Текст книги "Ничего хорошего"

6

– Вы знаете, как мне нравится начинать речь, соглашаясь с Чэпменом, – произнесла я, открыв блокнот. – Но по его словам выходит, что психбольницей управляют сами больные, а персонал только подбрасывает им проблемы.

– Шеф, – обратился Петерсон к Макгро, который не привык, что прокуроры выступают на полицейских совещаниях, – я просил Алекс просмотреть дела по сексуальному насилию в больницах, которые она вела за последние два года. Мои парни не в курсе дел, где не было убийства, и я подумал, что эта информация будет полезна, потому что в случае с Доген тоже есть насилие.

– Мы с Сарой подняли все дела, о которых вспомнили, но это только начало. Если ваши родственники планируют лечь на операцию, посоветуйте им Ветеринарный центр или услуги приходящей медсестры – эти громадные больницы очень опасны. А теперь по порядку. В Медицинском центре Среднего Манхэттена сейчас ведется несколько расследований. 17-й участок только что задержал уборщика, проработавшего там всего три месяца. Он любил надевать белый халат и искал пациенток, которые не говорят по-английски, – они редко спрашивали его о цели визита, очевидно, потому, что не могли. Эти женщины думали, что он врач, поэтому, когда он задирал им рубашку и начинал осмотр влагалища, они подчинялись. Его имя Артур Челенко – был арестован и уволен с работы две недели назад. Только тогда отдел кадров больницы проверил его прошлое. Его уволили из благотворительной больницы в Бронксе в прошлом году – там он занимался тем же самым. В своем резюме он этого не указал, никто ничего не проверил – и вот он снова работает в больнице.

– Сейчас он в тюрьме?

– Нет, вышел под залог – ждет предъявления обвинения и суда.

Маккаб, Лосенти и Рамирес – детективы, которым было поручено бегать и проверять поступающую информацию, – тщательно все записали, и я передала им список приводов Челенко, с указанием его адреса и информации о семье.

– Он обвинялся в чем-то более серьезном? – поинтересовался Мерсер.

– Судя по этим записям, нет. Но, конечно, мы не должны сбрасывать со счетов мотив мести, или он мог убить ее в порыве ярости, потому что хотел изнасиловать, а Доген дала ему отпор. Далее. Роджер Мистраль, анестезиолог. Мне сообщил о нем окружной прокурор округа Берген, услышав о нашем убийстве в утренних новостях. В прошлом месяце они приговорили доктора Мистраля по обвинению в изнасиловании – его поймали в пустой операционной, он совершал половой акт с пациенткой, которой вколол лошадиную дозу транквилизатора, едва она пришла в себя после операции на ноге.

– А какое отношение это имеет к Медицинскому центру Среднего Манхэттена?

– Может, и никакого. Но мы проверяем его прошлое. Можете представить, что люди, выдающие лицензии здесь, в Нью-Йорке, в Центре профессиональной подготовки, заявили, что вердикт присяжных по его делу не является окончательным до тех пор, пока суд не вынесет ему приговор, то есть до мая? Вот так. Поэтому он еще шесть недель имеет право заниматься профессиональной деятельностью в любой больнице по эту сторону Гудзона.

Макгро спросил, знаем ли мы, где он находился последние сорок восемь часов.

– Может ли он сказать, где был начиная с ночи понедельника, когда Доген вернулась в город?

– С ним еще не говорили, – призналась я. – Жена выгнала его после суда в Джерси, поэтому у нас нет его нынешнего адреса. Говорят, он спит на кушетке в одном из рентгеновских кабинетов в той больнице, где сейчас работает, потому что денег на гостиницу у него нет. Кто-то должен поговорить с ним завтра, когда он появится на работе. Мы проверяем весь местный персонал.

– Поговорить с ним? – встрял Чэпмен. – Я бы с удовольствием выбил из него дурь. Единственная разница между тем, чем он занимался с отрубившейся от наркоза пациенткой, и некрофилией в том, что тело было еще теплым. Что это за дела?

