Текст книги "Ничего хорошего"

3

Мерсер взял меня за руку, помог обойти кровавое пятно и провел через кабинет к столу Джеммы Доген. Лейтенант Раймонд Петерсон, глава убойного отдела, проработавший в полиции больше тридцати лет, стоял ко мне спиной и, глядя в окно на Ист-Ривер и набережную Квинс, разговаривал по сотовому. Кто-то из экспертов все еще торчал у картотеки, его руки в резиновых перчатках медленно перебирали папки – он прикидывал, откуда еще снять отпечатки пальцев.

Обычно немногословный, Петерсон был, несомненно, очень взволнован, потому что кричал собеседнику:

– Черта с два! Меня не волнует, со сколькими людьми вам надо согласовать эти меры безопасности или у кого испросить разрешение на сверхурочные. Мне нужны люди, чтобы просмотреть весь мусор. Да, именно это я и хочу сказать. Мусор. Убийца наверняка был весь в крови жертвы, когда вышел из комнаты. И ни один мусорный мешок не покинет это здание, пока его не осмотрят и не убедятся, что там нет окровавленной одежды, орудия убийства...

Чэпмен посмотрел на нас с Мерсером и покачал головой:

– Да в каждом мусорном контейнере этой больницы найдется минимум одна тряпка, испачканная кровью. Это же Медицинский центр, а не начальная школа. Так мы никогда не раскроем дело.

– И все равно, надо произвести осмотр, – возразил ему Мерсер. – Может, мы и потеряем много времени и сил, но это нельзя сбросить со счетов.

– Доброе утро, шеф, – поздоровалась я с Петерсоном; так называли всех лейтенантов убойного отдела. – Спасибо, что вызвал меня на это дело.

Он нажал на телефоне кнопку отбоя, затем обернулся и посмотрел на меня:

– Рад, что ты будешь работать с нами, Алекс. Эти клоуны считают, что ты поможешь пролить свет на наш запутанный случай.

Я была благодарна Петерсону за то, что он без возражений смирился с моим присутствием. Они с лейтенантом Макгро учились в полицейской академии примерно в одно время – когда женщинам еще не разрешалось работать в убойном отделе или становиться прокурорами. Оба поступили в академию в 1965 году, когда считалось, что убийства совершают только мужчины. Спустя десять лет Пол Батталья отказался от такой половой дискриминации и стал набирать на работу выпускниц юридических колледжей, которые вдруг толпами повалили туда. В девяностые в прокуратуре Нью-Йорка насчитывалось более шестисот сотрудников. А сейчас половина помощников окружного прокурора, которые ведут разные дела, начиная от мелких краж и заканчивая убийствами первой степени, – женщины.

– Я в общих чертах рассказал Алекс, что случилось. Может, хотите спросить у нее что-нибудь, пока она здесь?

– После вскрытия я сообщу тебе дополнительную информацию, Алекс. Похоже, что мотивом стало сексуальное нападение. Вряд ли здесь искали что-нибудь ценное. Ее бумажник так и лежит в ящике стола. Сейчас мы предполагаем, что ее изнасиловали. Преступник заткнул ей рот тряпкой, чтобы она не кричала. Сейчас тряпка в лаборатории. Он снял с нее юбку, чулки, нижнее белье – все. Как считаешь, после того, сколько она тут пролежала, смогут эксперты найти... ну... всякие там... следы убийцы на ней?

– Ты хочешь сказать, ДНК? – переспросила я.

– Он хочет сказать, что, хотя и стал полицейским, а не священником, ему все равно трудно называть своими именами физиологические функции организма и половые органы, – вмешался Чэпмен. – Он все же ирландский католик, Купер. Какова вероятность, что во влагалище убитой докторши обнаружат сперму убийцы, и чем это нам поможет? Вот что он хочет знать на самом деле.

