Текст книги "Секретный ключ"

4. Неприятная встреча

Отбежав от остановки, я достала свой блокнот. С чего же мне начать? Хм-м. Сначала нужно ещё раз осмотреть место преступления, пока бездельники-туристы не затоптали его окончательно. Время не ждёт. А после Гайд-парка я пойду в Королевское географическое общество, где работает профессор Д’Оливейра. У меня по спине побежали мурашки и закружилась голова. Я не сразу поняла, что со мной творится, но потом догадалась.

Это адреналин! Я чувствую себя живой!

По дороге в Гайд-парк пришлось всё время обходить группы туристов, которые на каждом углу фотографировались с красными телефонными будками. Добравшись до парка, я применила все свои навыки в области маскировки, чтобы не попасться на глаза папиным коллегам-садовникам, ведь большинство из них знали меня в лицо.

Я двигалась по траве, а не по дорожкам, перебегала между деревьями и кустами и всё время оглядывалась по сторонам. Добравшись до места, где произошла авария, я осмотрелась. Кругом сновали толпы людей, но тачек или газонокосилок садовников поблизости не было.

Я надеялась найти какую-нибудь вещь, которая поможет мне раскрыть личность мотоциклиста, когда заметила под колючим кустом что-то блестящее. Посмотрев на свою уже и так испачканную юбку, я опустилась на колени и поползла под куст… Ровно в этот момент надо мной раздался папин голос.

– Очень странно, я никогда такого не видел, – мрачно проговорил отец. – Может, что-то не так с водопроводом? В любом случае я взял несколько образцов, чтобы отправить их на анализ.

Я не слышала, что сказал его собеседник, но увидела, как передо мной остановились две пары ног.

– Эта магония слишком разрослась, – снова послышался папин голос. – Надо будет ею заняться весной.

Его собеседник снова ответил слишком тихо. Я затаила дыхание и боялась пошевелиться. Наконец голоса начали удаляться.

Фух, пронесло!

Я внимательно посмотрела на блестящий предмет, который привлёк моё внимание. Оказалось, что это всего лишь обёртка от шоколадки. Я вылезла обратно, чувствуя себя идиоткой и надеясь, что меня никто не заметил.

– Агата!

Чёрт.

Меня увидела Люси, папина заместительница и заведующая питомником. К счастью, Люси всегда думает про меня только хорошее.

– Как дела? – спросила она, пытаясь сдуть с лица волосы.

– Спасибо, хорошо, – пробормотала я. – Дел полно.

– И не говори. У меня сорняки разве что на голове не растут! – улыбнулась Люси и посмотрела на меня с сомнением. – А ты разве не должна быть сейчас в школе?

– У меня окно, – соврала я. Стыдно, конечно, но я не могла рисковать: вдруг она расскажет обо всём папе.

Люси кивнула, как будто это было вполне убедительное объяснение.

– Кстати, у меня для тебя кое-что есть. – Порывшись в кармане, она вытащила карандаш. – Это тебе в коллекцию.

– Спасибо! Где ты его нашла?

Люси пожала плечами:

– Там, на дорожке. Ладно, я пошла работать. – Она помахала мне вилами и вернулась к растениям.

Я присела на скамейку и повертела в руках карандаш – и тут же выронила его, будто он обжёг мне пальцы. Карандаш лежал на дорожке недалеко от места утреннего происшествия? Может быть, он принадлежал профессору?!

Стараясь больше не трогать карандаш, я вытащила из сумки пинцет и с его помощью переместила улику в прозрачный пакетик. На карандаше было тиснение, две золотые буквы «А. А.». Непохоже, чтобы он принадлежал профессору. Отпечатки, конечно, смазались, пока Люси, а затем я держали его в руках, но, может быть, всё-таки удастся что-то разобрать. Нельзя исключать, что его уронил какой-нибудь турист. Но на этом этапе расследования нельзя пренебрегать такими важными деталями.

Я поднялась со скамейки и замерла. Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то следит. Я оглянулась.

Никто из них на меня не смотрел, но ведь хорошие шпионы умеют скрывать свои намерения.

