Текст книги "На самой глубине неба"

Льюча эс-Мьийа привык с легкостью справляться с задачами, перед которыми пасовали многие другие. Он с юности не робел перед серьезными вызовами и высокопоставленными персонами. Он словно заранее знал, что непременно добьется успеха – и добивался его. В двадцать с небольшим он легко устроился на работу в Службу охраны, через пару лет предложил концепцию улучшения ее работы и вскоре добился повышения.

А затем, неожиданно для себя, получил приглашение к Сезару вместе с возможностью презентовать новый проект планетарного масштаба. И вот теперь, вместо того, чтобы заниматься его реализацией и контролем над тем, чтобы все было сделано, как надо, он вынужден лететь к психологу и обсуждать с ним ранимую психику землянки, которая его совершенно не интересовала… ну, разве что, совсем немного.

Женщины никогда не входили в список главных его страстей. Льюча любил свою работу, обожал решать сложные задачи головой и в то же время получал огромное удовольствие от физических тренировок. Полеты, борьба, тренажеры – и на турнирах, и в небе, и в спортивном зале ему нравилось добиваться результата, превосходя многих других. Что делать с женщинами, он не понимал.

Как и многие другие горианцы мужского пола, Льюча уже лет с шестнадцати познал все радости физической любви. Он не против был время от времени залететь в дом удовольствий, выбрать шаггитеррианочку покрепче и вдоволь с ней покувыркаться. Когда он разбогател и купил просторную квартиру, то стал просто брать девушек к себе домой и развлекаться в собственной комнате для слияний.

Ему нравилось ощущение мягкого женского тела, которое можно гладить, добиваясь мурчания и стонов, ему нравился секс, и ему даже нравилось платить за него, наблюдая за вспышкой бесхитростной радости слабоумных девушек при виде денег и традиционных подарочков-украшений.

Но если с шаггитеррианками все было ясно, то с горианками Льюча всегда ощущал себя неловким. Он понимал, почему привлекает внимание, но в его планы не входила женитьба, а просто флиртовать с девушками он не умел и не видел в этом ни малейшего смысла. Особенно с молоденькими, лет шестнадцати-семнадцати, которые часто подходили за автографами и мучительно краснели, стоило ему взглянуть в их сторону.

А еще он частенько чувствовал, что они принимают его за кого-то другого, потому, что сталкиваясь с проявлениями его резковатого характера, девушки ужасно обижались. Например, когда после прошлого турнира к нему подошла дочь одного из советников Сезара. Жутко стесняясь, молодая девушка лет семнадцати сообщила, что поспорила с подругами на пятьдесят кредитов, что поцелует его в щеку.

Поскольку Льюча никак не отреагировал, продолжая непонимающе смотреть на девушку, она спросила, не мог бы он помочь ей. И тогда, не думая ни минуты, а точнее, думая в тот момент о чем-то совсем другом, он просто достал из кармана карточку, готовый перекинуть пятьдесят кредитов на ее счет.

Позже он несколько раз вспоминал малиновое лицо той девушки и смертельное оскорбление в эмоциях – и думал, почему просто не наклонился тогда, чтобы поцеловать ее? Ведь в поцелуе в щеку даже не было ничего особенно неприличного, что могло бы создать для него малейшие неприятности с ее семьей. Просто он искренне не успел понять, чего она от него хотела и зачем, и как лучше поступить. А когда понял, было уже слишком поздно.

Возможно, поэтому Льюча и медлил с заявлением на помолвку. Он все еще не считал, что готов к этому, и в то же время ему совершенно не хотелось анализировать причины. А теперь, возможно, придется. Черт бы побрал эту дурацкую программу с землянками.

Осторожно приземлившись на небольшую площадку, Льюча поспешил внутрь. Ему вовсе не хотелось, чтобы его видели здесь, в средоточии романтики и людей, жаждущих найти вторую половину: если об этом узнает пресса, то одному космосу известно, как будет чувствовать себя Сафира. Он-то привык, что про него строчат всякую ерунду, а эта ершистая кнопка, возможно, будет не рада.

К счастью, нужная ему комната располагалась близко от входа, и уже минуту спустя Льюча остался наедине с психологом. Который – он едва подавил стон – тоже оказался женщиной.