– Сейчас очень трудно сказать. Если у убийцы была эякуляция и если сперма попала во влагалище или на тело жертвы, то эксперты найдут ее следы, – начала я. – Правда, убийца мог воспользоваться презервативом. Хотите – верьте, хотите – нет, но сегодня даже насильники выбирают безопасный секс. – Чэпмен недоверчиво покачал головой, а я продолжила: – Уверена, что врачи, которые пытались реанимировать доктора Доген, были больше заинтересованы в спасении ее жизни, чем в сборе улик, поэтому неизвестно, производился ли внутренний осмотр. Но в любом случае патологоанатом сделает его во время вскрытия. Она лежала на спине или лицом вниз?

– Охранник нашел ее лежащей лицом вниз, – ответил Мерсер.

– Что ж, если она пролежала так несколько часов, это нам на руку.

– Почему? – удивился Петерсон.

– Гравитация, шеф. При таком положении больше шансов, что сперма не вытекла из тела, – и чем раньше она умерла после изнасилования, тем меньше шансов, что ее физиологические жидкости повлияли на распад спермы. Так что у нас может оказаться неплохой материал для исследования. Есть еще одна проблема, – продолжила я. – Мы должны узнать, когда у нее был последний сексуальный контакт. Возможно, там окажется неповрежденная сперма ее любовника, с которым она была несколько дней назад. Если у вашего убийцы какая-то дисфункция или он не смог эякулировать, то вот вам мотив, отчего он впал в ярость и напал на нее с ножом, но найденная сперма может принадлежать не ему, а совсем другому мужчине, и это будет простым совпадением. И собьет нас с толку. Майк, когда будешь говорить с патологоанатомами, не забудь напомнить, чтобы они поискали лобковые волосы. Это еще одна возможность получить ДНК преступника.

– Значит, так, – подытожил лейтенант, – нет смысла переливать из пустого в порожнее, пока мы не узнаем детали. Это касается не только всяких медицинских штучек, но и всей ситуации в целом. Шеф сказал, что возьмет это дело под особый контроль. Он пришлет нам людей из других подразделений. Мерсер и еще несколько ребят из Специального корпуса уже работают с нами, потому что преступление совершено на сексуальной почве.

– Где развернем штаб? – поинтересовался Майк.

– В 17-м участке. Чэпмен, ты отвечаешь за вскрытие и опрос патологоанатома, ясно?

Майк кивнул и что-то записал в блокнот.

– И еще. Я хочу, чтобы вы допросили кого-нибудь из администрации больницы. Нам нужен детальный план и описание зданий – как они соединены, как можно в них попасть. Короче, мы должны быть в курсе местонахождения всех дверей, замков и охранников – где они должны быть и где они есть на самом деле. И еще мне нужен список всех сотрудников Медицинского центра – врачей, медсестер, студентов, технического персонала, посыльных и уборщиц. И всех пациентов, как в стационаре, так и амбулаторных. И еще список всех, кто лежит в психушке неподалеку. И пусть не вешают мне лапшу на уши про «врачебную тайну». Либо они станут с нами сотрудничать, либо сами окажутся в смирительных рубашках после того, как я с ними разберусь.

Мерсер тоже достал блокнот, ручку и приготовился записывать.

– Уоллес, а ты начни с ее личной жизни. Найди бывшего мужа, поговори с соседями и коллегами, узнай, чем она занималась и где проводила свободное время. Зотос тебе поможет. И разузнай, не было ли здесь еще каких преступлений, а затем справься об этом в других больницах города.

– Будет сделано, шеф.

– Потом проверьте медицинские центры в Филадельфии, Вашингтоне и Бостоне – не было ли там подобных случаев. Я поручу кому-нибудь перерыть весь мусор и прикажу наладить горячую линию для свидетелей. Алекс, пусть твои люди просмотрят архивы, не случалось ли чего похожего или связанного с медицинскими учреждениями.

