постоянная хорошая есть, и частные уроки. Вдруг для меня здесь места не найдется? Тогда я уж там останусь.

– А-а-а… – протянула женщина и выдвинула один из ящиков картотеки. – Тогда я тебе еще и музыкальные кружки напишу – может там чего подходящее найдешь. Только дорого это будет, – предупредила она, и девушка тут же закивала:

– Я понимаю, но что ж делать?

Получив исписанный убористым почерком листок, девушка принялась благодарить женщину так искренне и горячо, словно та ее от смерти спасла, и женщина, довольно улыбаясь – ведь так приятно чувствовать, что от тебя что-то зависит! – добродушно спросила ее:

– Остановиться-то есть где?

– Нет, – помотала головой девушка. – Да я на вокзале как-нибудь… – Глупости говоришь! – резко оборвала ее женщина и, взяв телефонную трубку, тут же с кем-то договорилась, а потом, написав на листочке адрес, объяснила девушке, как туда добраться, добавив: – Подруга моя, Таисия Петровна, комендантом в студенческом общежитии работает, а оно пустое сейчас. Вот она тебе местечко и найдет. И в центре жить будешь, и дешевле, чем в гостинице устроишься – с деньгами-то, смотрю, у тебя негусто, – сказала она, и в ее глазах промелькнуло выражение немного брезгливой жалости.

Девушка прижала руки к груди и опять почти что со слезами на глазах принялась благодарить женщину, а потом, снова достав потертый кошелек, вопросительно взглянула на нее – сколько, мол, я вам за помощь должна, но женщина только рукой махнула в ответ:

– Иди уж, бедолага! Да за сумкой получше приглядывай! А то, смотри, останешься без вещей! Что тогда делать-то будешь?

Девушка торопливо и испуганно схватила сумку и, еще раз поблагодарив свою спасительницу, направилась к выходу.

Таисия Петровна оказалась крупной крашеной блондинкой с высоким старомодным начесом, а обилием косметики на лице. Она внимательно посмотрела на девушку, и в ее глазах тоже появилось выражение все той же немного брезгливой жалости. Да и какое еще чувство могло вызвать это пришибленное жизнью существо в стоптанных туфлях, поношенной юбке до середины ноги, нейлоновой блузке и пузырящейся на локтях шерстяной кофте собственной вязки? А уж о внешности и говорить не приходилось! Одно слово – поганка бледная: кое-как подстриженные, неухоженные светлые волосы, нелепые очечки на носу, ни макияжа на лице, ни лака на ногтях. На ней словно стояла крупная и яркая печать – неудачница!

– А ты чего сюда приехала? – спросила комендантша, хотя ей явственно хотелось сказать: «приперлась».

Девушка слово в слово повторила ей свою историю и Таисия Петровна поинтересовалась:

– А отец у тебя в каком звании?

– Капитан! – гордо ответила девушка, хотя, судя по ее возрасту, тому следовало бы быть по крайней мере подполковником. – А если сюда переедет, то обещали майора дать, – мечтательно добавила она.

– А сама ты, что, консерваторию закончила? – с усмешкой спросила женщина. – Нет! – ответила девушка. – Музучилище.

– Да-а-а… – скривилась Таисия Петровна, почувствовав удовлетворение от того, что ее первое впечатление от этой особы оказалось верным: и отец неудачник, и дочь такая же. – И надолго ты сюда?

– Всего на день или на два.

– Паспорт покажи на всякий случай! – сказала Таисия Петровна и девушка с готовностью протянула его.

Комендантша пролистала его и, увидев, что страница, на которой ставят печать о семейном положении, девственно чиста, еще раз удовлетворенно подумала, что не ошиблась: кому же такая моль серая понадобиться может?

– Ладно, – воздохнула она, возвращая паспорт. – Пошли.

Она провела девушку на второй этаж, где в маленькой комнатушке стояли четыре кровати со свернутыми матрасами, внутри которых виднелись подушки, и сказала:

– Занимай любую. Я сейчас тебе белье принесу.

– А, может, не надо? – робко спросила девушка. – Я и так переночую. – Думаешь, так дешевле будет? – хмыкнула Таисия Петровна и спросила: – У тебя на обратный билет денег хватит?

– Хватит! – кивнула головой девушка. – Я их отдельно отложила, – и, достав свой потертый кошелек, спросила: – Сколько я вам должна?