– Меня зовут Мелана эс-Лейке, – представилась миловидная жизнерадостная горианка лет тридцати.

Пригласив его войти и присесть, она послала телепатическую улыбку:

– Вы предпочли бы психолога-мужчину, эсте эс-Мьийа?

Да. Он предпочел бы мужчину. Он привык общаться с мужчинами – на работе его окружали в основном они, как и на тренировках. Мужчины лучше в любых отношениях – с ними все намного проще и понятнее.

– Ясно, – улыбнулась она снова в ответ на многозначительную паузу. – К сожалению, в нашей программе с землянами работают в основном женщины, и вам придется…

– Я не против поговорить с вами, – перебил Льюча, с трудом удерживаясь от желания взглянуть на часы. Пол утра он провел в кабинете Яксина, ему давно уже надо было на работу, но он не любил откладывать неприятное в долгий ящик, поэтому согласился посетить психолога сразу.

– Хорошо. Вы расскажете, в чем возникло затруднение?

– В том, что мы оба не хотим этой помолвки. А моя невеста провоцирует меня.

– Вам придется рассказать мне больше, – с прежней милой понимающей улыбкой сказала психолог, и Льюча едва не заскрипел зубами.

– И открыть эмоции, – прибавила она, явно натолкнувшись на его блоки.

– Зачем? – вырвалось у него, и ее взгляд из просто жизнерадостного превратился в насмешливый.

– Чтобы я могла вам помочь, – ровным тоном сообщила горианка.

После того, как Льюча, скрепя сердце, рассказал Мелане об обстоятельствах его свидания, девушка понимающе кивнула и поднялась из-за стола.

– Я думаю, нам следует начать с простого перевоплощения. Я попрошу вас встать вот здесь, перед зеркалом, эсте эс-Мьийа, и ненадолго закрыть глаза.

Льюча поднялся, встал, куда она велела, и послушно закрыл глаза.

– Покажите, какого роста ваша невеста.

– Вот так где-то, – он отметил уровень середины своего плеча. – Примерно, как вы или чуть меньше.

– Очень хорошо. А теперь представьте, что вы сами стали такого роста. Не открывайте глаза, пока не представите это как следует.

– Хорошо.

На воображение Льюча не жаловался. Но становиться ниже ростом ему не хотелось – поэтому пришлось потратить какое-то время над мысленным "ухудшением" себя.

– Есть ли какая-то разница в том, как вы теперь себя чувствуете? – осведомилась горианка, когда он дал знать, что закончил.

– Я ведь открыл эмоции, – огрызнулся Льюча, даже не понимая, почему испытывает такое раздражение. Ему совершенно не хотелось отвечать на дурацкие вопросы.

– Я могу их неверно интерпретировать, – мягко возразила девушка. – Я чувствую, что вам стало немного неуютно. Чувствуете ли вы себя слабее? Более беззащитным?

– Я могу открыть глаза?

– Пока нет. Ответьте мне, пожалуйста.

– Нет, я не чувствую себя беззащитным! Ну… может быть, лишь немного.

– Каким вы себя чувствуете?

– Не знаю. Мне нравится мой рост. Мне не нравится идея о том, чтобы быть ниже, – честно признался Льюча.

– Хорошо. Но почему?

– Так я чувствую себя сильнее, – сдался он.

– Хорошо. А для чего вам нужно быть сильнее?

В эмоциях горианки Льюча чувствовал удовлетворение и спокойствие – и его это тоже успокаивало. В какой-то момент он расслабился и решил, что ничего страшного нет в том, чтобы поговорить с кем-то откровенно.

– Для соревнований. Для работы. Да для всего, – пожал он плечами, переминаясь с ноги на ногу.

– А давайте теперь представим, что вы, будучи такого маленького роста, как ваша невеста, встречаете человека такого размера, как вы. Что вы почувствуете? – совсем негромко, очевидно, чтобы не мешать его визуализации, спросила психолог.

– Я…

– Откройте глаза. Посмотрите на себя в зеркало, только представьте, что это другой человек. А вы – маленького роста. И не очень уверены в своих силах.

Льюча открыл глаза и едва не вздрогнул. У него и впрямь отлично работало воображение – так, что вместо своего отражения в зеркале он увидел громадного угрюмого типа, без особой доброжелательности глядящего прямо на него. И, на секунду поверив в то, что и в самом деле мал ростом, он вовсе не симпатизировал этому здоровяку.