– Мы сделаем это в первую очередь. И я хочу осмотреть квартиру доктора Доген, если можно. Я не собираюсь искать улики, с этим справится Мерсер. Но когда он закончит, я тоже хотела бы взглянуть. Мне всегда легче работать, когда я узнаю жертву поближе, понимаю, как она жила.

В отличие от изнасилования, когда происходит убийство, мне не с кем работать, нет возможности поговорить с человеком, насильно вырванным из жизни. А если у жертвы нет родственников, которые могут рассказать о ней, чтобы я могла провести расследование, то мне просто неоткуда получить информацию.

– Без проблем. Квартиру мы осмотрим сегодня же, а затем я свожу туда Купер, если ей так хочется.

– Хорошо, Мерсер. Но не забудь опечатать жилище, я не хочу, чтобы родственники или знакомые забрали оттуда что-нибудь, пока мы все не запротоколируем.

– Как вы смотрите на то, чтобы собраться всем сегодня вечером и поделиться друг с другом находками? – спросил Чэпмен.

– Хорошая мысль. Сбор в семь вечера в 17-м участке. Уверен, что шеф потребует отчета, поэтому приходите подготовленными. Это и тебя касается, Алекс.

Я снова поблагодарила его и следом за Майком пошла к двери по испачканному ковру. Я внимательно смотрела под ноги, чтобы не наступить на кровь Джеммы, и тут заметила большое красное пятно, которое выглядело так, будто его специально нанесли на светло-голубой хлопковый ковер. Оно было таким ровным и отчетливым, что сразу бросалось в глаза на фоне кровавых следов, оставленных раненой женщиной, которая ползла по комнате от места, где ей нанесли первый удар.

– Мерсер, как ты думаешь, что это? – бросила я через плечо, потому что он все еще был позади меня.

– Что именно?

– Это пятно на ковре, под кровью.

– Не верь своим глазам, Куп. Это просто кровь.

Майк обернулся и тоже посмотрел на пол, теперь оба они склонились над пятном.

– Похоже на клеймо. Может, отпечатался какой-то предмет – пряжка от ремня или застежка. Наши фотографы это засняли.

Но мне этот предмет совсем не казался пряжкой.

– Мне скорее кажется, что это надпись или часть слова.

Чэпмен тут же набросился на меня:

– У нее не было сил даже дышать, блондиночка, а тем более писать. Она умирала, а не составляла список покупок.

Я не обратила внимания на его вспышку и провела пальцем в воздухе, повторив для Мерсера очертания пятна.

– Это похоже на "Ф", заглавную "Ф"... Или "Р", только угловатую. Затем кончик загибается вниз и теряется. – Я провела невидимую линию от нижнего угла еще ниже, потом влево. – Разве не похоже?

– Мы скажем твоим фотографам, чтобы они тоже засняли это место, Алекс, но я думаю, ты выдаешь желаемое за действительное.

– Мерсер, пусть мне дадут поляроидный снимок этого пятна.

Он кивнул, насвистывая при этом популярный мотивчик «Мне пригрезилось», но в блокнот мою просьбу все же записал.

Майк открыл дверь, пропустил нас с Мерсером и задержался сказать дежурному полицейскому, чтобы тот не впускал никого без особого разрешения. Пока мы шли к лифтам, Майк заметил в своей обычной шутливой манере:

– Знаешь, я уже представляю, как будет звучать твоя заключительная речь – ведь вы, прокуроры, начинаете ее сочинять, как только получите дело, так? Ты не упустишь шанса подбавить драматизма и упомянуть, что убитая сама указала нам убийцу. Отличная попытка, Купер. Присяжные, может, и повеселятся, но пресса будет в восторге.

4

В половине девятого я припарковала «чероки» на узкой улочке напротив входа в прокуратуру и поискала в ежедневнике пропуск, чтобы беспрепятственно миновать металлоискатель и пройти в здание. Затем взяла чашку кофе – третью за утро – с тележки продавца напитков, булочек и пирожных, торговавшего на углу Централ-стрит, и прошла мимо охранника, который был так поглощен разглядыванием фривольного журнала, что не заметил меня.