Услышав сумму, она аккуратно отсчитала деньги (причем, часть мелочью), на что комендантша еще раз хмыкнула и, бросив:

– Ну, устаивайся! – вышла из комнаты.

Оказавшись, наконец, одна, девушка развернула матрас на стоявшей около окна кровати и присела. Она сняла свои дурацкие очки, распрямилась, расправила плечи, ее испуганно вжатая в плечи голова гордо поднялась на высокой шее и даже взгляд стал другим, словно по мановению волшебной палочки превратившись из робко-покорного в спокойный и решительный. Теперь на кровати сидела не провинциальная девушка-простушка, а уверенная в своих силах и хладнокровная молодая женщина, и даже нелепая прическа не портила этого впечатления.

«Так, – думала она. – Пока все идет нормально. Спасибо той женщине из горсправки, что помогла мне, а то действительно пришлось бы на вокзале ночевать – засветиться в этом городе я ни в коем случае не могу, а комендантша будет молчать, как рыба, потому что в нарушение всех правил подрабатывает здесь, постояльцев пуская. И маскировку я придумала себе правильно – ведь в человеческую память западает что-то яркое и необычное, выбивающееся из привычного круга вещей. А что может быть обыденнее, чем затюканная жизнью недотепа, на которую и смотреть-то противно, словно можно этим перетянуть на себя ее неудавшуюся судьбу. Ладно! Теперь к делу! Время не терпит!».

Она разложила на кровати план города и, сверяясь с полученным в горсправке листком, наметила свой маршрут, подумав при этом, что много времени у нее это не займет – музыкальными школами город явно не славился. Потом она достала из сумки несколько вещей, переложила их в потертый пластиковый пакет, одела очки и… мгновенно опять превратилась в забитую провинциалку. Выйдя из общежития, она дошла до ближайшего кинотеатра и купила билет. Но, едва начался фильм, она выскользнула из зала назад в фойе и потихоньку шмыгнула в туалет, где, сняв парик, быстро переоделась и подкрасила губы. Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна: яркая, коротко стриженая жгучая брюнетка в хорошо сшитом костюме, модных туфлях и больших темных очках выглядела вполне респектабельно. Она достала из пакета дорогую кожаную сумку, а все свои вещи, туго скатав, сложила в новый яркий пластиковый пакет. Чуть приоткрыв дверь туалета и убедившись в том, что ее никто не видит, она вернулась в зрительный зал, откуда по окончании фильма, который даже не смотрела, вышла на улицу уже в новом виде.

Плотно позавтракав в ближайшем кафе (ведь совершенно неизвестно, когда еще доведется что-нибудь перехватить), она отправилась в первую по списку из музыкальных школ, где, просмотрев расписание, не увидела нужную ей фамилию, а вот во второй ей повезло и она нашла того человека, которого искала. Присев рядом с ожидавшими внуков бабушками, она завела разговор о том, что хочет отдать своего ребенка учиться именно сюда, вот и зашла поинтересоваться, кто из преподавателей самый хороший. Скучающие старушки стали охотно перебирать всех учителей, а девушка внимательно их слушала, подталкивая осторожными наводящими вопросами в нужном ей направлении, и в результате узнала много нового, интересного и полезного для себя. Сердечно поблагодарив бабулек, она мило улыбнулась и ушла, сказав, что подумает.

«Полдела сделано, – удовлетворенно подумала она, устраиваясь на детской площадке на лавочке, с которой прекрасно просматривалась входная дверь школы. – Теперь надо выяснить, где эта мразь живет. Конечно, можно было бы узнать адрес и в горсправке, но неизвестно, как дело повернется, а привлекать к себе внимание мне совершенно ни к чему».

Вынужденное бездействие совершенно не тяготило девушку, она спокойно сидела, словно кошка, караулящая добычу около мышиной норки – спокойная, невозмутимая и терпеливая. Правда, ждала она совсем не безобидную мышку, а опасного и очень хитрого зверя, способного на любую подлость, но она была уверена, что справится с ним. Она не имела права не справиться – слишком многое зависело сейчас от нее. Вот она и ждала, как охотник в засаде, и дождалась. А потом, незаметно следуя за своей жертвой, проводила ее до самого дома. Внимательно осмотрев двор, она увидела увлеченно сражающихся в домино пенсионеров. Потолкавшись около азартно болеющих за игроков мужчин, она незаметно для них выяснила номер нужной ей квартиры, которая к ее искренней радости находилась на втором этаже, что значительно упрощало дело, и еще кое-какие необходимые подробности.