Когда он моргнул, иллюзия исчезла, но осталось мощное впечатление, и он резко повернулся к девушке:

– Я выгляжу пугающе?

– Это вы сказали, эсте эс-Мьийа, – улыбнулась Мелана и жестом снова указала ему на кресло. – Лично меня вы не пугаете, но, судя по тому, что вы только что рассказали, у вашей невесты сложилось другое впечатление. И вы сами только что заметили, что вам нравится ощущать, что вы сильнее, во всех сферах жизни. Нравится ли вам это с невестой?

– Это же не преступление. Я мужчина.

– А я и не говорила, что это преступление. Почему вы так решили?

Льюча смотрел на психолога, вновь чувствуя себя озадаченным.

– Я не собирался запугивать ее. Просто не хотел ей нравиться.

– Почему?

– Потому что… ну… это не настоящая помолвка, и она, скорее всего, закончится ничем.

– Но ведь вы подобраны…

– Я не хочу обижать ее, – вырвалось у него прежде, чем Мелана договорила фразу.

На несколько секунд воцарилась тишина.

– Вам раньше доводилось обижать девушек?

– Да, – нехотя признался он, отводя глаза, мгновенно вспоминая ту девчонку, которая хотела поцеловать его.

– Давайте немного поговорим об этом.

Эмоции психолога показывали, что Мелана очень довольна. Открытые эмоции Льючи указывали на отчаяние.

Глава 3.

К разочарованию многих студентов-первокурсников их первое занятие не включало никаких погружений на глубину, даже на небольшую. Тренировка проходила в бассейне, и нырять им предлагали по самой поверхности и то – совсем ненадолго.

Сафира, как и большинство поступивших, уже умела задерживать дыхание дольше трех минут, а им предлагали делать это лишь минуту-полторы.

– Вашему эго здесь не место, – ответил тренер на все возражения учеников против такой программы. – Если кто-то рвется в первый год ставить планетарные рекорды, пусть сразу несет документы на отчисление – и вперед. Только учтите, что ваше достижение может стать последним, что вы сделаете в жизни. Телепатический дайвинг – один из самых опасных видов спорта на планете, и первый по числу погибших.

Хотя Сафира и хотела, как и другие, увеличивать свои возможности, но она понимала, что тренер говорит правду. Ей и самой доводилось читать про погибших. Море – жестокая штука. Но погибнуть можно и в бассейне, если нырнешь чересчур надолго и потеряешь сознание. Поэтому тренировались все в парах, не только помогая войти в транс, но и наблюдая друг за другом. Если кому-то доводилось перестараться, так, что его мозг внезапно отключался от нехватки кислорода, наблюдатели быстро замечали и вытаскивали тонущего.

Парой Сафиры, к ее величайшей радости, оказался ее давний знакомый Фемир, с которым они ныряли со школы. Фемир тоже обрадовался, и они без удержу болтали до и после тренировки, когда им дали время перекусить перед лекцией.

– Что ж… хотя бы размялись, – жизнерадостно отметил он, выходя из мужской раздевалки с мокрыми волосами.

– Мне кажется, они просто хотят убедиться, что мы готовы к настоящим занятиям. Понятно, для академии безопасность на первом месте.

– Их можно понять, – пожал плечами Фемир. – А ты куда-то пропала после дня рождения. Думал, придешь понырять.

Сафира метнула на друга быстрый взгляд, потом вздохнула:

– Дело в том, что я теперь помолвлена. Была занята с женихом.

Ее друг, весь день выглядевший жизнерадостно, вдруг смешался, словно налетел на невидимую стену. И растерялся:

– О… ну… поздравляю!

– Не с чем, – отрезала она, набирая еды из автоматической системы заказа.

– Как это? – удивился Фемир, во все глаза глядя на нее. Но Сафира не отвечала, поэтому горианцу осталось только продвинуться за ней и заняться отбором еды для себя.

– Погоди-ка, – сообразил он, когда они уже садились за столик. – Это потому, что ты землянка, да? Ты не можешь отказаться?

– Могу, но только через два месяца, – нехотя пояснила она, впиваясь зубами в свежую булочку с сыром.