Я быстро оглядела себя. Коленки тёмно-синих колготок стали зелёными, того же цвета был школьный пиджак на локтях. Но хуже всего то, что я порвала юбку – наверное, зацепилась за куст. Школьная юбка была у меня всего одна. Интересно, удастся ли мне заштопать её так, чтобы папа не заметил?

Впрочем, сейчас у меня были дела поважнее. Мне пора было идти в Королевское географическое общество – КГО.

К счастью, оно находилось недалеко. Не стоит думать, что если в названии Общества есть слово «королевское», то оно обязательно располагается в грандиозном здании с колоннами и лепниной (как, например, Музей науки). Иначе вас ждёт разочарование. Так, вход в КГО был пристроен совсем недавно. Он был полностью сделан из стекла. Казалось, если подует сильный ветер, его тут же снесёт.

Я вошла внутрь и увидела за стойкой информации человека в модном костюме. Он оглядел меня с ног до головы и приподнял бровь.

– Что-то ты сегодня не такая элегантная, как обычно, Агата, – заметил он.

Я поспешно пригладила волосы.

– Извини, Эмиль. Тяжёлый день. Хочу поговорить с тобой насчёт вот этого… – Я вытащила из кармана визитку.

– Агата, мы это уже обсуждали, – перебил он меня, покачав головой. Бедняга Эмиль, он всё время вынужден мне отказывать, и ему это явно не нравится. – Я не могу сделать тебя пожизненным членом Общества.

– Нет-нет, сегодня я по другому делу.

– По другому? То есть у тебя действительно есть вопрос, на который я могу ответить? – Эмиль заметно повеселел.

Я кивнула.

– Отлично, – кивнул он в ответ. – Удивительно, что на этот раз ты не стала применять маскировку. Помнишь, как ты заявилась в грязном комбинезоне?

Ну да, было дело. Тогда я притворялась сантехником.

– Посмотри, пожалуйста, на эту визитку, – поспешила я сменить тему. – Она принадлежит одному из членов вашего Общества.

Я положила карточку на стойку.

– Профессор Д’Оливейра. А почему ты про неё спрашиваешь? – прищурился Эмиль. – Опять играешь в детектива?

– Я не играю, Эмиль, я веду рас-сле-до-ва-ни-е.

– Точно. Так это расследование?

Я сделала вид, что не заметила сарказма. Эмиль мне нравится. Жалко только, что он не всегда относится ко мне серьёзно.

– Может быть. Так ты знаешь профессора Д’Оливейру?

– Конечно. Она очень уважаемый член Общества и часто здесь бывает.

– Хорошо. – Я достала блокнот. – Тогда, может, расскажешь мне о ней поподробнее?

– Зачем?

Я заколебалась. Никогда не знаешь, кому и сколько информации можно выдать. Если в КГО ещё не слышали о несчастном случае, то мне лучше держать язык за зубами.

– Я встретила её сегодня утром в Гайд-парке, – сказала я. И это было правдой! Профессор мне даже улыбнулась. – Я подумала, что будет интересно написать о ней в нашу школьную газету.

Эмиль улыбнулся:

– Ещё как интересно! Давай организуем тебе встречу с ней. Правда, кажется, сегодня она не приходила, но я могу позвонить её секретарю. – Он протянул руку к телефону.

– Нет, не надо, – быстро ответила я. – Может, я пока покопаюсь в архиве, чтобы заранее узнать некоторые факты о профессоре?

– Боюсь, попасть в архив не так просто. Ты ведь не подавала заявку на доступ в читальный зал?

Я отрицательно помотала головой и спросила:

– Можно я сейчас её подам?

– Извини, для несовершеннолетних нужно разрешение родителей.

– Что, правда? И ты ничего не можешь сделать?

– Ну… я мог бы позвонить в твою школу – ты ведь собираешь материал для школьной газеты.

– Ага. Нет, не надо. Я подожду. Но всё равно спасибо!

– Извини, что не смог помочь. Зайди завтра. Профессор Д’Оливейра часто приходит на заседания. Уверен, мы скоро сможем организовать тебе встречу с ней.

– Спасибо, Эмиль! – поблагодарила я и направилась к выходу.

– Агата! – крикнул он мне вслед.

Я обернулась, преисполненная надежды. Неужели он всё-таки пустит меня в архив?!