Вернув себе в кабинке туалета универмага прежний неприглядный вид, девушка пошла назад в общежитие, где первый делом, войдя в комнату, подошла к окну и открыла его. «Все нормально!» – удовлетворенно подумала она. Дорогу в эту девичью комнату протоптало не одно поколение парней, лазивших к своим подругам по ночам в окно, так что незаметно спуститься вниз, а потом подняться назад для нее не составляло никакого труда, как, впрочем, и забраться на балкон нужной квартиры. Еще раз расстелив карту города, она тщательно проработала свой пеший маршрут от общежития до нужного дома по маленьким, пустынным улочкам, где она не привлекла бы ничьего внимания, потому что воспользоваться общественным транспортом, где в пустом в столь позднее время вагоне ее могла бы запомнить кондукторша, было рискованно. Затем, улегшись прямо на матрас, она еще раз самым тщательным образом проанализировала все свои предстоящие действия и решила, что все должно получиться как надо – права на ошибку у нее не было.

Взглянув на часы, девушка решила, что пора действовать. Она надела темный спортивный костюм, кроссовки, перчатки, бесшумно открыла окно и вылезла наружу, прикрыв его за собой, чтобы оно не бросилось в глаза какому-нибудь случайному прохожему. Осторожно нащупав узкий, всего в полкирпича выступ в стене, она медленно двинулась к водосточной трубе, которая, судя по ее виду, выдерживала тяжести и побольше. Очутившись, наконец, на земле, девушка быстрым, тренированным шагом направилась к дому своего врага. Увидев, что балконная дверь нужной ей квартиры открыта, она мысленно хмыкнула: «Здоровье свое, видите ли, бережет! От табачного дыма на ночь проветривает, чтобы слаще спалось! И ведь никакие кошмары эту тварь, наверняка, не мучают! Ничего! – злорадно пообещала она. – Я его тебе сейчас наяву устрою!».

Подъем наверх занял у нее еще меньше времени, чем спуск из окна общежития: подтянуться и залезть на козырек над подъездом, встать на газовую трубу, пройти всего несколько шагов, придерживаясь за подоконник, и бесшумно перемахнуть через перила балкона. Аккуратно отодвинув колыхавшуюся на сквозняке штору, она заглянула в комнату и увидела, что та пуста, а из ванной доносился шум льющейся воды. Она проскользнула внутрь и прижалась к стене около открывавшейся в коридор двери ванной. И очень вовремя она это сделала, потому что шум воды затих, дверь открылась и из ванной появилась фигура в банном халате. Захват сзади за шею – и полузадушенная жертва в обморочном состоянии уже не в состоянии ни оказать сопротивления, ни поднять шум, что и требовалось на первом этапе. Почти волоком оттащив бесчувственное тело в комнату, девушка усадила его на стул и связала руки за спинкой, после чего, выпуская скопившуюся ненависть, изо всех сил влепила пощечину. Фигура на стуле зашевелилась, открыла глаза и, увидев девушку, попыталась заорать, но у нее вырвался только какой-то хриплый стон.

– Извини, что без приглашения, – девушка улыбнулась улыбкой голодной гиены. – Уж очень сильно поговорить захотелось. Ты мне ничего не хочешь сказать?

В ужасе заметавшись, жертва попробовала освободиться, все еще пытаясь позвать на помощь, но девушка только нехорошо усмехнулась:

– Бесполезно! Я тебе горловые хрящи повредила. Говорить будешь? – спросила она и, поняв, что ее визави не собирается этого делать, сказала: – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Она заткнула своей жертве рот первой подвернувшейся тряпкой и взялась за нее так основательно, что некоторое время в комнате слушались только удары и глухие сдавленные стоны. Периодически девушка задавала один и тот же вопрос:

– Говорить будешь?

И, когда ее обессиленная жертва, наконец, кивнула головой, девушка вынула у той кляп изо рта и стала слушать, с трудом сохраняя самообладание. Выслушав все до конца, девушка сдавленным от ярости голосом предельно серьезно произнесла:

– Если это брехня, то я вернусь! Я тебя, мразь, даже под землей найду, и тогда ты так легко не отделаешься! – и получила в ответ плевок в лицо. – Ну, что ж! – вытерев плевок, с каменным спокойствием сказала девушка. – Это был твой выбор!

