Текст книги "Тот момент"

После. 4. Каз

Иду вслед за Финном вниз, а сама все еще прокручиваю в голове его слова. Я хотела обнять его еще раз, но побоялась, что опять расплачусь и испорчу ему чай. Его вина. Как будто он хоть в чем-то виноват. Бедняжка.

У них есть столовая. Не кухня, а отдельная комната с большим деревянным обеденным столом, стульями и окном, выходящим на их сад. Сомневаюсь, что прежде бывала в доме со столовой.

Мартин накрыл на стол. Повсюду циновки и салфетки. Чертовы салфетки. Интересно, что бы сказал Терри? Когда он сможет говорить. Сейчас-то брат ничего не скажет.

Посередине стола на циновке (у них есть циновки для всего, даже настольные циновки) стоит кувшин воды со льдом и дольками лимона. Я вспоминаю свой вчерашний ужин – горшок с лапшой, которую я заварила на общей кухне внизу и съела прямо на кровати.

– Будете вино, Каз? – спрашивает Мартин. – У нас есть красное или белое.

– О нет, спасибо. Мне и этого хватит, – говорю я, указывая на воду на столе. Теперь меня мучит совесть, что надо было принести с собой бутылку – хотя я и не могла себе ее позволить.

Думала, чай – это всего лишь пара бутербродов и кусок торта. И не ожидала ничего подобного.

Я сажусь рядом с Финном, а Мартин идет за нашей едой.

Стоит ему зайти, как по команде у меня урчит в животе.

– Похоже, я как раз вовремя. – Мартин улыбается, ставя тарелку передо мной. Словами не передать, насколько он прав.

– Финн говорит, вы работаете в кафе по ту сторону парка. Наверное, довольно беспокойное занятие. Пока обслужите клиентов, у самой вряд ли найдется минутка поесть.

– А, э… я там больше не работаю.

– Да? А где теперь?

– Прям щас нигде, но ищу местечко, – отвечаю я.

– Надеюсь, вскоре вам повезет, – отзывается Мартин.

Беру вилку и пробую макароны с сыром. Вкусно. Хотя, честно говоря, сейчас я бы что угодно съела, такая голодная.

– А почему вы ушли из кафе? – спрашивает Финн. – Из-за уровня гигиены?

– Финн, – упрекает сына Мартин.

– Все в порядке, – с улыбкой успокаиваю я. – Просто мы с начальницей не сошлись во взглядах.

Не хватает духу уточнить, что из-за него. Мальчик и так себя грызет. Нечего подбрасывать ему лишний повод. Продолжаю есть и спешу наполнить желудок, чтобы больше не бурчал и не смущал меня.

– Собираетесь искать работу в том же ключе или попытаетесь сменить род деятельности? – интересуется Мартин.

Он просто поддерживает вежливую беседу, но явно с луны свалился, если думает, будто у подобных мне есть выбор.

Или что полуграмотная Каз откладывала денежку в банк и теперь может спокойно переучиваться на архитектора в свое удовольствие.

– Я всю жизнь была официанткой, – отвечаю я. – Лучше держаться того, что хорошо знаешь.

– Тогда постарайтесь устроиться в кафе с пятизвездочным рейтингом, – просит Финн. – Тогда я смогу приходить и навещать вас.

Мартин качает головой.

– Уверен, Каз выбирает посерьезнее. У вас есть семья, Каз?

– Только младший брат.

– Его зовут «наш Терри», а в школе его дразнили злые дети, – отчитывается Финн.

– Вижу, сын вам прямо допрос устроил, – замечает Мартин.

– Мы просто знакомились поближе, – отвечаю я.

Финн кивает и принимается за макароны.

– Ох, я забыл чесночный хлеб, – спохватывается Мартин и исчезает на кухне.

За те две минуты, пока его нет, мне требуются титанические усилия, чтобы не запихать в себя остаток порции подчистую.

– Извините, – шепчет Финн.

– За что?

– Соус немного с комками, а паста слишком мягкая. У мамы в сто раз лучше выходит.

Слегка улыбаюсь, а Мартин возвращается с чуть подгоревшим хлебом.

Когда позже я натягиваю в холле куртку, Финн спрашивает, могу ли я снова прийти на чай.

Прежде чем ответить, смотрю на Мартина. Он едва заметно кивает.