– Приходи завтра вечером на мою лекцию в Ленокс-Хилл, и я попробую тебе объяснить. Так... сейчас у Сары Бреннер есть в производстве одно дело. Ей поступила жалоба на акушера-гинеколога. Он всемирно известный специалист по рождаемости, у него кабинет на Пятой авеню. Он сотрудничает с нашим Медицинским центром и еще с тремя больницами в Ист-Сайде, поэтому может приходить туда в любое время. Судимостей нет, зовут Ларс Эриксон. Потерпевшая заявляет, что он изнасиловал ее, когда она приехала в город из Нью-Хэмпшира в прошлом месяце.

– Его арестовали?

– Нет.

Макгро заморгал, уставившись на меня:

– А чего вы ждете?

– Понимаете, шеф, потерпевшая страдает серьезным психическим расстройством – она воображает себя тридцатью, а то и сорока разными женщинами в зависимости от того, в какой день недели вы с ней разговариваете. Похоже, некоторые из ее личностей хотели заняться сексом с доктором Эриксоном, но как минимум одна не дала на это согласия. Сара пытается понять, кто же из них подал жалобу.

Мерсер обошел меня, чтобы взять содовую из холодильника, и, проходя мимо, пробормотал:

– Добро пожаловать в безумный мир сексуальных преступлений. Бьюсь об заклад, сегодня наш шеф узнает много нового.

Но Макгро было не до веселья.

– Кроме того, еще есть наш охотник: Мохаммед Мелин. Помните Де Ниро в «Таксисте»? Так вот герой Де Ниро просто слабак по сравнению с этим парнем.

Мелин водит такси. У него и лицензия есть. Кажется, у него какое-то заболевание простаты, поэтому он обратился в наш Медицинский центр. Врач его осмотрела – она хороший специалист и привлекательная женщина. Потом выписала ему лекарство и нанесла ему мазь на пенис – пятнадцать минут профессионального внимания – и теперь не может от него избавиться.

– Точно так же начались наши отношения с Купер, шеф, – опять встрял Чэпмен. – Немного ласки – и я уже десять лет хожу за ней, словно раб. Любовь действительно сложная штука.

Я не обратила на него внимания и продолжила:

– Теперь Мохаммед останавливается около больницы на своем такси каждый раз, когда находится в этом районе, и ждет. Елена Кингсленд – так зовут врача – заканчивает смену и, усталая, выходит из здания посреди ночи. Она подходит к краю дороги, чтобы поймать такси, – и Мохаммед тут как тут. И ему нечего пока предъявить, представьте себе – он просто сидит в такси на улице, не делает ничего противозаконного. Дважды его ловили в больнице, он шлялся там в три или четыре утра, разыскивая доктора Кингсленд. Аресты за несанкционированное проникновение – это мелочи, поэтому оба раза его благополучно отпустили. Мы пытались привлечь его по более серьезному обвинению. Наконец обнаружили мошенничество с имуществом, и теперь у нас есть ордер на его арест по этому делу. Но он уже три недели не показывался у больницы.

Это все, что было у меня по Медицинскому центру Среднего Манхэттена. Мерсер внимательно смотрел, как я откладываю первый блокнот и беру из стопки второй, где у меня были записи по происшествиям в других больницах.

– Эй, Алекс, не забывай, я расследую тот случай в «Стайвесант». Недели через две мы выясним, в чем там дело.

– Давай подробнее, Мерсер. Я даже не проверяла, были ли там преступления. Извините, мое упущение.

– Там в психиатрическом отделении лежит двадцатишестилетняя женщина. У нее еще в юношеском возрасте начались эмоциональные нарушения. Когда ей было семнадцать, она пыталась покончить с собой – передозировка. С тех пор она в коме. Прошло почти десять лет, а она только и может, что моргать время от времени. Подключена к аппарату жизнеобеспечения, за ней ухаживают, она пробыла в «Стайвесант» все это время.

Я вспомнила, какой ужас охватил меня, когда четыре месяца назад Мерсер обратился ко мне за помощью и рассказал эту историю. Я и сейчас не могу без содрогания слышать подробности этого кошмарного случая.