Я любила приходить на работу хотя бы за час до девяти утра, пока наш огромный офис не начал заполняться адвокатами, полицейскими, свидетелями, присяжными и подлецами разного калибра, не считая шума от нескольких сотен телефонных звонков за день. Рано утром здесь было спокойно, и я могла без помех читать, отвечать на ходатайства по моим делам, находившимся в производстве, просматривать и анализировать полицейские отчеты и отвечать на звонки, которые неизбежно накапливаются за предыдущий рабочий день.

В коридорах было пусто, я щелкнула выключателем, открыла дверь в свой кабинет, прошла мимо стола Лоры и повесила пальто в небольшой шкаф в углу. Похоже, в кабинете было всего 50 градусов[5]5
  10 градусов по Цельсию.


[Закрыть], поэтому я нашла отвертку, сняла туфли и залезла на компьютерный стол Лоры, чтобы добраться до термостата, который какой-то садист-электрик из коммунальной службы запрятал подальше от людей и закрыл металлической решеткой. Я установила температуру на более комфортную и со спокойным сердцем устроилась за своим столом, собираясь поработать. Мы с коллегами следили за благополучием миллионов жителей и гостей Манхэттена, но при этом нам не доверяли собственноручно устанавливать уровень температуры в кабинетах.

Я набрала добавочный номер заместительницы и оставила ей сообщение на голосовой почте:

– Привет, Сара. Позвони мне, как только придешь. Я работаю над делом об убийстве в Среднем Манхэттене вместе с Чэпменом, и придется поднять всю нашу базу данных по случаям, где были замешаны медицинские работники, больницы и психушки. Наверное, тебе также придется меня подменить по другим делам.

Затем я позвонила стажерам, которые занимали кабинет напротив. Это были две молодые девушки, прошлой весной окончившие школу и проходившие у меня годовую практику перед поступлением в юридический колледж.

– Я провожу собрание у себя в кабинете в десять. Новое дело, много работы. Забудьте про лекцию в полицейском управлении, вы понадобитесь мне здесь.

После этого я позвонила своей подруге Джоан Стаффорд, которая сейчас, несомненно, занимается с персональным тренером, и нарвалась на автоответчик.

– Это Алекс. Обед отменяется, театр сегодня вечером тоже. Узнай, может, Анна Джордан пойдет вместо меня. У меня много работы. Извинись за меня перед девчонками. Завтра позвоню.

Джоан купила подругам билеты на новую постановку Мамета, премьера которой состоялась две недели назад, но я на нее пойти не смогу.

Роуз Мэлоун, помощница Баттальи, была уже на месте, когда я позвонила ей и попросила соединить с шефом, как только он появится.

– Сегодня в девять он выступает перед Городским советом, но до обеда должен появиться в офисе. Записать тебя на прием?

– Да, пожалуйста, Роуз. Сегодня утром ко мне попало дело об убийстве, и я непременно должна перед ним отчитаться.

– Он уже знает, Александра. Он звонил мне из машины и упомянул, что ему сообщили об этом из конторы шефа полиции. Я не знаю, известно ли тебе, но мистер Батталья входит в Попечительский совет этой больницы.

Лишь однажды мне хотелось сказать Полу Батталье то, что он сам о себе не знает. У него стукачей больше, чем гамбургеров в «Макдоналдсе».

– Я буду у себя в кабинете, Роуз. Позвони, когда он вызовет меня.