– С удовольствием, милый, – говорю я.

– Можете приходить каждую субботу, если хотите, – предлагает Финн. – Или иногда по средам, когда по телевизору идет «Люблю ваш сад» с Аланом Титчмаршем.

– Давай не будем спешить, мне же еще с твоим папой надо это утрясти, – напоминаю я.

– Можете приводить нашего Терри, – прибавляет Финн.

– Спасибо, только ему сейчас нездоровится. Но очень мило с твоей стороны это предложить.

– Точно не хотите, чтобы я вас подвез? – уточняет Мартин.

– Нет, не волнуйтесь. Я привыкла ездить на автобусе, тут всего десять минут.

– Что ж, было приятно нормально с вами познакомиться, – кивает Мартин.

На миг повисает неловкое молчание. Честно, я в прошлый раз на отца и внимания-то особо не обратила. Слишком была занята Финном.

– Взаимно, – отвечаю я.

Я поворачиваюсь к Финну и крепко его обнимаю. На мгновение кажется, что он снова заплачет, но нет. Мы долго держимся друг за друга. Я знаю, что он думает о том же, о чем и я, но никто из нас не говорит ни слова. Нам не нужно. Потому что мы прошли через это вместе. И никто из нас никогда этого не забудет.

– Спасибо, что пригласил меня, – говорю я. – Скоро увидимся. Просто помни, что я сказала.

Он кивает, и его рыжие кудри подпрыгивают. И я понимаю, что полон не только мой желудок, но и мое сердце.

На следующий день по пути к Терри я замечаю объявление на доске возле садового центра по дороге из города.

Я уже видела там разные вакансии; обычно только для садоводов и продавцов, хотя в ноябре прошлого года искали «крупного джентльмена с белыми волосами и любовью к оленям». Еще говорилось, что у кандидата не должно быть аллергии на искусственные бороды или детей. Забавно.

Но сегодня я вижу другое объявление. Оно гласит: «В кафе требуется помощник по кейтерингу. Подать заявку можно внутри».

Замираю как вкопанная. Резюме при себе нет, да и плевать, я должна попробовать. Это может быть работа с частичной занятостью, но даже немного денег лучше, чем совсем ничего. Я прохожу через автостоянку, мимо рядов тележек и стенда с цветочными растениями. Оказавшись внутри, подхожу к ближайшей кассе.

– Здравствуйте, – говорю я женщине. – Меня интересует работа в кафе.

– Хорошо, – отвечает она. – Вам нужно поговорить с Мардж. Если повернуть направо и пройти через секцию комнатных растений, справа от вас будет кафе. Там вы ее и найдете.

Благодарю женщину и следую ее указаниям. Когда я прихожу в кафе, там много людей. Обслуживает их только один человек, пожилая женщина примерно моего возраста. Я на секунду задерживаюсь, не желая лезть без очереди. Наконец продавщица смотрит на меня и спрашивает:

– Да, милочка, что я могу вам предложить?

– Я здесь по поводу работы, – говорю я. – Мне сказали спросить Мардж.

– Ого, как быстро, – замечает она. – Мы только сегодня утром повесили объявление. Если подождете несколько минут, я ее позову. Присаживайтесь за столик в углу.

Делаю, как она говорит, и оглядываюсь вокруг. Большинство клиентов – пары среднего и старшего возраста, как и следовало ожидать в садовом центре. В меню в основном тосты, оладьи и картофель в мундире, а на прилавке – пирожные и выпечка. Все довольно заурядно.

Примерно через пять минут подходит Мардж, все еще в фартуке, и садится напротив меня.

– Простите, – говорит она, вытирая рукой сахар со стола. – Как видите, у нас не хватает персонала. Девушка, которая работала здесь по выходным, уволилась. Слишком тяжелая для нее работа. Ох уж эти нынешние дети. Извините, я разболталась, а сама даже не спросила, как вас зовут.

– Карен Аллен. Для друзей Каз. Я работаю в кафе с шестнадцати лет, поэтому дело знаю.

– У нас только подработка, с десяти до четырех с четверга по воскресенье. Я торчу здесь все время и пою, хотя голос у меня как у кота придушенного, но, если вы не возражаете, мы сработаемся. Есть ли у вас какие-нибудь рекомендации с прошлого места?