– Ну, недели через четыре у нее родится ребенок. Тот факт, что она почти десять лет не приходила в сознание, не остановил того ублюдка, который ее изнасиловал. В том крыле очень хорошая охрана, и если это не ее отец – ее навещают только родители и сестры, – значит, какой-то мерзавец из персонала.

Макгро и те, кто слышал это впервые, удивленно закачали головами.

– Подозреваемые есть? – спросил Петерсон.

– Навалом, начиная от уборщиков, которые подметали палату, и заканчивая главным врачом психушки, – ответил Мерсер. – Купер выбила для нас постановление суда, чтобы мы могли взять на анализ кровь и ДНК плода. У каждого из работников, имеющих к ней доступ, тоже возьмут анализы. Мы его прищучим.

Я продолжила доклад о происшествиях в больницах Манхэттена. Оказалось, ни одно частное или государственное медицинское учреждение не избежало участи стать местом, где за последние три года было совершено то или иное преступление на сексуальной почве. Иногда нападавшие оказывались медицинскими работниками, гораздо реже – кем-нибудь из обслуживающего персонала этих громадных заведений – техники, повара и буфетчики, уборщики, санитары и посыльные. В отдельных случаях это были пациенты, свободно расхаживающие из одного здания больницы в другое, но чаще всего преступления совершали люди, заходящие на территорию медицинских учреждений без всякого на то права.

– Очевидно, нам надо искать во всех направлениях – проверить и сотрудников, и бомжей из подвалов, – я уже давно поняла: лучше раскинуть сеть пошире в начале расследования, чтобы не прозевать потенциальных подозреваемых.

Когда все детективы отчитались, было уже почти десять вечера. Макгро велел Уоллесу прибавить у телевизора громкость и включить новости канала «Фокс-5»; он хотел знать, что будут передавать. Один из бывших полицейских убойного отдела теперь освещал криминальные новости на этом канале, и по тому, как внезапно подобрался Макгро, стало ясно, что он сообщил своему бывшему протеже лишнюю информацию, а все для того, чтобы засветиться на голубом экране.

Майк покачал головой и подавил желание прокомментировать ситуацию. А мы вынуждены были прервать совещание, чтобы дать Макгро возможность полюбоваться на себя, любимого, на экране, где он вещал публике, что у нас полно зацепок и мы планируем произвести арест уже к этим выходным. Детективов не слишком удивил этот оголтелый оптимизм, хотя было видно, что они недовольны. Как только камера показала лицо мэра, Макгро тут же повернулся к нам:

– Кто занимается вскрытием?

– Наш главный трупорез все сделает завтра утром, – ответил Чэпмен. – А я понаблюдаю.

Это была хорошая новость. Я очень уважаю нашего главного патологоанатома, Чета Киршнера, и у меня с ним прекрасные отношения. Наверняка предварительные результаты будут у меня уже завтра к обеду.

– А мотивы? – продолжил Макгро. – Кто что думает?

– Возможно, это было простое нападение на сексуальной почве, – ответил Джерри Маккаб. – Тут можно хватать любого из тех типов, что проникают в больничные коридоры по ночам. Понедельник, полночь, допустим, он натыкается на женщину в кабинете. Она сильная. Думает, сможет отбиться от него. Но он хватает нож.

– С таким же успехом может быть попытка ограбления, и Доген случайно застала его в своем кабинете, – возразил Мерсер. – Да, бумажник не взяли, но это не значит, что ничего не пропало. Возможно, мы просто еще не все знаем.

Мерсер Уоллес – один из самых дотошных детективов среди тех, кого я знаю. Он, несомненно, методично осмотрит каждый предмет, каждую бумажку, папку или книгу в кабинете врача, которые лежат не на месте.

– Возможно, он был в кабинете, искал, что украсть, а тут пришла она. Он запаниковал, и то, что началось как кража, завершилось изнасилованием, – продолжал Мерсер.

– Да, но что он сделал сначала – изнасиловал ее или ударил ножом?