Пролистав список запланированных встреч и допросов свидетелей, я выписала те из них, с которыми Сара справится без меня, а те немногие, что должна была провести лично, обвела красным цветом. Монитор замерцал, как только я вошла в систему, и я быстро напечатала ответ на стереотипное ходатайство, которое, в равнодушной попытке заставить меня забыть, что его клиент во всем сознался полиции, прислал мой оппонент по делу о насилии в семье. Позже Лора придаст письму товарный вид и распечатает его, а я перечитаю и подпишу, и оно окажется на столе у судьи задолго до назначенных трех часов.

Когда я закончила писать, в кабинет вошла Сара Бреннер с кипой блокнотов и папок.

– Я еще не на работе, – объявила она, покачав головой. – Сейчас хлебну кофе, тогда и приступлю – моя мучительница не давала мне спать всю ночь. У нее режутся зубки.

Эта педантичная молодая женщина с юридическим образованием, очаровательная и покладистая, ухитрялась работать над любым заданием так же усердно, как я, и при этом еще справляться с требовательной годовалой дочерью, у которой была кошмарная привычка вцепляться в мать и вопить именно тогда, когда Сара собиралась заснуть. Теперь она ждала второго ребенка, но все равно у нее было больше сил и энтузиазма, чем у половины адвокатов, с которыми мне приходилось тесно сотрудничать в расследованиях.

Сара вернулась от кофейного автомата и села за стол напротив меня.

– Не хочешь забрать ее ночи на две? Пробудить материнский инстинкт и все такое?

– У меня есть свой мучитель. Чэпмен. Разбудил ни свет ни заря и повесил на меня это дело. Конечно, мне хотелось бы над ним работать, если шеф позволит, но я откажусь, если тебе придется тяжело.

– Не говори глупости. Мне рожать только через пять месяцев. У меня отличное здоровье, и лучше уж я буду здесь, чем дома. – Помолчав, Сара добавила: – Я все ждала, когда тебе дадут дело, которое тебя заинтересует. Тебе нужно что-то сложное, чтобы ты пришла в себя. А я разберусь со всем остальным. Обещаю. А что за дело?

Я рассказала ей все, что узнала и увидела в больнице, а также какие задания раздал подчиненным лейтенант Петерсон.

– У меня только одна просьба: разберись с этим делом до того, как мне пора будет рожать. Я не хочу рожать дома, как в каком-нибудь «Ребенке Розмари», но страшно даже подумать, что в больнице может шастать псих. Ты еще не смотрела прошлые дела. Я хочу сказать, это были случаи в разных заведениях и в разное время, но все равно очень познавательно.

За то время, что я проработала в отделе по расследованию сексуальных преступлений, мне довелось расследовать и представлять в суде многие из этих дел, но мы никогда не рассматривали их как единую картину. Мы с Сарой стали навскидку называть дела, которые первыми приходили на ум, в основном те, что недавно упоминались на допросах или в полицейских сводках. Когда в десять часов пришли мои стажеры, Максин и Элизабет, мы поручили им проверить архивные данные за десять лет по каждой жертве или подозреваемому, которые имели отношение к делам о сексуальном насилии в больницах Манхэттена.

– Обращайте внимание на каждое дело, где больница упоминается не в связи с осмотром жертвы, а также на те, где есть слова «доктор», «медсестра», «лаборант», «пациент психиатрической клиники» или еще что-нибудь, так или иначе связанное с медицинским учреждением. Снимите с этих дел копии для меня и Сары. Мне нужны результаты сегодня к вечеру.

Вскоре пришла Лора и получила такое же задание, только просматривать она должна была компьютерные файлы. Бумажные архивы у нас древнее того, что хранится в компьютере, но поиск пойдет быстрее утомительного просмотра подшивок, накопившихся у нас с Сарой за годы работы в отделе, – это самая большая в мире подборка материалов по сексуальным отклонениям.

– У тебя есть еще поручения для меня на утро? – поинтересовалась Сара.

– Нет. Ко мне с минуты на минуту должна прийти Марджи Барроуз. Я собираюсь передопросить одну из ее свидетельниц. Она не задала ей несколько важных вопросов.