– Нет. – Не уверена, стоит ли продолжать, но Мардж производит хорошее впечатление. – Я немного повздорила с прошлой хозяйкой. Грубая посетительница написала в интернете отзыв с одной звездой, после того как я отругала ее за то, что она довела до слез маленького мальчика.

– Как-то чересчур хозяйка с вами, – замечает Мардж.

– Вот именно. Я работала там годами без единой жалобы. Я трудяга, не боюсь запачкать руки. Даже на больничный не уходила.

– Когда вы можете приступить к работе? – спрашивает Мардж.

– Как скажете. У меня сейчас ничего другого нету.

– В четверг нормально?

– Правда? Вы меня берете?

– Подозреваю, вы серьезнее отнесетесь к делу, чем все те юнцы, которых мы бы наняли, да и явно в телефоне каждые две минуты зависать не станете.

– Вот уж точно, – улыбаюсь я. – Спасибо.

– Тогда до четверга, Каз, – прощается Мардж, вставая.

Поднимаюсь и замечаю за прилавком стикер с рейтингом гигиены. Пять звезд. А само кафе в садовом центре.

Улыбаюсь еще шире. Похоже, Финн вскоре сможет меня навестить.

– Я нашла работу, – заявляю с порога Терри. Он тупо смотрит на меня со стула. – В кафе в садовом центре. Они вывесили объявление на доске, я зашла, со мной поговорили, и в четверг я выхожу. График четыре дня в неделю, и хозяйка, похоже, приятная. Куда лучше чертовой Бриджит, хотя быть лучше нее несложно.

– Отлично, – кивает Терри. Безразличный голос, пустое лицо. Стараюсь не принимать это близко к сердцу. Всему виной препараты, хотя мне все равно неприятно.

– А сам как? – спрашиваю я.

Брат пожимает плечами.

– Не хочешь спуститься в общий зал и посмотреть телевизор? – предлагаю я.

– Что толку? – отвечает он.

– Давай я спрошу, могут ли они подключить видеоплеер, я бы тогда твои кассеты принесла.

– Не-а. Они не позволят.

– Нам нужно тебя вылечить, Терри. Только так ты выберешься отсюда. Сам знаешь, как все устроено.

Он снова пожимает плечами и начинает ковырять пуговицу на кардигане. Такое чувство, будто я потеряла брата. Вот что я в этом всем ненавижу. Знаю, Терри не мог и дальше так существовать, но это тоже не дело. Мне нужно попытаться каким-то образом восстановить его жизнь, а заодно и собственную.

Когда на следующее утро мое имя выкликают в центре занятости, я сажусь напротив Дениз и даже не пытаюсь скрыть ухмылку.

– Я нашла работу.

– Правда? – Как-то чересчур уж она удивлена.

– Ага. Прошла собеседование, и вчера меня взяли. Кафе в садовом центре. Четыре дня в неделю, но лучше, чем ничего. Выхожу в четверг.

– Замечательно. Отлично. Я не знала, что вы подали туда заявку.

– Я и не подавала. Вчера увидела объявление снаружи, когда проходила мимо, зашла и спросила. Старый добрый метод. Все еще действует. Хозяйка не спрашивала ни резюме, ни адрес электронной почты. Только когда я смогу начать работать.

Дениз улыбается, очевидно, пытаясь скрыть раздражение, и я чуть-чуть восхищаюсь ее выдержкой. Но совсем чуть-чуть. Так-то я очень рада утереть ей нос.

До. 5. Финн

В понедельник утром мне приходится вставать раньше обычного из-за встречи с миссис Рэтклифф, а это значит, что мы завтракаем все вместе (обычно я не вижу папу по утрам, потому что он уходит, чтобы успеть на поезд до Лидса). Мама и папа сидят друг напротив друга за круглым кухонным столом, а я устраиваюсь между ними, пытаясь сделать вид, будто не понимаю, что они не разговаривают.

– Не мог бы ты передать масло? – спрашивает мама. Она не уточняет, кого просит, но масло стоит перед папой.

Он не двигается, поэтому я беру масло и передаю маме, она улыбается мне, говорит: «Спасибо, Финн», и смотрит на папу. Тот громко скребет ложкой в миске с хлопьями и встает, едва доев.