– Да?

– У тебя в волосах веточка застряла.

– А… Спасибо.

Я вытащила веточку и вышла наружу. После прохладного холла КГО на улице было особенно жарко. Пока я раздумывала, куда отправиться дальше, мой рот накрыла чья-то ладонь. Меня оттащили за угол, чтобы никто из фойе КГО не мог меня видеть. Руку вывернули за спину. Мужской голос прошипел мне в ухо:

– Какая же ты назойливая девочка!

Как ни странно, на секунду я почувствовала облегчение. Значит, у меня не паранойя – за мной действительно следили!

В следующую секунду меня охватила паника. Я попыталась вырваться, но незнакомец не собирался меня отпускать. Вспомнив упражнения из книги по самообороне, я ударила его каблуком по лодыжке и сильно наступила на ногу. Он охнул, но не выпустил меня.

– Ты прямо-таки ищейка, Агата Фрикс.

Мужчина дышал мне прямо в ухо. От него пахло виски и одеколоном «Шанель блё». А у него есть вкус!

– Боишься? – прошептал он.

Я, как могла, покачала головой.

– А зря. Если не боишься за себя, бойся за своего папочку. Вдруг с ним что-то случится? Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?

Я не показала вида, как сильно напугана. Откуда он знает моё имя? Что ему известно о папе? И как он узнал, что мамы больше нет?

– Где ты будешь жить, если с ним что-то случится? Ваш уютный коттеджик может занимать только главный садовник, не правда ли?

Я старалась дышать спокойнее и заодно пыталась понять, какой у него акцент. Что шотландский, это ясно. А точнее? Я вспоминала магнитофонные плёнки, которые прилагались к книге «Акценты Британских островов»: в своё время я их слушала часами, сидя в наушниках, снова и снова, пока не научилась уверенно различать все до одного.

Эдинбург? Нет.

Приграничные графства? Нет.

Файф? Нет.

Тут меня осенило – Глазго! Но эта маленькая победа ничего мне не дала. По спине побежали мурашки. Дышать становилось труднее, кровь шумела в ушах, словно океанские волны. Незнакомец снова наклонился ко мне:

– Сегодня утром в Гайд-парке ты ничего не видела, поняла? Ничего.

К моему рту прижали тряпку, и я почувствовала странный запах, похожий на запах бензина.

На меня тут же навалилась темнота. Сначала я перестала видеть, потом слышать. Остался только этот химический запах.

А потом пропал и он.

5. Красная слизь

Темнота.

Затем где-то далеко-далеко появился маленький огонёк, и я начала двигаться к нему, но двигаться было больно. Чему именно больно, не знаю – тела у меня ещё не было. Постепенно света становилось больше. Наконец я вспомнила, что у меня есть тело: ноги, туловище, руки, голова. Точно, голова – вот она и болит. Наверное, я упала. Я слышала голоса. А где тот, кто на меня напал?

– Что случилось с девочкой?

– Мам, она умрёт?

– Кто-нибудь уже вызвал «Скорую»?

Глубоко дыша, я лежала неподвижно и желала только одного: чтобы все замолчали и дали мне собраться с мыслями. Ещё один голос, негромкий, но настойчивый, заглушил остальные.

– Пропустите меня, пожалуйста, я врач.

Под голову мне подложили что-то мягкое. Белый свет погас и превратился в лицо – лицо мужчины.

– Как вы себя чувствуете?

– М-м-м, – ответила я.

– Давайте я помогу вам приподняться.

Мужчина помог мне сесть спиной к стене. Толпа начала расходиться. Врач остался сидеть на корточках рядом со мной, и, когда моё зрение наконец восстановилось, я смогла его рассмотреть. Седые волосы (хотя на вид он был не сильно старше папы), выступающие скулы и очень светлые голубые глаза. В руке – чёрная трость из ротанга. Костюм из белого льна, на жилете – серебряная цепочка, а лицо ну совершенно ангельское.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он снова.

– Ну… – Я нахмурилась. – Вроде нормально. Я просто поскользнулась.

Голос у меня был хриплый – в горле совсем пересохло. Я оглянулась, пытаясь вычислить того, кто на меня напал.

– Вы доктор? – спросила я у человека.