И в этом нет ничего удивительного. Барроуз сама напросилась к нам в отдел, и мы дали ей в разработку , два дела, но под нашим наблюдением, чтобы проверить ее профессиональные навыки. У нее было необходимое при работе с жертвами насилия сострадание – черта, которая напрочь отсутствует у некоторых прокуроров, – но еще не выработалась хватка на несоответствия в показаниях. Это важное качество, которым прокуроры вроде Сары Бреннер, похоже, обладают с рождения, тогда как некоторым не удается приобрести его вообще.

Сара ушла как раз в тот момент, когда Марджи подошла к моей секретарше. Я пригласила ее в кабинет и поставила третий стул для свидетельницы, подавшей жалобу, Клариты Салериос.

Я пересмотрела записи Марджи. Салериос было сорок семь, она работала клерком в транспортном отделе большой компании. Разведена, взрослые дети проживают в Доминиканской Республике. Недавно она впала в сильную депрессию из-за смерти бывшего мужа, с которым пыталась наладить отношения. По совету приятельницы обратилась к santero[6]6
  Здесь – знахарь, колдун, целитель (исп.).


[Закрыть] – Анхелю Кассано, шестидесяти шести лет, которого недели две назад арестовали за попытку ее изнасиловать.

Я представилась Кларите и объяснила, что, хотя Марджи уже допрашивала ее, некоторые моменты остались для меня неясными. Например, почему santero?

– Да-да, мисс Алекс. Я отвечу на все ваши вопросы. Думаю, по-английски вы называете его «знахарь».

Мне, конечно, следовало сосредоточиться на показаниях свидетельницы и не вспоминать о Джемме До-ген. Но ни в одном из сотен дел, попадавших ко мне за десять лет, ни разу не упоминалось о «знахаре».

Кларита рассказала, что несколько месяцев назад пришла к обвиняемому, чтобы он помог ей пережить смерть мужа. Для начала Анхель – очень подходящее имя для его занятия – отвел ее на кладбище в Квинсе, где покоился сеньор Салериос, и провел там несколько ритуалов. Так как он был почти слеп, то попросил проводить его домой, и Кларита согласилась. После четвертого или пятого такого путешествия он пригласил ее зайти к нему для проведения дополнительного ритуала.

К середине февраля Кларита и Анхель перестали ездить на кладбище и сразу направлялись в его квартиру. Ритуал тоже изменился. Анхель предложил, чтобы доверяющая ему женщина разделась и легла на расстеленное на полу одеяло.

– Кларита, вам это предложение не показалось странным?

– Да-да, мисс Алекс. Он же почти слеп, этот старик.

Я понимающе покивала, напоминая себе, сколько раз советовала полицейским и коллегам не судить строго жертв насилия.

Знахарь ввел Клариту в некое подобие транса, пока она медитировала, наклонился над ней и стал ее трогать.

– Где именно, Кларита?

– Мое влагалище.

– Понятно. Продолжайте.

Некоторое время спустя она попросила его остановиться, Анхель послушался.

– Вам не показалось, что это странное поведение для santero?

– Я спросила, зачем он так делает. А он ответил, что ему так велели духи.

– Вы поверили ему, Кларита?

Она рассмеялась:

– Только не дух Нестора Салериоса, уж поверьте. В этом я уверена. Он бил меня, если другой мужчина просто смотрел на меня, мисс Алекс. Он очень ревнивый, даже если сейчас мертвый.

Я заглянула в полицейский отчет об аресте Кассано. Там было сказано, что от него сильно пахло алкоголем.

– Скажите мне, Кларита, Анхель пил в тот день? – Марджи не задала этот вопрос, но, возможно, потому, что сама Кларита об этом ни словом не обмолвилась.

– Дайте-ка сообразить. – Она подняла взгляд к потолку, будто решая, сказать или нет. – Ром. Я уверена, что он пил ром.

– И вас он тоже заставил выпить?