Макгро был слишком упрям, чтобы задать этот вопрос непосредственно мне, и слишком глуп, чтобы понимать, что я не смогу на него ответить. Большинство людей предпочитают думать, что сексуальное насилие случилось до того, как сухопарое тренированное тело Джеммы Доген было искромсано на куски. Но в этом мире нельзя точно сказать, что происходит в голове у психов и убийц. Мне встречалось много дел, когда нападающего возбуждало совершенное убийство и поэтому он совершал с жертвой половой акт.

– Давайте подождем, что обнаружит Киршнер. Не будем гадать попусту, – ответил Чэпмен.

– А если это не один из психов, а? – Макгро все еще требовал от нас мотивов. – Ищите того, у кого была причина сделать это. Когда будете говорить с ее коллегами, узнайте, кому выгодно было устранить ее. Кто сменит ее на руководящем посту? Найдите ее завещание и выясните, кто получит деньги. Не отметайте обычные мотивы только потому, что это произошло в больнице.

Детективы начали потихоньку закрывать блокноты. Они уже выслушали все, ради чего пришли, и готовы были променять Макгро на ужин и сон. Пусть он и обещал в новостях провести молниеносное расследование, полицейские знали, что скорее всего им светят бесконечные круглосуточные допросы и разговоры со свидетелями и все это затянется на недели до тех пор, пока одному из них не повезет.

Вспомнив, что хотела спросить о тех восьмерых, которые сидели в «обезьяннике», я подошла к лейтенанту Петерсону:

– За что их задержали?

– Господи, Алекс, это некоторые их тех бродяг, что живут в коридорах больницы. Это была всего лишь первая зачистка Медицинского центра. Я даже не говорю о туннелях, психушке или подземных ходах. Некоторых мы нашли в пустых палатах, другие спали на каталках в коридоре недалеко от подсобных помещений. Рамирес может сказать тебе точно, где кого обнаружили. Он все записал. Сейчас с ними беседуют мои люди.

– Они подозревае...

– Я не знаю, кто они – подозреваемые, свидетели или просто несчастные нищие без крыши над головой, не спрашивай меня. Они просто находились там, где не должны были находиться. Они жили в больнице, поэтому и попали в переплет при расследовании убийства, и я сам не знаю, что с ними делать.

Мы оба думали об одном и том же. Каждый из этих людей может дать нам зацепку в этом деле, и как только мы выпустим их из участка, они бесследно исчезнут. Я ступила на зыбкую почву. Если их оставить здесь, в «обезьяннике», то любой допрос, учиненный им детективами, будет расценен в суде как «допрос лица, находящегося под стражей». А показания будут считаться данными под полицейским давлением. Судья выразит недовольство тем, что за столь долгий срок задержания этим людям не был предоставлен адвокат, и потребует выяснения обстоятельств взятия под стражу.

Но также было очевидно, что Петерсон и его люди не могут списывать со счетов этих любителей ночных прогулок по Медицинскому центру Среднего Манхэттена. Нужно придумать законный повод для содержания их под стражей. И сделать это прямо сейчас. Любая информация, которую мы выведаем у этих людей, потеряет свою ценность, едва выяснятся обстоятельства, при которых она была получена.

Я сделала вторую попытку:

– А что вы собираетесь делать с ними после того, как их допросят?

Макгро тут же накинулся на меня. Он собирался звонить, но, услышав мой вопрос, чуть не проглотил кончик сигареты – так торопился открыть рот и ответить:

– Они наши гости, мисс Купер. Понятно? Я гостеприимно распахнул перед ними двери полицейского участка, на сегодняшнюю ночь и на такой срок, на который они захотят здесь оставаться. Так что, прежде чем писать на меня доносы начальству, оцените ситуацию по достоинству.

Петерсон пожал плечами, а Макгро бросил трубку и жестом велел мне следовать за ним в главную комнату убойного отдела. При этом он громогласно вещал:

– Дверь в «обезьянник» широко открыта. Видите? Эти люди вольны спать на скамье или на полу. И у нас они питаются лучше, чем за все последние годы. Разве не так, Веник?