– Да, но я уже не веду практику. В юности я изучал медицину в Сорбонне.

– А, Париж, – тупо проговорила я. В голове был туман.

Он снисходительно улыбнулся:

– Ну, попробуем встать?

Мужчина осторожно поднялся, опираясь на трость, и протянул мне руку. Я схватилась за неё и кое-как встала, хотя ноги заметно дрожали. От доктора пахло одеколоном, но я не могла определить марку. Он был такой элегантный, так прекрасно одет, что мне с трудом удалось убедить себя, что всё это не сон. В рваной юбке и со стоящими дыбом волосами я чувствовала себя рядом с ним ужасно глупо и не могла придумать, что сказать.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он в третий раз.

– Нормально… Спасибо.

– Не за что. Послушайте, сегодня жарко. Вам обязательно нужно выпить воды. – Он вытащил из кармана монетку, вложил её мне в ладонь и улыбнулся: – Это предписание врача.

Доктор поклонился и пошёл прочь, постукивая тростью.

Мне вдруг стало грустно оттого, что он ушёл, – будто бы старый друг заходил в гости, но не смог остаться подольше.

Всё ещё оглушённая, я перешла улицу и вошла в ближайший паб. Хорошо, что я недалеко от дома… Внутри было прохладно и темно, но бармен, судя по всему, был совсем не рад меня видеть. Детям обычно не разрешается заходить в лондонские пабы без взрослых, но у меня не было выбора. Конечно, лучше бы я искала улики у КГО и пыталась выяснить, кто на меня напал, но я слишком устала и к тому же умирала от жажды.

– Можно мне стакан воды? – попросила я у бармена.

– Мы детей не обслуживаем, – ответил он.

– Вообще-то, согласно параграфу третьему закона об обязательном лицензировании, вы обязаны по первой просьбе предоставлять клиентам бесплатную воду из-под крана, если к ней есть доступ.

Мужчина, сидевший у барной стойки, захихикал, но бармен только нахмурился ещё сильнее.

– Клиентам, – ответил он с нажимом.

– Дай ты ей воды, Стэн, – сказал человек у стойки. – На улице же ужасное пекло.

Бармен хмыкнул:

– Только если что-нибудь купит.

– Хорошо, мне, пожалуйста, пакетик арахиса, – выдавила я, и бармен бросил мне один на стойку.

Затем он взял стакан и поднёс его к крану. Но когда он нажал на кнопку, ничего не произошло. Он потряс кран и нажал снова, но вытекла только тоненькая струйка.

– Чёртов агрегат! Тебе придётся купить воду в бутылке.

Вздохнув, я протянула ему деньги. Я слишком устала, чтобы спорить и доказывать, что догадалась, для чего он устроил этот маленький спектакль.

Наконец я вышла из паба. Солнце светило прямо в глаза. Асфальт раскалился до предела и начал плавиться – это было ясно по запаху. В воздухе стояло марево. Ноги у меня всё ещё подрагивали, но денег на автобус уже не осталось. Я стала убеждать себя, что, в сущности, уже почти дома – мне нужно только добраться до Гайд-парка так, чтобы папа не заметил меня.

Проходя мимо роскошных домов на Кенсингтон-роуд, я вдруг заметила, что на улице стало как-то слишком тихо. Ветра не было, в воздухе стоял сильный запах выхлопных газов. Вдалеке послышался вой пожарной сирены. У входа в парк вытянулась обычная очередь из туристических автобусов – все с включёнными моторами, чтобы работал кондиционер. Рядом с автомойкой, которая обслуживала кенсингтонские «Ягуары» и «Бентли», мужчина в костюме спорил со служащим.

– Как это вы не моете машины? А зачем тогда написали на вывеске «Мойка машин»?

Гайд-парк выглядел роскошным даже после жары последних нескольких недель. Лужайки оставались изумрудно-зелёного цвета, клумбы пестрели цветами. И всё-таки для летнего дня в центре Лондона было слишком тихо. Только собачники плелись по дорожкам. Может, я что-то пропустила, пока вела свои расследования? Может, сейчас проходят какие-нибудь большие спортивные соревнования и все сидят дома и смотрят телевизор? Мимо проехал фургончик с мороженым, но окошко у него было закрыто шторкой, а колокольчик не звенел.