– Да, верно. Он сказал, духи это любят. Но я только пригубила. Не напивалась.

Любовный Напиток номер девять. Не хватает лишь цыганки с золотым зубом, но, думаю, она появится уже на следующем сеансе у психоаналитика Клариты.

Кларита заплатила знахарю за визит – я прикусила язык, чтобы не спросить, не были ли эти деньги предоплатой за повторение нововведенного ритуала, – и ушла.

Самое удивительное, она снова пришла к нему через два дня. Да, призналась она, ей приходило в голову, что он, возможно, хотел добиться от нее секса и, вероятно, совсем не был святым человеком, как она думала вначале. Это основная особенность подобных историй, и она напоминает мне детскую картинку-загадку, где нарисована чисто прибранная комната, в которой всего один предмет не на месте, и надпись под картинкой гласит: «Что не так в комнате?» На тот момент Кларита уже подверглась сексуальным домогательствам со стороны Кассано и понимала, что его действия были развратными и неподобающими, ей просто повезло, что дело не зашло далеко и она сумела отделаться только деньгами. Зачем же она вернулась? Вся ее история – это крик одинокой, сомневающейся, ранимой женщины; очевидно, именно такой видел ее и слепой santero.

Во время следующего визита, после нескольких порций рома и очередного вызывания духов, Кларита, опять раздетая и лежащая на полу, снова впала в транс. На этот раз таинство оборвалось, когда Анхель лег на нее сверху и попытался проникнуть пенисом в ее влагалище.

– Извините, но я вынуждена прервать вас и задать несколько вопросов. – Вопросов, которые не задала Марджи. – Вы говорите «транс», но что это означает? Вы были в сознании? Вы бодрствовали и понимали, что происходит? – Нужно было убедиться, что она не потеряла сознание под воздействием наркотиков или алкоголя.

– О да, мисс Алекс. В этот раз я специально не стала закрывать глаза.

– А в этот раз, Кларита, Анхель снова начал ритуал с ощупывания ваших интимных мест?

– Нет, мэм. Я не такая дура. Я бы поднялась и надавала ему по роже за такие дела.

– Значит, на этот раз он просто лег на вас и попытался совершить половой акт?

И снова Кларита попыталась найти ответ на потолке. А потом посмотрела на меня и ответила:

– Да, точно так.

Анхелю нужно было снять штаны или хотя бы спустить их, либо расстегнуть ширинку и достать пенис перед тем, как лечь на нее. Но любое из этих действий должно было дать жертве время избежать его притязаний.

– Вы можете точно сказать, когда он снял штаны, чтобы заняться с вами сексом?

– Вы правы, мисс Алекс, – кивнула Кларита, подняв палец и с ужасом глядя на меня. – Это очень, очень важный вопрос. Когда же он снял штаны? Мне надо хорошенько подумать, прежде чем я смогу вам ответить.

– Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Я знаю, мы подошли к самой тяжелой для вас части истории. – Я помогла ей продраться до конца рассказа. Оказалось, что действия обвиняемого из простых домогательств перешли в разряд преступления. Как только Кларита поняла, что не готова вступить в контакт с духами, она оттолкнула Кассано и поднялась. Но когда она, все еще голая, побежала к двери, слепой знахарь погнался за ней с мачете, которое схватил на кухне. Угрожая ей этим оружием, он заставил ее вернуться в комнату и потребовал от нее орального секса. Она сумела сбежать, только когда вызвалась сходить в магазин и купить еще рома. Вместо этого она позвонила в службу спасения и заявила на Кассано в полицию.

Я поблагодарила ее за сотрудничество и терпение, сказала, где у нас можно попить воды, и в перерыве обсудила дело с Марджи Барроуз, подсказав ей, в каких моментах рассказа Клариты можно усмотреть состав преступления, а в каких – нет.