– Хорошего дня в школе, Финн, – говорит он. Так глупо, ведь у меня никогда в жизни не было хорошего дня в школе, и вряд ли сегодня что-то изменится. Но я молчу. Просто киваю, и папа ерошит мне волосы. Он смотрит на маму и ничего не говорит, она смотрит на свой тост и ничего не говорит, а мне хочется крикнуть им, чтобы они прекратили эту игру в молчанку, но тогда грянет громкая сцена, поэтому я предпочитаю тишину.

– Ладно, – говорит мама несколько минут спустя, когда мы слышим, как щелкнули входные ворота, – ты наелся?

Киваю.

– Не голодный? – уточняет она, глядя на размякшие хлопья в моей тарелке.

– Не особо.

– Помни, у тебя в школе нет проблем. Миссис Рэтклифф согласилась увидеться со мной, потому что я спорю со школой. Все это не о тебе.

Странно так говорить, потому что, насколько я понимаю, все это как раз обо мне.

Когда мы приходим на школьную площадку, другие дети из моего класса собираются в клуб. Все смотрят на меня, потому что со мной мама, и это странно.

– Почему здесь твоя мама? – спрашивает Дэниел Уильямс.

Я замираю. Что бы я ни сказал, ответ прозвучит неправильно, поэтому решаю ничего не говорить.

Я иду за мамой в школу, мимо класса, дальше по коридору к офису миссис Рэтклифф. Представляю, как все остальные дети меня обсуждают; одни говорят, что у меня проблемы, другие – что я собираюсь на кого-то жаловаться. Или просто что чудик опять ведет себя странно.

Дверь школьного секретаря открыта, и миссис Равани улыбается нам обоим.

– Доброе утро, она вас ждет. Пожалуйста, проходите.

Мама стучит в дверь, и голос миссис Рэтклифф отвечает:

– Входите.

Я иду за мамой внутрь. Миссис Рэтклифф высокая, потому что раньше она была полицейским, и любит большие висячие серьги и браслеты. Надеюсь, на прошлой работе она их не носила, иначе воры и грабители слышали бы ее заранее. Миссис Рэтклифф встает и бросается к нам.

– Здравствуй, Финн. Здравствуйте, миссис Рук-Картер.

Я смотрю на маму, но она не поправляет, что ее зовут мисс Ханна Рук и пора бы это запомнить.

Миссис Рэтклифф пожимает маме руку, улыбается мне и предлагает нам сесть.

– Что ж, Финн, – начинает она. – Твоя мама связалась со мной по поводу клуба, и я попросила вас прийти и увидеться со мной сегодня, чтобы я могла тебя успокоить. Мы всего лишь даем нашим шестиклассникам возможность собраться вместе за завтраком и обзавестись новыми друзьями.

Я хочу сказать ей, что у меня лишь одна подруга, и она подала петицию против этого, а остальные идут только в надежде угоститься джемом или «Нутеллой», но боюсь, это прозвучит грубо.

– Вот в чем суть, – вступает мама. – Как вы знаете, Финн – мальчик чувствительный, и ему и так предостаточно нервотрепки с контрольными, без лишних мероприятий.

Миссис Рэтклифф улыбается, но по-прежнему смотрит на меня, а не на маму.

– Пойми, Финн, мы просто даем всем шестиклассникам возможность наилучшим образом подготовиться к тестам. Все ради вашего блага.

Мама выходит из себя. Только бы не сказала ничего плохого, но боюсь, именно это и надвигается.

– А вам стоит понять, – произносит мама тонким голосом, – что я вполне способна сама решить, что лучше для моего сына. И дело-то вовсе не в нем. Вы просто баллы для школы набираете. А я не позволю использовать моего сына в этих целях.

После этого я перестаю вслушиваться в слова, только в интонации.

Когда взрослые ссорятся на глазах детей, то говорят очень странными голосами, а выражения лиц совершенно не вяжутся со сказанным. Миссис Рэтклифф все время улыбается, мама все время кивает, но они ни в чем не согласны друг с другом. Знаю, беседа обо мне, но стараюсь заглушить слова, воображая гул роя пчел. Уловка срабатывает до тех пор, пока я не замечаю, что и мама, и миссис Рэтклифф на меня смотрят. Похоже, я нечаянно загудел вслух.

– Ты хочешь что-то сказать, Финн? – озабоченно спрашивает миссис Рэтклифф.