Я пыталась понять, что происходит, войти в рабочий режим, но перед моим внутренним взором всё крутились и крутились эти два слова, будто загорался предупреждающий знак:

Слишком тихо!

Я шла по лужайке по направлению к дому и тут увидела двоих. Один из них, тот, что в рабочем комбинезоне, был мой папа. Второй – в чёрном кожаном костюме, в шлеме, закрывавшем лицо, стоял рядом с большим мотоциклом. Было ясно, что они о чём-то спорят. Я тут рванула с места. В голове стучали слова, которые произнёс человек, схвативший меня около Географического общества:

Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?

Живот скрутило, словно кто-то завязал в нём узел.

Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?

Я была уже близко и слышала, что они кричат друг на друга. Папа поднял руку, указывая на ворота. Человек в чёрном положил руку на руль. Похоже, это был тот же мотоциклист, что сбил утром профессора.

Будет жаль, если ты останешься круглой сиротой, правда?

Лёгким движением, от которого у меня на секунду остановилось сердце, человек в чёрном вскочил на сиденье, завёл мотоцикл и унёсся прочь, выпустив из-под колёс фонтан сухих земляных комьев. Папа что-то крикнул ему вслед, но за рёвом мотора его слов не было слышно.

– Папа, с тобой всё в порядке? – крикнула я и бросилась его обнимать.

– Конечно… Агата, что ты тут делаешь?

– Он не сделал тебе больно? – Я отступила на шаг, вглядываясь в папино лицо.

– Больно? Конечно, нет. Я просто сказал ему, что нельзя ездить по парку на мотоцикле. Смотри, он мне все лужайки перепахал. И вообще, не заговаривай мне зубы. Звонил твой директор. Он сказал, что тебя сегодня не было ни на одном уроке. Кажется, он сказал, что это побег.

Вот чёрт!

Я так испугалась за папу, что совсем забыла: вообще-то мне не стоило встречаться с ним по дороге домой.

– Э-э, ну… Я как раз хотела тебе всё объяснить, – поспешила его успокоить я.

Папа и раньше меня распекал, но никогда так, как сегодня. Ужасно, когда тебя отчитывают прилюдно, на глазах у идущих мимо собачников. К тому времени, как он закончил свою гневную речь и отправил меня домой, у меня горели щёки. Я поплелась в коттедж, усталая и несчастная. Папины последние слова были самыми обидными:

– Ты не следователь, Агата, ты тринадцатилетняя школьница, а если так и дальше пойдёт, то тебя исключат из школы!

Я сердилась на него за эти слова, но ведь он был прав. Я не настоящий детектив, и сегодня я поставила под угрозу нечто большее, чем просто школьные оценки. Я понятия не имела, кто был тот человек в чёрном, но я точно знала, что больше не хочу бояться за папину жизнь. Может быть, и в самом деле настало время оставить карьеру детектива?

Как только я вошла домой, Оливер начал мяукать и выписывать восьмёрки вокруг моих ног.

– Да сейчас, сейчас, подожди… – пробормотала я.

Бросив сумку в прихожей, я прошла на кухню и вытащила из шкафа банку «Кошачьей радости с уткой и потрохами» – это был любимый корм Оливера (и самый вонючий). Кот начал мяукать ещё громче, бегая между мной и миской. Я шмякнула в неё липкий мясной комок, стараясь не дышать. Оливер несколько секунд увлечённо ел, а потом снова начал мяукать.

– Пить хочешь? Я тоже…

Я взяла пустую миску для воды и поднесла к раковине. Оливер снова вился у ног. Я открыла кран, и пару секунд ничего не происходило. Потом кран пустил тоненькую струйку воды, забулькал, закашлялся, и внезапно из него потекло что-то, совершенно не похожее на воду. Я отошла на шаг от раковины и ошеломлённо смотрела, как её наполняет густая красная слизь.

Это была неоднородная, комковатая, словно овсянка, слизь алого цвета. Раковина будто бы наполнялась свежей кровью. Она была такая густая, что с трудом стекала в слив, булькая и выпуская пузыри газа. Запах был отвратительный – за считаные секунды пропахла вся кухня. Так вонял мусорный контейнер, в котором я выбралась из школы.