Шаг вперед, резкое движение руками, хруст сломанных шейных позвонков и на стуле сидел уже труп. Девушка развязала ему руки и он, поддерживаемый ей, мягко соскользнул на ковер.

Вернувшись тем же путем в общежитие, девушка неспешно собралась и рано утром уже снова в виде замордованной жизнью провинциалки попрощалась с Таисией Петровной, посетовав, что так и не смогла найти для себя работу, отправилась в аэропорт и вылетела первым же рейсом в Москву. Она очень торопилась! Она очень боялась опоздать! Но все-таки опоздала!

Глава 1

Все московские декабри, сколько я их помню, никогда и ничем не напоминали первый месяц зимы. Не стал исключением и этот. Крыши зданий и аэродромное покрытие влажно блестели в свете прожекторов. Проезжавшие автопогрузчики поднимали фонтаны брызг. Сыпавшаяся с неба морось оседала на стеклах иллюминатора и, накапливаясь, стекала ручейками вниз. А моя лежащая в соседнем кресле шуба из благородной черной норки напоминала сейчас своим видом драную помойный кошку, только что вытащенную из воды. Но даже эта мерзкая погода не могла стереть с лиц занимавших сейчас в самолете свои места людей радостного выражения, вызванного предвкушением близкого праздника, которое волнует гораздо больше, чем он сам – ведь скоро уйдет в небытие 2003-ий год, год Козы, мой год, который, как ему и положено, оказался для меня очень удачным. Во-первых, я, Елена Васильевна Лукова, сменила вольные хлеба частного детектива на постоянную работу, став директором детективного агентства, а, во-вторых… Хотя, нет, не так, не с этого надо начинать.

Все началось с появления в моей жизни Матвея. Он не муж, не любовник, не спонсор, как теперь принято это называть. Он Друг. Вот именно так. С большой буквы. Хотя Матвеем я могу называть этого совершенно невероятного и безумно богатого человека только мысленно, а на самом деле его зовут Павел Андреевич Матвеев и он, между прочим, самый настоящий граф. И хотя наши отношения начались не то, чтобы с конфликта, но с некоторого противостояния, им же, кстати говоря, и спровоцированного, он в благодарность за помощь в одном очень непростом деле, касающемся его родственников, сам предложил мне свою дружбу и включил в круг Семьи. Это совсем не значит, что при встрече мы будем сюсюкать и целовать друг друга в щечку, нет, просто с того момента мои проблемы стали его проблемами и я стала чувствовать себя в этой непростой жизни более уверенно. Я стала защищенной! А для женщины это главное! По достоинству оценив мои способности к сыскному делу, упертый характер и стремление всегда доводить до конца начатое дело, он решил использовать меня в «мирных» целях, то есть для помощи тем людям, у которых нет денег на честного детектива, а милиция всякой мелочевкой заниматься не будет – своих дел хватает. Вот он и создал детективное агентство, чтобы разгрузить своих работников, потому что к нему с различными жалобами постоянно толпой шли люди, как к единственному в нашей Баратовской области человеку, способному их защитить и решить их проблемы.

Интересно, что устроит Матвей на Новый год в своей усадьбе «Сосенки»? Наверное, роскошный праздник, на котором мы все будем веселиться и желать друг другу нового счастья – как будто бывает старое счастье? Хотя в моем случае меня в наступающем году Обезьяны действительно ждало новое счастье: в марте, если – тьфу-тьфу-тьфу! – все будет благополучно, у меня родится сын, мой Игорек.

Я достала из пакета только что купленный большой и яркий календарь на новый год с красочными фотографиями различных обезьянок, открыла его на мартовской странице и невольно рассмеялась, увидев мартышку, которая сосредоточенно поедала банан, держа его двумя лапками – вид при этом у нее был ужасно серьезный. Но чувствовалось, что это ненадолго, что сейчас она выбросит шкурку и бросится играть, прыгая с ветки на ветку и оглашая джунгли веселыми криками. «Ах, ты Бандер-Ложек мой маленький!» – подумала я и, убрав календарь обратно в пакет, обняла свой живот.