– И он тебе не нравится? – хмуро спросил Фемир, наблюдая за ее лицом. Как и у многих горианцев, у него было повышенное чувство ответственности за всех близких женщин, и, наблюдая за переменой эмоций друга, Сафира уже пожалела, что сказала ему. Но до этого ей и в голову не приходило, что ее приятель примет это близко к сердцу. Ощутив серьезное беспокойство в эмоциях друга, она поспешила смягчить сказанное:

– Он не плохой, просто не подходит мне.

– Но вас же подобрали. Тут разве может быть ошибка?

Глаза ничего не понимающего Фемира округлились.

– Я не об этом. Просто мне кажется, что он мне не пара.

– Я и говорю: он тебе не нравится?

– Да нет… не знаю.

– Ну, может, он тебя еще заинтересует, – немного отстраненным на этот раз тоном заметил ее друг.

– Лучше бы этого не произошло, Фемир, – грустно сказала Сафира, внезапно теряя аппетит. – Потому что мне его нечем заинтересовать.

* * *

Некрасивый. Угрюмый. Пугающий. Всего за пару часов психолог вытащила из него многое, что он бессознательно засовывал вглубь на протяжении долгих лет. Да, он не считал себя подарком и, наверное, просто подсознательно опасался влюбляться. Ему хватило неловких ситуаций, когда он был юн. Стоило ему посмотреть на какую-нибудь девушку повнимательней, как в ее эмоциях появлялся испуг.

Конечно же, когда он впервые победил в турнире, все резко переменилось, и он вдруг стал для многих привлекательным. Но Льюча по-прежнему ощущал, как его побаиваются и справедливо полагал, что лишь ореол чемпиона привлекает девушек, а вовсе не он сам. Ему казалось, что каждая из них переменила бы мнение, лишь немного ближе познакомившись с ним. И, зная это, он просто не давал им шанса.

Его родителей не в чем было упрекнуть – они любили его и заботились так, как могли, вкладывая в него многое, но и требуя немало взамен. Они научили его быть целеустремленным, вечно неудовлетворенным собой, всегда стремящимся к новым достижениям. Вот только они подгоняли его так часто, что в детстве Льюча почти ежедневно чувствовал, что делает недостаточно. И что бы он ни делал, он всегда недостаточно хорош.

Ему все казалось, что стоит лишь на день остановиться, расслабиться – и все сразу увидят, что сам по себе он никуда не годится. Что само его существование имеет смысл лишь до тех пор, пока он много работает, и всегда чуть больше, чем другие. Другие имели право сплоховать, он – нет. Другие, у кого не было крыльев, высокого телепатического уровня и таких заботливых родителей, имели право не предъявлять к себе чересчур высоких требований. Он – нет.

Мелана ничего не утверждала и ни на чем не настаивала – лишь задавала вкрадчивые вопросы и позволяла ему самому анализировать ответы на них.

Но Льюча многое понял: прежде всего, то, что ему надо вернуться в кабинет психолога на следующий сеанс через неделю. И теперь его почти не раздражала эта мысль. А еще он осознал, что должен по-другому разговаривать с невестой, и ему не терпелось попробовать. Интересно, если он будет спокойнее и доброжелательнее к ней, Сафира ответит тем же? Или останется такой же колючкой-землянкой?

Вернувшись на работу, он через пару часов поймал себя на какой-то странной рассеянности. А потом понял, что хочет узнать, где она, проверить. Интуиция подсказывала ему, что невеста не послушается, полетит на свою учебу, и любопытство не давало сосредоточиться на работе. Вздохнув, Льюча отложил ненадолго свою работу и отправил запрос в транспортную службу.

Едва ли не впервые в жизни воспользовавшись служебным положением высокопоставленного сотрудника службы охраны, он даже занервничал. Но запрос приняли как обычно и быстро дали ответ: Сафира, действительно, купила билет до Шейехара этим утром – и воспользовалась им.

После такого ответа Льюча окончательно понял, что не сможет сосредоточиться на работе и вместо этого решил навести еще несколько справок. Он сделал один звонок в морскую академию Шейехара, чтобы узнать расписание первокурсников и еще один – чтобы узнать расписание транспортеров на вечер. А потом отправился домой, чтобы перекусить и переодеться перед новой встречей с невестой.