Оборванный лысый старик, руки которого были сплошь покрыты коростой, посмотрел на Макгро со своего места.

– Этого зовут Веник. Он говорит, что забыл свое настоящее имя. Ему некуда было идти, когда его турнули из «Стайвесант» четыре с половиной года назад, поэтому он поселился в больнице. В гараже полицейского участка стоит его тележка, забитая зеленой докторской формой и бог знает чем еще. Он ворует – называя это «заимствованием» – медицинские тряпки из шкафов, а потом продает их тем бездомным, у кого нет одежды. – Ты голоден, Веник?

– Нет, сэр.

– Мои парни кормили тебя сегодня?

– Да, сэр, мистер шеф. Дали две сладкие булочки и бутерброд с копченой говядиной. И пять баночек колы.

– Расскажи даме, что еще ты делал сегодня.

– Смотрел телик. Прямо там, где вы щас были. Смотрел мультики, смотрел реслинг и видел фотку той докторши, которую убили у меня дома.

– Ты ее знал?

– Никогда не видел ее, только сегодня по телику.

– Что ты собираешься делать дальше, Веник?

У меня возникло четкое ощущение, что бедному старику сегодня уже задавали все эти вопросы, прежде чем заставить его разыграть передо мной спектакль.

– Я рад оставаться здесь, с вами, пока вы меня не выгоните.

Макгро обернулся ко мне.

– Так и передай Полу Батталье, лады? Я не хочу, чтобы кто-то думал, будто я дурно обращаюсь с этими психами. Я буду хорошо заботиться о них, пока не выясню, что к чему. И своим парням дам соответствующие указания.

Я подумала и решила, что «вопрос на 64 тысячи долларов»[11]11
  «Вопрос на 64 тысячи долларов» – вопрос в игре «Кто хочет стать миллионером?».


[Закрыть] задам Петерсону. Раздраженный Макгро удалился, а я повернулась к лейтенанту и спокойно спросила:

– А что, если кто-нибудь из них заявит вам, что хочет уйти? Вы его отпустите?

Мимо пробежал Чэпмен – кто-то из полицейских на телефоне громко позвал его.

– Разрешите ей забрать двоих к себе, лейтенант. Она у нас очень жалеет стариков, правда, Куп? Готовить им она не станет, но гарантирую, что завтра все они заявятся сюда в новеньких вязаных шапочках.

– Ты же знаешь, Алекс, я не могу позволить никому из них уйти. Очевидно, что в приют они не хотят, и никто из них не может дать нам адрес родственников. Мы их никогда больше не увидим. Мы сняли у каждого отпечатки пальцев...

– Что?

– Алекс, они дали согласие.

– В суде это согласие не будет стоить выеденного яйца. Я и подумать не могла, что вы так сглупите. Не дай бог, кто-нибудь из этих людей причастен к смерти Доген, а мы не сможем использовать ни одно доказательство, полученное таким образом.

– На самом деле мы проверили их по компьютеру, и по крайней мере на троих имеются просроченные повестки в суд. Так, по мелочи – безбилетный проезд, мелкая кража, незаконное проникновение. Ничего такого, что дает нам повод подозревать их в способности совершить тяжкое преступление, но это дает нам право держать их здесь до тех пор, пока их не переведут в здание суда и не предъявят обвинение.

Это только все усложняет.

– Значит, вам известно, есть ли у них адвокаты по текущим делам?

– Успокойся, Алекс. Мы не проверяли их по компьютеру, пока не задали все интересующие нас вопросы. Знаю, тебе это не по душе, но в сложившихся обстоятельствах у нас просто нет другого выхода.

Сегодня я решила этим не заниматься, но это будет первое, что я обсужу с Родом Сквайерсом. Будучи главой судебного отдела, он выходил победителем в схватках с Макгро чаще и с большим превосходством, нежели дюжина моих коллег, вместе взятых.

Я убрала блокноты в папку и устроилась неподалеку от стола Мерсера – мы оба ждали, пока Чэпмен поговорит по телефону.

– Что ты хочешь на ужин? – спросила я, потому что мне предстояло взять расходы на себя.