– Я не хочу проходить тесты, не хочу ходить в клуб и в школу приходить тоже больше не хочу.

На миг мне кажется, что все это я сказал мысленно, но судя по выражению лица миссис Рэтклифф – нет. Кажется, будто мама сейчас расплачется, но вместо этого она встает.

– Верно. Вы его слышали. Он не станет посещать клуб и не будет сдавать тесты на следующей неделе. Позже я пришлю вам подтверждение в письменном виде. Спасибо, что уделили нам время.

Мама пулей вылетает из кабинета миссис Рэтклифф, я тащусь следом за ней. Лично я никогда еще ниоткуда не вылетал, и, как по мне, такому действию требуется подходящий звук, как в фильмах, но я и так уже успел погудеть, поэтому решаю выйти молча.

В конце коридора мама оборачивается и смотрит на меня.

– Ты в порядке?

– После того как неделю не ходил в школу, лучше.

– Тебе, похоже, все же придется сюда ходить.

– Почему?

– Таков закон.

– Но как мне тогда быть?

– Думаю, ты вернешься в пятый класс. Тебе же нравится мистер Муктар, верно?

– Да, но я ходил в шестой, и все станут спрашивать, почему теперь я с ними, а я не буду знать, что ответить. – К концу фразы у меня дрожит голос. Мама наклоняется и кладет руку мне на плечо.

– Все будет хорошо. Давай обсудим это дома. – Ободряюще улыбается, но это не помогает.

– Папа сильно рассердится.

– Я ему все объясню.

– Все равно рассердится, и вы поссоритесь.

– Не волнуйся, ладно? Мы позже все уладим.

У мамы слезы на глазах. В этот момент распахивается дверь моего класса, и выглядывает миссис Керриган.

– Здравствуй, Финн. Готов к нам присоединиться?

Нет, не готов. Мне так хочется убежать и никогда не возвращаться, но тогда ситуация станет еще хуже, чем есть.

Поэтому я киваю, поворачиваюсь, слабо улыбаюсь маме и иду за учительницей в класс.

– Ого, бойкот, как круто! – ахает Лотти на перемене, когда я рассказываю, что не буду проходить тесты. Подруга смотрит на меня так, будто я Эверест покорил. До сих пор я даже не расценивал свой отказ как повод для гордости, но, похоже, гордиться стоит, даже если я этого не чувствую.

– Ага, миссис Рэтклифф так разозлилась.

– Собираешься стоять у школы с плакатом? Можешь попасть в выпуск новостей.

– Нет. Мама думает, что меня на неделю переведут в пятый класс.

– Возможно, когда ты умрешь, на твой дом повесят мемориальную табличку.

– Серьезно?

– Да, если твой протест запустит волну бойкотов по всей стране и тесты отменят навсегда.

– Ну, вряд ли такое произойдет.

– Не знаю. Я бы к тебе присоединилась, но маме на следующей неделе надо пораньше на работу, и проще, если я стану ходить в клуб. Буду подрывать его изнутри.

– Ага.

– Но от петиции я не отказываюсь, – заверила Лотти и выудила из рюкзака лист А4.

– Я подпишу.

– Отлично, – улыбается подруга. – Ты первый.

Дома после школы мама не предлагает пойти на прогулку или что-то испечь. Видимо, понимает: разговор предстоит серьезный, и даже кексы меня от него не отвлекут.

– У нас будут большие неприятности? – спрашиваю я.

– Нет. Миссис Рэтклифф говорит, что разочарована и мы еще можем передумать, но я заверила, что не передумаем.

– Но папа все равно рассердится, да?

– Позволь, я сама все с ним улажу. Не хочу, чтобы ты волновался.

Интересно, стоит ли мне указать ей, что я все равно буду беспокоиться, потому что они с папой разводятся, и всякий раз, когда родители разговаривают друг с другом, все заканчивается ссорой, а из-за того, что я не пойду в клуб, ссора точно будет, а уж когда папа выяснит, что мама отменила мне контрольные… Но я ничего не говорю. Только киваю, иду наверх в свою комнату и смотрю на ютубе видео о пчеловодах.