Придя в себя, я немедленно закрутила кран. Красная гадость осталась в раковине. Я взяла вилку и потыкала ею слизь. Оливер, почуяв жуткий запах, убежал к двери и теперь осуждающе смотрел на меня оттуда.

Я склонилась над раковиной, чтобы рассмотреть слизь получше. На её поверхности появлялись пузыри – настолько плотные, что, когда я тыкала в них вилкой, они не лопались, а просто сдувались. Внезапно у меня началось страшное жжение в глазах, я стала задыхаться.

Я быстро открыла окна, потом схватила протестующего Оливера и вынесла его на задний дворик. Как только я опустила его на землю, он бросился бегом через полянку, перескочил забор и исчез. Я снова почувствовала, как Лондон накрывает зловещая тишина. Где-то далеко были слышны сирены и звук вращающихся лопастей вертолёта. Я поняла, что ужасно напугана. Мне нужно было подумать.

Через некоторое время я вернулась на кухню. Пары немного рассеялись, и глаза больше не жгло, но запах остался. Большая часть слизи ушла в слив, остальное я смыла, зачерпнув дождевой воды из бочки. Я прошла в гостиную и, усевшись перед телевизором, стала переключать каналы.

– …сообщения поступают из всех районов, от Туикенем на западе…

– …советуют не открывать краны и не пользоваться сливом унитазов…

– …комментариев от главы правительства пока не поступало, но осведомлённые источники говорят, что назначено экстренное заседание кабинета министров…

На экране люди в защитных костюмах лезли в канализацию; жители выносили из домов вёдра с красной слизью и сливали её в решётки водостоков; глава Министерства обороны давал пресс-конференцию на фоне водонасосной станции. Вдруг на экране появился какой-то смутно знакомый человек. Но только он открыл рот, как послышался грохот: это папа пинком открыл входную дверь. На нём был прорезиненный комбинезон, как у рыбаков, весь покрытый слизью. Глаза у папы были красные.

– Пап! С тобой всё в порядке?

– Серпентайн весь полон этой гадости… вдруг вылезла непонятно откуда…

– Да что ты!

Я бросилась ему помогать.

– Не трогай! Что бы это ни было, оно жжётся. Просто постели газету на пол.

– Пап, ты что, плачешь?

– Да, из-за этой слизи. Ужасно разъедает глаза. Давай скорее газету!

Я убежала, вернулась со старой «Таймс» и разложила листы на полу, а папа вышел через кухню на задний двор. Ворча, он начал расстёгивать комбинезон. Мой взгляд снова упал на телевизор. Всё те же кадры: у одних людей берут интервью, другие лезут в лабиринт тоннелей под городом. Напасть распространилась по столице, затронув все дома, все фабрики, все больницы. Никто не мог укрыться от удушающей вони, и никто, похоже, не знал, откуда взялась эта красная слизь.

Прогнило что-то в Лондоне, однако…

Я пошла в прихожую за своей сумкой. Я бросила её здесь всего десять минут назад – но как всё изменилось за это время! Подумать только, я хотела прекратить свои расследования! Я вытащила блокнот, пролистала его до чистой страницы и написала:

Лондон отравлен

Наступила ночь, и я сидела на кровати под открытым окном в своей крошечной комнатке. Я зашивала школьную юбку при свете фонарика и слушала радио. Папа думал, что я уже сплю, поэтому пришлось уменьшить громкость до минимума и прижать приёмник к самому уху. Каждые пару минут я меняла станцию, но по всем частотам говорили одно и то же:

– Красные водоросли распространились…

– Лондонская система водоснабжения заражена…

– Слизь, которую житель Ислингтона Ричард описал как «нечто из фильма ужасов»…

Починив юбку, я отложила её в сторону и стала смотреть через окошко на затуманенные звёзды. Ветер доносил звуки сирен, которые выли по всему Лондону. Иногда пролетал вертолёт, но я не могла определить, это полицейские кружат над городом или телевизионщики снимают его сверху. В столице кризис.

А у меня?

Меня заперли дома.