– Сегодня мне до смерти хочется китайской еды.

– "Дворец Шан-Ли"?

– В точку, Купер. Это самое лучшее место.

Чэпмен положил трубку, попрощался с коллегами и присоединился к нам. Мы вышли на улицу.

– Возможно, у нас есть зацепка. Звонила одна дамочка-экстрасенс. Она видела репортаж про Джемму Доген в утренних новостях и с тех пор целый день впитывает флюиды высших сил. Говорит, если мы предоставим ей больше информации, она сможет назвать нам имя убийцы уже к утру. И не кривись так, блондиночка. Откуда ты знаешь, что ничего не получится?

– Что ты ей сказал?

– Чтобы она присоединялась к нам за ужином и мы все обсудим.

– Майк, я действительно не хочу закончить свой день таким...

– Расслабься, Купер. Где твое чувство юмора? Куда мы идем? Я не назвал ей ресторан и не сказал, когда мы там будем. Я просто намекнул, что если она действительно экстрасенс, то найдет нас. Давай, Мерсер, пошли отсюда.

7

Ресторан на 55-й улице был почти пуст, когда мы пришли, часы показывали одиннадцать. Патрик Чу поклонился, приветствуя нас, и провел мимо бара к единственному ряду столиков в большом обеденном зале. Выкрашенные синим стены со вставками, имитирующими старинные фарфоровые фрески, и свисающие с потолка курильницы создавали атмосферу богатства и шика, что было нехарактерно для китайских забегаловок на Манхэттене.

– Рад видеть вас, мадам обвинитель. – Патрик улыбнулся и подал каждому из нас меню.

– Это получше, чем в прошлый раз, – заметил Чэпмен. – Мы с Куп зашли сюда недели через две после дела Ласкар, когда ее лицо пропечатали во всех газетах. Тогда Патрик, местный мэтр, сказал хозяину, что пришла «мадам обревнитель».

– Мой английский теперь намного лучше, мистер Майк. Я больше не допущу такую ошибку.

– Тебе повезло, Патрик, что тогда все обошлось. Обвинитель-обревнитель, на мой взгляд, не очень опасная оговорка. Возможно даже, у этих понятий есть что-то общее.

Мы заказали выпивку и сказали Патрику, что меню не нужны.

– Горячий суп со сметаной, весенние булочки, креветки в кляре. Утка по-пекински и запеченный морской окунь, – на одном дыхании перечислил Чэпмен. – А если я останусь голоден, то мы закажем еще. Я ничего не забыл?

– Не знаю, как ты, Алекс, но я хотел на ужин именно это, – подмигнул мне Мерсер. – И какие у нас планы, Майк?

– Завтра с утра пораньше отправлюсь в морг. Может, заедешь за Алекс на работу и привезешь ее туда к обеду? Уверен, к этому времени Киршнер будет готов обсудить с нами результаты. А с обеда я буду помогать опрашивать персонал больницы, и в это время вам, наверное, лучше наведаться к Доген домой.

Я высказала предложение поместить Морин в больницу в качестве пациентки. И Чэпмен, и Мерсер были обеими руками «за», и мы согласились, что, как только получим «добро» от Петерсона, будет глупо предупреждать о нашем «кроте» персонал больницы.

Мы с Морин Форестер работали вместе уже над многими делами. Дочь одного из первых в полиции Нью-Йорка афроамериканцев, невысокая и симпатичная, она была сильной, быстрой и волевой, что делало ее прекрасным полицейским. Четыре года назад Батталья уговорил шефа полиции отпустить Морин к нему, в отдел расследований при офисе окружного прокурора, чтобы она могла работать с нами на сложных делах. Она очень часто помогала мне, к тому же была хорошей подругой.

– А как мы ее внедрим? – поинтересовался Уоллес.

– Через Дэвида Митчелла. – Это мой близкий друг, сосед и самый преуспевающий психиатр в городе. – Я позвоню ему утром. Мигрени, галлюцинации, провалы в памяти – у него есть связи, он сможет определить ее на неврологическое обследование в тот же самый день, ему достаточно будет сделать пару звонков.