Я мечтаю однажды завести пчел, когда подрасту. Хотелось бы прямо сейчас, но когда я около года назад спросил маму, можем ли мы поставить улей, она ответила, что это серьезное обязательство, а сейчас не очень подходящее время. Думаю, мама уже тогда предчувствовала развод, ведь когда я сказал: будь у нас пчелы, мы могли бы использовать в кексах наш собственный мед, – она расстроилась, и больше я об ульях не заикался. Полагаю, мама была права, теперь я бы очень расстроился, оставляя пчел, ведь их нельзя рассовать по карманам и взять с собой, как можно провернуть с луковицами из сада.

Как только папа возвращается домой, начинается скандал. Может, мама думала, что лучше сразу все выложить, или папа спросил ее о встрече с директором, и она решила не лгать.

Как только я слышу первые аккорды ссоры, то сажусь на лестнице. Обычно, когда родители спорят о ерунде, я играю на укулеле или надеваю наушники и слушаю музыку. Но сейчас речь о контрольных, и я хочу знать, что говорит папа. Если спрошу маму потом, она постарается приукрасить их разговор, а мне надо знать правду.

Первое, что слышу, – папин рассерженный голос. Существуй для ссор шкала, как для землетрясений, этой я бы дал девятку (как для катастроф, что случаются раз в триста лет). В доме частенько происходят четырех– и пятибалльные ссоры, были даже шести– и семи-, но вот такого я еще не слышал.

– Ты не можешь принимать фундаментальные решения об образовании нашего сына, не спросив меня! – кричит папа.

Голос мамы не такой громкий, и слова не такие отчетливые, но я слышу: «Это его беспокоит, Мартин, я уже говорила тебе, что случилось в кафе. Если мы не будем осторожны, то подтолкнем его к краю». А затем случается своего рода мини-спор в рамках ссоры на тему, следует ли заворачивать меня в вату или нет (как по мне, скорее, в пузырчатую пленку, ведь в наши дни все поставляют в пузырчатой пленке, я никогда не видел, чтобы что-то приходило в вате). Мама упрекает отца: ты сам не захотел, чтобы сын пошел в среднюю школу в Галифаксе. Папа отвечает: все не так, и говорит немного тише.

Когда кажется, будто худшее позади, мама заикается: Финна используют, чтобы школа лишние баллы могла себе приписать. Папа возвращается к полноценной девятке и кричит:

– Ты ставишь под угрозу будущее нашего сына из-за своих политических убеждений, и я этого не допущу!

В этот момент голос мамы повышается как минимум до семи, а мама обычно никогда не сердится выше пяти баллов, и она кричит:

– Это никак не повлияет на его будущее, сам знаешь, ты просто пытаешься эмоционально шантажировать меня!

Я сижу на лестнице, пока у них еще один мини-спор о том, кто же кого эмоционально шантажирует, а потом папа говорит, что не позволит ей такое провернуть. Хлопает задняя дверь, я бегу в свою комнату и выглядываю в окно. Папа стоит в саду, опустив голову, и пинает яблоню, что довольно грубо с его стороны, ведь яблоня точно не имеет никакого отношения к тестам.

Я беру укулеле и пытаюсь поиграть, но мелодия звучит неправильно, поэтому я останавливаюсь, ложусь на кровать и какое-то время читаю, стараясь не думать о своем урчащем животе. К тому моменту, когда мама зовет пить чай, у меня боли, и я больше не хочу есть.

Спускаюсь и замираю в коридоре. Папа уже сидит за обеденным столом. Мама достает из духовки макароны. Мы целую вечность не ели макароны с сыром. Мама всегда говорит, что это успокаивающая пища, так что, возможно, приготовила ее как лекарство.

Папа поднимает взгляд и выдавливает улыбку, когда я сажусь рядом с ним.

– Как твои подсолнухи, в порядке?

Я киваю. Знаю, отец пытается сгладить ситуацию, но все равно думаю, что придется бросить цветы, когда родители продадут дом.

Входит мама и ставит передо мной тарелку с макаронами. Там же лежит брокколи. Это нормально, потому что мне нравится брокколи, но я знаю, что папа ее не любит. Он все равно благодарит маму, когда та подает ему тарелку, хотя на ней тоже брокколи. Мы сидим и едим, и никто ничего особо не говорит, но макароны с сыром очень вкусные, и я невольно думаю, что нам нужно чаще есть успокаивающую пищу.

Даже если папа не притрагивается к брокколи.