И тут в проходе раздались размеренные и хозяйские шаги, совершенно не похожие на неуверенные и суетливые шаги пассажиров – так могли идти только члены экипажа. Я обернулась в их сторону и, увидев светлые волосы командира корабля, золотые шевроны на рукавах его черного кителя, невольно вскинулась: «Игорь!», но тут же сникла – Игоря больше нет, его сердце перестало биться два года назад. На глазах сами собой появились слезы – но тут сынуля толкнул меня, напоминая, что на свете есть другой Игорь, который скоро придет на смену тому, которого я потеряла, и я тут же стала поглаживать свой живот, успокаивая его: «Ты есть, мой маленький, ты есть, мой Игоречек! Прости маму, что она тебя расстраивает. Не сердись! Твоя мама тебя очень-очень любит, не надо ее ревновать, ведь ты для меня теперь самый главный человечек на земле!» и сынуля, словно услышав меня, успокоился.

– Уважаемые дамы и господа! – раздался из динамика голос стюардессы. – Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту нашего самолета, совершающего рейс по маршруту: «Москва – Мурманск». Время в полете…

«Да, знаю! – мысленно отмахнулась я от нее. – Знаю, что время в полете чуть больше двух часов!». Только мне хотелось бы, чтобы этих самых часов было как можно больше, потому что каждая их минута будет неумолимо приближать мою неотвратимую встречу с прошлым.

Уже не слушая, что там еще скажет стюардесса, я отвернулась и уставилась в иллюминатор, и у меня перед глазами тут же встало лицо Бати, иначе говоря, гвардии полковника Владислава Николаевича Орлова, командира авиационного полка и отца моего ребенка, к которому я сейчас летела, чтобы зарегистрировать брак. На душе у меня стало совсем погано, а в голове сами собой стали возникать картины прошедшего лета, начиная с нашего знакомства в «Сосенках» на домашнем празднике по случаю присвоения родственникам Матвея, братьям-близнецам Саше и Леше Репниным (между прочим, тоже графам), которые служили в полку Орлова, звания майоров. Я была настроена на легкий отпускной романчик (единственно возможный для меня после гибели Игоря способ общения с мужчинами) и он, как мне казалось, тоже, так что предложение выйти за него замуж прозвучало для меня громом среди ясного неба. До сих пор не понимаю, почему он это сделал, что он сумел найти во мне, что его привлекло? Да, впрочем, неважно, это дело прошлое. Я ему, естественно, отказала, потому что Игоря, моего Игоря, мне никто никогда не заменит, и Орлов, никак этого не ожидавший, ушел, обиженный до глубины души, а на следующий день рано утром улетел из Баратова. Но вот, правда, в подсунутой мне под дверь прощальной записке, он поблагодарил меня за откровенность, из которой понял, что мы с ним оказались совершенно разными людьми.

Я ни разу не пожалела о своем поступке, хотя, честно говоря, на душе у меня временами бывало очень муторно. И, когда, вопреки утверждениям врачей, что детей у меня не будет никогда, выяснилось, что я беременна, я ничего не стала сообщать Владу – разные мы люди, значит, разные, ну и пусть с тобой! Зато за меня это сделал начальник службы безопасности Матвея, Владимир Иванович Панфилов, хотя его никто об этом не просил. Орлов, как человек порядочный, решил прилететь после рождения ребенка и усыновить его, но у него в полку был пожар, во время которого он получил серьезную травму позвоночника с совершенно непредсказуемыми последствиями, вплоть до, как я поняла, самых печальных. Вот они все вместе: Матвей, Панфилов и моя мама, и отправили меня к Владу, чтобы мой ребенок родился в законном браке, а я, оглушенная известием об этом несчастье, не очень-то и сопротивлялась. Хоть и недолгим был мой роман с Орловым, но то, что он сильный, добрый, честный, надежный и, вообще, замечательный человек, я узнать успела, и было бы преступлением лишать моего сына такого отца. А то, что я его не любила?.. Так и он, наверное, по отношению ко мне уже остыл. Был у него эдакий порыв, непонятно чем вызванный, да только прошел давно. И позвал он меня только из чувства долга перед сыном, да и я сама летела к нему сейчас исключительно по той же причине. Конечно, вариант с простым усыновлением был бы для нас с ним идеальным выходом из положения, но… Эта травма на пожаре все перечеркнула.