* * *

Она и не подозревала, как устала, пока не заснула в транспортере по дороге домой. Возможно, поэтому, прилетев на станцию в столице, оказалась слегка дезориентирована, и даже дрожала спросонья. Вспомнив о женихе, она испуганно проверила коммуникатор, но, к счастью, пропущенных звонков не было – что ж, неплохо получить передышку на денек. Хотя Сафира полагала, что Льюча вознамерился встречаться каждый день, чтобы побыстрее получить право расторгнуть помолвку. Как она, должно быть, ему неприятна: мало того, что пигалица, так еще и характер такой вредный. Бедный, бедный красавчик-чемпион.

Мысленно подтрунивая над женихом, Сафира не перестала дрожать, но перестала хотя бы бояться собственного коммуникатора и убрала его в карман. Она быстро шла по полупустой улице, глядя под ноги, и даже не сразу заметила, как кто-то преградил ей путь. Только в последний момент, успев притормозить, она инстинктивно вытянула вперед руки, касаясь чьего-то теплого тела, прикрытого лишь тонкой рубашкой. А, подняв голову, вздрогнула и отшатнулась.

– Льюча.

На ее лице, должно быть, отразились сразу все эмоции – и непроизвольный страх, и смущение от того, что он поймал ее возле транспортерной станции. И враждебность.

– Здравствуй, маленькая. Замерзла?

Заметно смущенная и приготовившаяся защищаться, она сходу была обескуражена переменой в его тоне, и том, как он смотрел на нее – спокойно и доброжелательно. Наклонив голову, Сафира внимательно посмотрела ему в глаза и осторожно кивнула, теперь окончательно растерявшись. Нежность и участие полностью деморализовали ее, и защитные рефлексы отключились.

– Иди сюда, погрею.

Он слегка развел руки, и Сафира с недоумением уставилась на его широко разведенные здоровенные ручищи. Погреет? Он?

– Это шутка? – сузив глаза, спросила она, заподозрив какой-то подвох.

– Нет.

– Ну… хорошо.

Она осторожно приблизилась, позволив ему заключить себя в объятия и растереть свои обнаженные руки горячими ладонями. Почти уткнувшись носом в его рубашку где-то в районе диафрагмы, Сафира сделала для себя два тревожных открытия. Первое заключалось в том, что его забота породила какое-то очень теплое и приятное чувство внутри нее, а второе – что от него очень приятно пахло.

– Спасибо, – сказала она, снова смутившись, едва не до слез.

– Ты в порядке? Нам надо поговорить, – заметил Льюча, обхватив ее за плечи и вынудив слегка запрокинуть голову, чтобы заглянуть в лицо с высоты своего гигантского роста.

– Мои родители будут ждать…

– Они знают, что ты со мной, – отрезал он.

– Ладно, – сразу сдалась она, каждую секунду ожидая, что он будет отчитывать ее за поездку в Академию. Но вместо этого ее жених предложил прогуляться по улице и заговорил о другом.

– Почему тебе было неприятно слово "землянка"? – спросил он после небольшой паузы.

Сафира глянула на него, пытаясь считать эмоции. Льюча без слов открыл их для нее, когда почувствовал это: спокойствие и любопытство. Надо же… он, и правда, не злился на нее.

Перед тем, как отвечать, она вздохнула, невольно припоминая, сколько раз слышала это слово в негативном контексте. Часто на улице. Реже в школе. Постоянно – по коммуникатору, когда смотрела политические новости.

– Горианцы редко имеют в виду что-то хорошее, когда говорят так, – сдержанно пояснила она, наконец.

– Я ничего дурного не имел в виду.

Почувствовать ложь для телепата проще всего – это один из первых навыков, которому учатся дети на Горре. Поэтому Сафира знала, что Льюча не лгал, и ее вновь посетило теплое чувство.

– Ладно.

– И все равно это было невежливо, – внезапно прибавил он, и Сафира быстро подняла голову, удивленно глядя на жениха. С ним сегодня, и впрямь, творилось нечто необычное. Она никак не ожидала такого поведения после всего, что он устроил ей накануне. Тем временем ее жених замедлил шаг, и они вновь остановились посреди улицы. Поздние прохожие почти не оглядывались в их сторону, спеша к себе домой – район не подходил для неспешных ночных прогулок. И Сафира вдруг почувствовала себя так, словно они с Льючей остались наедине.