Я лежала неподвижно, но в моей голове шла война. С одной стороны, я была очень напугана угрозами и действительно боялась за папу. С другой стороны (как ни стыдно признаться), мне было так интересно! Происшествие с профессором Д’Оливейрой – настоящее дело, большое расследование, иначе зачем кто-то стал бы мне угрожать? Я вспомнила о газете, которую нашла у неё в руке, достала её и развернула. Там была маленькая статейка, буквально на два абзаца, о загрязнении воды в Лондоне.

Учёные подтвердили, что качество водопроводной воды в Лондоне упало за последнюю неделю, но отказались высказывать предположение относительно источника загрязнения. В настоящее время уровень загрязнения не представляет угрозы для человека…

Статья написана вчера, а сегодня всё изменилось. Может быть, профессор Д’Оливейра знала о чём-то заранее? Теперь уже речь шла о том, что в Лондоне объявят карантин, чтобы не дать водорослям распространиться по всей стране, а то и по всему миру.

Я держала в руке блокнот и открывала то одну, то другую страницу с записями: «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ» и «ВОДА В ЛОНДОНЕ ОТРАВЛЕНА». Чем дольше я думала, тем больше мне казалось, что эти события связаны. Как – я пока не понимала; это была просто интуиция, предчувствие. Я отложила блокнот, но слова остались, сверкая в небе над моим окном, – одно, другое, третье:

Могла ли утренняя авария быть связана с кризисом, наступившим в городе? Я вытащила визитку профессора и снова изучила её. Потом достала словарь и посмотрела в нём значение слова «гидрология» – оказалось, что это наука, изучающая природные воды.

Наконец я достала ручку и написала:

Заражённая вода, похоже, идёт из-под земли, а не из резервуаров к северу от города. Кто больше знает о подводных каналах Лондона, чем профессор из Королевского географического общества, который специализируется на гидрологии?

Конечно, пока связь была лишь косвенная – но разве Пуаро не идёт вслед за своим подозрением, интуицией, недоказанной фантазией? Мне нужно было знать больше.

И вот здесь-то и крылась дилемма. Если я хотела знать больше, мне нужно было поговорить с профессором Д’Оливейрой, а для этого мне придётся выбраться из дома. Я нарушу не только папин запрет, но и запрет человека, который напал на меня. Может быть, он меня просто пугал. Но что, если он и в самом деле претворит свою угрозу в жизнь? Я лежала и прокручивала в голове эти мысли, и тут моё внимание привлёк голос по радио. Это был репортёр, который только что вышел с пресс-конференции, организованной лондонской полицией.

– В настоящий момент мало надежды на то, что ситуацию удастся разрешить быстро. Чистая вода – живая кровь города – перестала циркулировать по Лондону. Сердце столицы остановилось, и кризис продолжится до тех пор, пока кто-нибудь не найдёт выход из него. – Даже на низкой громкости я слышала, что у него дрожит голос. – Сейчас Лондон спасёт только чудо.

На другой стороне комнаты в почти полной темноте сидел на стуле Пуаро. Его глаза светились зелёным, как у кошки.

– Лондон спасёт только чудо, – повторил он, цокая языком. – Мой бог, mon dieu!

– У меня будут страшные неприятности, – ответила я ему.

– Ах, мадемуазель Фрикс, неприятности – они везде. А героев мало.

Я выключила радио и вылезла из кровати. Нет смысла ждать чуда. Нужно действовать.

– Спасибо, Эркюль.

Пуаро встал и поклонился на прощание.

– Не за что.

За домом могли наблюдать, а значит, мне нужно было замаскироваться. К счастью, я была готова к такому повороту событий. Я с минуту оглядывала свой гардероб, затем выбрала белую футболку, ботинки на шнурках и светло-голубой хирургический костюм. Если я иду в больницу, то почему бы не стать медсестрой?

Костюм на мне висел мешком, это хорошо в жару, но выходить из дома в таком виде было нельзя. Поэтому сверху я надела длинный тёмно-синий тренч и шляпу с полями. Потом, поглядевшись в зеркало, решила, что у меня слишком узнаваемые волосы, и вместо шляпы надела светлый парик. Вот теперь меня даже отец родной не узнает. Правда, в таком наряде недолго и свариться.