– А Мо ты уже говорила?

– Я подумала, Мерсер, что будет лучше, если ей позвонишь ты. Не думаю, что она станет возражать. Наоборот, ей понравится мысль уехать от детей на недельку и полежать в кровати, куда ей будут подавать завтрак. Ее муж лучше воспримет эту новость, если ему сообщишь ты, а не я. Согласен?

– Считай, уже позвонил. Ты же понимаешь, что никто из нас не сможет навещать ее? Мы все заняты в расследовании.

– Естественно. И если Чарльзу не понравится эта идея, то мы найдем детектива, который станет изображать ее мужа, а твоя Сара сойдет за подругу. Думаю, надо будет поставить в палате «жучки» и камеру, чтобы кто-нибудь из технического отдела смог наблюдать за развитием событий, пока она будет спать. Уж слишком много народу шляется там по ночам, чтобы оставить Морин без присмотра.

Холодным и промозглым мартовским вечером, да еще при моей усталости, ничто так не радует, как горячий вкусный суп. Я бросила несколько креветок в пиалу, которую поставил передо мной официант, и попросила принести мне «Цзиньтао» после уже заказанного «Девара». Горячий острый бульон согрел меня и придал сил.

Я перестала вникать в разговор детективов и спросила себя: скучает ли кто-нибудь этой ночью по Джемме Доген? И напомнила себе, как мне повезло с друзьями и родными, которые всегда поддерживали меня, что неоценимо при моей нервной работе. И я подняла бокал в беззвучном тосте за Майка и Мерсера, которые стали мне так близки за все эти годы.

Я познакомилась с Майком Чэпменом почти десять лет назад, когда только пришла работать к Полу Батталье. Мое происхождение и образование позволили мне легко поступить в Уэллесли, а затем в юридический колледж университета Вирджинии. Но родители сумели также привить мне стремление служить обществу, поэтому я устроилась работать помощником окружного прокурора. Мои способности – а также интуиция Пола Баттальи – привели меня в только что созданную группу по раскрытию сексуальных преступлений. Я попала туда сразу после судебной практики, во время которой дают вести дела по мелким кражам.

Удовлетворение от работы и благодарность потерпевших, дела которых я вела гораздо лучше, чем они ожидали от судебной системы, дали мне возможность остаться на этой работе.

История Чэпмена разительно отличалась от моей. Его отец был вторым поколением ирландских иммигрантов. С будущей женой он познакомился, когда ездил на родину, в Корк, и забрал ее в Штаты. Брайан Чэпмен проработал в полиции Нью-Йорка двадцать шесть лет и умер от обширного инфаркта через два дня после выхода на пенсию. Майк и три его старших сестры выросли в Йорквилле, рабочей окраине Ман-хэттена, даже сейчас известной своими барами и немецкими мясниками больше, чем соседний район Ле-нокс-Хилл – своими шикарными ресторанами и корейскими маникюрными салонами.

Когда умер отец Майка, он учился на предпоследнем курсе Фордхэма, получал стипендию и работал официантом. Окончив университет, он поступил в полицейскую академию, не побоявшись пойти по стопам человека, которого боготворил. Брайан Чэпмен патрулировал участок в испанском Гарлеме, где знал каждого владельца магазина, школьника и члена банды по имени, в лицо и по кличке. А Майк в первый год службы, на Рождество, арестовал нескольких членов колумбийской наркомафии после кровавой разборки в Вашингтон-Хайтс. Он раскрыл это дело, используя информаторов, которых «приручил» еще его отец. Майка отметили вышестоящие чины, и восемь месяцев спустя он получил повышение после того, как спас беременную девушку, которая бросилась в реку с моста Джорджа Вашингтона.

В свои тридцать пять Майк был закоренелым холостяком и жил в студии на пятом этаже дома без лифта, сам он называл это жилище «гробом». Они с Мерсером Уоллесом работали вместе в убойном отделе, пока последнего не перевели в Спецкорпус, где он был просто незаменим во всех делах об изнасилованиях на Манхэттене.