– Я хотел извиниться, – продолжил он, к ее полному изумлению. – За вчерашний день. И особенно за позавчерашний.

– Правда? – переспросила она невольно, и тогда пришла его очередь испытывать удивление. Горианцы никогда так не переспрашивали – эта глупая привычка осталась у Сафиры с детства. Какой смысл переспрашивать, если правду чувствуешь телепатически, как и ложь?

– Извини, – поспешно сказала она. – Ты тоже меня извини. Я… наверное, тоже вела себя не очень вежливо. Я не горианка, и…

Внезапно ощутив подступающие слезы, Сафира опустила голову. Почему это вырвалось у нее? Зачем она устраивает душевный стриптиз и признается в своей главной слабости? Она ведь не собиралась извиняться за то, что родилась на Земле? Хотя она миллион раз за свою жизнь чувствовала себя так, словно обязана за это извиняться, снова и снова.

– Мы оба слегка перенервничали, да? – успокаивающе произнес Льюча, протягивая ей свою ладонь, огромную по сравнению с ее рукой.

– Даже не слегка, – с нервным смешком фыркнула она. – По крайней мере, я.

– Знаешь, я вообще-то подумал сначала, что это чья-то шутка.

– А я испугалась.

– А я думал, что ты страшная.

– А я думала, что ты старый и нудный.

– Что?

В его эмоциях отразилось такое удивление, что Сафира снова фыркнула, и они оба телепатически захохотали.

– А ты ничего, когда не важничаешь, – сказала она, поднимая сияющее лицо, намеренно задирая его. Льюча отреагировал мягкой улыбкой, прекрасно видя и ее эмоции, и настрой. Тем не менее, он сузил глаза и с нарочитой угрозой сверкнул взглядом:

– То, что я извинился, еще не означает, что тебе все можно.

– Да? И что, например, мне нельзя, эсте эс-Мьийа? – балуясь, словно ребенок, осведомилась Сафира, совершенно успокоенная тем, как он внезапно смягчился. Но ее жених закончил шутить так же внезапно, как начал.

– Например, нельзя лететь в Шейехар после того, как я не разрешил, – серьезно сказал он.

Его негромкий голос подействовал, словно ледяной душ. Сафира даже много позже не могла объяснить себе, что именно в интонации его голоса, который Льюча не повышал, подействовало на нее так сильно, но результат был налицо: все ее тело напряглось, голова сама собой опустилась, и она испуганно замерла. Все-таки без последствий не обойдется. Он намеренно дал ей расслабиться, чтобы… чтобы что? Застать врасплох? Наказать ее? Отчитать?

– Сафи, – позвал он совсем уж негромко, и она несмело подняла взгляд, глядя на него так настороженно, что горианец немного изменил выражение лица:

– Ты что, боишься меня? – спросил он через паузу, стремительно закрывая эмоции – но не раньше, чем она успела почувствовать что-то неприятное.

Сафира снова опустила глаза и пожала плечами. Лгать было бы бессмысленно – ей действительно стало немного не по себе. Но понять точно, что она чувствовала, никак не удавалось – поэтому и выходило, что сказать нечего.

– Пожалуйста, посмотри мне в глаза, – мягко, но настойчиво потребовал Льюча.

Мотнув головой, она отступила. Настроение было испорчено. Встретив его здесь, она знала, что ей достанется за вылазку в Шейехар – но почему не сразу? Зачем надо было сначала обнимать ее, согревать, смешить? Разве это не подло – вот так вкрадываться в доверие?

– Сафи, – чуть резче позвал он.

– Ты не заставишь меня бросить учебу, – выпалила она, задирая подбородок. – Я знаю свои права, ты не можешь мне такое запрещать!

– Ты знаешь свои права? Неужели?

Серые глаза сузились и потемнели. Его голос теперь звучал еле слышно, но, казалось, это последняя секунда затишья перед взрывом.

– Да, я знаю свои права, – еле слышно, упрямо повторила она, стараясь изо всех сил держать блоки на эмоциях, но в отчаянии понимая, что они лишь немного приглушают ее чувство беспомощности, злость и страх.