Закончив с маскировкой, я забралась с ногами на кровать и вылезла через окошко на крышу. Хотя дул ветерок, на улице по-прежнему было жарко. Собравшись с силами, я осторожно съехала по кровле к краю крыши, упёрлась ногами в ветку дуба и, глубоко вдохнув, бросилась в темноту.

Я скользила по веткам, огибая ствол так, чтобы меня не было видно из окон дома, и наконец спрыгнула на землю.

На кухне горел свет. Папа, сгорбившись, сидел за столом и разговаривал по телефону. Не дожидаясь, пока он обернётся и увидит меня, я прокралась по лужайке и выскользнула из двора через заднюю калитку.

Гайд-парк накрыла темнота. Я двигалась быстро, вздрагивая от каждого шороха и тени. По дороге к воротам мне перебежала путь лиса, и я чуть не вскрикнула. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Шум машин впереди добавил мне уверенности – когда кругом люди, не так страшно, что кто-нибудь утащит тебя во тьму.

Я вышла на тротуар как раз напротив станции метро «Ланкастер-гейт». Мобильный остался дома, поэтому я пересекла дорогу и зашла в телефонную будку. Запах внутри был кошмарный, но ради того, чтобы оставаться инкогнито, можно и потерпеть: мой телефон могли прослушивать.

Поскольку профессора Д’Оливейру сбили в Гайд-парке, то я знала, что её, скорее всего, отвезли в госпиталь Святой Марии в пяти минутах ходьбы отсюда. Мне там вырезали аппендикс я хорошо знала это место. Я протёрла трубку платком, всыпала горсть монет в аппарат и быстро переключилась. Передо мной появился каталожный ящик с карточками, написанными от руки, и я быстро пролистала его до буквы «Б» – «Больница».

Ага! Вот нужный номер! Я набрала его.

– Госпиталь Святой Марии, как я могу помочь? – ответил бодрый голос.

– Алло, да-да, помочь, – проговорила я с французским акцентом, – я хотель бы узнать о… как это сказать? О моя тётья. Кажется, её привозили в ваш оспиталь сегодня в утро.

– Имя?

– Мой имя? Я…

– Нет, не ваше – её имя.

– А, mais oui, конечно! Доротэ Д’Оливейра.

– Секундочку.

Раздался стук кнопок клавиатуры. Я переживала, как бы у меня не закончились деньги.

– Вы слушаете? – снова заговорили на том конце провода. – Мы оставили её на сутки под наблюдением, но сегодня часы посещения уже окончены – вам придётся прийти завтра.

Я услышала писк – сигнал того, что меня сейчас разъединят.

– О, merci! А в какая она палата?

Сотрудница больницы назвала мне отделение и номер палаты, в которой лежала профессор, и время, когда я могу прийти к ней завтра.

– Благодарю, merci!

Телефон замолк, монеты с глухим звоном посыпались внутрь машины.

– Молодец, Агата, – сказала я сама себе. – Теперь тебе нужно просто проникнуть в госпиталь так, чтобы тебя не арестовали.

В больнице царила обычная суета: приезжали и отъезжали машины «Скорой помощи», у ворот стояли люди. Они курили и разговаривали. Я заметила, что вдоль Прейд-стрит, перед главным корпусом, находятся автоцистерны. Наверное, в них привезли чистую воду, ведь в медицинских учреждениях она нужнее всего.

Я понимала, что если пойду через главный вход, то меня заметят. Поэтому я отправилась в самый конец улицы и свернула на Саут-Уорф-роуд. Я шла по улице, наклонив голову, пока мне на глаза не попалась открытая дверь на склад, рядом с которой как раз была припаркована одна из цистерн. Из бака торчала толстая пластиковая труба, уходившая куда-то внутрь здания. По ней с бульканьем и свистом текла вода.

Я остановилась, притворившись, будто ищу в кармане телефон. Теперь можно осмотреться. У двери не было никого, кроме водителя, который курил, прислонившись к стене и наблюдая за процессом перекачки воды. Он смотрел не на сам грузовик, а на что-то внутри здания – может, на манометр. Вместо того чтобы повесить свой пропуск на шею, он положил его на один из аппаратов, стоящих рядом.