Только вот я никак не могла себе представить, как мы с ним жить будем. Без всякой любви. А, может, оно и к лучшему, что не эмоциями мы руководствоваться будем, а здравым смыслом? А, может, и не будем мы с ним вместе жить, а просто, выполнив свои обязанности перед Игорьком, разведемся сразу же после его рождения? Ладно, нечего сейчас об этом гадать: как пойдет, так и пойдет. Но, как мне себя вести с ним – вот, что главное? Ему плохо, очень плохо… Возвращение в авиацию невозможно… Лежит он сейчас и размышляет, что на земле-то делать будет. Да-а-а… Паршиво ему, ничего не скажешь, так что надо быть с ним по-дружески участливой и внимательной – любое другое отношение будет смешно выглядеть. А смешной я быть не хочу! Не была никогда и впредь не собираюсь!

За этими неспешными размышлениями я совершенно не заметила, как мы приземлились. Ко мне подошла одна из стюардесс, которых перед вылетом работники московского представительства Матвея очень настоятельно попросили позаботиться обо мне во время полете, естественно, не безвозмездно, что эти девушки и делали, периодически подходя и интересуясь, как я себя чувствую и не надо ли мне чего-нибудь.

– Вы не торопитесь, Елена Васильевна, – сказала она. – Нам уже сообщили, что вас встречают, – и покачала головой. – Однако, отважная вы женщина – в таком положении лететь… Мне кажется, мы больше за вас волновались, чем вы сами.

– Зря волновались, – улыбнулась я. – Игорек сын летчика, в небе он дома, а дома и стены помогают, – повторила я слова Игоря-старшего и почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

Когда стюардесса отошла, я достала из сумочки мой талисман – брелок-козочку, подаренный мне Игорем на счастье.

– Эх, Снежинка ты моя, Снежинка! Одна ты у меня осталась от всей моей прошлой жизни, – мысленно сказала я. – Помоги мне, выручи… Что-то тревожно у меня на сердце.

Тем временем, в опустевшем салоне самолета появились Репнины. – Ну, как вы? – обеспокоено спросил Саша, которого отличала от брата родинка на щеке.

– Живы! Оба! – лаконично ответила я. – Это уже все или еще куда-то нужно ехать? – Лететь, Елена Васильевна, – поправил меня Леша. – На вертолете лететь. Сейчас хирург из госпиталя подъедет, и мы отправимся, – и успокоил. – Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко…

– Да-да! – усмехнулась я. – Пол-лаптя по карте! – и спросила: – Как там Орлов? – Держится, – сразу посмурнев, сказал Саша. – Он хорошо держится. Появившийся вскоре неразговорчивый хмурый мужчина, оказавшийся полковником медицинской службы, глянул на мою фигуру, потом перевел укоризненный взгляд на близнецов и сварливо сказал:

– Я бы на вашем месте этим разгильдяям головы поотрывал! Это, какому же умнику взбрело в голову тащить вас в такую даль в вашем-то положении?

– Бате! – коротко заявил Саша, на что хирург хмыкнул:

– Ах, Бате! Ну, о том, что я о нем думаю, я ему сам при встрече скажу, что при даме говорить не принято.

– Скажите, у Орлова состояние очень серьезное? – тихонько спросила я. – Я, милочка, диагнозы по телефону ставить не привык! – отрезал хирург. – Посмотрю, тогда и скажу. Только вот этим балбесам нужно было его сразу же в Мурманск везти, а не слушать его нелепые приказы, что он и дома отлежится.

Весь полет я просидела, зажмурившись и обхватив руками живот, и обмирала от ужаса. Когда, наконец, этот кошмар закончился и меня на руках спустили на землю, я поклялась, что лучше я отсюда на собаках или на оленях в Мурманск вернусь, чем еще раз сяду в вертолет.

– Все, Елена Васильевна! Уже все! – успокаивал меня Саша. – Сейчас мы вас домой отвезем, девочки вас ужином покормят… Ночевать вы в Батиной квартире будете – там уже все готово. А завтра утром – в госпиталь. Там и зарегистрируетесь. И будет у вашего сына, такой отец, которым, честное слово, годиться не только можно, но и нужно. Который, собой рискуя, нам с Лешкой жизнь спас, – у него дрогнул голос и он отвернулся. Ребята повезли хирурга в гостиницу, а меня по дороге доставили к девочкам и, только попав в заботливые руки их жен Натальи и Татьяны, я до конца почувствовала, что добралась до места. Они что-то говорили, кормили меня чем-то, что я машинально ела и мечтала о постели, как о чем-то совершенно несбыточном, до чего я уже и не надеялась когда-нибудь добраться.