Заглянула Лора и сообщила, что звонила Роуз Мэлоун. Окружной прокурор на месте и хочет видеть меня как можно скорее, потому что в обед он встречается с главным редактором «Нью-Йорк Таймс». Я отпустила Марджи, снабдив ее инструкциями для представления дела перед присяжными на вечернем заседании, взяла блокнот с пометками по делу Джеммы Доген и поспешила к Батталье.

Роуз стояла у картотечного шкафа в кабинете, перебирая папки, теснящиеся в ящике, как сельди в бочке.

– Пытаюсь найти последние обзорные статьи из «Таймс» о самых распространенных преступлениях в городе. Пол хочет убедить их опубликовать цикл статей о нашей успешной борьбе за очистку городских улиц от торговцев марихуаной и проституток.

Она улыбнулась мне поверх горы пожелтевших папок, которые просматривала, а это было первым признаком того, что окружной прокурор в хорошем расположении духа. Роуз была моей личной системой заблаговременного предупреждения.

– Сейчас он примет тебя, Алекс. Он разговаривает по телефону с женой.

Я пока просмотрела те немногие факты, что мне удалось собрать во время визита в больницу. Я знала, что Батталья помешан на деталях и что он потребует от меня гораздо больше информации, чем я могу ему предоставить.

– Купер уже пришла? – прогремел из кабинета Батталья.

Я ответила на его вопрос тем, что шагнула вперед и показалась ему, а он махнул мне двумя пальцами левой руки, в которых была зажата неизменная сигара.

– Если ты не желаешь мне проблем в семейной жизни, то должна помочь убойному раскрыть это дело как можно скорее. Скоро весенний благотворительный бал, и моя жена занимается сбором средств для этой больницы. Билеты должны поступить в продажу через две недели. Поставщик из этой чертовой «Плазы» позвонил ей сегодня в половине девятого утра, как только услышал новости, и попросил, чтобы она гарантировала оплату пятисот блюд saumon en croute[7]7
  Лосось, запеченный с корочкой (фр.).


[Закрыть] в том случае, если комитету не удастся собрать достаточно гостей на мероприятие. Вот какие последствия повлекла за собой смерть несчастной докторши. Ты ведешь это дело?

– Я бы очень хотела, Пол. Тут убийство и изнасилование, и я...

Он прервал меня, не собираясь выслушивать то, что ему уже было известно:

– Как я понимаю, ты уже была на месте преступления?

– Лейтенант Петерсон разрешил Чэпмену вызвать меня. Я побывала на месте преступления, а затем приехала сюда, чтобы проверить в архивах, не случалось ли чего похожего. Думаю, на Манхэттене не найдется ни одной больницы, где в прошлом не было бы совершено преступления, так что придется перелопатить горы материала.

Батталья пыхнул сигарой, уперся ногой в край стола и покачался на задних ножках стула, глядя мне прямо в лицо, чтобы я не посмела уклониться от ответов на его вопросы.

– Это задание как раз для тебя, Александра, если, конечно, ты потянешь. Хоть ты и отхватила это дело украдкой. Никто не знает о преступлениях на сексуальной почве больше тебя, и сомневаюсь, что газетная шумиха, которая, несомненно, скоро поднимется, сможет тебе помешать.

Он не произнес «после того случая», но я поняла намек и твердо посмотрела ему в глаза, вслух сказав, что буду рада вновь работать с детективами из убойного отдела.

– Докладывать будешь лично мне. И если у Чэпмена появится одна из его замечательных идей, например, обрядить тебя монашкой и отправить ночью на сбор информации, ты сделаешь мне большое одолжение, если наступишь на горло своей песне и откажешь ему.

Я рассмеялась и заверила Батталью, что мне и в голову не приходило заняться чем-либо подобным. Но для себя решила, что непременно подумаю, не направить ли Морин Форестер, лучшую из детективов, работающих под прикрытием, в неврологическое отделение больницы под видом пациентки – для сбора информации.