Мерсер, которому исполнилось тридцать девять, был почти на пять лет старше меня. Его мать умерла при родах, и его вырастил отец. Жили они в Квинсе, в районе, где в основном селился средний класс. Спенсер Уоллес работал механиком компании «Дельта» в аэропорту Ла-Гуардиа и частенько напоминал сыну, что тот разбил ему сердце, когда отказался от спортивной стипендии по футболу в университете Мичигана ради того, чтобы стать полицейским.

Независимо от того, в какой команде или на каком участке работал Мерсер Уоллес, он везде славился тщательным подходом к расследованию. Его короткий брак с владелицей салона одежды закончился разводом. По словам Мерсера, она никогда не понимала, что работа требует от него повышенной самоотдачи и поэтому его часто не бывает дома. Второй раз он женился на своей коллеге, но и этот брак скоро распался по неизвестным причинам. Этот большой милый парень искал себе спутницу, которая не станет держать его на коротком поводке, даст ему свободу, но при этом будет кормить три раза в день.

Мои родители были живы и здоровы, оба вышли на пенсию и жили на Карибах. Для меня было очень странно воспринимать больницу как место кровавого преступления, потому что я всегда чувствовала себя спокойно среди людей в белых халатах и врачей, которые спасают жизни.

Мой отец, Бенджамин Купер, был кардиологом. Вместе с коллегой он изобрел пластиковый клапан, который произвел переворот в сердечной хирургии. Вот уже пятнадцать лет это изобретение использовалось в операциях на сердце практически в каждой клинике страны, и я прекрасно понимала, что именно этот кусочек пластика обеспечил мне тот уровень жизни, к которому я привыкла.

Меня не преследовали кухонные запахи, как это бывает со многими детьми. В памяти всплывает только сильный запах эфира, которым пахнет от красивого отцовского лица и его ловких рук – он проводил много времени в операционных и приносил этот запах в детскую, когда поздно вечером заходил поцеловать меня на ночь. Это было еще до того, как для наркоза стали использовать пентотал натрия, и мне нравился этот неприятный запах, ведь он означал, что мой занятой и любящий отец вернулся домой.

В те дни, когда отцу удавалось вырваться, чтобы поужинать в кругу семьи, мы говорили за столом только о медицине. Моя мать была медсестрой, поэтому могла поддерживать разговор, а мы с братьями во время еды должны были выслушивать описания медицинских процедур. По выходным я часто ходила с отцом в больницу, поэтому привыкла и к тому, что там можно увидеть, и к запахам антисептиков и лекарств, которыми пропитался каждый этаж.

– Смотри, как парень машет мачете, – прервал мои воспоминания Майк.

Я вернулась к реальности и присоединилась к разговору. В этот момент официант потрясающе быстро и аккуратно рассек утку, а полученные куски обернул тоненькими блинами, на которых уже лежал лук-шалот, политый острым соусом.

– Таких дел мне не приходилось вести. А тебе, Мерсер? Я хочу сказать, что не раз расследовал убийство, совершенное мачете, но еще ни разу не вел дела о «Раздельщике утки по-пекински». Этот парень – словно молния.

Официант еще не успел подать мне и Уоллесу наши порции, а Майк уже впился зубами в свою.

– А что происходит у тебя на личном фронте, Купер? Нет ничего такого, о чем мне нужно знать? – поинтересовался Мерсер.

– Думаю, я жду весенней оттепели.

– А я думаю, что через пару месяцев пойду и запишу ее в монашеский орден сестер милосердия. Как тебе кажется, Мерсер, хорошая монашка выйдет из нашей Алекс? Мальчики из приходской школы будут напоминать тебе меня или Макгро, блондиночка, и ты сможешь лупить их линейкой с утра до ночи. Не будешь ныть, что тебе пора подстричься, не будешь жалеть себя, если телефон не зазвонит в субботу вечером. Оскар де ла Рента сможет придумать для тебя специальное облачение, а Мерсер пригласит Смоки Робинсона, чтобы тот сочинил несколько мелодий...