– Пойдемте, Елена Васильевна, – наконец, сказала Ната. – Мы вас проводим. Я со стоном поднялась, потянулась за шубой, но Тата остановила меня. – Не надо – Владислав Николаевич в соседней квартире живет. На этой площадке три квартиры наши: сейчас мы у Наты, налево будет наша с Лешей, а направо – его. Если вам что-нибудь понадобится, то просто постучите в стенку – мы всегда так делаем – Ната к вам и прибежит, – она отперла дверь в квартиру Орлова и на прощанье сказала: – Отдыхайте, Елена Васильевна. Мы здесь все приготовили, чтобы вам удобно было. Спокойной ночи.

Я устала. Я смертельно устала. Я была бесконечно вымотана всеми этими перелетами, но сейчас мне нужно было понять, что представляет собой человек, которого судьба послала мне в мужья, хотя я ее совершенно об этом не просила. И я стала внимательно осматривать его сверкающую чистотой трехкомнатную квартиру – Ната с Татой постарались, поняла я.

Кухня и ванная блестели так, словно их собирались снимать для рекламы какого-нибудь чистящего средства. В спальне стояла старинная кровать, но отнюдь не сексодром, что вполне объяснимо – негоже командиру полка плотскими утехами на виду у всех заниматься, для этого можно и в Мурманске подходящие объекты подыскать. А у себя дома нужно облико морале блюсти. На старинной изящной прикроватной тумбочке стояла фотография в рамке – симпатичный седой генерал прикреплял к кителю Бати какую-то награду и улыбался. Вот уж никогда не заподозрила бы Влада в столь мелком тщеславии: просыпаясь утром, первым делом полюбоваться на этот миг своего триумфа – сомнительно, чтобы эта награда была у него единственной. Или: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»? Черт его знает, зачем ему это?

В маленькой комнате со шкурой белого медведя на полу, где самое место кабинету, почему-то стояли два старинных, тщательно отреставрированных кресла со старинным же невысоким столиком между ними, а напротив них большой телевизор со встроенным плеером и музыкальный центр. Я просмотрела стоявшие в специальной стойке диски и несказанно удивилась – классика: Чайковский, Бетховен, Брамс, Шопен… С фильмами – та же история – классика. Да уж! Загадочная личность мне в мужья досталась!

Но главное потрясение ждало меня в большой комнате – это и оказался настоящий кабинет. Все стены были уставлены старинными шкафами с книгами, причем фамилии авторов и название произведений на корешках с золотым тиснением были написаны по-старому, с использованием давно вышедших из употребления букв: ять и фита. На старинном огромном письменном столе около окна стоял компьютер последней модели – более странное сочетание трудно себе представить. Но окончательно добил меня маленький кабинетный рояль в углу, я подошла к нему, подняла крышку, и вздрогнула от неожиданного мелодичного звона – это стоявшие в другом углу большие старинные напольные часы пробили час ночи.

«Куда я попала? – тоскливо подумала я. – Кто же ты, Батя? Кто твои родители, о которых ты никогда ничего не говорил? Наверное, какие-нибудь очень непростые люди, если у тебя есть антикварная мебель, книги и картины, которыми увешана вся квартира? Но почему же тогда нигде нет их фотографий?».

Я снова обошла вся квартиру, не решаясь ни до чего дотронуться и все более отчетливо понимая, почему в «Сосенках» после недолгой обиды на меня за то, что я отказала Орлову, все быстро успокоились и больше не злились, чего я, откровенно говоря, очень боялась – просто они все, зная его лучше меня, видели и понимали, что мы с ним действительно совершенно разные люди. Да и моя знакомая писательница Зульфия Касымовна Уразбаева, которая, правда, пишет под псевдонимом Юлия Волжская, отчего я зову ее просто Юлей, судя только по моему рассказу и Батиным фотографиям, тоже поняла, что мы с ним совершенно разные, и сказала, что ему другая женщина нужна. Да, не зря она детективы пишет, с логическим мышлением у нее все в порядке. Вот и Колька Егоров, друг мой бывший, который обозвал меня «дурой» и разорвал всяческие отношения со мной из-за того, что я отказала Орлову (потому и бывший), тоже заявил, что не может понять, что Батя во мне сумел найти. Но мне-то что теперь делать? Теперь мне уже совершенно непонятно, что его, вообще, могло привлечь во мне, когда он звал меня замуж? Он же умный человек и видел, что мы с ним разные люди. Не мог не видеть. Но звал. Почему? Зачем?