* * *

Сафира понимала, что здорово нервирует родителей, второй раз подряд возвращаясь со свидания заплаканная, но не находила в себе сил скрывать от них эмоции. У кого еще ей просить защиты? Больше никто на всей Горре не спасет ее.

Несмотря на позднее время, они оба ждали ее в гостиной – и оба обеспокоенно пытались понять, что произошло, когда Сафира буквально рухнула в материнские объятия, обильно орошая слезами ее линос. Ланиш сразу открыл бар и налил себе немного сяши, пока Авлина осторожно расспрашивала дочь, но в первые минуты она ничего не могла произнести.

– Он обидел тебя? Принуждал к чему-то? – гадала Авлина, гладя дочь по волосам. Сафира отрицательно потрясла головой и, к своей досаде, ощутила заметное облегчение в эмоциях Ланиша – тот за все ее детство ни разу не наказывал дочь, и ему явно неприятно было думать о том, что кто-то может сделать это, хотя для многих горианцев это было совершенно нормально.

Наконец, Сафира успокоилась, выпила несколько глотков воды, стуча зубами об стакан, поданный Ланишем, и сдавленным голосом прошелестела:

– Он сказал, что завтра позвонит в академию, чтобы меня отчислили. И еще… что я должна переехать к нему.

Родители переглянулись.

– Ты уверена, что правильно все поняла? – осторожно спросил Ланиш.

– Да. Да, он сказал, чтобы я собирала вещи, – возмущенно произнесла Сафира, наконец, получив контроль над своим голосом. Она вытерла слезы и замотала головой, подбирая под себя ноги:

– Он чокнутый. Я никуда не поеду.

– Вообще-то это даже неприлично, – негромко и очень растерянно заметила Авлина. – Я не могу понять, с какой стати он так решил. Вы поссорились?

– Нет. Он просто наехал из-за того, что я летала в Шейехар. А я просто сказала, что знаю свои права, – буркнула Сафира, уткнувшись взглядом в свои колени.

Родители снова переглянулись.

– А зачем ты летала в Шейехар? – спросил Ланиш. – Он ведь запретил тебе, разве нет?

– Но он не имел пра…

– Сафира, он твой жених. У него пре-сезариат, – перебил отец. – Дочь, ты что? Разве ты забыла, что такое пре-сезариат? Ты должна его слушаться.

– Но он не имеет права. Он не должен запрещать мне учиться.

– Ты хочешь поспорить о правах с уважаемым человеком, который вдвое старше тебя? С человеком, который служит непосредственно Величайшему, которого знает вся планета, у которого, наверняка, весь день расписан поминутно?

– При чем здесь это? – оторопело переспросила Сафира, удивленная явным неодобрением отца и молчанием матери.

– При том, что ему некогда с тобой спорить и следить, куда ты там полетела, вместо того, чтобы работать, – развел руками Ланиш. – И, насколько мне удается понять, ты сама провоцируешь своего жениха на то, чтобы ужесточать дисциплину. Валяй, продолжай в том же духе – и он вообще тебя под замок посадит. Увидишь нас с матерью через два месяца в лучшем случае.

– Но я…

– Сафира, – мягко вклинилась Авлина. – Подумай, кто такой твой жених. Сколько ему силы духа и воли понадобилось для всех его достижений. Или ты всерьез полагаешь, что своими титулами и высоким положением он обязан исключительно крепости мускулов?

– Нет, я так не думаю.

– Хорошо. Теперь представь, насколько он силен. Не только физически. Ты серьезно вознамерилась с ним сражаться?

Мать смотрела на нее с каким-то сочувствующим и в то же время слегка снисходительным выражением. Сафира переводила взгляд с Авлины на Ланиша и не могла поверить, что все так обернулось. Что все против нее.

– И вы даже не подадите ни одной жалобы? – обреченно спросила она.

– Дочь, даже советник эс-Фарфе ничего не может сделать сейчас. Закон есть закон. Ваша помолвка продлится минимум два месяца, и до тех пор тебе с этим мириться, – сказал Ланиш, поставив свой бокал с сяши на столик. – А теперь давай-ка, иди спать. Завтра утром я поговорю с твоим женихом. Уверен, что он разумный человек, и нам удастся найти какой-то компромисс.